Что же до личных украшений Джулианы, размышлял молодой человек, то, может, о них и заикаться не стоит? Они ведь не такие приметные, как церковная утварь. Пока он колебался, продолжать ли расспросы, отворилась дверь и в проникшем со двора снопе солнечного света появилась женская фигура.
Ступив за порог и закрыв за собой дверь, женщина будто потонула в полумраке мастерской и снова оказалась на виду, лишь когда подошла к скамье у окна, где сидел мастер. Николас догадался, что это пришла хозяйка, жена ювелира. Поставив по правую руку мужа кубок эля, женщина выпрямилась и с простодушным любопытством взглянула на молодого человека. Это была миловидная горожанка, несколькими годами моложе своего супруга. Черты лица ее терялись в тени от козырька над окном, но когда она ставила кубок, луч солнца упал на ее мягкую полную руку, белизна которой подчеркивалась черным цветом ее одежды.
Николас случайно задержал взгляд на руке хозяйки и остолбенел. Некоторое время он в изумлении таращил глаза, не в силах вымолвить ни слова, — так, что женщина заметила его странное поведение и, опустив руку, сделала шаг назад. Но он уже увидел: на мизинце у нее было надето колечко, такое маленькое, что не могло бы налезть на другой палец. Кольцо было чуть шире, чем обычно носят в этих местах, по самому краю виднелась серебряная каемочка, но вся поверхность была сплошь покрыта эмалевым узором — крошечными желтыми и голубыми цветами вперемежку с малюсенькими зелеными листочками. Николас даже заморгал, боясь, что это видение растает, точно мираж, но кольцо осталось на месте — и это было то кольцо, которое он искал. Ошибки быть не могло — второго такого колечка наверняка не было. Ценность его была, возможно, не слишком велика, но мастерство и выдумка ювелира сделали его неповторимым.
— Прошу прощения, хозяюшка! — воскликнул Николас и запнулся от волнения. — Это кольцо… откуда оно у тебя?
Муж и жена обернулись к нему с некоторым недоумением, но безо всяких признаков беспокойства.
— Откуда и все берется, — добродушно отозвалась женщина, слегка смущенная чрезвычайно серьезным тоном молодого человека. — Несколько лет назад его принесли на продажу, мне оно приглянулось, вот я и упросила мужа купить мне его в подарок.
— Когда это было? — вскричал Николас. — Поверьте мне, это очень важно!
— Три года тому назад, — охотно сообщил мастер, — Точно помню, что летом, а вот число… нет, тут я боюсь ошибиться.
— Зато я помню, — рассмеялась жена. — А тебе стыдно должно быть, что забыл, ведь это был день моего рождения, а не то дождалась бы я от тебя такого подарочка, как бы не так. А день рождения, сэр, у меня двадцатого августа. Да, уже три года как я обзавелась этой милой вещицей. Вы не поверите, но как-то раз супруга самого бейлифа хотела заказать моему мужу точно такое же кольцо, да я не дала снять с него образец. Нет уж, пусть только у меня такое будет. Гляньте, какая прелесть — первоцвет и барвинок, и краски какие нежные! — Подойдя ближе к окну, она повертела рукой, любуясь блеском эмали. — Мы тогда и другие вещи купили, — добавила она, — но они уж давным-давно проданы. Тоже неплохие были изделия, но не такие редкостные.
— А что там было еще? — спросил Николас.
— Ожерелье из полированных камушков, вроде бы из горного хрусталя, — промолвил хозяин, — Да, да, теперь припоминаю. И еще серебряный браслет с гравировкой в виде усиков — то ли вики, то ли горошка.
То, что три этих предмета оказались вместе, только лишний раз подтверждало догадку, относительно справедливости которой и одно-то это колечко не оставляло сомнений. Три года назад, двадцатого августа, в лавку серебряных дел мастера были принесены на продажу три предмета из числа вещей, пропавших вместе с Джулианой Крус. Наконец-то Николас напал на след, и, судя по всему, зловещий.
