И станет у меня одной маской меньше, а у меня их и так немного.
Уйти, раз все ясно? Рано. Надо дождаться, когда они вылезут из машины, чтобы запомнить физиономии.
И тут, как назло, возле меня притормозил долговязый подросток.
Выпятил губу и, нагло рассматривая шалыми глазами, прикидывал: есть ли у меня в сумке, чем поживиться, или нет. Вот юное отребье. Ему ничего не стоит от нечего делать обидеть старушку, отнять у нее сумку. А в сумке помимо телефонного аппарата грим для маски пропойцы, пара гранат и ПМ.
Не хватало мне еще токсикоманов вооружать. Не говоря уж о том, что о бабусе с таким снаряжением в округе трепаться начнут.
— Чего, бабка, устала? — завел он разговор, озираясь.
Точно, готовится. Дурацкая ситуация, а я к ней не готов. Сколько меня Пастух с Артистом предупреждали: маскируясь, просчитывай все возможности.
Но все не впрок. Я передвинул боты, наступая на свою сумку. И тут он ринулся. Правой рукой попытался отшвырнуть меня в сторону, а левой потянулся к сумке. Делать мне ничего не оставалось. В смысле выбор был невелик — пришлось мне звездануть его хорошенько по носу, чтобы образумить.
Но образумить не получилось.
— Ах ты!.. Сука старая! — возмущенно заголосил паршивец, изумленно хватаясь за окровавленную губу. Протекавший мимо народ начал притормаживать, но аккуратно: чтобы и в сути конфликта разобраться, и в его участники не влезть. — Шею сверну, падла!
И хоть бы кто заступился за бабушку. А хулиган орал, не обращая ни на кого, кроме меня, внимания. Привык уже к безнаказанности. Тут я заметил, что с улицы на его голос проталкиваются еще двое юных засранцев, а этот начал отводить назад ногу, чтобы пнуть осмелившуюся сопротивляться старушку. Народ потек мимо быстрее, делая вид, что не замечает. Но я знал: стоит мне успокоить этих гавриков, общественность тут же возьмется за меня.
Озверевшей пацанвы прохожие боятся, а вот того, кто против этой мелюзги выступит, живо скрутят за причинение травм растущей смене. Во всяком случае, попытаются скрутить. А там, глядишь, и милиция объявится.
— Ну-ка, ну-ка! — Расталкивая общественность, с улицы к нам продвигалась настоящая бабуся, мирно торговавшая до этого рядом со входом в гастроном сигаретами. Сама себя поперек шире, она сноровисто раскидала дружков нападавшего.
— Ты чего, шкура, к человеку пристаешь?! — напустилась она на моего обидчика и ловко, как в кино, подсекла его опорную, левую ногу. Парень взлетел и с маху приземлился на копчик. Я даже прижмурился, представляя, как ему сейчас больно.
А потом он дал деру.
Поскольку возле входа в магазин взбурлила суета, способная привлечь внимание приехавших на «Самаре», я ринулся к прилавкам. Покупателей в силу раннего послеобеденного времени здесь было негусто, так что спешащая старушка могла привлечь внимание многих. Этого мне совсем не хотелось. Я сбавил шаг, немного покрутился возле очереди в мясо-молочный отдел, а потом под ее прикрытием юркнул в служебный коридорчик. И уткнулся в тощую высоченную стерву.
— Куда?! Что тебе тут надо? — Лошадиная физиономия с тяжелым подбородком и громадными выступающими зубами излучала непримиримое желание поскандалить. И видно было, что она рада случаю поорать. А я всем нутром ощущал, как хлопчики из «Самары» берут магазин в клещи. На кой хрен я их ждал, идиот? Ну и что, потешил свою любознательность? Теперь тебе только еще стрельбу учинить, чтобы по НТВ в вечернем выпуске рассказали про пенсионерку-ковбойку...
— Золотис-ско! Золото, золото! — втянув голову в плечи, звонко зашепелявил я, перебивая стремление тетки поорать. И волшебное слово сработало:
— Какое золото? — Мегера заинтересовано снизила голос почти до шепота.
— Обручальное. Червонное колечко, хочешь? Дешево отдам, совсем дешево.
