Ей почему-то совсем не хотелось изливать душу настырной интервьюерше.
– Катя, а что произошло дальше? Он тебя изнасиловал, верно?
В глазах Дины зажегся огонек любопытства пополам с брезгливостью.
– Ему это не удалась, – холодно ответила Катя.
Дина разочарованно вздохнула. Очевидно, для красочности и эффектности материала было бы лучше, если бы Катерину все же изнасиловали, желательно в извращенной форме.
– О, у меня кончилась кола. Катя, сбегай, а потом мы продолжим. Я пока проверю, хорошо ли записывается пленка…
Катя бросила на Дину уничтожающий взгляд и встала со скамейки. На этот раз резвая журналистка не предложила денег, значит, платить была очередь Катерины.
Она в задумчивости подошла к киоску.
– Две бутылки кока-колы. Нет, одну. И не колы, а «фанты». И батончик «Стратос».
Катя обернулась. Вдали на своей скамейке Дина что-то быстро писала в блокнот. Катя содрала голубую обертку с шоколадки, взяла ледяную бутылку и пошла в сторону троллейбусной остановки.
* * *
В среду утром, смотавшись в больницу к Сонечке («умирающая», по утверждению настырной посетительницы из фирмы «Забота», Софья Викентьевна сидела в коридоре и, заткнув наманикюренными пальчиками уши и закатив глаза к потолку, зубрила итальянские слова), Катя отправилась на встречу с Жанной-Мадлен, чтобы подзаработать немного денег, позируя фотографу.
Фотограф устроился в подвале гостиницы «Русская изба». У лестницы, ведущей вниз, Катерину поджидала изменившаяся до неузнаваемости Мадлен. Возможно, она прочитала Катины мысли о шланге с водой или у нее была привычка менять каждый день имидж, но сегодня от размалеванной лохматой девчонки, жующей жвачку, не осталось и следа. Около «Русской избы» Катерина обнаружила элегантную даму в длинном, до щиколоток, обтягивающем платье. Залакированная челка исчезла, волосы были собраны в гладкую прическу, увенчанную маленьким пучком около шейного позвонка. Лаконичный и дорогой макияж сегодня позволял разглядеть юное лицо во всей его прелести.
– Привет, Катя, я тебя жду. Пойдем. Это внизу, – сказала Мадлен, и они спустились в подвал.
В искусственно освещенном холле за железной дверью сидело на диване несколько красивых барышень в халатах. Одна из них окликнула Мадлен.
– Привет, Иринка. Вот я пришла. А это Катерина, знакомься.
– Привет, Катя, ты тоже будешь фотографироваться? Какая ты кукла, Борис будет в восторге. Ну, вы пройдите в студию, поздоровайтесь, он на вас посмотрит…
Мадлен схватила Катю за руку и потащила к следующей двери. Потенциальные фотомодели оказались в огромном зале, погруженном в полумрак. Из фиолетовой тени выступали предметы реквизита, а в центре студии, в круге, залитом светом от нескольких ламп, на художественно сморщенной серебристой ткани позировали фотографу две девы. Фотограф Борис скакал со своей камерой, будто норовистая зебра в загоне, он падал на пол, корчился в судорогах, ужом подползал к освещенному кругу, забирался на стул, в общем, вел себя как настоящий мастер. Он подавал моделям отрывочные команды, и те беспрекословно его слушались меняя позы. Рядом в тени стояло несколько парней и девушек. Борис щелкнул пальцами, отдал приказание, и они бросились выполнять свои обязанности: кто-то пудрил моделям носы и коленки, кто-то оттаскивал в сторону лампу и менял материю на полу. Включился верхний свет.
Мадлен локтем толкнула Катю и кивнула в сторону мэтра.
– Пойдем. У них пауза, – прошептала она.
– Я не пойду! – отчаянно прошептала в ответ Катерина.
– Почему? – удивилась Мадлен.
В этот момент длинный и улыбающийся Борис сам подошел к ним.
– Новенькие? Прекрасно, – сказал он, разглядывая претенденток, как разглядывают понравившийся кусок говядины в мясном магазине. Он взял Мадлен за плечо, повертел ее из стороны в сторону и удовлетворенно кивнул: – Иди в раздевалку, готовься.
– А я просто сопровождающее лицо! – предупредила Катерина, в корне пресекая попытку Бориса дотронуться до нее.