— Достойный мастер, — произнес молодой человек, — я еще не все рассказал тебе о моих поисках. Я точно знаю, что все эти три вещицы принадлежали одной леди, которая направлялась в Уэрвелль, чтобы принять постриг, но так там и не появилась.
— Да неужто? — Ювелир побледнел и взглянул на Николаса с опаской и сомнением. — Но видит Бог, я купил все эти вещи честно, я ничего дурного не делал и знать не знал. Какой-то малый, с виду вполне приличный, принес их в лавку и открыто, не таясь, предложил купить. Вот я и купил…
— О нет, пойми меня правильно! Я нимало не сомневаюсь в твоей добропорядочности. Видишь ли, просто ты первый, кого мне удалось разыскать, кто видел эти вещи, а это может помочь мне выяснить, что случилось с пропавшей леди. Вспомни, каков собой был тот человек, что продал тебе эти украшения. Каких лет, как одет? Ты прежде его когда-нибудь видел?
— И прежде не видел и после никогда не встречал, — отвечал мастер. Он хоть и был успокоен заверениями Николаса, но все же считал, что чем меньше болтать, тем лучше, а то, неровен час, влипнешь в такую историю, что и не выпутаешься. Помолчав, он добавил: — Человек как человек, примерно моих лет, стало быть, около пятидесяти, одет просто. С виду был похож на слугу, да и сам сказал, что его хозяин послал продать эти вещицы.
На том бы дело и кончилось, если бы не женщина. Она заинтересовалась случившимся, искренне хотела помочь вежливому и симпатичному молодому господину и не видела причин опасаться чего-то дурного. И, не в пример супругу, оказалась очень наблюдательной. Она вдруг заявила:
— Это был плотный, коренастый мужчина с загорелым лицом — кожа прямо-таки дубленая, ну ровно его кожаный жилет. Нынешним-то летом таких загорелых хоть пруд пруди, а то лето было вовсе не жаркое — так что этот малый, видать, не часто ночевал под крышей — он лесник, охотник или что-то в этом роде. Борода у него каштановая, и волосы тоже, правда, на макушке малость поредели. И он выглядел человеком решительным и сметливым. И вот что я вам скажу, сэр, сдается мне, он меня тоже запомнил. Он долго на меня пялился, пока стоял тут, в лавке.
Женщина сознавала свою привлекательность и привыкла к вниманию мужского пола — возможно, она именно оттого так хорошо запомнила незнакомца, что тот определенно ею заинтересовался. Так или иначе, на ее слова можно было положиться.
Впрочем, Николасу это описание как будто бы ни о чем не говорило. Он никогда не встречался с Адамом Гериетом и ведать не ведал, что у того каштановая борода и лысая макушка. Однако, если сопоставить все факты, можно было прийти к определенным выводам. Драгоценности оказались в Винчестере, трое слуг были оставлены в Андовере, и их-то уж Николас во всяком случае видел и знал, что ни один из них не подпадает под эти приметы. Зато четвертый — старый слуга лет пятидесяти, лесник или ловчий, человек крепкий и смелый — не зря Реджинальд говорил, что графу Валерану повезло с таким солдатом… Да, пожалуй, все, что рассказала жена ювелира, совпадало с тем, что слышал Николас об Адаме Гериете.
— И ведь спрашивал же я тогда у этого малого, откуда он все это взял, — промолвил ювелир, все еще ощущавший беспокойство, — я же видел, что вещи женские, да и такому, как он, явно не по карману. А он в ответ: я, мол, слуга, человек подневольный, делаю, что велено, да держу язык за зубами, а не то хозяин так отделает, что и родная мать не узнает. Этому я вполне мог поверить — таких строгих господ на свете хватает. К тому же держался он открыто, вроде ничего не боялся — так с чего бы я стал подозревать неладное?
— Действительно, с чего бы! — невесело отозвался Николас. — Стало быть, ты заплатил, и он ушел. Он не торговался?
— Нет. Сказал, что ему приказали отнести и продать, он и продает, но цены не знает. Он положился на меня, и я дал настоящую цену, будьте уверены. Конечно, потом на продаже я даже малость подзаработал, а как же без этого? На то и торговля, чтобы прибыль была, а ежели работать себе в убыток, скоро без штанов останешься.
