Он полил конибры и, уже немного успокоившись, выкурил на кухне сигарету, пока на плите жарились крокеты. Он поставил эти крокеты, салат и маленький стакан сока на поднос и направился в комнату Алисии. Она сидела в кровати, поставив между колен бронзового ангела, и водила кончиками пальцев по надписи на пьедестале. Она выглядела куда более спокойной, хотя из глубины ее глаз рвалась наружу все та же смесь ужаса и растерянности.
— Ты считаешь, что мы поступили правильно? — спросила она. — Разве не надо было отдать ангела полиции?
— Разумеется, мы поступили правильно. — Эстебан пристроил поднос на стеганом одеяле. — Давай, поешь немного.
—Да не хочу я есть! Скажи, хоть теперь-то ты мне наконец поверил? Убедился, что все это всерьез?
Эстебан взял ангела и провел пальцем по изящной дорожке, которая вела от виска к колену: это была абсолютно точная копия той скульптуры, что, к полной своей неожиданности, он несколькими днями раньше обнаружил в квартире Нурии; казалось, даже знаки на пьедестале полностью совпадают. Имя, еврейская буква, странный знак, составленный из симметричных параллельных черточек, два латинских слова и цепочка греческих, которые он без труда перевел: «Приветствую вас, стражники Оси, священные и грозные капитаны, дающие импульс под властью единой силы зодиакальной оси в непрерывном движении неба…»
?.AZAZЁL.?.
HVMANAQVE.HOMINES.TESTIDRV.AETAESME.
IN.INSAENE.EVMOTE…
— Орел, — задумчиво проговорила Алисия. — На плане Фельтринелли этот ангел стоит на той площади, что слева, на западной.
— Давай, давай, ешь, — прервал ее Эстебан, кивнув на поднос. — Там есть еще два латинских слова, а вот на каком языке написано остальное, понятия не имею.
—Да не хочу я есть! Лучше сок выпью.
Наверняка это было какое-то зашифрованное сообщение, криптограмма, которую этот самый Фельтринелли, еретик, приговоренный к смертной казни более двухсот лет назад, попытался послать им, воспользовавшись прекрасным бронзовым изваянием, а изваяние стояло в центре площади, куда можно было попасть лишь во сне. Но если существовало четыре ангела и четыре разных набора знаков, значит, полный текст сообщения можно восстановить только при условии, что будут сведены воедино все части, сопоставлены все четыре надписи.
— Зачем этот человек явился сюда, ко мне? — громко повторяла и повторяла Алисия. — Ну скажи, почему он принес ангела именно мне?
— Какая разница! — Эстебан протянул ей стакан сока. — Тут полно вопросов: кем был этот тип? что это за ангел? почему он хотел отдать ангела тебе? и главное, почему его убили? Пей!
Она выпила сок и опустила голову на подушку.
— Послушай, — сказал Эстебан. — Никто, кроме нас, не должен знать про ангела. Никто, понимаешь? Это будет нашей тайной, пока мы не разберемся, что же на самом деле происходит. А теперь прости, но мне пора уходить, я обещал маме вернуться к десяти, а сейчас уже… Посмотри…
Рука Алисии сжала его плечо, нежно погладила, потом Алисия притянула Эстебана к себе. Ей вдруг нестерпимо захотелось, чтобы Эстебан остался рядом, чтобы не умерло едва возникшее нечто, чтобы не прервалась тонкая и непрочная нить, служившая мостиком для двух чувств, которым она не могла подыскать названия, но которые до этого вечера оставались смутными, хотя и жадно устремленными к неведомой цели. Она знала: за то, что она сейчас совершит, придется дорого заплатить и ценой того, что последует за движением ее руки, будет хорошо знакомая острая боль, замешенная на пепле, снова всплывшая на поверхность, словно тело утопленника; и ей, Алисии, снова придется брести через кладбище разбитых кораблей, чтобы попасть на другой берег, — и не встретит она ни спасательного плота, ни утлой лодчонки, чтобы уцепиться за них… Тем не менее Алисия приоткрыла губы, чувствуя, как некий свет мешает ей дышать, потом она со змеиной вкрадчивостью приблизила лицо к лицу Эстебана и поцеловала его — глубоко, нежно, впитывая его дыхание, сливая со своим, — словно таким вот образом она пыталась от чего-то освободиться. Эстебан прижал ее голову к своей шее, погладил волосы, убрал со щек залетевшие туда пряди. Снова поцеловал Алисию, возвратив поцелуй, похожий на укус белочки, потом резко поднялся, погасил свет и покинул комнату. Когда в коридоре звякнул замок, ночь уже превратилась для Алисии в необитаемую землю, поросшую редкой и грязной травой, засыпанную мусором и костями…
