А если нет, то я вынужден выставить свои, совершенно логичные претензии. Господа, я бы никогда не стал выступать судьей в деле, в котором являюсь одной из трех сторон. Наоборот, я охотно прибег бы к помощи какого-нибудь более беспристрастного судьи. Завтра утром вы собираетесь ехать в Шрусбери. Что ж, туда же отправится и святая Уинифред. Со своей стороны, я обеспечу ее эскорт и поеду вместе с вами.
Глава пятая
Брат Кадфаэль уже предпринял одну попытку съездить в Престон и разыскать молодого Альдхельма, но оказалось, что тот работает на заливных лугах в Аптоне, где ухаживает за суягными овцами, ибо в эту пору, и особенно в нынешнем году, с ними забот полон рот, — часть овец, которым угрожало наводнение, надлежало спешно перевести на другие места, и пастухи работали весь световой день. Кадфаэль сделал еще одну попытку и поехал сразу в Аптон, расспрашивая по дороге, где бы ему отыскать Альдхельма. В конце концов, проехав еще около мили, он добрался до довольно высокого луга, расположенного выше уровня заливных лугов.
Альдхельм встал с травы, на которой подле блеющей овцы он оставил новорожденного ягненка. Тот всеми силами тоже пытался встать на свои разъезжающиеся ножки. Пастух был парень длинный и угловатый, но при всем при том довольно-таки ловкий и проворный: простое приятное лицо, рыжеватые волосы. Выяснилось, что, когда его позвали спасать церковное имущество, он делал только то, что его просили, ни о чем не спрашивая и не особенно любопытствуя, однако, уразумев, о чем речь, он вспомнил все в подробностях, ибо глаз у него был острый, а память крепкая.
— Да, брат, я был там, — признал он. — Я помогал Грегори и Ламберту перегружать бревна, а брат Ричард позвал нас помочь при переноске вещей. В церкви был еще один парень, кто-то из странноприимного дома, он переносил всякую утварь с алтарей. Похоже, он знал, что где лежит и куда это нести. Я делал все, как просили.
— А вот в самом конце не просили ли тебя помочь погрузить на повозку с бревнами одну такую длинную штуку? — напрямую спросил брат Кадфаэль, не особенно рассчитывая на успех, однако ответ пастуха озадачил его.
— Как же, просили. Он сказал, что это отправляется вместе с повозкой в Рамсей, и мы пристроили эту штуку среди бревен, в самой середке. Она была хорошо завернута, и с ней ничего не должно было случиться в дороге.
Еще как случилось… Но Альдхельм ничего об этом не знал.
— А вот те двое из Лонгнера ничего не заметили, — сказал Кадфаэль. — Как же так?
— Кто его знает, темно было, да и дождь шел. Они как раз сзади спихивали бревна с телеги, чтобы легче потом грузить на повозку. Могли и не заметить. Не думал я, что меня станут спрашивать об этой штуке. Монах попросил, я и помог. Я думал, он знает что к чему, да и не нашего ума это дело любопытствовать насчет ихнего имущества.
Можно и впрямь не сомневаться, что тот монах отлично знал что к чему. Кадфаэль был почти уверен в том, кем был этот самый монах, однако предъявить ему обвинение невозможно без соответствующих доказательств.
— А как выглядел монах? Ты разговаривал с ним раньше или, скажем, в церкви?
— Нет. Он подошел ко мне в темноте и потянул за рукав. Шел дождь, монах был в капюшоне. Монах как монах, как все бенедиктинцы, ничего особенного. Невысокий такой, пониже меня ростом. Судя по голосу, молодой парень. Ну, что еще? Короче, я узнаю его, если увижу, — уверенно сказал Альдхельм.
— Узнаешь? — усомнился Кадфаэль. — Темно же было, а он в капюшоне… И все-таки узнаешь?
— Запросто, не сомневайся. Я вошел с ним в церковь, а лампада на алтаре еще горела. Я видел его лицо близко. Знаешь, описывать словами, так все на одно лицо. Ты мне только покажи, я узнаю его из тысячи.
— Я нашел пастуха, — доложил Кадфаэль о результатах своего расследования аббату Радульфусу, когда они остались наедине. — Он говорит, что узнает его.