— И это все? С этим он и ушел?
— Да вроде бы. Ан нет, он уже уходил, когда я спросил, как же так вышло, что леди, хозяйка этих вещей, решила продать такие славные украшения, разве они ей больше не нужны? Он на пороге стоял, но обернулся, посмотрел на меня эдак исподлобья и говорит: «А на кой они ей нужны, коли она померла?»
Ювелир невольно произнес эти слова столь же холодно и сурово, как и загадочный незнакомец, и смутился, словно только сейчас уразумел их значение. Но его растерянность не могла идти ни в какое сравнение с ужасом, поразившим Николаса. У него перехватило дыхание, словно ему нанесли удар ножом прямо в сердце. Похоже, что продавец, а им, конечно же, был Гериет, сказал ювелиру страшную правду. Той, что прежде владела этими украшениями, они больше не были нужны, ибо она была мертва.
Из оцепенения, вызванного отчаянием и гневом, Николаса вывел голос женщины. Она сказала:
— Но это еще не все, сэр. Так получилось, что я вышла из лавки почти следом за этим человеком, тихонечко, он меня, надо думать, и не заметил…
«Что побудило ее так поступить? — невольно подумал Николас. — Неужто злодей подмигнул ей или еще как-то начал заигрывать? Странно, если человеку есть что скрывать, он постарается улизнуть незаметно, как только избавился от добычи, а не станет привлекать к себе внимание. А может быть, ничего и не было, женщина вышла за ним просто из любопытства. Да и не то важно, зачем она пошла, а то, что она увидела».
— Так вот, — продолжала хозяйка, — он как вышел, сразу свернул налево, а там его уже поджидал другой. Молоденький такой паренек, он стоял прислонившись к стенке. Я уж не скажу, все ли деньги отдал ему этот бородач или только часть, но что-то он передал, это точно. А потом тот, что продавал эти вещи, оглянулся и, наверное, меня увидел — во всяком случае оба тут же юркнули за угол в переулок, что у рынка. Вот и все, что я видела. Надо же, — добавила женщина, размышляя вслух, — кажись, я углядела больше, чем хотелось этим пройдохам.
— Так значит, с ним был другой, помоложе? — нетерпеливо переспросил Николас. — Ты в этом уверена?
Это могло иметь огромное значение, поскольку все трое слуг из Лэ, несомненно, дожидались в Андовере. Не будь это правдой, не тот, так другой непременно выдал бы обман — слишком уж это хитрая история для таких простофиль.
— А то нет? Конечно, уверена. Молодой парень, платье на нем домотканое, хоть и чистое. Такие молодцы вечно отираются возле рынков да постоялых дворов. Те, что почестнее, надеются раздобыть работу, а иные ищут легкой поживы — знай себе кошельки срезают.
«Ищут работу, а при случае и воровством не брезгают. А может быть, и убийством», — подумал Николас. Вслух он спросил:
— А как он выглядел, тот, второй?
Женщина нахмурилась и закусила губу. Она рылась в памяти, искренне стараясь припомнить все, что могла, и память у нее оказалась на удивление цепкой.
— Довольно высокий, но не слишком — примерно того же роста, что и его приятель. Правда, в плечах вполовину уже будет, я приметила, когда они рядом стояли. Я почему сказала, что он молодой, — потому что стройный да шустрый больно. А лица-то его я вовсе не видела, у него капюшон на голове был.
— По правде сказать, мне тогда вроде тоже показалось, что что-то неладно, — начал оправдываться ювелир, — но теперь-то что — дело сделано. Деньги я заплатил, товар получил и продал — все по закону.
— Нет, нет, никто тебя не винит. Ты ведь не мог ничего знать. — Николас снова перевел взгляд на приметное кольцо на руке хозяйки. — Добрая женщина, не продашь ли ты мне это колечко? Я дам за него вдвое больше, чем платил твой муж. А если не хочешь продать, так может, дашь мне его на время, за плату. Обещаю, что верну его, как только смогу. Я понимаю, что оно дорого тебе как подарок, но поверь, мне оно очень, очень нужно.
