— Хорошо…
Через час подкатили две машины с султановской «пехотой». С ними был хирург группировки, который привык подлатывать раненных в жестоких московских боях бандитов.
— Этого в машину, — Султан кивнул на скованного наручниками пленного, пристёгнутого в промозглом, холодном помещении к батарее. Тот походил на бухгалтера или мелкого бизнесмена. На нем был серенький дорогой костюм, светло-голубая рубашка, галстук, не модный, но добротный. Султан испытывал сомнения, что это достойная замена Саше Кандагарскому. Но на безрыбье и щуку раком…
— Георгий, Муслим — в машины, — начал давать Султан указания. Он решил двигать на «дачу» — хороший домик, который использовался для хранения пленных, с несколькими сопровождающими. Нужно не менее пяти верных людей, с оружием. Не то чтобы чеченский главарь собирался воевать со своим уважаемым земляком, но подстраховаться стоило. Сельмурзаев порой бывает неуправляемым. В такой момент Султану не хотелось оставаться с ним наедине без доброго ствола за пазухой и без надёжных бойцов за спиной.
— Вперёд! — приказал Султан, плюхаясь на заднее сиденье и захлопывая дверцу «Фольксвагена».
«Дача» представляла из себя деревянный дом с огромными подвалами. Там уже ждал Сельмурзаев.
— Я думал, ты притащишь мне волка, — произнёс с расстановкой, роняя слова, будто отщёлкивал патроны, депутат.
В его глазах застыла такая холодная ярость, что Султан возблагодарил Аллаха за то, что догадался взять вооружённое сопровождение.
— А ты привёз лягушку. — Сельмурзаев пнул ногой трясущегося пленного, которого поставили на колени на холодный каменный пол.
Тусклая лампочка, раскачиваемая сквозняком, играла человеческими тенями на серых, некрашеных бетонных стенах глухого подвального помещения. В углу на полу были пятна крови — следы прошлого разбора.
— Что из тебя можно выжать, жаба? — Депутат пригнулся, взял за жидкие волосы, посмотрел в наполненные ужасом глаза.
— Не убивайте! — захныкал пленный. — Я все сделаю!..
— Посмотрим, на что ты годен…
Голова у Гурвича была пустая и гулкая.
— Ну что с тобой? — Анжела прижалась к нему.
— Со мной все нормально.
— Мальчишечка, ты хоть выпей.
На столике рядом с диваном стояла открытая, почти полная бутылка медовой настойки «Немирофф». Гурвич взирал на неё с отвращением. Ничего не хотелось — ни есть, ни пить, ни говорить. Хотелось сдохнуть.
Девушка что-то ворковала, в чем-то убеждала. Поникший Гурвич вызывал у неё жалость. Но он её почти не слышал.
— Выпей хоть глоток, — Анжела наполнила бокал, кинула туда лёд и протянула ему.
Гурвич послушно проглотил стакан настойки, заел бутербродом.
— Вот и хорошо, — ворковала проститутка. Она обращалась с Гурвичем, как с ребёнком. И желание избавиться от него куда-то подевалось. Он будто становился её собственностью.
Она поцеловала его, потом включила «Тошибу» с плоским, почти метровым экраном, на который заработала своими нелёгкими трудами. Выбрала музыкальный канал.
Динамики взвыли голосом поп-звезды Алисы Ишматовой:
Я тебя обожаю, Я тебя съем. Я тебя зажарю Будешь мой совсем!
— Лёш, я торчу от неё, — Анжела захлопала в ладоши.
— Выключи! — крикнул истошно Гурвич.
Песня ритмом била по мозгам. А тут ещё слова! Кто пишет такие слова! Они будто гвоздями вбиваются в психику!
— Ладно, ладно, — успокоительно заворковала Анжела, переключила телевизор на вторую программу и сделала потише.
— Ты только не беспокойся, мальчишечка…
Странно, он не обижался на это пошлое «мальчишечка». Оно его даже успокаивало.
Программист хватанул ещё настойки. Спиртное лилось горячим потоком по жилам. Он чувствовал себя глубоко несчастным.
Сегодняшний день отнял у него надежду. Он так рассчитывал на эти диски. Он уже предвкушал, как получит их. Как пустит в оборот. И избавится от страха. От преследования. Свершится то, о чем грезилось в последние дни — он станет обычным человеком, а не прыгающим по бугоркам зайцем, рядом с которым бьёт фонтанчиками земля от дроби охотничьих ружей.