– Как? – хором спросили фотограф и удивленная Мадлен.
– Да, – замялась Катя, – мне это не подходит…
Мадлен демонстративно вздохнула, бросила на Катю укоризненный прощальный взгляд и испарилась.
Если бы Катерина позволила фотографу проделать с собой тот же трюк, что и с Мадлен, и отправилась следом в раздевалку, она, несомненно, тут же превратилась бы для него в обычный реквизит, красивый, первоклассный реквизит, без которого невозможно сделать качественную фотографию. Но сейчас Борис посмотрел на Катю более пристальным взглядом.
– Понимаю, – сказал он. – Тебя не предупредили, что фотографироваться надо голышом?
Катя покраснела и кивнула.
– Тренированное око подсказывает мне, что тебе нечего стесняться. – Борис уже начинал жалеть, что такой соблазнительный материал покинет его студию неиспользованным. Чем дольше он рассматривал Катерину, тем громче звучал в нем голос профессионала, распознавшего настоящую удачу. – Чудесная фигура.
– Я не стесняюсь, – соврала Катя. – Просто это для меня совершенно неприемлемо.
– Возможно, ты боишься, что тебя не поймут родители, увидев твои фотографии в русском «Плейбое» или «Андрее»?
– Я сама себя не пойму.
– Но ты же видишь, это не порнография. Это высокое искусство. Самое прекрасное, что можно запечатлеть, – женское тело. Ему поклоняются в веках, – разглагольствовал Борис.
– Однако вы трудитесь не для того, чтобы ваши фотографии попали в Третьяковскую галерею и соседствовали с картинами, которые веками восхищают публику, – резко ответила Катерина. – А для того, чтобы выгодно продать их журналу, который будет потом мусолить в руках какой-нибудь напряженный слюнявый юнец или галлюцинирующий импотент. Я попала в вашу студию по недоразумению. Вы не сможете меня переубедить.
– Все, сдаюсь, – улыбнулся Борис. – Но позволь мне сфотографировать хотя бы твое лицо. На тебя хочется смотреть и смотреть, и я уже с тоской думаю о том, что ты сейчас исчезнешь навсегда из моей мастерской и я больше никогда тебя не увижу. Сядь вон в то кресло.
Катя пожала плечами и уселась в кресло. Тут же к ней подлетела девушка с расческой, а другая попыталась мазануть по Катиной скуле кисточкой с румянами.
– Нет, не надо ничего! Кыш! – прикрикнул на них Борис, установил фотоаппарат на треногу, нацелился и начал щелкать затвором.
Из раздевалки вышла счастливая, улыбающаяся Мадлен в чьем-то халате, она махнула Кате рукой и крикнула, чтобы та не уходила без нее. У двери Катерина обернулась и увидела, как сияющая подруга отбросила в сторону ненужный халатик и с торжественной гордостью явила миру то, что принято маскировать от посторонних взглядов: две тугие круглые грудки и аккуратно подстриженную темную полоску в двенадцати сантиметрах ниже маленького, наивного пупка.
* * *
– И представить себе не могла, что ты откажешься, – сказала Мадлен. Они снова, как и в прошлый раз, ели мороженое – Мадлен с вдохновением облизывала вафельно-изюмный рожок, а Катя работала с «Баунти». – Извини, если это тебя обидело, – продолжала Мадлен, довольно похрустывая вафлей. – Я просто не подумала.
– Ничего страшного, – успокоила ее Катя.
– А я довольна. Во-первых, перед камерой повыделывалась. Я очень люблю свое тело, и горжусь им, и обожаю, когда на меня смотрят.
– Да, у тебя отличная фигура, – кивнула Катя.
– Во-вторых, возможно, мои фотографии попадут в какой-нибудь дорогой журнал, потом на глаза какому-нибудь еще более крутому фотографу… Это шанс. В-третьих, мне еще и деньги заплатили!
– А я осталась ни с чем. А ты не боишься, что журнал с твоими прелестями попадется на глаза родителям?
– О! Да они, кроме газетки с программой передач, другой прессы не признают. А даже если и увидят. Я самостоятельная, денег у них не беру, будут вякать – и с квартиры съеду. Слушай, Катерина, мне в голову пришла блестящая идея. Прямо сегодня вечером ты можешь заработать сорок тысяч!
