А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

» — вот что она сказала, по словам Раннильт.
До полудня все было готово, так что можно было идти… Тогда же в последний раз вышел из дому Болдуин Печ. Рыбка хорошо клевала…
Мысли Кадфаэля увлекли его далеко; внезапно он вздрогнул и точно очнулся от забытья, пораженный запоздалой догадкой:
— Что ты только что сказал? У нее были мокрые башмаки и подол?
— Вода в тот день поднялась в реке высоко, — безмятежно объяснил ему Лиливин. — Она поскользнулась на мокрой траве, когда вешала на кусты юбку, и нечаянно ступила в воду. Возле берега там мелко.
А затем преспокойно вернулась, отослала служанку, чтобы, кроме нее самой, некому было пойти за бельем. Какую еще причину можно найти, чтобы выйти за калитку? И ведь только вчера Раннильт сидела на пороге холла, зашивая на подоле выдранный клок! И подол был линялый — сверху ярче, а понизу точно выцвел!
— Брат Кадфаэль! — негромко оповестил из подворотни привратник. — К тебе пришел Хью Берингар. Он сказал, что ты ждешь его прихода.
— Да, я его ждал, — ответил Кадфаэль, с усилием покидая холл Аурифаберов, где он мысленно находился. — Попроси его зайти. Мне кажется, нам есть о чем поговорить.
Было не очень темно, так как небо было ясным, а Хью много раз сюда ходил и хорошо знал дорогу. Он вошел быстрым шагом и, не возразив ни словом против присутствия Лиливина, подсел к ним на скамью и протянул на раскрытой ладони серебряную монетку.
— Я уже рассматривал ее при ярком свете. Это серебряный пенни времен короля Эдуарда, который царствовал до прихода нормандцев; отличная работа шрусберийской чеканки! Чеканщик был некий Годесбронд, до наших дней сохранилось немного его монет, а в нашем городе и того меньше. В описи Аурифабера числятся три такие монеты. Эта была обнаружена наутро после кражи в колодезной бадье, она там застряла в щелке между двух досок. Гриффин говорит, что вместе с ней там был клочок грубой синей материи, но он не придал этому значения. Мне кажется, что вор, который очистил сундук Аурифабера, засунул все похищенное в синий мешок и бросил в бадью — дело нескольких мгновений, — чтобы, дождавшись темноты, спокойно забрать мешок, прежде чем на рассвете придет по воду какая-нибудь ранняя пташка.
— А у того, кто за ним пришел, — сказал Кадфаэль, — мешок за что-то зацепился в бадье, порвался, и в маленькую, совсем незаметную дырочку выскользнула одна из мелких монеток. Наверно, так и случилось. А мальчик Печа ее нашел?
— Он-то и оказался самой ранней пташкой. Он пошел за водой, и тут монетка попалась ему на глаза. Он отнес ее своему хозяину и получил вознаграждение. Хозяин внушил ему, чтобы он никому не говорил ни слова о том, что у мастера Печа есть такая штучка. Печ сказал, что очень дорожит этой вещицей
И как же было не дорожить, когда она ему подсказала, что воровство совершил кто-то из домашних, а значит, Печ мог выдоить из вора половину добычи в обмен на свое молчание! Рыбка хорошо клевала в этот день! Тут для Кадфаэля начало проясняться, как все случилось. Он совсем забыл про примостившегося в углу скамейки молодого человека, который сидел с ним рядом, обняв колени, и слушал навострив уши, все больше изумляясь услышанному. Хью тоже забыл о его присутствии, так как Лиливин ни разу не шелохнулся и не подал голоса.
— Мне кажется, — сказал Кадфаэль, с осторожностью нащупывая верную дорогу, чтобы впопыхах не угодить впросак, — что, увидев монету, он понял или почти наверняка угадал, кто из домочадцев был грабителем. Он решил его пощипать. Что он мог запросить? Половину добычи? Но даже если он оказался гораздо скромнее, это не меняло дела. Ибо тот, к кому он подступился с таким предложением, оказался достаточно решительным и жестоким, чтобы без лишних разговоров сразу с ним расправиться. Вот послушайте, Хью, и вспомните эту ночь! Они стали искать мастера Уолтера, нашли его лежащим без чувств в мастерской с раной на голове и отнесли в кровать. А потом кто-то — никто не мог вспомнить, кто именно, — обронил, что это сделал жонглер, и тогда все кинулись за ним в погоню, что мы и видели своими глазами. Кто же тогда остался дома, чтобы ухаживать за пострадавшим и за старушкой, с которой вот-вот мог случиться припадок?