Крайне заинтригованная, жена ювелира вертела кольцо на пальце, поглядывая на Гарнэджа удивленными, широко раскрытыми глазами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Ступив за порог и закрыв за собой дверь, женщина будто потонула в полумраке мастерской и снова оказалась на виду, лишь когда подошла к скамье у окна, где сидел мастер. Николас догадался, что это пришла хозяйка, жена ювелира. Поставив по правую руку мужа кубок эля, женщина выпрямилась и с простодушным любопытством взглянула на молодого человека. Это была миловидная горожанка, несколькими годами моложе своего супруга. Черты лица ее терялись в тени от козырька над окном, но когда она ставила кубок, луч солнца упал на ее мягкую полную руку, белизна которой подчеркивалась черным цветом ее одежды.
Николас случайно задержал взгляд на руке хозяйки и остолбенел. Некоторое время он в изумлении таращил глаза, не в силах вымолвить ни слова, — так, что женщина заметила его странное поведение и, опустив руку, сделала шаг назад. Но он уже увидел: на мизинце у нее было надето колечко, такое маленькое, что не могло бы налезть на другой палец. Кольцо было чуть шире, чем обычно носят в этих местах, по самому краю виднелась серебряная каемочка, но вся поверхность была сплошь покрыта эмалевым узором — крошечными желтыми и голубыми цветами вперемежку с малюсенькими зелеными листочками. Николас даже заморгал, боясь, что это видение растает, точно мираж, но кольцо осталось на месте — и это было то кольцо, которое он искал. Ошибки быть не могло — второго такого колечка наверняка не было. Ценность его была, возможно, не слишком велика, но мастерство и выдумка ювелира сделали его неповторимым.
— Прошу прощения, хозяюшка! — воскликнул Николас и запнулся от волнения. — Это кольцо… откуда оно у тебя?
Муж и жена обернулись к нему с некоторым недоумением, но безо всяких признаков беспокойства.
— Откуда и все берется, — добродушно отозвалась женщина, слегка смущенная чрезвычайно серьезным тоном молодого человека. — Несколько лет назад его принесли на продажу, мне оно приглянулось, вот я и упросила мужа купить мне его в подарок.
— Когда это было? — вскричал Николас. — Поверьте мне, это очень важно!
— Три года тому назад, — охотно сообщил мастер, — Точно помню, что летом, а вот число… нет, тут я боюсь ошибиться.
— Зато я помню, — рассмеялась жена. — А тебе стыдно должно быть, что забыл, ведь это был день моего рождения, а не то дождалась бы я от тебя такого подарочка, как бы не так. А день рождения, сэр, у меня двадцатого августа. Да, уже три года как я обзавелась этой милой вещицей. Вы не поверите, но как-то раз супруга самого бейлифа хотела заказать моему мужу точно такое же кольцо, да я не дала снять с него образец. Нет уж, пусть только у меня такое будет. Гляньте, какая прелесть — первоцвет и барвинок, и краски какие нежные! — Подойдя ближе к окну, она повертела рукой, любуясь блеском эмали. — Мы тогда и другие вещи купили, — добавила она, — но они уж давным-давно проданы. Тоже неплохие были изделия, но не такие редкостные.
— А что там было еще? — спросил Николас.
— Ожерелье из полированных камушков, вроде бы из горного хрусталя, — промолвил хозяин, — Да, да, теперь припоминаю. И еще серебряный браслет с гравировкой в виде усиков — то ли вики, то ли горошка.
То, что три этих предмета оказались вместе, только лишний раз подтверждало догадку, относительно справедливости которой и одно-то это колечко не оставляло сомнений. Три года назад, двадцатого августа, в лавку серебряных дел мастера были принесены на продажу три предмета из числа вещей, пропавших вместе с Джулианой Крус. Наконец-то Николас напал на след, и, судя по всему, зловещий.
— Достойный мастер, — произнес молодой человек, — я еще не все рассказал тебе о моих поисках. Я точно знаю, что все эти три вещицы принадлежали одной леди, которая направлялась в Уэрвелль, чтобы принять постриг, но так там и не появилась.
