да, знала. Мамен поддалась минутной слабости, но быстро взяла себя в руки и заговорила о том, что надо бы сварить кофе — или лучше им выпить мансанильи? В квартире сильно пахло воском; запах, по всей видимости, шел от мебели или от каких-то предметов, стоявших в гостиной со стенами цвета сомон. Алисия сбегала за лампой с птицами и поставила ее в угол, под репродукцией Матисса — что-то вроде сине-зеленого подсолнуха. Взгляд Алисии упал на старинную деревянную фигурку святой Изабеллы, которая замерла на журнальном столике у дивана. Алисия нагнулась, взяла фигурку в руки, осмотрела. Мысли быстро закрутились в еще не совсем отлаженном мозгу — она чувствовала, как детали огромного конструктора начинают вставать на нужные места.
— Я купила ее у Альмейды, — сказала Мамен, подойдя к Алисии сзади. — Только прошу тебя, не воображай бог знает что! Мы были просто знакомы, не более того.
— А я ничего и не воображаю, — огрызнулась Алисия, ставя деревянную святую на место и прекрасно сознавая, что именно она должна была вообразить.
— Меня с ним познакомила Мариса, и я купила у него пару вещей — только и всего. Я, конечно, была в курсе их отношений. Ничего удивительного, он был мужчина видный, галантный, а бедный Хоакин, он, разумеется, очень добрый, но слишком заурядный, серый. Ты говоришь, что в убийстве обвиняют твоего соседа…
— Нет, он не убивал. На него пало подозрение, потому что он тоже был знаком с Альмейдой и в тот вечер заходил в лавку. Сейчас расскажу подробнее.
Но времени на подробности не осталось. Часы, взиравшие на них с телевизора, показывали, что время движется к половине седьмого: правый ус быстро опускался вниз. На этот вечер у Алисии была назначена встреча.
Инспектор Гальвес апатично ждал ее, сидя на скамье перед островом Картуха и глядя на сумбурные постройки Всемирной выставки; сумерки отражались в реке и окрашивали потоки воды в кроваво-красные тона; воду взрезали серебристые стрелы соревнующихся лодок. Алисия почти бежала, ориентируясь на полумесяц моста Баркета, и едва она вышла на аллею, как сразу заметила фигуру инспектора — сонного и неряшливо одетого. Инспектор курил какую-то дрянную сигарету, но теперь словно забыл о ней и чуть не обжег себе пальцы. Казалось, голос Алисии пробудил инспектора, помог вернуться в то место, где находилось его тело; он, отряхивая брюки, поднялся и поздоровался с обычной своей киношной вежливостью, потом предложил прогуляться. Их обогнала пара, совершающая footing, сзади им показалось, что светлая коса девушки — это рука, которая машет на прощание. Алисия подумала о том, что инспектор явно устал: движения его были куда медленнее и скованнее, чем всегда, будто каждому жесту, каждому слову он давал время вызреть, сперва проводил им технический осмотр и лишь потом позволял выплеснуться наружу. Поэтому Алисии показалось невыносимо театральным движение, которым он вытащил пачку «Винстона» из кармана невзрачного плаща и сунул в рот сигарету, — такое позволяют себе только очень плохие актеры, когда хотят показать, что происходит нечто чрезвычайно важное, поворотный путь в развитии действия, и публика должна это понять. Алисия шумно вздохнула; с реки дул мягкий ветерок, он шевелил заросли тростника у берега и вызывал улыбки на губах пенсионеров, сидевших на скамейках. Алисия отказалась от предложенного инспектором «Винстона», она предпочитала «Дукадос».
— Хочу еще раз поблагодарить вас за то, что вы уделили мне часть своего времени, — церемонно повторил Гальвес — Я понимаю, все это должно быть для вас очень неприятно, но войдите и в мое положение: мне платят за то, что я собираю свидетельские показания, исписываю кучу бумаги. Сказать по правде, я в глубине души благодарен начальству за то, что мне дали дело такого рода. Обычно мы возимся с молокососами, мошенниками, всяким поганым отребьем. В первый раз я столкнулся с загадкой интеллектуального характера: антиквариат, статуи, сатанизм. Только мечтать о таком можно!