Катя недоверчиво посмотрела на Мадлен. Какое на этот раз у нее будет предложение?
– Я тебе говорила, что танцую в клетке в дискоклубе «Мадлен». У моей напарницы Насти сегодня первый день того, что, если судить по рекламе «Тампакса», «Либресса», «Котекса» и «Олвэйз плюс», продолжается у женщин триста шестьдесят пять дней в году. Короче, сегодня она лежит пластом, а я должна за нее одна отдуваться битых пять часов. Ты умеешь танцевать?
– Нет! – закричала Катя. – То есть да, танцевать я умею и люблю, но ты, наверное, в своей клетке танцуешь в одних трусиках, нет, нет, нет, я не могу!
– Постой! Я не в трусиках…
– Совсем голая?! – подтвердила свои наихудшие опасения Катерина. – Ни за что! Ни за какие коврижки!
– Да подожди! Вот глупая. У меня костюм. Кожаные шорты и кожаный бюстгальтер. Но не маленький такой лифчик, а солидное красивое бюстье. Еще ботинки на каблуках и черные чулки слегка выше колена. Ну и что в этом плохого? Прекрасный костюм. Да, еще на лице черная маска, как у Мистера Икс. Честно! Зачем мне тебя обманывать? Соглашайся, Катерина. Даже если твои родители придут на дискотеку размять косточки, они тебя все равно не узнают. А ты действительно хорошо танцуешь? У тебя хорошая растяжка? Умеешь делать шпагат? А мостик?
– Я месяц занималась айкидо, – с гордостью ответила Катя. – Мне кажется, я неплохо танцую. Значит, я буду в маске.
– Даже менеджер клуба не поймет, что это ты, а не Настька. У нее такие же длинные темные волосы. Она, конечно, по сравнению с тобой корова, и бюста у нее совсем нет. Так ты согласна? Выручишь меня? Тогда подъезжай к девяти – переоденемся, накрасим губки, я покажу тебе основные па.
– Хорошо. Рискну. Сорок тысяч?
– Меньше сорока тысяч еще никогда не давали. А если у менеджера будет хорошее настроение и большая выручка сегодня, он может дать и больше. Только, Катерина, учти, это не развлечение. Работка – не приведи Господь! Пятьдесят минут дрыгаешься в клетке, словно эпилептик, потом галопом мчишься в туалет смыть пот, заново накраситься и прополоскать горло водой. И так пять раз. К трем часам ночи чувствуешь, словно тебя в нескольких местах прокололи копьями индейцы или по тебе проехался бульдозер. Тяжело.
– Думаю, я справлюсь…
На этот вечер Катерина была обеспечена новой, непривычной для нее работой.
* * *
Джулия Пирл сидела за столиком диско-бара «Мадлен» и неторопливо тянула коктейль «Зорро» из высокого бокала. Чувство стиля не изменило ей – сегодня она была одета так же, как и сотня девушек, дрыгавшихся около своих партнеров под ритмичную музыку в красном, синем, лиловом и желтом свете прожекторов. Джулия не выделялась из толпы, и со стороны могло показаться, что молодая леди не дождалась спутника, решила провести вечер одна и вот-вот покинет свой пост, вольется в пульсирующую толпу и начнет размахивать руками, бедрами и головой в такт железобетонному ритму. Но Джулии было не до молодежных скачек. Она работала. Уже целую неделю она провела в Москве, а лицо для рекламного образа нового парфюма все еще не было найдено. На сегодняшний вечер у Джулии это было пятое место, где она надеялась испытать знакомое волнение. Но тщетно.
Жесткая музыка вторгалась в мозг раскаленной кувалдой и била наотмашь. Диск-жокей неистовствовал. Джулия вглядывалась в лица девушек, которые вырывал из толпы луч прожектора. В двух метрах над извивающейся в экстазе толпой была укреплена огромная клетка, и в ней, за редкими и тонкими вертикальными прутьями, танцевали две девушки в неглиже из черной кожи и в масках. Одна из них, с длинными волосами, танцевала самозабвенно до отчаяния, на ходу изобретая немыслимые движения. «Отличная пластика, прекрасная фигура, – вскользь подумала Джулия. – Увидеть бы лицо», – и тут же отвлеклась на девочку за соседним столиком. Девочка принесла с собой коктейль и мороженое в вазочке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Катя, а что произошло дальше? Он тебя изнасиловал, верно?