— Да неужто? — Ювелир побледнел и взглянул на Николаса с опаской и сомнением. — Но видит Бог, я купил все эти вещи честно, я ничего дурного не делал и знать не знал. Какой-то малый, с виду вполне приличный, принес их в лавку и открыто, не таясь, предложил купить. Вот я и купил…
— О нет, пойми меня правильно! Я нимало не сомневаюсь в твоей добропорядочности. Видишь ли, просто ты первый, кого мне удалось разыскать, кто видел эти вещи, а это может помочь мне выяснить, что случилось с пропавшей леди. Вспомни, каков собой был тот человек, что продал тебе эти украшения. Каких лет, как одет? Ты прежде его когда-нибудь видел?
— И прежде не видел и после никогда не встречал, — отвечал мастер. Он хоть и был успокоен заверениями Николаса, но все же считал, что чем меньше болтать, тем лучше, а то, неровен час, влипнешь в такую историю, что и не выпутаешься. Помолчав, он добавил: — Человек как человек, примерно моих лет, стало быть, около пятидесяти, одет просто. С виду был похож на слугу, да и сам сказал, что его хозяин послал продать эти вещицы.
На том бы дело и кончилось, если бы не женщина. Она заинтересовалась случившимся, искренне хотела помочь вежливому и симпатичному молодому господину и не видела причин опасаться чего-то дурного. И, не в пример супругу, оказалась очень наблюдательной. Она вдруг заявила:
— Это был плотный, коренастый мужчина с загорелым лицом — кожа прямо-таки дубленая, ну ровно его кожаный жилет. Нынешним-то летом таких загорелых хоть пруд пруди, а то лето было вовсе не жаркое — так что этот малый, видать, не часто ночевал под крышей — он лесник, охотник или что-то в этом роде. Борода у него каштановая, и волосы тоже, правда, на макушке малость поредели. И он выглядел человеком решительным и сметливым. И вот что я вам скажу, сэр, сдается мне, он меня тоже запомнил. Он долго на меня пялился, пока стоял тут, в лавке.
Женщина сознавала свою привлекательность и привыкла к вниманию мужского пола — возможно, она именно оттого так хорошо запомнила незнакомца, что тот определенно ею заинтересовался. Так или иначе, на ее слова можно было положиться.
Впрочем, Николасу это описание как будто бы ни о чем не говорило. Он никогда не встречался с Адамом Гериетом и ведать не ведал, что у того каштановая борода и лысая макушка. Однако, если сопоставить все факты, можно было прийти к определенным выводам. Драгоценности оказались в Винчестере, трое слуг были оставлены в Андовере, и их-то уж Николас во всяком случае видел и знал, что ни один из них не подпадает под эти приметы. Зато четвертый — старый слуга лет пятидесяти, лесник или ловчий, человек крепкий и смелый — не зря Реджинальд говорил, что графу Валерану повезло с таким солдатом… Да, пожалуй, все, что рассказала жена ювелира, совпадало с тем, что слышал Николас об Адаме Гериете.
— И ведь спрашивал же я тогда у этого малого, откуда он все это взял, — промолвил ювелир, все еще ощущавший беспокойство, — я же видел, что вещи женские, да и такому, как он, явно не по карману. А он в ответ: я, мол, слуга, человек подневольный, делаю, что велено, да держу язык за зубами, а не то хозяин так отделает, что и родная мать не узнает. Этому я вполне мог поверить — таких строгих господ на свете хватает. К тому же держался он открыто, вроде ничего не боялся — так с чего бы я стал подозревать неладное?
— Действительно, с чего бы! — невесело отозвался Николас. — Стало быть, ты заплатил, и он ушел. Он не торговался?
— Нет. Сказал, что ему приказали отнести и продать, он и продает, но цены не знает. Он положился на меня, и я дал настоящую цену, будьте уверены. Конечно, потом на продаже я даже малость подзаработал, а как же без этого? На то и торговля, чтобы прибыль была, а ежели работать себе в убыток, скоро без штанов останешься.
— И это все? С этим он и ушел?