— Сатанизм? — повторила Алисия, которая вдруг словно оглохла.
— Ах, разумеется, разумеется, я ведь забыл, что ваша роль — все отрицать, — Гальвес сделал жест в манере Богарта, но не слишком удачно, — или изображать крайнее изумление. Я говорил вам и вашему деверю, что у Асеведо не было серьезного мотива для преступления: пенсионер не стал бы рисковать и разбивать кому-то череп, чтобы последний оставшийся ему десяток лет прожить на деньги, заработанные таким вот способом. Ключ к преступлению — в том самом ежегоднике, в той толстой книге, которая валялась рядом с убитым, ведь из нее вырвали одну-единственную страницу. Я связался с некоторыми антикварами и, расстаравшись, нашел-таки целый экземпляр этого издания. На нужной нам странице речь шла об ангеле, вернее, о группе из четырех бронзовых ангелов, отлитых неким португальцем, поклонявшимся дьяволу. Прямо как в кино!
— Забавно!
Ночь уже начала разъедать небо, так что любители спорта и мамаши с колясками освобождали места людям совсем другого типа — сомнительного вида женщинам и юнцам с бутылками виски, принесенными в мятых белых пакетах. Наверху, слева, на улице Торнео, свет фонарей, смешивающийся со светом фар, создавал яркий желтый муравейник. Гальвес помолчал и глотнул дым, каждый его жест казался заранее тщательно отрепетированным.
— Я позвонил в Барселону, — продолжил он. — Поговорил с женой Бенльюре. Она подтвердила, что видела в мастерской мужа статую, похожую на ту, которую я описал ей по телефону, соответствующую размерам коробки, обнаруженной в гостиничном номере после убийства. В ежегоднике говорилось, что один из ангелов — а всего их было четыре — исчез после войны. Простите, но я не стану рассказывать вам всю эту историю, не хочу чувствовать себя полным идиотом. Разве я не прав?
— Понимаете… — Алисия смущенно кашлянула.
— Один ангел исчез после войны, второй был уничтожен. Я не знаю, как скульптура попала к Бенльюре, но можно с большой долей уверенности предположить, что это был тот ангел, которого считали пропавшим. Видимо, на каждом из четырех пьедесталов имелась надпись и все вместе они составляли древнее сатанинское заклятие; именно ради этого и были отлиты фигуры в восемнадцатом веке — для кучки безумцев. Ежегодник сообщает, что третья статуя находится в Лиссабоне, куда, как мне известно, отправился ваш деверь, последний ангел принадлежал старому каталонскому коллекционеру Жоану Маргалефу. Я попытался его отыскать, но он уже умер.
— Царствие ему небесное! — Алисия хотела показать, что ей все это совершенно безразлично.
— Я поговорил с его сыном, человеком равнодушным и не очень умным. Наследники поспешили поскорее избавиться от всей коллекции. Ангела продали. Кому, сын вспомнить не мог, а случилось это несколько месяцев назад. Они прокрутили столько сделок, что запомнить, кто и что купил, было невозможно. Мне пришлось повторить, что я из полиции и веду расследование преступления. В конце концов он сообщил, что ангела купила молодая женщина из Севильи.
— Молодая женщина, — пробормотала Алисия, давя каблуком окурок.
—Именно так. Вам что-нибудь пришло в голову?
Лучше бы ей совсем ничего не приходило в голову. Сейчас эта самая голова напоминала пчелиный улей, где пчелы в кромешной тьме яростно атаковали друг друга. Все указывало туда же, куда и самые первые подозрения, только страх тех дней теперь раздулся, словно огромная отвратительная опухоль, и нарыв вот-вот должен был прорваться. Но Алисия не желала при этом присутствовать. И хотя изначальная версия Эстебана послужила для нее довольно сильной прививкой от любых неожиданностей, она до сих пор не могла без ужаса принять то, что решительно отказывалось принять ее сердце, отыскивая смягчающие обстоятельства или опровержения. Да, в ее голову кое-что пришло, да, и не только кое-что, но еще и кое-кто, но она предпочитала бежать от подобных мыслей подальше, закрыть глаза и заснуть эдак на пару тысячелетий. Алисия принялась шарить по карманам в поисках сигарет, при этом она видела, с какой злостью смотрели на нее глаза инспектора — она мгновенно расшифровала цепочку мыслей, отраженных в этом взгляде.