— Женщины, — подсказал Хью.
— Женщины! Причем новобрачную послали наверх смотреть за больными, которые находились там в своих комнатах. А за лекарем побежала Сюзанна. Ну ладно, побежала и побежала. Но только сразу ли? Или задержалась на несколько мгновений, чтобы сбегать сперва к колодцу и перепрятать то, что там было, в более надежное место?
Наступило короткое молчание, оба собеседника в безмолвном ужасе смотрели друг на друга расширенными глазами.
— Неужели возможно? — с удивлением произнес Хью. — Родная дочь?
— На что только не способен род человеческий! Ведь как все было? В руках у мастера Печа оказался ключ к тайне. Если бы он был честен, он прямо пошел бы к Уолтеру или Даниэлю, показал бы монетку и рассказал то, что ему было известно. Он так не сделал, потому что был нечестным и собирался извлечь выгоду из своего открытия. До понедельника он не делал попыток заговорить с тем, кого он считал виновным, потому что тогда у него не было возможности встретиться с ним с глазу на глаз. Печ, так же как и мы, сумел сообразить, что все мужчины умчались ловить Лиливина, а следовательно, сокровище было вынуто из колодца женщиной, которая припрятала его до тех пор, пока не уляжется суматоха, а несчастный бродяжка будет повешен за преступление. А у кого были все ключи от дома и кто имел единственный доступ ко всему? Печ остановился на Сюзанне. А в понедельник настал его час, когда она взяла корзину с бельем и пошла за калитку, чтобы разложить его там для сушки. Около полудня Печа последний раз видели в его мастерской, он ушел оттуда, бросив несколько слов насчет того, что рыбка хорошо клюет. С тех пор его больше никто не видел живым.
Тут Лиливин, до сих пор молчавший в своем углу, вдруг подался вперед, и они услышали его слабый, негодующий возглас:
— Что вы говорите! Этого не может быть! Она… Она же была единственным человеком, который немножко пожалел Раннильт! Чтобы утешить Раннильт, она отпустила ее ко мне… Она же на самом деле не верила, что я… — Но тут он сам понял, что значат его слова, и со стоном умолк на полуслове.
— У нее была основательная причина, чтобы наверняка знать, что ты не посягал на жизнь ее отца и не крал его добра. Самая основательная! И Раннильт она отослала неспроста, а для того, чтобы никто другой, а только она сама получила возможность еще раз сходить на реку, где остался мертвый вымогатель.
— Я не могу поверить, — прошептал Лиливин, дрожа с головы до пят. — Чтобы она смогла сделать такую вещь, даже если хотела! Женщина?.. И убить человека?
— Ты недооцениваешь Сюзанну, — мрачно сказал Кадфаэль. — Как, впрочем, и вся ее родня. Сколько угодно случалось, что женщины убивали.
— Допустим, что он пошел за ней к реке, — сказал Хью. — Но продолжайте! Что было дальше? Что, по-вашему, там случилось и как развивались события?
— Думаю, что он пошел вслед за ней к реке, показал ей монету и потребовал от нее свою долю, плату за молчание. Мне кажется, что он больше всех просчитался в оценке Сюзанны. Подумаешь, всего лишь женщина! Печ ожидал, что начнутся женские уловки, вранье, долгие отлагательства, мольбы, может быть, что придется изрядно потрудиться, чтобы убедить ее, что он действительно знает, о чем говорит, и говорит не шутя. Он очень ошибся в ней. Он не рассчитывал, что столкнется с женщиной, которая мгновенно отвечает на угрозу, без воплей и возгласов принимает решение и моментально приводит его в исполнение, сметая на своем пути все, что может представлять какую-то опасность. Я думаю, что она продолжала раскладывать белье, а сама заговаривала ему зубы, и, так как он стоял на краю берега с монетой в руке, она подстроила так, что оказалась у него за спиной и, сделав вид, что потянулась за простыней, стукнула его камнем по затылку.
