А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


— Могу. Сто пятьдесят тысяч. — Она выдержала паузу, чтобы сделать более эффектной концовку. — Долларов.
— Шутишь?!
— Нисколько.
Иличу показалось, что Милена его все же разыгрывает.
— Может, скажешь, где они лежат? Я сбегаю, принесу.
— Ха! Какой быстрый! За такие деньги придется поработать обоим.
— Хорошо, рассказывай.
— Эти русские, которых ты пас, не добровольцы. Они солдаты удачи — наемники. За дело, которое они сделают, им хорошо заплатят.
— За какое дело?
Милена улыбнулась.
— Если не узнал ты, откуда это будет известно мне?
— Я не знал даже про деньги. — Илич произнес это спокойно и вдруг встревожился: — Постой, кто тебе сообщил о них?
Илич неожиданно испугался: подсунуть такие сведения Милене могла контрразведка, чтобы затем понаблюдать за ее реакцией. Милена легко поняла опасения друга.
— Не волнуйся. Это мне рассказал Благое Селич. Капитан-финансист.
— Странно. — Илич все еще продолжал сомневаться. — Откуда ему такое известно?
— Очень просто. Когда группа русских сделает дело, она уйдет в Сплит. Там их встретит Попович.
— И он тебе об этом рассказал? — Илич представил нечто такое, что его сильно задело. — Когда?!
— Сегодня вечером. — Милена ответила с видимым торжеством. — Я его раскрутила…
Илич так и взвился. Он сразу понял, как женщине удалось «раскрутить» мужика. Это заставило его рассвирепеть. Он схватил Милену за горло, сжал пальцы.
— Ты с ним переспала?!
Милена вырвалась из его рук и засмеялась.
— Ты сдурел! Мы с ним сидели и читали Библию. Евангелие от Луки так его растрогало, что он рассказал мне правду.
— Кальява кучка! — Илич взъярился еще сильнее. — Грязная сука!
— Злы пас! — Милена ответила с той же мерой раздражения. — Злой пес! Ты хочешь, чтобы я лежала с тобой, а кто-то принес нам деньги прямо в постель? Ты веришь, что такое бывает?
— Прости, дорогая. Я просто вне себя. — Илич сбавил тон. Теперь он напустил на себя покаянный вид. — Просто ты мне так дорога… Он, этот Попович, везет деньги?
— Нет, драгу мой. Денег ему не доверили. Он везет только номер счета, чтобы передать русским.
— Проклят био! — Переход от ревности к злости на ускользавшую из рук добычу был мгновенным. — Будь он проклят! Где Попович должен передать цифры?
— В Сплите.
— Что же теперь делать?
— Не знаю, драгу мой. Тем более ты сам отдал русских Зорану. Он их перехватит, перестреляет, и цифры Поповича не пригодятся ни им, ни нам.
— Кто же знал?
— Подожди, давай подумаем. Как ты доложил маршрут русских Зорану?
— Сказал, что они двинутся до Ниски Воды через Брезов.
— Подожди, подожди… — Милена подняла глаза к потолку, задумалась. — У тебя есть каналы срочной связи?
— Да.
— Тогда передай Зорану, что русские изменили маршрут. Сообщи ложное направление.
— Это мысль.
Уже через час Илич передал Зорану известие, что группа Черного сменила маршрут и отправилась в долину реки Кривудав. Их цель — выйти к поселку Райетин. Смысл задания уточнить не удалось.
Акт третий
Свою команду Крюков поднял в три ночи. Через двадцать минут все пятеро погрузились в «Ниссан-Патруль», жцавший своего часа неподалеку от дома группы Черного. В полной выкладке бойцы Крюкова выглядели верблюдами из каравана, груженного вооружением. Впрочем, удивляться не приходилось. Подобные метаморфозы острые языки давно определили и заключили в емкую формулу: «Десантник только пять минут — орел. Все остальное время — вьючный верблюд». При этом каждый понимал: черепаха сильна тем, что носит на себе тяжелый домик и никогда его не снимает. Это трудно, утомительно, это выматывает силы, но иначе нельзя.