— Я крутился возле нее, просительно задрав голову и оттягивая собеседницу вглубь, к заднему входу.
— Покажи! — увлекаясь за мной, но не теряя бдительности, потребовала тетка.
— Так... Щас... — Я рылся в карманах, перекладывая из руки в руку блокнотик, скомканный дамский платочек и карандаш. Вот он, выход!
— Ой, забыла. Совсем, старая, из ума выжила — забыла свое колечко.
Дома забыла. Я скоро! Вот щас сбегаю...
Уже не слушая разочарованных проклятий тетки, я юркнул во двор. Быстро прикинул, с какой стороны сюда быстрее добираться с улицы, и почти помчался в противоположную. Донесся до ближайшего угла, свернул за голые, но вполне густые кусты, сбавил шаг и уже спокойнее поплелся прочь. Но я чуял, что расслабляться еще рано. Похоже, я — как бы нечаянно, тайком от себя самого — начинаю затягивать расставание с ожерельем. Шкурой рискую, а все не решаюсь его вернуть — грузинам или САИП. Выходит, что бы там о себе я ни думал, а Михаил был прав: есть во мне жадность, есть. Пусть и непростая. По сути, я и на учебу, и на явки-лежбища, и на оборудование потому и не жалел денег, что исподволь готовился к хорошему кушу. Чтобы разок рискнуть, а потом навсегда в кусты — бездельничать в свое удовольствие.
Но не в этот раз. Это барахлишко, что при мне, надлежало вернуть.
Хоть и не хочется делать это даром.
* * *
Добравшись до метро и переехав аж на «Черкизовскую», я между этажами в одном из подъездов, еще не оборудованных кодовым замком, переоделся в работягу-монтера. Примостив зеркальце на люке мусоросборника, сделал себе накладки на зубы, чтобы выглядели желтыми и прореженными возрастом, нос расширил, подкраснил. Курточка и простой костюмчик — чистенькие, хоть и не новые. Ботиночки, прибавляющие рост. Все без шаржа, в русле сегодняшней жизни.
Потом здесь же, в подъезде, влез в коробку, присоединился к чьему-то квартирному телефону и сделал тройку первоочередных звонков. Договорился о встречах. Со странно заикавшимся Владимиром Захаровичем Артемовым, замом генерального директора «Изумруда», условился на завтра, у него в офисе. А со Шмелевым, с которым подружился еще в период торговли кожтоварами и прочим ширпотребом на «Спортивной» и который прислал мне спешный вызов через инвалидку, договорились неопределенно. Нагряну к нему либо сегодня вечером, либо завтра. Шмель так возликовал, услышав меня, что готов был ждать, когда я к нему приду, совсем не выходя из дома. Что было странно.
Характер у него, как мне помнилось, был на редкость спокойный.
Работать и дружить-встречаться он предпочитал по принципу: «не последний день живем». Телефон, указанный Принцессой Любови Никитичне, не отвечал.
Вот как она меня заворожила: даже самый большой секрет, связь на самый крайний случай, я ей выложил. И совершенно не помню когда. Другой номер, который Принцесса сама мне дала, тоже молчал.
Накануне этого Нового года стояли такие холода, что даже в подъездах был жуткий колотун.
Задубел донельзя. Вернувшись к Катюше, наелся, отогрелся, укомплектовался и отправился наносить официальные визиты — теперь уже в парадном наряде Мухина, номинального директора агентства «MX плюс». Серые наутюженные брючки, черная рубашка с красным галстуком, замшевый пиджак и плащ с меховой подкладкой. Шляпа. Возможно, при моем метре шестидесяти двух это широкополое артистическое сооружение слишком бросалось в глаза, но на то и была ставка. Вряд ли такой облик ассоциируется с разыскиваемым боевиком. А физиономию свою я неузнаваемо округлил прокладками у десен и узенькими очками с толстыми стеклами. Изумительная штука: для зрителя глаза мои выглядели большими и чуть выпученными, а я, благодаря корректирующим линзам, все видел нормально, один к одному. Конечно, то, что всюду приходилось маячить самому, без курьеров, помощников, усиливало риск и стоило дополнительных хлопот и нервов. Но все равно этот риск был наименьшим из возможных. Сейчас ребята на меня наверняка кровно обижаются, но нет у меня иного выхода. Нет. Большинство конспирирующихся горят именно на контактах с помощниками и начальством. И сами горят, и друзей подставляют. Такая действительность. И за себя-то самого не всегда можешь поручиться, что обошелся без хвоста. Чего уж говорить о соратниках.