Чтобы выплыть из сна, ей пришлось сделать несколько гребков руками, потому что она находилась в бассейне, наполненном черной плазмой. Только после этого она оказалась на поверхности, которая более или менее соответствовала состоянию бодрствования, правда, весьма неустойчивого, и только после этого она наконец-то смогла вдохнуть полной грудью. Еще несколько секунд Алисия нерешительно двигалась по кромке сна, подобно канатоходцу, только вот балансировала она на проволоке, отделяющей мрачное и вязкое болото от комнаты с мягким светом. Алисия с трудом удерживала глаза открытыми и никак не могла понять, откуда этот свет идет. Наконец, словно скинув с плеч набитый щебнем рюкзак, она осознала, что нужно поскорее проснуться, выйти из того неустойчивого состояния, которое вот-вот снова обрушит ее в бассейн. Змеившийся откуда-то звук, все более и более пронзительный и жалящий, пытался привлечь к себе ее внимание: кто-то жал на кнопку звонка. Она, спотыкаясь, едва справляясь с весом собственного тела, ставшего тяжелее и плотнее обычного, побрела по коридору, потом пересекла гостиную, но не узнавала при этом собственных шагов, теперь похожих на шаги робота. За дверью стояли Мариса и Хоакин, и их брови поползли вверх, когда они увидели лицо Алисии, напоминавшее мятую тряпку.
— Что с тобой, Алисия? — воскликнула Мариса, и глаза ее раскрылись как две большие плошки.
— Ничего. — Невнятный звук соскочил с губ Алисии. — Проходите, проходите, вы что, решили остаться там?
Хотя тент над лоджией закрывал половину неба, было видно, как стая туч, цветом напоминающих слонов, плыла в вышине, предвещая близкую грозу. Канун грозы, когда воздух делается тяжелым, почти гранитным, обычно сказывался на поведении и настроении Алисии, поэтому Мариса решила, что и теперь искаженные черты ее лица — лишь реакция на метеорологические изменения. Хоакин с озабоченным видом кинулся на кухню и начал хлопать дверцами шкафов, спрашивая, где у нее кофе. Получив ответ, он схватил кофеварку и насыпал туда столько черного порошка, что его хватило бы, чтобы поднять давление несчастному Тутанхамону. Вскоре темный алюминиевый агрегат уже начал свистеть и плеваться пеной. Хоакин положил перед Алисией пачку «Коибры», она вытащила сигарету, но не проронила ни слова, как ребенок, берущий монету, которую взрослый дает ему в обмен на молчание или послушание. Мариса вошла на кухню с распылителем в руках и обвела привычным осуждающим взглядом ватные хлопья дыма, зависшие над лампой, и завывающую кофеварку, которая напоминала поезд, готовый, покидая перрон, рвануть вперед.
— Вот-вот, — проворчала она. — Травитесь, травитесь… Стоит отвернуться… Я там поливаю цветы, а вы… Губите свое сердце. Это ведь у тебя сегодня шестая сигарета, Хоакин.
— Четвертая, — поправил ее Хоакин, следя, чтобы процесс в кофеварке шел нужным образом.
— Врешь ведь! А сам обещал, что больше половины пачки в день выкуривать не станешь. Я ведь о тебе забочусь, животное неразумное. Да еще девочку затягиваешь в омут своих вредных привычек.
— Бедняжка. — Хоакин и Алисия обменялись терпеливыми взглядами; при этом Алисия выглядела уже явно лучше.
— Так что с тобой происходит? — спросила Мариса, доставая из пластикового пакета какие-то бутылочки. — Ну и видок у тебя был, когда ты открыла дверь!