— И впрямь узнает?
— Он уверен. И я, в общем-то, тоже. Он единственный, кто видел в лицо этого монаха. Когда они подняли ковчежец, на алтаре горела лампада. То есть видел он его близко и четко, свет падал прямо монаху в лицо, под капюшон. А те двое парней из Лонгнера видели его лишь в темноте, во время дождя. Я считаю, пастуху можно верить, он узнает его.
— Он придет? — спросил аббат Радульфус.|
— Да, придет. Но у него свои заботы. Он же работник, а работы с овцами да ягнятами у него по горло. И покуда не разберется, он не бросит свою скотину. Но мы договорились, что он придет, когда я пришлю за ним, причем под вечер, после рабочего дня. Однако звать его имеет смысл, лишь когда вернутся уехавшие в Вустер. А уж тогда я пошлю за ним, и он придет.
— Хорошо, Кадфаэль! — промолвил аббат, правда не очень-то радостно. — Быть посему, раз нельзя иначе. — Он не стал требовать разъяснений, почему пока нет смысла посылать за пастухом. Аббат понял Кадфаэля без слов. — Кадфаэль, когда наступит этот день, мы ничего не скажем на собрании капитула, дабы никого не насторожить и избежать лишних разговоров. Действовать следует очень осторожно, дабы никому не навредить, в том числе и виновному.
— Если святая Уинифред и впрямь вернется в целости и сохранности, то еще можно будет избежать позора. За нее-то я не опасаюсь, но надо подумать и о ней.
Неожиданно Кадфаэлю пришла мысль о том, сколь прав был Хью, говоря о его, Кадфаэля, интуитивных словах насчет этого, по сути дела пустого, ковчежца, словно в нем и впрямь находилась та чудотворная субстанция, которая носила имя святой Уинифред. А также мысль о том, какую печаль он ощущает, потеряв ее, точнее, этот отнюдь не священный символ, который она сделала воистину священным.
На следующий день, не вызвав никаких подозрений в своей подлинности, по крайней мере это относилось к ее ковчегу, святая Уинифред возвратилась домой в сопровождении весьма солидного эскорта.
Поздним утром, когда брат Кадфаэль вышел из лазарета, где пополнял запасы лекарственных снадобий в хозяйстве брата Эдмунда, на большой монастырский двор въехала вся процессия. К своему удивлению, Кадфаэль увидел не только Хью Берингара и приора Роберта, а также двух посланцев из Рамсея с их слугой-мирянином, но и двух грумов, а быть может, сквайров, и невысокого человека средних лет, который скромно ехал позади монахов рядом с Хью, однако было совершенно ясно, кто здесь главный, хотя человек не прилагал к этому ни малейших усилий. Платье его было богатым, но в приглушенных цветах, под ним был прекрасный темной масти жеребец, упряжь которого своим убранством выглядела куда более нарядной, нежели платье всадника. Позади двигалась запряженная одной лошадью повозка с ковчежцем святой Уинифред, любовно завернутым в вышитое покрывало.
Удивительно было посмотреть, как быстро большой монастырский двор наполнился народом, словно весть о возвращении святой витала в воздухе. Из странноприимного дома вышел брат Дэнис, из класса для занятий появился брат Павел с двумя своими юными подопечными, которые с любопытством глазели на происходящее, прячась за спиной монаха, пришли двое послушников и двое грумов с конюшенного двора и еще полдюжины братьев, что побросали свои дела в разных концах обители, — все они оказались на большом дворе еще до того, как привратник успел выйти из привратницкой, дабы приветствовать прибывших приора Роберта, шерифа и прочих гостей.
Тутило, ехавший в самом конце кортежа, спешился и, словно услужливый паж, поспешил к субприору Герлуину, дабы поддержать ему стремя. Ни дать ни взять образцовый послушник, пожалуй, даже слишком усердный, чтобы не заронить кое-каких сомнений в искренности своего усердия. И то сказать, если подозрения Кадфаэля и впрямь имели основания, у этого юноши были веские причины вести себя теперь идеальным образом. Ковчежец наконец-то вернулся куда следует, и найден свидетель, который может и должен рассказать всю правду об исчезновении святыни. И хотя Тутило пока еще не знает, что ему тут уготовано, он никак не может быть уверенным в том, что это счастливое, по всей видимости, возвращение закончится для него так уж счастливо. Положившись на удачу, надеясь и тревожась, ему придется быть предельно добродетельным, покуда гроза не пройдет стороной и никто о нем так ничего и не узнает. А быть может, он даже набрался наглости и искренне молится святой Уинифред, прося у нее защиты.