Нет уж.
Пусть рискую, мечусь в мыле, зато и завишу только от себя, и подставляю только себя. Кстати, это и азам обычного менеджмента соответствует: хочешь, чтобы было сделано хорошо, — делай сам.
Правда, в последние несколько дней не покидало меня странное ощущение.
Даже когда я доставлял удовольствие При и сам его получал от ее прелестей, такое впечатление у меня возникало, что чем изворотливее и тщательнее я действую, тем точнее вписываюсь в колею, определенную для меня кем-то другим. Оно бы ничего, если в знал то, что меня ждет в ее конце. И какие предстоят перекрестки. Значит, с Артемовым мы договорились встретиться завтра у него в офисе. Но на всякий случай я пренебрег игрой в респектабельного директора фирмы. Уж слишком легко и просто там было организовать мой арест или убийство, выставив меня кем угодно — хоть шантажистом, хоть грабителем. Поэтому я решил заявиться сегодня. И не в офис, а по-свойски: к Артемову домой. Еще до того, как согласиться работать на него, я поинтересовался, где он живет и с кем. Оказалось, что живет он в двух шагах от «Студенческой», с очаровательной женой-блондинкой и двумя детишками. Судя по тому, как они в выходной прогуливались по парку Горького, семью свою Владимир Захарович любит. Обычно такие люди по вечерам предпочитают находиться дома. А если и нет — я готов в случае чего и подождать, и поторговаться.
Роль мне предстояло у Артемовых играть, прямо скажем, неприглядную, но не я ж его в эту катавасию втянул, а он меня. Сам виноват, что мне теперь не до деликатности. В подъезд, оборудованный электронным замком, я вошел с помощью универсального ключа. Между этажами несколько преобразился.
Уже столько мусоросборников стали свидетелями моих превращений, что я давно перестал их стесняться. Убрал очки, накладки, галстук и шляпу.
Переобулся в прибавлявшие рост ботинки. Натянул на голову лыжную шапочку и превратился в отмороженного «пацана». Из тех, что оброк с киоскеров за крышу требуют. Прополоскал рот смесью водки с чесноком. И в довершение всего открыл дверь квартиры отмычкой.
В прихожей прислушался: супруга Артемова суетилась на кухне, детишки возились возле телевизора. Дочке лет шесть, мальчику не больше четырех.
Поздний брак, наверное.
Осмотрелся: из просторной прихожей налево ванная и туалет, коридорчик и кухня; впереди — раздвижные двери гостиной, слева и справа — две обычные двери. Присев на корточки, я открыл сумку и включил детектор подслушивающих и записывающих устройств. Чисто вроде бы. Повернул регулятор звукового сигнала на максимум: если что-то включится, я услышу в любой точке квартиры. Глубоко вдохнул, натянул шапчонку на лицо, как любят спецназовцы: не столько для неузнаваемости, сколько ради того, чтобы нагнать побольше страха. Достал веревку, газовик и пошел. Невольно подняв глаза на звук моих шагов и узрев меня на пороге кухни, женщина выпучилась, округлила рот, чтобы заорать, но я быстренько подскочил, крутанул ее к себе спиной и предупредил, закрыв ей рот всей пятерней:
— Не пугай детей, дура! — Встряхнул, стараясь отстраниться от ее зада.
Когда у тебя в руках грудастая, но в остальном миниатюрная красотка, невольно возбуждаешься. А мне ни к чему было, чтобы она вообразила, что ее собираются насиловать. Женщины в таких ситуациях непредсказуемы. Одна обмякнет, а другая начнет царапаться, шуметь, себе на погибель. — Я пришел только поговорить, поняла? Только говорить! А если начнешь выкобениваться — будут неприятности. С детьми. Поняла?
Она закивала. Но без паники, неискренне. Насмотрелась, наверное, боевиков или на каких-нибудь курсах самообороны позанималась. Пришлось прижать ей горло локтевым сгибом и сильно, до ссадины, вдавить ствол в щеку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Уйти, раз все ясно? Рано. Надо дождаться, когда они вылезут из машины, чтобы запомнить физиономии.