Дурная ночь, вот и все. Разумеется, об убитом мужчине, ангелах, ловушке и нитях, которые с трудом просматривались за грудой жутких сложностей, просто так не расскажешь. Вот уже две или три ночи она опять спала плохо и просыпалась задолго до рассвета с пересохшим ртом, а когда снова засыпала, ей чудилось, будто она ныряет в аквариум, наполненный какими-то руками и лицами. И кроме того, навязчивый сон преследовал ее, сбивал с толку, придавливал к подушке и безжалостно заставлял спать. После пробуждения, уже открыв глаза, она долго не могла сообразить, в каком именно пункте круговерти дня и ночи находится.
Казалось, Мариса только и ждала, чтобы Алисия хоть намеком пожаловалась на проблемы со здоровьем, — тогда она триумфальным жестом укажет ей на свои пузырьки и флакончики. Хоакин, наливавший кофе в две чашки, прорычал что-то, всем видом изображая покорность и смирение.
— Ты ни за что не догадаешься, что я тебе принесла. — Браслеты из черного дерева погремушками брякнули на запястьях Марисы. — После нашей последней встречи, в тот же день, я пошла в лавку лекарственных трав и, вспомнив о твоих проблемах со сном, купила то, что должно тебе непременно помочь. Держи пузырек. Надо довести воду до кипения, налить туда настойку липпии и немного розмарина. И кинуть вот эти зернышки.
— А что это за зернышки? — Алисия взяла стеклянный пузырек с черными дробинками.
— Слабительное святого Бенито, — предположил Хоакин, целиком сосредоточившись на кофе.
— Болван! — Мариса бросила на него взгляд разъяренной тигрицы. — Это называется пальма-дель-принсипе и отлично помогает при нервных срывах. Гораздо полезнее и натуральнее, чем вся та гадость, которую тебе навыписывала Мамен. Тут уж можешь мне поверить. Ты ведь именно ее таблетки принимаешь, да?
— Да, — ответила Алисия, как послушная ученица. — И немного сока, который мне принесла соседка.
— Я вчера говорила с Мамен. — Мариса постаралась смягчить тон, — Она в Барселоне, правда? Она сказала, что ты взяла отпуск, и попросила зайти посмотреть, как ты тут и что с тобой происходит. Надо, мол, заботиться о нашей девочке, хватит ей болеть. Да погоди ты, допей сначала кофе, а потом говори. Ну, что ты хочешь сказать?
— А ты была здесь позавчера? — выдохнула Алисия, успевшая обжечь себе язык.
— Позавчера? Нет.
— И разумеется, ты не надевала рыжий парик?..
— Разумеется. — Мариса вытаращила глаза, пытаясь угадать, в чем состоит соль шутки. — Карнавал у нас в феврале, разве не так? И сама можешь убедиться, что волосы у меня, как и прежде, черные. Ну есть несколько седых, если честно признаться.
— Моя соседка, старушка, наверное, спутала тебя с кем-то. Что-то не так поняла. Она говорит, что позавчера здесь была женщина, назвавшаяся Марисой, — с рыжими волосами.
— Господи, до чего ужасна старость, — жалостливо пропел Хоакин, который комплексовал из-за своей упрямо увеличивающейся лысины. — Может, женщина и вовсе была блондинкой.
— Может, потому что соседка еще и видит плоховато. — Алисия скривила рот в неприятную улыбку. — Но история с рыжими волосами какая-то странная.
— Эта старушка и принесла тебе сок? — Глаза Марисы застыли в задумчивости. — Я ее не знаю. С мужем ее я действительно как-то разговаривала — об антиквариате. Дон Блас — так его зовут?
Но с таинственной рыжеволосой женщины разговор переметнулся на несравненную Азию Феррер, специалистку по гаданию на картах, толкованию снов и так далее и тому подобное, помощью которой Алисия по необъяснимым причинам до сих пор не воспользовалась. Алисия уже успела выкурить пару сигарет, и Мариса, спасаясь от дыма, стояла в дверях кухни. Надо было срочно найти какой-нибудь хитрый довод, чтобы отвертеться от похода к гадалке, но в голову ничего не приходило, и Алисия дала обещание непременно посетить ясновидящую, потом допила кофе и сквозь завесу дыма заявила, что сделать это немедленно ей мешают погода, дела и некоторые сомнения. Мариса ничего не хотела слушать: ясновидящая — Хоакин тотчас отпустил по ее адресу весьма ехидный комментарий — заслуживает большего доверия, чем многие титулованные врачи, которые прикрываются дипломами и ставят при этом совершенно нелепые диагнозы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Ты считаешь, что мы поступили правильно? — спросила она. — Разве не надо было отдать ангела полиции?