— Да вроде бы. Ан нет, он уже уходил, когда я спросил, как же так вышло, что леди, хозяйка этих вещей, решила продать такие славные украшения, разве они ей больше не нужны? Он на пороге стоял, но обернулся, посмотрел на меня эдак исподлобья и говорит: «А на кой они ей нужны, коли она померла?»
Ювелир невольно произнес эти слова столь же холодно и сурово, как и загадочный незнакомец, и смутился, словно только сейчас уразумел их значение. Но его растерянность не могла идти ни в какое сравнение с ужасом, поразившим Николаса. У него перехватило дыхание, словно ему нанесли удар ножом прямо в сердце. Похоже, что продавец, а им, конечно же, был Гериет, сказал ювелиру страшную правду. Той, что прежде владела этими украшениями, они больше не были нужны, ибо она была мертва.
Из оцепенения, вызванного отчаянием и гневом, Николаса вывел голос женщины. Она сказала:
— Но это еще не все, сэр. Так получилось, что я вышла из лавки почти следом за этим человеком, тихонечко, он меня, надо думать, и не заметил…
«Что побудило ее так поступить? — невольно подумал Николас. — Неужто злодей подмигнул ей или еще как-то начал заигрывать? Странно, если человеку есть что скрывать, он постарается улизнуть незаметно, как только избавился от добычи, а не станет привлекать к себе внимание. А может быть, ничего и не было, женщина вышла за ним просто из любопытства. Да и не то важно, зачем она пошла, а то, что она увидела».
— Так вот, — продолжала хозяйка, — он как вышел, сразу свернул налево, а там его уже поджидал другой. Молоденький такой паренек, он стоял прислонившись к стенке. Я уж не скажу, все ли деньги отдал ему этот бородач или только часть, но что-то он передал, это точно. А потом тот, что продавал эти вещи, оглянулся и, наверное, меня увидел — во всяком случае оба тут же юркнули за угол в переулок, что у рынка. Вот и все, что я видела. Надо же, — добавила женщина, размышляя вслух, — кажись, я углядела больше, чем хотелось этим пройдохам.
— Так значит, с ним был другой, помоложе? — нетерпеливо переспросил Николас. — Ты в этом уверена?
Это могло иметь огромное значение, поскольку все трое слуг из Лэ, несомненно, дожидались в Андовере. Не будь это правдой, не тот, так другой непременно выдал бы обман — слишком уж это хитрая история для таких простофиль.
— А то нет? Конечно, уверена. Молодой парень, платье на нем домотканое, хоть и чистое. Такие молодцы вечно отираются возле рынков да постоялых дворов. Те, что почестнее, надеются раздобыть работу, а иные ищут легкой поживы — знай себе кошельки срезают.
«Ищут работу, а при случае и воровством не брезгают. А может быть, и убийством», — подумал Николас. Вслух он спросил:
— А как он выглядел, тот, второй?
Женщина нахмурилась и закусила губу. Она рылась в памяти, искренне стараясь припомнить все, что могла, и память у нее оказалась на удивление цепкой.
— Довольно высокий, но не слишком — примерно того же роста, что и его приятель. Правда, в плечах вполовину уже будет, я приметила, когда они рядом стояли. Я почему сказала, что он молодой, — потому что стройный да шустрый больно. А лица-то его я вовсе не видела, у него капюшон на голове был.
— По правде сказать, мне тогда вроде тоже показалось, что что-то неладно, — начал оправдываться ювелир, — но теперь-то что — дело сделано. Деньги я заплатил, товар получил и продал — все по закону.
— Нет, нет, никто тебя не винит. Ты ведь не мог ничего знать. — Николас снова перевел взгляд на приметное кольцо на руке хозяйки. — Добрая женщина, не продашь ли ты мне это колечко? Я дам за него вдвое больше, чем платил твой муж. А если не хочешь продать, так может, дашь мне его на время, за плату. Обещаю, что верну его, как только смогу. Я понимаю, что оно дорого тебе как подарок, но поверь, мне оно очень, очень нужно.
Крайне заинтригованная, жена ювелира вертела кольцо на пальце, поглядывая на Гарнэджа удивленными, широко раскрытыми глазами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37