И тут, как назло, возле меня притормозил долговязый подросток.
Выпятил губу и, нагло рассматривая шалыми глазами, прикидывал: есть ли у меня в сумке, чем поживиться, или нет. Вот юное отребье. Ему ничего не стоит от нечего делать обидеть старушку, отнять у нее сумку. А в сумке помимо телефонного аппарата грим для маски пропойцы, пара гранат и ПМ.
Не хватало мне еще токсикоманов вооружать. Не говоря уж о том, что о бабусе с таким снаряжением в округе трепаться начнут.
— Чего, бабка, устала? — завел он разговор, озираясь.
Точно, готовится. Дурацкая ситуация, а я к ней не готов. Сколько меня Пастух с Артистом предупреждали: маскируясь, просчитывай все возможности.
Но все не впрок. Я передвинул боты, наступая на свою сумку. И тут он ринулся. Правой рукой попытался отшвырнуть меня в сторону, а левой потянулся к сумке. Делать мне ничего не оставалось. В смысле выбор был невелик — пришлось мне звездануть его хорошенько по носу, чтобы образумить.
Но образумить не получилось.
— Ах ты!.. Сука старая! — возмущенно заголосил паршивец, изумленно хватаясь за окровавленную губу. Протекавший мимо народ начал притормаживать, но аккуратно: чтобы и в сути конфликта разобраться, и в его участники не влезть. — Шею сверну, падла!
И хоть бы кто заступился за бабушку. А хулиган орал, не обращая ни на кого, кроме меня, внимания. Привык уже к безнаказанности. Тут я заметил, что с улицы на его голос проталкиваются еще двое юных засранцев, а этот начал отводить назад ногу, чтобы пнуть осмелившуюся сопротивляться старушку. Народ потек мимо быстрее, делая вид, что не замечает. Но я знал: стоит мне успокоить этих гавриков, общественность тут же возьмется за меня.
Озверевшей пацанвы прохожие боятся, а вот того, кто против этой мелюзги выступит, живо скрутят за причинение травм растущей смене. Во всяком случае, попытаются скрутить. А там, глядишь, и милиция объявится.
— Ну-ка, ну-ка! — Расталкивая общественность, с улицы к нам продвигалась настоящая бабуся, мирно торговавшая до этого рядом со входом в гастроном сигаретами. Сама себя поперек шире, она сноровисто раскидала дружков нападавшего.
— Ты чего, шкура, к человеку пристаешь?! — напустилась она на моего обидчика и ловко, как в кино, подсекла его опорную, левую ногу. Парень взлетел и с маху приземлился на копчик. Я даже прижмурился, представляя, как ему сейчас больно.
А потом он дал деру.
Поскольку возле входа в магазин взбурлила суета, способная привлечь внимание приехавших на «Самаре», я ринулся к прилавкам. Покупателей в силу раннего послеобеденного времени здесь было негусто, так что спешащая старушка могла привлечь внимание многих. Этого мне совсем не хотелось. Я сбавил шаг, немного покрутился возле очереди в мясо-молочный отдел, а потом под ее прикрытием юркнул в служебный коридорчик. И уткнулся в тощую высоченную стерву.
— Куда?! Что тебе тут надо? — Лошадиная физиономия с тяжелым подбородком и громадными выступающими зубами излучала непримиримое желание поскандалить. И видно было, что она рада случаю поорать. А я всем нутром ощущал, как хлопчики из «Самары» берут магазин в клещи. На кой хрен я их ждал, идиот? Ну и что, потешил свою любознательность? Теперь тебе только еще стрельбу учинить, чтобы по НТВ в вечернем выпуске рассказали про пенсионерку-ковбойку...
— Золотис-ско! Золото, золото! — втянув голову в плечи, звонко зашепелявил я, перебивая стремление тетки поорать. И волшебное слово сработало:
— Какое золото? — Мегера заинтересовано снизила голос почти до шепота.
— Обручальное. Червонное колечко, хочешь? Дешево отдам, совсем дешево.
— Я крутился возле нее, просительно задрав голову и оттягивая собеседницу вглубь, к заднему входу.