В глазах Дины зажегся огонек любопытства пополам с брезгливостью.
– Ему это не удалась, – холодно ответила Катя.
Дина разочарованно вздохнула. Очевидно, для красочности и эффектности материала было бы лучше, если бы Катерину все же изнасиловали, желательно в извращенной форме.
– О, у меня кончилась кола. Катя, сбегай, а потом мы продолжим. Я пока проверю, хорошо ли записывается пленка…
Катя бросила на Дину уничтожающий взгляд и встала со скамейки. На этот раз резвая журналистка не предложила денег, значит, платить была очередь Катерины.
Она в задумчивости подошла к киоску.
– Две бутылки кока-колы. Нет, одну. И не колы, а «фанты». И батончик «Стратос».
Катя обернулась. Вдали на своей скамейке Дина что-то быстро писала в блокнот. Катя содрала голубую обертку с шоколадки, взяла ледяную бутылку и пошла в сторону троллейбусной остановки.
* * *
В среду утром, смотавшись в больницу к Сонечке («умирающая», по утверждению настырной посетительницы из фирмы «Забота», Софья Викентьевна сидела в коридоре и, заткнув наманикюренными пальчиками уши и закатив глаза к потолку, зубрила итальянские слова), Катя отправилась на встречу с Жанной-Мадлен, чтобы подзаработать немного денег, позируя фотографу.
Фотограф устроился в подвале гостиницы «Русская изба». У лестницы, ведущей вниз, Катерину поджидала изменившаяся до неузнаваемости Мадлен. Возможно, она прочитала Катины мысли о шланге с водой или у нее была привычка менять каждый день имидж, но сегодня от размалеванной лохматой девчонки, жующей жвачку, не осталось и следа. Около «Русской избы» Катерина обнаружила элегантную даму в длинном, до щиколоток, обтягивающем платье. Залакированная челка исчезла, волосы были собраны в гладкую прическу, увенчанную маленьким пучком около шейного позвонка. Лаконичный и дорогой макияж сегодня позволял разглядеть юное лицо во всей его прелести.
– Привет, Катя, я тебя жду. Пойдем. Это внизу, – сказала Мадлен, и они спустились в подвал.
В искусственно освещенном холле за железной дверью сидело на диване несколько красивых барышень в халатах. Одна из них окликнула Мадлен.
– Привет, Иринка. Вот я пришла. А это Катерина, знакомься.
– Привет, Катя, ты тоже будешь фотографироваться? Какая ты кукла, Борис будет в восторге. Ну, вы пройдите в студию, поздоровайтесь, он на вас посмотрит…
Мадлен схватила Катю за руку и потащила к следующей двери. Потенциальные фотомодели оказались в огромном зале, погруженном в полумрак. Из фиолетовой тени выступали предметы реквизита, а в центре студии, в круге, залитом светом от нескольких ламп, на художественно сморщенной серебристой ткани позировали фотографу две девы. Фотограф Борис скакал со своей камерой, будто норовистая зебра в загоне, он падал на пол, корчился в судорогах, ужом подползал к освещенному кругу, забирался на стул, в общем, вел себя как настоящий мастер. Он подавал моделям отрывочные команды, и те беспрекословно его слушались меняя позы. Рядом в тени стояло несколько парней и девушек. Борис щелкнул пальцами, отдал приказание, и они бросились выполнять свои обязанности: кто-то пудрил моделям носы и коленки, кто-то оттаскивал в сторону лампу и менял материю на полу. Включился верхний свет.
Мадлен локтем толкнула Катю и кивнула в сторону мэтра.
– Пойдем. У них пауза, – прошептала она.
– Я не пойду! – отчаянно прошептала в ответ Катерина.
– Почему? – удивилась Мадлен.
В этот момент длинный и улыбающийся Борис сам подошел к ним.
– Новенькие? Прекрасно, – сказал он, разглядывая претенденток, как разглядывают понравившийся кусок говядины в мясном магазине. Он взял Мадлен за плечо, повертел ее из стороны в сторону и удовлетворенно кивнул: – Иди в раздевалку, готовься.
– А я просто сопровождающее лицо! – предупредила Катерина, в корне пресекая попытку Бориса дотронуться до нее.