Обмундирование и снаряжение группы Крюков подбирал по своему вкусу. В нем не было ничего, что производилось Россией. Трехцветные камуфляжные костюмы из особо прочной американской ткани, такой, что не рвется от прикосновений к колючим кустам и при ползании по камням. Поверх костюмов такого же цвета «разгрузочные жилеты» с кармашками для автоматных магазинов, гранат, портативных раций, сигнальных пистолетов.
На головах у всех были шлемы-"глобусы", похожие на мотоциклетные. Их обтягивала сетка с нашитыми на нее лоскутами материи коричневых и зеленых цветов. Это деформировало очертания голов, и даже с близкого расстояния бойца, засевшего в кустах, обнаружить было почти невозможно.
В снаряжение входили радиостанции «желтой» сборки японского образца с кварцевой стабилизацией частоты, приборы ночного видения в форме очков. На пятерых приходилось тридцать метров нейлонового троса, разделенного на равные части.
От бронежилетов Крюков сразу предложил отказаться. По опыту он знал, что легкие поддевки второго класса не защищают от винтовочных и автоматных пуль. Более того, они потенциально опасны. Пробив лифчик спереди, пуля не может выйти сзади и начинает «гулять» по телу. Это опасней сквозного ранения. Тяжелые кольчужки шестого класса защищают от пуль. Но весит такая одежка около одиннадцати килограммов. Таскать ее на себе, тем более по горам, под силу разве что Голиафу. Когда обсуждался вопрос о средствах защиты, Мишин, не любивший «глобусов» на голове, решил под шумок отказаться и от них.
Крюков выслушал его возражения и тут же их отсек:
— В горах «глобус» необходим. Камушек со скалы, и без шлема в голове будет дырка…
Мишин успокоился.
С пристрастием выбирали оружие. Демин и Лукин предлагали «микро-узи». Репутацию этому автомату создали кинобоевики и криминальные романы. Мишин стоял за американский «ингрем», с которым ему пришлось сталкиваться. Но Крюков сумел доказать, что лучше всего иметь «Хеклер и Кох» МР5К. Он на восемьсот граммов легче «ингрема» и менее прожорлив, нежели пресловутый «узи». Ко всему «Хеклер и Кох» четко отсекает очереди по три патрона каждая. В условиях, когда боеприпасы приходится таскать с собой, это фактор немаловажный. Поскольку всем уже довелось испытать этот автомат на стрельбище, Крюкову особо не возражали.
Отбирая ножи, Крюков остановил выбор на модели «Кагуар» фирмы «Пума». Продуманная конфигурация; прекрасная балансировка лезвия; черенки, не отягощавшие руку, делали оружие удобным в обращении и грозным в схватке. Остроту лезвий Крюков проверил оригинальным способом. Он брал буханку свежего белого хлеба и на весу отрезал от нее ровные куски. Те ножи, которые не резали, а «жевали» хлеб, он решительно отвергал…
Группа тронулась в путь, когда небо на востоке едва посветлело.
Если, попросить любого из нас назвать известные ему горы, то ответы чаще всего совпадут: Альпы, Кавказ, Гиндукуш, Тянь-Шань… И редко кто вспомнит Карпаты или Балканы. Тем более еще меньше людей сумеет назвать хребты Явор, Яхорину, Белашицу, вершины Великий Вран, Цинцер, Ветрену Брду. И, только оказавшись в горах Боснии, Лукин понял, насколько шаблонны наши представления о горах Европы.
Хребты, настоящие, крутобокие, возносившие вершины к самому небу, встали перед отрядом неприступными стенами. Их склоны покрывали густые широколиственные леса. Пути здесь пролегали по глубоким ущельям, в которых звенели ручьи и речки. Некоторые тропы, казавшиеся удобными, выводили на края круч и обрывались пропастями. Кто и зачем натоптал дорожки в никуда, вряд ли можно объяснить с точки зрения логики.
Метрах в трехстах от места, где группа оставила машину, на каменистой, избитой рытвинами дороге стоял километровый столб. На нем, привязанная проволокой, косо висела фанерка. На ней чья-то неуверенная рука красной краской вывела кривые буквы:
«ДОБРО ДОШАО ДО ПЕКАО»
В нескольких местах фанерка была прострелена пулями. Красная краска от букв коегде оплыла потеками крови.
— Что написано? — спросил Демин.
— Приглашение. — Крюков мрачно ухмыльнулся. — «Добро пожаловать в пекло».