— Покажи! — увлекаясь за мной, но не теряя бдительности, потребовала тетка.
— Так... Щас... — Я рылся в карманах, перекладывая из руки в руку блокнотик, скомканный дамский платочек и карандаш. Вот он, выход!
— Ой, забыла. Совсем, старая, из ума выжила — забыла свое колечко.
Дома забыла. Я скоро! Вот щас сбегаю...
Уже не слушая разочарованных проклятий тетки, я юркнул во двор. Быстро прикинул, с какой стороны сюда быстрее добираться с улицы, и почти помчался в противоположную. Донесся до ближайшего угла, свернул за голые, но вполне густые кусты, сбавил шаг и уже спокойнее поплелся прочь. Но я чуял, что расслабляться еще рано. Похоже, я — как бы нечаянно, тайком от себя самого — начинаю затягивать расставание с ожерельем. Шкурой рискую, а все не решаюсь его вернуть — грузинам или САИП. Выходит, что бы там о себе я ни думал, а Михаил был прав: есть во мне жадность, есть. Пусть и непростая. По сути, я и на учебу, и на явки-лежбища, и на оборудование потому и не жалел денег, что исподволь готовился к хорошему кушу. Чтобы разок рискнуть, а потом навсегда в кусты — бездельничать в свое удовольствие.
Но не в этот раз. Это барахлишко, что при мне, надлежало вернуть.
Хоть и не хочется делать это даром.
* * *
Добравшись до метро и переехав аж на «Черкизовскую», я между этажами в одном из подъездов, еще не оборудованных кодовым замком, переоделся в работягу-монтера. Примостив зеркальце на люке мусоросборника, сделал себе накладки на зубы, чтобы выглядели желтыми и прореженными возрастом, нос расширил, подкраснил. Курточка и простой костюмчик — чистенькие, хоть и не новые. Ботиночки, прибавляющие рост. Все без шаржа, в русле сегодняшней жизни.
Потом здесь же, в подъезде, влез в коробку, присоединился к чьему-то квартирному телефону и сделал тройку первоочередных звонков. Договорился о встречах. Со странно заикавшимся Владимиром Захаровичем Артемовым, замом генерального директора «Изумруда», условился на завтра, у него в офисе. А со Шмелевым, с которым подружился еще в период торговли кожтоварами и прочим ширпотребом на «Спортивной» и который прислал мне спешный вызов через инвалидку, договорились неопределенно. Нагряну к нему либо сегодня вечером, либо завтра. Шмель так возликовал, услышав меня, что готов был ждать, когда я к нему приду, совсем не выходя из дома. Что было странно.
Характер у него, как мне помнилось, был на редкость спокойный.
Работать и дружить-встречаться он предпочитал по принципу: «не последний день живем». Телефон, указанный Принцессой Любови Никитичне, не отвечал.
Вот как она меня заворожила: даже самый большой секрет, связь на самый крайний случай, я ей выложил. И совершенно не помню когда. Другой номер, который Принцесса сама мне дала, тоже молчал.
Накануне этого Нового года стояли такие холода, что даже в подъездах был жуткий колотун.
Задубел донельзя. Вернувшись к Катюше, наелся, отогрелся, укомплектовался и отправился наносить официальные визиты — теперь уже в парадном наряде Мухина, номинального директора агентства «MX плюс». Серые наутюженные брючки, черная рубашка с красным галстуком, замшевый пиджак и плащ с меховой подкладкой. Шляпа. Возможно, при моем метре шестидесяти двух это широкополое артистическое сооружение слишком бросалось в глаза, но на то и была ставка. Вряд ли такой облик ассоциируется с разыскиваемым боевиком. А физиономию свою я неузнаваемо округлил прокладками у десен и узенькими очками с толстыми стеклами. Изумительная штука: для зрителя глаза мои выглядели большими и чуть выпученными, а я, благодаря корректирующим линзам, все видел нормально, один к одному. Конечно, то, что всюду приходилось маячить самому, без курьеров, помощников, усиливало риск и стоило дополнительных хлопот и нервов. Но все равно этот риск был наименьшим из возможных. Сейчас ребята на меня наверняка кровно обижаются, но нет у меня иного выхода. Нет. Большинство конспирирующихся горят именно на контактах с помощниками и начальством. И сами горят, и друзей подставляют. Такая действительность. И за себя-то самого не всегда можешь поручиться, что обошелся без хвоста. Чего уж говорить о соратниках.