— Продолжайте, — сказал Хью. — На этом еще рано останавливаться. Расскажите, что было потом!
— По-моему, вы уже знаете. Неизвестно, оглушил ли его удар или нет, но он во всяком случае повалился лицом в мелкую воду. Я думаю, она не стала дожидаться, когда он опомнится и сделает попытку встать на ноги; она действовала молниеносно. Башмаки и подол у нее были мокрые. Я это только что узнал. И потом, вспомните кровоподтеки у него на спине! Думаю, что она придавила его ногой, как только он упал в воду, и держала так, пока он не умер.
Хью молчал. Только Лиливин издал слабый вскрик, услыхав про такой ужас, и задрожал, будто теплая ночь внезапно повеяла ледяной стужей.
— А затем она спокойно обдумала, унесет ли его оттуда течение, запихала его подальше под кусты, оставив лежать в воде, чтобы ночью оттащить тело подальше, а потом его нашли бы в другом месте и приняли за утопленника. Помните кровоподтеки с ямками у него на плечах. Среди речных голышей там есть один остроконечный камень, вывалившийся из городской стены. А монету он придавил своим телом, и она не попыталась ее достать.
Хью глубоко вздохнул, переводя дыхание.
— Все могло так и быть! Но ведь не она же прокралась в мастерскую к Уолтеру и ударила его по голове! Она — единственный человек, который все время оставался на виду с той минуты, как Уолтер вышел из холла, до той, когда она пошла его искать. И потом она сразу же стала звать на помощь. У нее не было времени, чтобы нанести удар и вынести вещи. Из колодца она могла их забрать, но не она их туда положила. Как я понимаю, вы ведете к тому, что все это было задумано двумя сообщниками?
— Да, замешаны двое. Один нанес удар, украл и припрятал вещи, другая достала их ночью и перенесла в укромное место. Одна убила вымогателя, как только он о себе заявил, другой убрал ночью тело и пустил по течению. Да, конечно! Их было двое.
— Кто же этот второй? Можно предположить, что брат и сестра, оба натерпевшись от скупости старшего поколения, договорились сообща завладеть богатством, до которого их не допускали; и Даниэль ведь действительно где-то шатался ночью и очень скрытничает на этот счет. Хотя его история про то, что он был в постели замужней женщины, звучит вполне достоверно, я продолжаю за ним приглядывать. Он тоже мог соврать, даром что пустозвон.
— Про Даниэля я не забыл. Но согласитесь, что из всех Даниэль самый маловероятный сообщник, на котором Сюзанна могла бы остановить выбор.
И вдруг, в каком-то внезапном озарении, Кадфаэль вспомнил разные незаметные мелочи, на которые он не обратил сначала внимания. Отдельные слова, которые передала ему Раннильт: как Джулиана странно похвалила внучку за бережливость, упомянув при этом, что у нее сохранилось целых полгоршка толокна, хотя миновала Пасха, и горькие, дерзкие вопросы Сюзанны: «Может быть, у вас уже припасено для меня местечко? В монастыре, например», после которых старушка вскрикнула и упала с лестницы…
Нет, постой-ка! Там было что-то еще! Он вдруг увидел эту картину. Старуха наверху лестницы, единственный огонек лампы в ее руках; падающий сверху свет, в котором так четко обрисовывалась фигура Сюзанны, — свет, который преувеличенно оттеняет все выпуклости и впадины… Вот оно! Старуха ее разглядела, вскрикнула, схватилась за грудь, а затем упала с лестницы, выронив предательскую лампу. Каким-то образом она прознала о том, что случилось, и вышла ночью, чтобы один на один встретиться со своей единственной достойной противницей. Джулиана тоже, как видно, заметила порванную юбку с полинялым подолом и сама, не говоря никому, сопоставила разные факты. Как она рассказывала, она втихомолку оставила себе вторую связку ключей и прибавила, что они ей еще пригодятся, прежде чем она отдаст их. А главное, ее последние слова: «Но несмотря ни на что… я бы хотела… подержать моего правнука…» Слова, которые он только сейчас по-настоящему понял!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38