— Подождите, подождите, — прошептала она. — Вы думаете, что это я…
— Я ничего не думаю, — перебил ее инспектор Гальвес, отводя взгляд. — Я хочу попросить вас, чтобы вы не покидали Севилью в ближайшие дни, даже если у вас возникнет непреодолимое желание отправиться в путешествие, как у вашего деверя. Тут ведь замешан сатанизм. А иметь дело с фанатиками — не из приятных. Вы обратили внимание, какой знак был на предплечье у Бенльюре? Или уже забыли?
— Знак?
— Две перевернутых буквы «t» — Рука Гальвеса нарисовала буквы в воздухе. — Если верить ежегоднику, то такой же знак был выбит на пьедестале погибшего ангела, Махазаэля. На самом деле, если вы заметили, на пьедестале каждого ангела имеется свой маленький знак — кроме еврейской буквы и текста. Я заглянул в кое-какие книги. Тема очень интересная.
— И что вы обнаружили? — попыталась выяснить Алисия с наигранным равнодушием, хотя чувствовала себя так, будто подступила к краю пропасти: отвлеченные рассуждения Гальвеса выводили ее из себя.
— Это stigmata diaboli — с важностью проговорил инспектор. — Дьяволовы меты. Демонологи объясняют, что речь идет о маленьком шраме или татуировке, которыми Сатана отмечал своих приверженцев, чтобы те могли узнавать друг друга, или еще для того, чтобы они могли выдержать пытки, оказавшись в тюрьме. Некоторые исследователи отмечают, что вышеназванный знак обычно ставится в тех местах, которые скрыты от посторонних глаз: под мышкой, на плече, под веком или в анальном отверстии; для женщин предпочтительны грудь или лобок — под волосами.
На краткий миг Алисии померещилось, будто инспектор Гальвес прямо сейчас захочет проверить, не несет ли она на себе проклятого знака. Она нервничала. Вокруг совсем стемнело, беспокойный ветер взметнул распущенные волосы Алисии и швырнул на лицо. Она глянула на часы, но циферблата не различила, сказала, что уже поздно, протянула руку в сторону огромного плаща инспектора и поспешила прочь, едва удерживаясь, чтобы не припустить бегом. Инспектор стоял у реки и курил; маленькая голубая луковка луны уже любовалась своим отражением в воде.
10
Улица Шау-да-Фейра
Улица Шау-да-Фейра. Когда Эстебан в последний раз поднимался на этот садистский холм, ему пришлось остановиться, чтобы обождать Эву, которая шла сзади, тяжело дыша, как ребенок с приступом астмы. Эстебан подвел ее к крепостной стене, и она бессильно привалилась к камням, а он достал из рюкзака бутылку воды. Японец с костлявыми коленками подошел к ним и любезно спросил, не нужна ли какая помощь. Нет, помощь им была не нужна. Эва терпеть не могла подобные восхождения, прогулки с препятствиями были не для нее: отпуск — это отдых в буквальном смысле слова, так что любые дополнительные трудности должны исключаться.