— Разумеется, мы поступили правильно. — Эстебан пристроил поднос на стеганом одеяле. — Давай, поешь немного.
—Да не хочу я есть! Скажи, хоть теперь-то ты мне наконец поверил? Убедился, что все это всерьез?
Эстебан взял ангела и провел пальцем по изящной дорожке, которая вела от виска к колену: это была абсолютно точная копия той скульптуры, что, к полной своей неожиданности, он несколькими днями раньше обнаружил в квартире Нурии; казалось, даже знаки на пьедестале полностью совпадают. Имя, еврейская буква, странный знак, составленный из симметричных параллельных черточек, два латинских слова и цепочка греческих, которые он без труда перевел: «Приветствую вас, стражники Оси, священные и грозные капитаны, дающие импульс под властью единой силы зодиакальной оси в непрерывном движении неба…»
?.AZAZЁL.?.
HVMANAQVE.HOMINES.TESTIDRV.AETAESME.
IN.INSAENE.EVMOTE…
— Орел, — задумчиво проговорила Алисия. — На плане Фельтринелли этот ангел стоит на той площади, что слева, на западной.
— Давай, давай, ешь, — прервал ее Эстебан, кивнув на поднос. — Там есть еще два латинских слова, а вот на каком языке написано остальное, понятия не имею.
—Да не хочу я есть! Лучше сок выпью.
Наверняка это было какое-то зашифрованное сообщение, криптограмма, которую этот самый Фельтринелли, еретик, приговоренный к смертной казни более двухсот лет назад, попытался послать им, воспользовавшись прекрасным бронзовым изваянием, а изваяние стояло в центре площади, куда можно было попасть лишь во сне. Но если существовало четыре ангела и четыре разных набора знаков, значит, полный текст сообщения можно восстановить только при условии, что будут сведены воедино все части, сопоставлены все четыре надписи.
— Зачем этот человек явился сюда, ко мне? — громко повторяла и повторяла Алисия. — Ну скажи, почему он принес ангела именно мне?
— Какая разница! — Эстебан протянул ей стакан сока. — Тут полно вопросов: кем был этот тип? что это за ангел? почему он хотел отдать ангела тебе? и главное, почему его убили? Пей!
Она выпила сок и опустила голову на подушку.
— Послушай, — сказал Эстебан. — Никто, кроме нас, не должен знать про ангела. Никто, понимаешь? Это будет нашей тайной, пока мы не разберемся, что же на самом деле происходит. А теперь прости, но мне пора уходить, я обещал маме вернуться к десяти, а сейчас уже… Посмотри…
Рука Алисии сжала его плечо, нежно погладила, потом Алисия притянула Эстебана к себе. Ей вдруг нестерпимо захотелось, чтобы Эстебан остался рядом, чтобы не умерло едва возникшее нечто, чтобы не прервалась тонкая и непрочная нить, служившая мостиком для двух чувств, которым она не могла подыскать названия, но которые до этого вечера оставались смутными, хотя и жадно устремленными к неведомой цели. Она знала: за то, что она сейчас совершит, придется дорого заплатить и ценой того, что последует за движением ее руки, будет хорошо знакомая острая боль, замешенная на пепле, снова всплывшая на поверхность, словно тело утопленника; и ей, Алисии, снова придется брести через кладбище разбитых кораблей, чтобы попасть на другой берег, — и не встретит она ни спасательного плота, ни утлой лодчонки, чтобы уцепиться за них… Тем не менее Алисия приоткрыла губы, чувствуя, как некий свет мешает ей дышать, потом она со змеиной вкрадчивостью приблизила лицо к лицу Эстебана и поцеловала его — глубоко, нежно, впитывая его дыхание, сливая со своим, — словно таким вот образом она пыталась от чего-то освободиться. Эстебан прижал ее голову к своей шее, погладил волосы, убрал со щек залетевшие туда пряди. Снова поцеловал Алисию, возвратив поцелуй, похожий на укус белочки, потом резко поднялся, погасил свет и покинул комнату. Когда в коридоре звякнул замок, ночь уже превратилась для Алисии в необитаемую землю, поросшую редкой и грязной травой, засыпанную мусором и костями…