– Как? – хором спросили фотограф и удивленная Мадлен.
– Да, – замялась Катя, – мне это не подходит…
Мадлен демонстративно вздохнула, бросила на Катю укоризненный прощальный взгляд и испарилась.
Если бы Катерина позволила фотографу проделать с собой тот же трюк, что и с Мадлен, и отправилась следом в раздевалку, она, несомненно, тут же превратилась бы для него в обычный реквизит, красивый, первоклассный реквизит, без которого невозможно сделать качественную фотографию. Но сейчас Борис посмотрел на Катю более пристальным взглядом.
– Понимаю, – сказал он. – Тебя не предупредили, что фотографироваться надо голышом?
Катя покраснела и кивнула.
– Тренированное око подсказывает мне, что тебе нечего стесняться. – Борис уже начинал жалеть, что такой соблазнительный материал покинет его студию неиспользованным. Чем дольше он рассматривал Катерину, тем громче звучал в нем голос профессионала, распознавшего настоящую удачу. – Чудесная фигура.
– Я не стесняюсь, – соврала Катя. – Просто это для меня совершенно неприемлемо.
– Возможно, ты боишься, что тебя не поймут родители, увидев твои фотографии в русском «Плейбое» или «Андрее»?
– Я сама себя не пойму.
– Но ты же видишь, это не порнография. Это высокое искусство. Самое прекрасное, что можно запечатлеть, – женское тело. Ему поклоняются в веках, – разглагольствовал Борис.
– Однако вы трудитесь не для того, чтобы ваши фотографии попали в Третьяковскую галерею и соседствовали с картинами, которые веками восхищают публику, – резко ответила Катерина. – А для того, чтобы выгодно продать их журналу, который будет потом мусолить в руках какой-нибудь напряженный слюнявый юнец или галлюцинирующий импотент. Я попала в вашу студию по недоразумению. Вы не сможете меня переубедить.
– Все, сдаюсь, – улыбнулся Борис. – Но позволь мне сфотографировать хотя бы твое лицо. На тебя хочется смотреть и смотреть, и я уже с тоской думаю о том, что ты сейчас исчезнешь навсегда из моей мастерской и я больше никогда тебя не увижу. Сядь вон в то кресло.
Катя пожала плечами и уселась в кресло. Тут же к ней подлетела девушка с расческой, а другая попыталась мазануть по Катиной скуле кисточкой с румянами.
– Нет, не надо ничего! Кыш! – прикрикнул на них Борис, установил фотоаппарат на треногу, нацелился и начал щелкать затвором.
Из раздевалки вышла счастливая, улыбающаяся Мадлен в чьем-то халате, она махнула Кате рукой и крикнула, чтобы та не уходила без нее. У двери Катерина обернулась и увидела, как сияющая подруга отбросила в сторону ненужный халатик и с торжественной гордостью явила миру то, что принято маскировать от посторонних взглядов: две тугие круглые грудки и аккуратно подстриженную темную полоску в двенадцати сантиметрах ниже маленького, наивного пупка.
* * *
– И представить себе не могла, что ты откажешься, – сказала Мадлен. Они снова, как и в прошлый раз, ели мороженое – Мадлен с вдохновением облизывала вафельно-изюмный рожок, а Катя работала с «Баунти». – Извини, если это тебя обидело, – продолжала Мадлен, довольно похрустывая вафлей. – Я просто не подумала.
– Ничего страшного, – успокоила ее Катя.
– А я довольна. Во-первых, перед камерой повыделывалась. Я очень люблю свое тело, и горжусь им, и обожаю, когда на меня смотрят.
– Да, у тебя отличная фигура, – кивнула Катя.
– Во-вторых, возможно, мои фотографии попадут в какой-нибудь дорогой журнал, потом на глаза какому-нибудь еще более крутому фотографу… Это шанс. В-третьих, мне еще и деньги заплатили!
– А я осталась ни с чем. А ты не боишься, что журнал с твоими прелестями попадется на глаза родителям?
– О! Да они, кроме газетки с программой передач, другой прессы не признают. А даже если и увидят. Я самостоятельная, денег у них не беру, будут вякать – и с квартиры съеду. Слушай, Катерина, мне в голову пришла блестящая идея. Прямо сегодня вечером ты можешь заработать сорок тысяч!