Теперь Эстебан шел по улице с тем же самым названием — Шау-да-Фейра, поднимался по неровной брусчатке вдоль ограды замка Святого Георгия, недавно отреставрированного, о чем свидетельствовали неряшливые пятна извести и цемента. Но общая атмосфера теперь была чуть иной, может быть, из-за освещения: все застилал разреженный розоватый туман, ничем не напоминавший чуть белесоватый свет сентябрьского Лиссабона. Ускорив шаг, так что заныли ноги, Эстебан размышлял о том, что наша память сама творит прошлое, а вовсе не возвращает его нам; память — это страдающее чрезмерной робостью воображение, которое не отваживается пустить свои выдумки в свободный полет. Предрождественский Лиссабон, каким они его увидели пять лет назад, был городом похороненным, несуществующим, хотя он и продолжал таить в себе лабиринты улиц и встреч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Я купила ее у Альмейды, — сказала Мамен, подойдя к Алисии сзади. — Только прошу тебя, не воображай бог знает что! Мы были просто знакомы, не более того.
— А я ничего и не воображаю, — огрызнулась Алисия, ставя деревянную святую на место и прекрасно сознавая, что именно она должна была вообразить.
— Меня с ним познакомила Мариса, и я купила у него пару вещей — только и всего. Я, конечно, была в курсе их отношений. Ничего удивительного, он был мужчина видный, галантный, а бедный Хоакин, он, разумеется, очень добрый, но слишком заурядный, серый. Ты говоришь, что в убийстве обвиняют твоего соседа…
— Нет, он не убивал. На него пало подозрение, потому что он тоже был знаком с Альмейдой и в тот вечер заходил в лавку. Сейчас расскажу подробнее.
Но времени на подробности не осталось. Часы, взиравшие на них с телевизора, показывали, что время движется к половине седьмого: правый ус быстро опускался вниз. На этот вечер у Алисии была назначена встреча.
Инспектор Гальвес апатично ждал ее, сидя на скамье перед островом Картуха и глядя на сумбурные постройки Всемирной выставки; сумерки отражались в реке и окрашивали потоки воды в кроваво-красные тона; воду взрезали серебристые стрелы соревнующихся лодок. Алисия почти бежала, ориентируясь на полумесяц моста Баркета, и едва она вышла на аллею, как сразу заметила фигуру инспектора — сонного и неряшливо одетого. Инспектор курил какую-то дрянную сигарету, но теперь словно забыл о ней и чуть не обжег себе пальцы. Казалось, голос Алисии пробудил инспектора, помог вернуться в то место, где находилось его тело; он, отряхивая брюки, поднялся и поздоровался с обычной своей киношной вежливостью, потом предложил прогуляться. Их обогнала пара, совершающая footing, сзади им показалось, что светлая коса девушки — это рука, которая машет на прощание. Алисия подумала о том, что инспектор явно устал: движения его были куда медленнее и скованнее, чем всегда, будто каждому жесту, каждому слову он давал время вызреть, сперва проводил им технический осмотр и лишь потом позволял выплеснуться наружу. Поэтому Алисии показалось невыносимо театральным движение, которым он вытащил пачку «Винстона» из кармана невзрачного плаща и сунул в рот сигарету, — такое позволяют себе только очень плохие актеры, когда хотят показать, что происходит нечто чрезвычайно важное, поворотный путь в развитии действия, и публика должна это понять. Алисия шумно вздохнула; с реки дул мягкий ветерок, он шевелил заросли тростника у берега и вызывал улыбки на губах пенсионеров, сидевших на скамейках. Алисия отказалась от предложенного инспектором «Винстона», она предпочитала «Дукадос».
— Хочу еще раз поблагодарить вас за то, что вы уделили мне часть своего времени, — церемонно повторил Гальвес — Я понимаю, все это должно быть для вас очень неприятно, но войдите и в мое положение: мне платят за то, что я собираю свидетельские показания, исписываю кучу бумаги. Сказать по правде, я в глубине души благодарен начальству за то, что мне дали дело такого рода. Обычно мы возимся с молокососами, мошенниками, всяким поганым отребьем. В первый раз я столкнулся с загадкой интеллектуального характера: антиквариат, статуи, сатанизм. Только мечтать о таком можно!
— Сатанизм? — повторила Алисия, которая вдруг словно оглохла.