Чтобы выплыть из сна, ей пришлось сделать несколько гребков руками, потому что она находилась в бассейне, наполненном черной плазмой. Только после этого она оказалась на поверхности, которая более или менее соответствовала состоянию бодрствования, правда, весьма неустойчивого, и только после этого она наконец-то смогла вдохнуть полной грудью. Еще несколько секунд Алисия нерешительно двигалась по кромке сна, подобно канатоходцу, только вот балансировала она на проволоке, отделяющей мрачное и вязкое болото от комнаты с мягким светом. Алисия с трудом удерживала глаза открытыми и никак не могла понять, откуда этот свет идет. Наконец, словно скинув с плеч набитый щебнем рюкзак, она осознала, что нужно поскорее проснуться, выйти из того неустойчивого состояния, которое вот-вот снова обрушит ее в бассейн. Змеившийся откуда-то звук, все более и более пронзительный и жалящий, пытался привлечь к себе ее внимание: кто-то жал на кнопку звонка. Она, спотыкаясь, едва справляясь с весом собственного тела, ставшего тяжелее и плотнее обычного, побрела по коридору, потом пересекла гостиную, но не узнавала при этом собственных шагов, теперь похожих на шаги робота. За дверью стояли Мариса и Хоакин, и их брови поползли вверх, когда они увидели лицо Алисии, напоминавшее мятую тряпку.
— Что с тобой, Алисия? — воскликнула Мариса, и глаза ее раскрылись как две большие плошки.
— Ничего. — Невнятный звук соскочил с губ Алисии. — Проходите, проходите, вы что, решили остаться там?
Хотя тент над лоджией закрывал половину неба, было видно, как стая туч, цветом напоминающих слонов, плыла в вышине, предвещая близкую грозу. Канун грозы, когда воздух делается тяжелым, почти гранитным, обычно сказывался на поведении и настроении Алисии, поэтому Мариса решила, что и теперь искаженные черты ее лица — лишь реакция на метеорологические изменения. Хоакин с озабоченным видом кинулся на кухню и начал хлопать дверцами шкафов, спрашивая, где у нее кофе. Получив ответ, он схватил кофеварку и насыпал туда столько черного порошка, что его хватило бы, чтобы поднять давление несчастному Тутанхамону. Вскоре темный алюминиевый агрегат уже начал свистеть и плеваться пеной. Хоакин положил перед Алисией пачку «Коибры», она вытащила сигарету, но не проронила ни слова, как ребенок, берущий монету, которую взрослый дает ему в обмен на молчание или послушание. Мариса вошла на кухню с распылителем в руках и обвела привычным осуждающим взглядом ватные хлопья дыма, зависшие над лампой, и завывающую кофеварку, которая напоминала поезд, готовый, покидая перрон, рвануть вперед.
— Вот-вот, — проворчала она. — Травитесь, травитесь… Стоит отвернуться… Я там поливаю цветы, а вы… Губите свое сердце. Это ведь у тебя сегодня шестая сигарета, Хоакин.
— Четвертая, — поправил ее Хоакин, следя, чтобы процесс в кофеварке шел нужным образом.
— Врешь ведь! А сам обещал, что больше половины пачки в день выкуривать не станешь. Я ведь о тебе забочусь, животное неразумное. Да еще девочку затягиваешь в омут своих вредных привычек.
— Бедняжка. — Хоакин и Алисия обменялись терпеливыми взглядами; при этом Алисия выглядела уже явно лучше.
— Так что с тобой происходит? — спросила Мариса, доставая из пластикового пакета какие-то бутылочки. — Ну и видок у тебя был, когда ты открыла дверь!
Дурная ночь, вот и все. Разумеется, об убитом мужчине, ангелах, ловушке и нитях, которые с трудом просматривались за грудой жутких сложностей, просто так не расскажешь. Вот уже две или три ночи она опять спала плохо и просыпалась задолго до рассвета с пересохшим ртом, а когда снова засыпала, ей чудилось, будто она ныряет в аквариум, наполненный какими-то руками и лицами. И кроме того, навязчивый сон преследовал ее, сбивал с толку, придавливал к подушке и безжалостно заставлял спать. После пробуждения, уже открыв глаза, она долго не могла сообразить, в каком именно пункте круговерти дня и ночи находится.