— Криминальная хроника, — на экране телевизора миловидно улыбнулась дикторша. — Новые мафиозные войны в Подмосковье. Сегодня около восьми вечера жители подмосковного Реутова были встревожены артиллерийской канонадой. На этот раз исламские террористы были ни при чем. Сводили счёты мафиозные группировки. На месте обнаружен труп Александра Воронцова, больше известного в криминальных кругах как Саша Кандагарский…
Гурвич кинул задумчивый взор на экран. Почему-то его задела за живое эта в мажорном тоне изложенная дикторшей информация. Саша Кандагарский. Наверное, бывший «афганец». Прошёл через войну. Вернулся. А сейчас валяется в судебно-медицинском морге… И он, Гурвич, мог бы устроиться где-то рядом. У них разные судьбы. И попали бы туда по разным делам. И на время стали бы добрыми соседями, перед тем как найти последний приют на одном из московских кладбищ.
Мертвенно светящие лампы. Кафель. Алюминиевые столы. И синюшные тела. Одно из них — Гурвича. От этой яркой картинки, будто волшебным фонарём высвеченной в голове, пришёл запоздалый страх… Такая противная вещь. Тот ужас, который ты не добрал в минуту опасности, потом вползает удавом в душу и сдавливает тебя упругими, душными кольцами.
Запоздалый страх — большой искусник на такие яркие картинки. Тело в морге рядом с тем самым «афганцем». Скальпель патологоанатома взрезает бесчувственное тело. Это могло бы случиться с ним, с единственным и неповторимым, с центром этой Вселенной. И не было бы для Гурвича на этой земле завтра. И солнца не было бы. И луны. И этой квартиры. Если бы он сам попёрся на квартиру, а не послал бы случайно подвернувшегося ханыгу. И если бы не догадался сунуть ему в карман мобильный телефон.
— На улице Зеленой произошло бытовое убийство на почве распития спиртных напитков, — продолжала перечислять дикторша криминальные новости мегаполиса. — На Литовском бульваре обнаружен с колото-резаными ранами труп кавказца…
Трупы. Трупы. Трупы. И не затупятся ножницы того, кто в этом гигантском городе обрезает нити жизни. У него много работы — от часа к часу, изо дня в день. Реки крови. Город тонет в крови.
Гурвича передёрнуло от этой картины.
Те, кто охотится за ним, все-таки вычислили Аллу. И неизвестно, кого ещё. Они широко раскинули свои сети. Надо бежать… Надо бежать из города. В тайгу. В Сибирь… Кто его найдёт в тайге, в Сибири?
А может, за бугор умотать? Хотя бы на Украину… Не выйдет. Загранпаспорт на его квартире, а туда не попадёшь — опасно.
Плохо все. Безысходно…
Яркие, наверное, в морге лампы. И под ними мёртвое тело. Его тело…
На этот раз он налил полный стакан. И махом опрокинул его. Крякнул — дыхание перехватило…
Анжела с одобрением посмотрела на него. Если мужик пьёт, значит, душевно выздоравливает.
После двух третей бутылки он отключился. Повалился на диван. И захрапел.
Анжела ласково поцеловала его в щеку. Потратила какие-то полчаса, чтобы наспех привести себя в порядок. Жирно накрасила сексуальные пухлые губы, которые почему-то всех мужиков наталкивали на одну и ту же мысль. И отправилась на работу.
Сбылась её давняя мечта — она поднялась в табеле о рангах, переместившись из придорожной забегаловки в приличную гостиницу. Притом в самый центр, считай, у Кремля — в «Россию», которую ещё прозывали «Кавказской пленницей». Говорят, лет десять назад, когда она была государственной, её облюбовали дети южных народов. Любовь эта была настолько крепкой, что при начале дележа государственного имущества её приватизировал ичкерийский клан.
Анжеле здесь нравилось. Работала четвёртый день. Правда, платили ненамного больше, чем на улице. Зато куда спокойнее. Клиентов полно. Менты свои — только успевай им отстёгивать да иногда обеспечь субботник — это дело житейское, не жалко.