— Ах, разумеется, разумеется, я ведь забыл, что ваша роль — все отрицать, — Гальвес сделал жест в манере Богарта, но не слишком удачно, — или изображать крайнее изумление. Я говорил вам и вашему деверю, что у Асеведо не было серьезного мотива для преступления: пенсионер не стал бы рисковать и разбивать кому-то череп, чтобы последний оставшийся ему десяток лет прожить на деньги, заработанные таким вот способом. Ключ к преступлению — в том самом ежегоднике, в той толстой книге, которая валялась рядом с убитым, ведь из нее вырвали одну-единственную страницу. Я связался с некоторыми антикварами и, расстаравшись, нашел-таки целый экземпляр этого издания. На нужной нам странице речь шла об ангеле, вернее, о группе из четырех бронзовых ангелов, отлитых неким португальцем, поклонявшимся дьяволу. Прямо как в кино!
— Забавно!
Ночь уже начала разъедать небо, так что любители спорта и мамаши с колясками освобождали места людям совсем другого типа — сомнительного вида женщинам и юнцам с бутылками виски, принесенными в мятых белых пакетах. Наверху, слева, на улице Торнео, свет фонарей, смешивающийся со светом фар, создавал яркий желтый муравейник. Гальвес помолчал и глотнул дым, каждый его жест казался заранее тщательно отрепетированным.
— Я позвонил в Барселону, — продолжил он. — Поговорил с женой Бенльюре. Она подтвердила, что видела в мастерской мужа статую, похожую на ту, которую я описал ей по телефону, соответствующую размерам коробки, обнаруженной в гостиничном номере после убийства. В ежегоднике говорилось, что один из ангелов — а всего их было четыре — исчез после войны. Простите, но я не стану рассказывать вам всю эту историю, не хочу чувствовать себя полным идиотом. Разве я не прав?
— Понимаете… — Алисия смущенно кашлянула.
— Один ангел исчез после войны, второй был уничтожен. Я не знаю, как скульптура попала к Бенльюре, но можно с большой долей уверенности предположить, что это был тот ангел, которого считали пропавшим. Видимо, на каждом из четырех пьедесталов имелась надпись и все вместе они составляли древнее сатанинское заклятие; именно ради этого и были отлиты фигуры в восемнадцатом веке — для кучки безумцев. Ежегодник сообщает, что третья статуя находится в Лиссабоне, куда, как мне известно, отправился ваш деверь, последний ангел принадлежал старому каталонскому коллекционеру Жоану Маргалефу. Я попытался его отыскать, но он уже умер.
— Царствие ему небесное! — Алисия хотела показать, что ей все это совершенно безразлично.
— Я поговорил с его сыном, человеком равнодушным и не очень умным. Наследники поспешили поскорее избавиться от всей коллекции. Ангела продали. Кому, сын вспомнить не мог, а случилось это несколько месяцев назад. Они прокрутили столько сделок, что запомнить, кто и что купил, было невозможно. Мне пришлось повторить, что я из полиции и веду расследование преступления. В конце концов он сообщил, что ангела купила молодая женщина из Севильи.
— Молодая женщина, — пробормотала Алисия, давя каблуком окурок.
—Именно так. Вам что-нибудь пришло в голову?
Лучше бы ей совсем ничего не приходило в голову. Сейчас эта самая голова напоминала пчелиный улей, где пчелы в кромешной тьме яростно атаковали друг друга. Все указывало туда же, куда и самые первые подозрения, только страх тех дней теперь раздулся, словно огромная отвратительная опухоль, и нарыв вот-вот должен был прорваться. Но Алисия не желала при этом присутствовать. И хотя изначальная версия Эстебана послужила для нее довольно сильной прививкой от любых неожиданностей, она до сих пор не могла без ужаса принять то, что решительно отказывалось принять ее сердце, отыскивая смягчающие обстоятельства или опровержения. Да, в ее голову кое-что пришло, да, и не только кое-что, но еще и кое-кто, но она предпочитала бежать от подобных мыслей подальше, закрыть глаза и заснуть эдак на пару тысячелетий. Алисия принялась шарить по карманам в поисках сигарет, при этом она видела, с какой злостью смотрели на нее глаза инспектора — она мгновенно расшифровала цепочку мыслей, отраженных в этом взгляде.