Казалось, Мариса только и ждала, чтобы Алисия хоть намеком пожаловалась на проблемы со здоровьем, — тогда она триумфальным жестом укажет ей на свои пузырьки и флакончики. Хоакин, наливавший кофе в две чашки, прорычал что-то, всем видом изображая покорность и смирение.
— Ты ни за что не догадаешься, что я тебе принесла. — Браслеты из черного дерева погремушками брякнули на запястьях Марисы. — После нашей последней встречи, в тот же день, я пошла в лавку лекарственных трав и, вспомнив о твоих проблемах со сном, купила то, что должно тебе непременно помочь. Держи пузырек. Надо довести воду до кипения, налить туда настойку липпии и немного розмарина. И кинуть вот эти зернышки.
— А что это за зернышки? — Алисия взяла стеклянный пузырек с черными дробинками.
— Слабительное святого Бенито, — предположил Хоакин, целиком сосредоточившись на кофе.
— Болван! — Мариса бросила на него взгляд разъяренной тигрицы. — Это называется пальма-дель-принсипе и отлично помогает при нервных срывах. Гораздо полезнее и натуральнее, чем вся та гадость, которую тебе навыписывала Мамен. Тут уж можешь мне поверить. Ты ведь именно ее таблетки принимаешь, да?
— Да, — ответила Алисия, как послушная ученица. — И немного сока, который мне принесла соседка.
— Я вчера говорила с Мамен. — Мариса постаралась смягчить тон, — Она в Барселоне, правда? Она сказала, что ты взяла отпуск, и попросила зайти посмотреть, как ты тут и что с тобой происходит. Надо, мол, заботиться о нашей девочке, хватит ей болеть. Да погоди ты, допей сначала кофе, а потом говори. Ну, что ты хочешь сказать?
— А ты была здесь позавчера? — выдохнула Алисия, успевшая обжечь себе язык.
— Позавчера? Нет.
— И разумеется, ты не надевала рыжий парик?..
— Разумеется. — Мариса вытаращила глаза, пытаясь угадать, в чем состоит соль шутки. — Карнавал у нас в феврале, разве не так? И сама можешь убедиться, что волосы у меня, как и прежде, черные. Ну есть несколько седых, если честно признаться.
— Моя соседка, старушка, наверное, спутала тебя с кем-то. Что-то не так поняла. Она говорит, что позавчера здесь была женщина, назвавшаяся Марисой, — с рыжими волосами.
— Господи, до чего ужасна старость, — жалостливо пропел Хоакин, который комплексовал из-за своей упрямо увеличивающейся лысины. — Может, женщина и вовсе была блондинкой.
— Может, потому что соседка еще и видит плоховато. — Алисия скривила рот в неприятную улыбку. — Но история с рыжими волосами какая-то странная.
— Эта старушка и принесла тебе сок? — Глаза Марисы застыли в задумчивости. — Я ее не знаю. С мужем ее я действительно как-то разговаривала — об антиквариате. Дон Блас — так его зовут?
Но с таинственной рыжеволосой женщины разговор переметнулся на несравненную Азию Феррер, специалистку по гаданию на картах, толкованию снов и так далее и тому подобное, помощью которой Алисия по необъяснимым причинам до сих пор не воспользовалась. Алисия уже успела выкурить пару сигарет, и Мариса, спасаясь от дыма, стояла в дверях кухни. Надо было срочно найти какой-нибудь хитрый довод, чтобы отвертеться от похода к гадалке, но в голову ничего не приходило, и Алисия дала обещание непременно посетить ясновидящую, потом допила кофе и сквозь завесу дыма заявила, что сделать это немедленно ей мешают погода, дела и некоторые сомнения. Мариса ничего не хотела слушать: ясновидящая — Хоакин тотчас отпустил по ее адресу весьма ехидный комментарий — заслуживает большего доверия, чем многие титулованные врачи, которые прикрываются дипломами и ставят при этом совершенно нелепые диагнозы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44