Нет уж.
Пусть рискую, мечусь в мыле, зато и завишу только от себя, и подставляю только себя. Кстати, это и азам обычного менеджмента соответствует: хочешь, чтобы было сделано хорошо, — делай сам.
Правда, в последние несколько дней не покидало меня странное ощущение.
Даже когда я доставлял удовольствие При и сам его получал от ее прелестей, такое впечатление у меня возникало, что чем изворотливее и тщательнее я действую, тем точнее вписываюсь в колею, определенную для меня кем-то другим. Оно бы ничего, если в знал то, что меня ждет в ее конце. И какие предстоят перекрестки. Значит, с Артемовым мы договорились встретиться завтра у него в офисе. Но на всякий случай я пренебрег игрой в респектабельного директора фирмы. Уж слишком легко и просто там было организовать мой арест или убийство, выставив меня кем угодно — хоть шантажистом, хоть грабителем. Поэтому я решил заявиться сегодня. И не в офис, а по-свойски: к Артемову домой. Еще до того, как согласиться работать на него, я поинтересовался, где он живет и с кем. Оказалось, что живет он в двух шагах от «Студенческой», с очаровательной женой-блондинкой и двумя детишками. Судя по тому, как они в выходной прогуливались по парку Горького, семью свою Владимир Захарович любит. Обычно такие люди по вечерам предпочитают находиться дома. А если и нет — я готов в случае чего и подождать, и поторговаться.
Роль мне предстояло у Артемовых играть, прямо скажем, неприглядную, но не я ж его в эту катавасию втянул, а он меня. Сам виноват, что мне теперь не до деликатности. В подъезд, оборудованный электронным замком, я вошел с помощью универсального ключа. Между этажами несколько преобразился.
Уже столько мусоросборников стали свидетелями моих превращений, что я давно перестал их стесняться. Убрал очки, накладки, галстук и шляпу.
Переобулся в прибавлявшие рост ботинки. Натянул на голову лыжную шапочку и превратился в отмороженного «пацана». Из тех, что оброк с киоскеров за крышу требуют. Прополоскал рот смесью водки с чесноком. И в довершение всего открыл дверь квартиры отмычкой.
В прихожей прислушался: супруга Артемова суетилась на кухне, детишки возились возле телевизора. Дочке лет шесть, мальчику не больше четырех.
Поздний брак, наверное.
Осмотрелся: из просторной прихожей налево ванная и туалет, коридорчик и кухня; впереди — раздвижные двери гостиной, слева и справа — две обычные двери. Присев на корточки, я открыл сумку и включил детектор подслушивающих и записывающих устройств. Чисто вроде бы. Повернул регулятор звукового сигнала на максимум: если что-то включится, я услышу в любой точке квартиры. Глубоко вдохнул, натянул шапчонку на лицо, как любят спецназовцы: не столько для неузнаваемости, сколько ради того, чтобы нагнать побольше страха. Достал веревку, газовик и пошел. Невольно подняв глаза на звук моих шагов и узрев меня на пороге кухни, женщина выпучилась, округлила рот, чтобы заорать, но я быстренько подскочил, крутанул ее к себе спиной и предупредил, закрыв ей рот всей пятерней:
— Не пугай детей, дура! — Встряхнул, стараясь отстраниться от ее зада.
Когда у тебя в руках грудастая, но в остальном миниатюрная красотка, невольно возбуждаешься. А мне ни к чему было, чтобы она вообразила, что ее собираются насиловать. Женщины в таких ситуациях непредсказуемы. Одна обмякнет, а другая начнет царапаться, шуметь, себе на погибель. — Я пришел только поговорить, поняла? Только говорить! А если начнешь выкобениваться — будут неприятности. С детьми. Поняла?
Она закивала. Но без паники, неискренне. Насмотрелась, наверное, боевиков или на каких-нибудь курсах самообороны позанималась. Пришлось прижать ей горло локтевым сгибом и сильно, до ссадины, вдавить ствол в щеку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65