— Подождите, подождите, — прошептала она. — Вы думаете, что это я…
— Я ничего не думаю, — перебил ее инспектор Гальвес, отводя взгляд. — Я хочу попросить вас, чтобы вы не покидали Севилью в ближайшие дни, даже если у вас возникнет непреодолимое желание отправиться в путешествие, как у вашего деверя. Тут ведь замешан сатанизм. А иметь дело с фанатиками — не из приятных. Вы обратили внимание, какой знак был на предплечье у Бенльюре? Или уже забыли?
— Знак?
— Две перевернутых буквы «t» — Рука Гальвеса нарисовала буквы в воздухе. — Если верить ежегоднику, то такой же знак был выбит на пьедестале погибшего ангела, Махазаэля. На самом деле, если вы заметили, на пьедестале каждого ангела имеется свой маленький знак — кроме еврейской буквы и текста. Я заглянул в кое-какие книги. Тема очень интересная.
— И что вы обнаружили? — попыталась выяснить Алисия с наигранным равнодушием, хотя чувствовала себя так, будто подступила к краю пропасти: отвлеченные рассуждения Гальвеса выводили ее из себя.
— Это stigmata diaboli — с важностью проговорил инспектор. — Дьяволовы меты. Демонологи объясняют, что речь идет о маленьком шраме или татуировке, которыми Сатана отмечал своих приверженцев, чтобы те могли узнавать друг друга, или еще для того, чтобы они могли выдержать пытки, оказавшись в тюрьме. Некоторые исследователи отмечают, что вышеназванный знак обычно ставится в тех местах, которые скрыты от посторонних глаз: под мышкой, на плече, под веком или в анальном отверстии; для женщин предпочтительны грудь или лобок — под волосами.
На краткий миг Алисии померещилось, будто инспектор Гальвес прямо сейчас захочет проверить, не несет ли она на себе проклятого знака. Она нервничала. Вокруг совсем стемнело, беспокойный ветер взметнул распущенные волосы Алисии и швырнул на лицо. Она глянула на часы, но циферблата не различила, сказала, что уже поздно, протянула руку в сторону огромного плаща инспектора и поспешила прочь, едва удерживаясь, чтобы не припустить бегом. Инспектор стоял у реки и курил; маленькая голубая луковка луны уже любовалась своим отражением в воде.
10
Улица Шау-да-Фейра
Улица Шау-да-Фейра. Когда Эстебан в последний раз поднимался на этот садистский холм, ему пришлось остановиться, чтобы обождать Эву, которая шла сзади, тяжело дыша, как ребенок с приступом астмы. Эстебан подвел ее к крепостной стене, и она бессильно привалилась к камням, а он достал из рюкзака бутылку воды. Японец с костлявыми коленками подошел к ним и любезно спросил, не нужна ли какая помощь. Нет, помощь им была не нужна. Эва терпеть не могла подобные восхождения, прогулки с препятствиями были не для нее: отпуск — это отдых в буквальном смысле слова, так что любые дополнительные трудности должны исключаться.
Теперь Эстебан шел по улице с тем же самым названием — Шау-да-Фейра, поднимался по неровной брусчатке вдоль ограды замка Святого Георгия, недавно отреставрированного, о чем свидетельствовали неряшливые пятна извести и цемента. Но общая атмосфера теперь была чуть иной, может быть, из-за освещения: все застилал разреженный розоватый туман, ничем не напоминавший чуть белесоватый свет сентябрьского Лиссабона. Ускорив шаг, так что заныли ноги, Эстебан размышлял о том, что наша память сама творит прошлое, а вовсе не возвращает его нам; память — это страдающее чрезмерной робостью воображение, которое не отваживается пустить свои выдумки в свободный полет. Предрождественский Лиссабон, каким они его увидели пять лет назад, был городом похороненным, несуществующим, хотя он и продолжал таить в себе лабиринты улиц и встреч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44