И все же Кадфаэль ничего не мог с собой поделать, ему было жаль этого юношу, чье сомнительное и дерзкое предприятие, пройдя по кругу, пришло к своему завершению и грозило ему теперь позором и наказанием. Тем более что и самому Кадфаэлю, вообще-то говоря, угрожало ничуть не менее позорное разоблачение. Кадфаэлю была хорошо видна инкрустированная серебром крышка ковчега — трудно не узнать ее с первого взгляда. Слава богу, печатей никто не тронул! И значит, никто не заглядывал внутрь. Теперь Кадфаэль мог спокойно перевести дух.
Как обычно, всем руководил приор Роберт. Взволнованные братья подняли ковчег и понесли его в церковь, на законное место на алтаре. За ними смиренно проследовал и брат Тутило. Грумы и послушники повели лошадей на конюшенный двор, а легкую повозку откатили на хозяйственный двор. Приор Роберт, Герлуин, Хью Берингар и незнакомец направились к покоям аббата, тем более что тот уже вышел из дома, дабы приветствовать гостей.
Незнакомца этого Кадфаэль никогда прежде не видел, но ему не составило особого труда догадаться о том, кто это такой, даже если оставить в стороне причину его появления в монастыре. Засада была устроена неподалеку от Лестера, где обосновался весьма влиятельный и могущественный вельможа, — имело ли смысл долго гадать о его имени? К тому же от Кадфаэля не ускользнули несколько сгорбленные плечи незнакомца, что ясно свидетельствовало о наличии горба, который, впрочем, был не очень велик и не сильно уродовал в остальном вполне пропорциональную фигуру. Трудно не узнать в нем повсюду известного младшего из братьев Бомонов. Его называли Роберт Боссу, то есть Роберт Горбун, и, говорят, он не обижался на это прозвище.
Какая же нелегкая принесла сюда Роберта Боссу? Гости с аббатом уже скрылись в его покоях, и, наверное, причина визита графа скоро выяснится. А все то, что Хью доложит аббату Радульфусу, он вскоре повторит и брату Кадфаэлю. Монаху оставалось лишь подождать конца этой встречи властей духовных и властей мирских.
Между тем Кадфаэль вспомнил, что теперь, когда все собрались в монастыре, самая пора ему отправить в Аптон посыльного мальчика, который прислуживал отцу Бонифацию, дабы тот отыскал там ходившего за овцами Альдхельма и попросил его прийти после работы в монастырь указать на неведомого монаха-бенедиктинца, которому помогал в тот злополучный вечер.
В сарайчике Кадфаэля, который находился в травном саду, повисла напряженная тишина, когда Хью Берингар подробно поведал монаху обо всех приключениях святой Уинифред, а также о том, как и с какими намерениями Роберт Бомон вступил в спор за обладание ее святыми мощами.
— Это он серьезно? — спросил наконец Кадфаэль.
— Почти. Он развлекается, чтобы развеять скуку, покуда нет никаких сражений. Ничего ему особенно не надо, но он не любит сидеть сложа руки. У него непростая задача — защищать здесь интересы своего старшего брата, равно как и Валеран по мере сил защищает интересы Роберта в Нормандии. А вся эта история доставляет ему удовольствие: запустить лису в курятник, особенно в такой, где пыжатся два столь ершистых и задиристых петушка, как ваш приор Роберт и Герлуин из Рамсея. Я не вижу в этом ничего дурного, — спокойно сказал Хью. — Мне ли осуждать его забаву? В свое время я поступил точно так же.
— Но ведь он заявил о своих претензиях.
— Ну, лишь до тех пор, пока это развлекает его и ему нечем заняться. Господи, они же сами толкнули его на это!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39