Привела её сюда подружка Лиля, исполнившая давнее обещание. И теперь они дежурили в свободном номере. Тихо звучал телевизор на неизменном музыкальном канале. Вечер не задался — ни одного завалящего сексуального страдальца. Поэтому время пережигалось на болтовню, сплетни. Лиля перемывала косточки своим клиентам, не скупясь на уничижительные характеристики.
— На вид — снежный человек. Йети. Волосатый. Обезьяна, ей-богу… Ну, думаю, этот сейчас меня сделает. Не поверишь, инструмент маленький, тоненький, кривенький… У них в Германии там много таких. Страна импотентов.
— Понятно, — задумчиво кивнула Анжела…
— В прошлом году, помню… — продолжала журчать Лиля. Опыт у неё был богатый, хотя по виду — совсем малолетка. На её невинный вид и голубые глаза клевали многие.
Анжела слушала её невнимательно.
— А ты чего? — Лиля, наконец, прикрутила немного вентиль и обратила внимание на странно мечтательный вид подруги.
— Да у меня все ништяк. С парнем сейчас живу, — вдруг преисполнилась гордости Анжела. — Хороший такой мальчишечка. Такой здоровый. Борода классная… И у-умный…
— Чего, образование верхнее?
— Кандидат наук.
— Бог ты мой, как тебя угораздило? — ехидно произнесла Лиля. — Голозадый, нищий, зато в мозгах куча философского дерьма, которое никак не обращается в бабки.
— Да нет, бабки у него есть. Немного, но есть.
— Короче, ты его кормишь!
— Не кормлю! Помогаю. — Понизив голос до заговорщического, она произнесла: — Он скрывается.
— От кого?
— От бандитов, наверное. Или от ментов… Или от КГБ…
— Да ладно насвистывать!
— Правду говорю.
Тут телефон зазвенел. Звонила дежурная по восьмому этажу:
— Девочки, вас там заждались.
— Не хачики? — опасливо спросила Лиля.
— Казахи. Но смирные. Интеллигентные.
— Ладно. А то хачики в прошлый раз мне грудь сигаретой жгли.
— Ну быстрее. Они ждут.
Лиля положила трубку.
— Ну что, подружка. Пошли. Тебе надо деньги на твоего беглого умника зарабатывать…
Человек так и стоял на коленях. Похоже, его эта поза вполне устраивала. По щеке текла одинокая слеза. Он вызывал у Сельмурзаева чувство гадливости и презрения. И, как ни странно, жалость.
— Встань, будь мужчиной! — прикрикнул депутат. Невысокий мужчина неопределённого возраста, с жиденькими волосами и пухлыми щеками поднялся.
— Снимите с него наручники, — велел Сельмурзаев. — Он опасен не больше дождевого червя.
— Спасибо, спасибо, — закивал человек.
— Тебя как звать, свинья?
— Анатолий Алексеевич.
— Алексеевич. Это серьёзно… Ну, присаживайтесь, Анатолий Алексеевич.
«Шестёрки» притащили в сырое подвальное помещение мягкие стулья. Пленный осторожно присел на краешек и уставился в пол. При этом его била дрожь.
— Ты мне скажи, чего у тебя, насекомого, общего с Сашей Кандагарским? Отвечай, свинья!
— Ничего… Ничего…
— Ты откуда такой взялся?
— Из Новосибирска. Я бизнесмен.
— И чем ты торгуешь, козёл прыгучий? — Депутат Госсобрания в выражениях не стеснялся.
— Продукты питания.
— Фирма своя есть?
— Не на меня записана.
— И зачем Саше новосибирская фирма?
Анатолий Алексеевич болезненно поморщился и промолчал.
— Ты жив, пока говоришь правду. Понял, насекомое?
— Да, да…
— О чем ты с ним говорил?
— У меня проблемы… На меня лица, имеющие отношение к преступному миру, начали оказывать некоторое давление. Сопряжённое с угрозами насилия и даже убийства.
— Языком чешешь, как швейной машинкой строчишь…
— Извините. — Человек съёжился, ожидая удара.
— Короче, на тебя, лоха, наехали бандиты, — подытожил чеченский депутат.
— В общем… Да…
— И что?
— Их аппетиты показались мне неумеренными.
— Говори по-человечески. Много запросили?
— Много. Очень много…
— И ты призвал на помощь Сашу Кандагарского.
— Мне знакомые его порекомендовали. Сказали, что этот молодой человек владеет опытом разрешения подобных проблем.
— И как ты их хотел решить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53