Катя недоверчиво посмотрела на Мадлен. Какое на этот раз у нее будет предложение?
– Я тебе говорила, что танцую в клетке в дискоклубе «Мадлен». У моей напарницы Насти сегодня первый день того, что, если судить по рекламе «Тампакса», «Либресса», «Котекса» и «Олвэйз плюс», продолжается у женщин триста шестьдесят пять дней в году. Короче, сегодня она лежит пластом, а я должна за нее одна отдуваться битых пять часов. Ты умеешь танцевать?
– Нет! – закричала Катя. – То есть да, танцевать я умею и люблю, но ты, наверное, в своей клетке танцуешь в одних трусиках, нет, нет, нет, я не могу!
– Постой! Я не в трусиках…
– Совсем голая?! – подтвердила свои наихудшие опасения Катерина. – Ни за что! Ни за какие коврижки!
– Да подожди! Вот глупая. У меня костюм. Кожаные шорты и кожаный бюстгальтер. Но не маленький такой лифчик, а солидное красивое бюстье. Еще ботинки на каблуках и черные чулки слегка выше колена. Ну и что в этом плохого? Прекрасный костюм. Да, еще на лице черная маска, как у Мистера Икс. Честно! Зачем мне тебя обманывать? Соглашайся, Катерина. Даже если твои родители придут на дискотеку размять косточки, они тебя все равно не узнают. А ты действительно хорошо танцуешь? У тебя хорошая растяжка? Умеешь делать шпагат? А мостик?
– Я месяц занималась айкидо, – с гордостью ответила Катя. – Мне кажется, я неплохо танцую. Значит, я буду в маске.
– Даже менеджер клуба не поймет, что это ты, а не Настька. У нее такие же длинные темные волосы. Она, конечно, по сравнению с тобой корова, и бюста у нее совсем нет. Так ты согласна? Выручишь меня? Тогда подъезжай к девяти – переоденемся, накрасим губки, я покажу тебе основные па.
– Хорошо. Рискну. Сорок тысяч?
– Меньше сорока тысяч еще никогда не давали. А если у менеджера будет хорошее настроение и большая выручка сегодня, он может дать и больше. Только, Катерина, учти, это не развлечение. Работка – не приведи Господь! Пятьдесят минут дрыгаешься в клетке, словно эпилептик, потом галопом мчишься в туалет смыть пот, заново накраситься и прополоскать горло водой. И так пять раз. К трем часам ночи чувствуешь, словно тебя в нескольких местах прокололи копьями индейцы или по тебе проехался бульдозер. Тяжело.
– Думаю, я справлюсь…
На этот вечер Катерина была обеспечена новой, непривычной для нее работой.
* * *
Джулия Пирл сидела за столиком диско-бара «Мадлен» и неторопливо тянула коктейль «Зорро» из высокого бокала. Чувство стиля не изменило ей – сегодня она была одета так же, как и сотня девушек, дрыгавшихся около своих партнеров под ритмичную музыку в красном, синем, лиловом и желтом свете прожекторов. Джулия не выделялась из толпы, и со стороны могло показаться, что молодая леди не дождалась спутника, решила провести вечер одна и вот-вот покинет свой пост, вольется в пульсирующую толпу и начнет размахивать руками, бедрами и головой в такт железобетонному ритму. Но Джулии было не до молодежных скачек. Она работала. Уже целую неделю она провела в Москве, а лицо для рекламного образа нового парфюма все еще не было найдено. На сегодняшний вечер у Джулии это было пятое место, где она надеялась испытать знакомое волнение. Но тщетно.
Жесткая музыка вторгалась в мозг раскаленной кувалдой и била наотмашь. Диск-жокей неистовствовал. Джулия вглядывалась в лица девушек, которые вырывал из толпы луч прожектора. В двух метрах над извивающейся в экстазе толпой была укреплена огромная клетка, и в ней, за редкими и тонкими вертикальными прутьями, танцевали две девушки в неглиже из черной кожи и в масках. Одна из них, с длинными волосами, танцевала самозабвенно до отчаяния, на ходу изобретая немыслимые движения. «Отличная пластика, прекрасная фигура, – вскользь подумала Джулия. – Увидеть бы лицо», – и тут же отвлеклась на девочку за соседним столиком. Девочка принесла с собой коктейль и мороженое в вазочке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63