— Выходит, пришли. — Лукин поправил «глобус» на голове. — Дальше и ехать некуда.
— Пойдем пешком, — отрешенно произнес Мишин. — Я с детства не боюсь пекла. Помню стихотворение: «Если ты настоящий солдат, если ты со смертью на „ты“, улыбаясь пройди через ад, сапогом растопчи цветы…»
— Не надо цветы топтать! — Верочка не скрыла неудовольствия. — Ну мужики!
— Коли не надо, не будем. — Крюков вообще был покладист в общении со своими. — Главное — через пекло пройти. Двинули!
Он свернул с дороги на тропинку, которая серпантином ввинчивалась в гору.
Они поднялись по склону к небольшой седловине, продавившей хребтины первого ряда взгорков. Внизу, у ручья, они заметили человека, который сидел на камне и мыл ноги. В бинокль удалось разглядеть, что в кустах замаскирован балаган, сложенный из веток и покрытый полиэтиленовой пленкой. Это был сторожевой пост мусульман. Не сверни отряд в горы, они бы на него наткнулись.
Взяв направление на юго-запад, Крюков ускоренным шагом повел группу к Голетану, лежавшему за тремя рядами горных цепей. Чем выше они взбирались, тем более глухо выглядели окрестные горы. Поднялось солнце. В лесу сгущалась сырая духота. Идти стало тяжелее. Тем более что люди еще не обрели чувства горного ритма — размеренного, не сбивающего дыхания темпа движения…
Они двигались на подъем всего полтора часа, когда Крюков заметил побагровевшее лицо Демина. Спросил, понижая голос:
— Ты когда сливал воду?
— В смысле? — Демин не понял вопроса.
— Когда мочился?
— Это что, так важно?
— Посмотрел бы на себя. От щек можно прикуривать. Вот-вот хватит тепловой удар. Что тогда станем делать?
— Не хватит, зря беспокоишься.
— Мишин, — Крюков подал знак шедшему впереди человеку, — привал. Десять минут отдыхаем. Надо всем напиться от пуза.
Демин еще не понимал, что так тревожило командира — не в пустыне же.
— Можем идти. Я недавно горло прополоскал. Надо втягиваться.
— Пока втянешься, успеешь вытянуться. Учти, потеря воды вырубает человека мгновенно. Первый признак обезвоживания организма — отсутствие позывов остановиться у кустика.
— Разве не наоборот?
Демин был удивлен. Прирожденный горожанин, он никогда не испытывал настоящей, изнуряющей жажды.
После недолгого привала, вдоволь напившись и отдышавшись, они двинулись дальше.
Буковый лес на склонах гор выглядел мрачно, недружелюбно. Под его сводами не росла трава, и на серой почве виднелись белые нити какой-то плесени. Запах прели и жаркая сырость поднимались от земли. Здесь, должно быть, недавно пролился дождь, и лес еще не успел просохнуть.
Плохой обзор заставил группу рассредоточиться. Теперь двигались широкой цепью, готовые к любым неожиданностям. Переговариваться Крюков запретил категорически. Рации у всех работали только на прием. В случае обнаружения опасности разрешалось щелкнуть тумблером. Щелчок отдавался в наушниках всех членов группы. Соблюдалось правило: опасность впереди — один щелчок, сзади — два.
Если не считать трех кратковременных привалов, то группа провела в пути пять часов. Однако далеко за это время уйти не удалось. Когда стали устраиваться на ночлег, хребет, который они преодолели, лежал почти рядом.
Для первой ночевки Крюков выбрал лысую высоту. Группа рассредоточилась среди камней таким образом, чтобы контролировать сразу все склоны. При кажущемся неудобстве расположение давало немалые преимущества. Для того чтобы окружить группу, потребовались бы слишком большие силы, которых в глуши, где Крюков проложил маршрут, у противника не имелось. На всякий случай еще засветло в местах, наиболее удобных для подъема к вершине, Мишин натянул проволочные растяжки, соединив их с осветительными ракетами.
Костра не разжигали. Ужин был холодным.
После ужина Крюков поднял руку, привлекая к себе внимание. Все уже заметили, что этот жест у командира был стойкой привычкой, которую могло выработать только долгое участие в делах, требовавших скрытности.
— Прошу внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53