Они работали над этим каждую ночь — раздвигали и раздвигали границы, каждый вносил в строительство что-то свое: статуи, балюстрады, дворцы, мосты. Ночью первого ноября тысяча семьсот пятьдесят пятого года собрание проводилось в доме маркизы Стэнхоуп, и это было особое собрание: Заговорщики присутствовали при родах папессы — ребенок был зачат ею якобы от самого дьявола. Землетрясение погубило и мать, и дитя, да и всех присутствующих, за исключением двоих. Игнасио да Алпиарса был лишь ранен, но, несмотря на это, прибежал сюда. И обнаружил, что его носорог умер.
Палец сеньориты Остманн указывал в окно. Тусклое солнце освещало сад с огромным лабиринтом, зеленые буквы, вернее, причудливые каракули и спирали тянулись до стоящего вдалеке плоского здания с залатанными стенами. Эстебан и сеньорита Остманн спустились по ступенькам и снова оказались под открытым небом — оно раскинулось над их головами бескрайним синим шатром. Остманн хотела показать Эстебану конюшню, где содержался носорог, поэтому они двинулись по лабиринту. Он шел за ней, не отставая ни на шаг, так, чтобы все время слышать хруст гравия под ее каблуками. Они двигались по бесконечному коридору из рододендронов. И Эстебан не сумел бы сказать, сколько времени они уже шли, когда понял, что заблудился. На одном из изгибов дорожки он свернул направо и обнаружил, что больше не видит впереди ни спины Эдлы Остманн, ни ее длинных ног. Он хотел вернуться к входу в лабиринт, но дорожка дернулась куда-то вбок, и этот путь показался ему незнакомым. Он вышел к маленькой площади с фонтаном.
Терпеливо выкурил сигарету, собрался было покричать, чтобы привлечь внимание сеньориты Остманн, но ему стало стыдно. Его одолевали разные мысли: что за ним вот-вот придут, что никто никогда не выведет его из этой точки среди нелепого переплетения тропок и дорожек. Не было смысла самому пытаться искать выход, любые логические построения в данной ситуации оказались бы бесполезны — ведь план сада не отвечал законам обычной логики. Между тем по дорожкам начал свистеть ветер, он хлестал Эстебана по лицу, так что приходилось прикрывать глаза. За время блужданий он успел выкурить одну за другой четыре сигареты; ему попались три перекрестка, а может, три раза один и тот же перекресток. Он опять подумал, что ключ к лабиринту умом не отыскать и что никак нельзя перепрыгнуть через стену узкого коридора: разум тоже блуждал — словно по зеркальным отражениям лабиринта, — тоже плутал, не зная, какую из нескольких тропок выбрать. Оставалось покорно положиться на интуицию, ведь она и прежде нередко давала верные советы, подсказывала верные слова и поступки или же, наоборот, накладывала запрет на какие-то слова и поступки — порой исходя просто из законов симметрии или каких-то потаенных математических законов, которым подчиняется окружающий мир. Чтобы выйти, чтобы найти конюшню — истину, сокровище, — надо слушаться интуиции, подчиниться той слепой руке, которая на рассвете, пока хозяин ее еще не проснулся, безошибочно отыскивает будильник или лампу на ночном столике. Он раздавил каблуком очередной окурок и тотчас почувствовал, как кто-то схватил его за плечо, — сзади стояла Эдла Остманн, словно вынырнувшая из зеленой изгороди.
От Мамен они вышли около пяти — после бесконечных споров и пререканий и после того, как Алисия, выдохнув воздух из груди так громко, что звук разнесся по всей квартире, сунула руки в карманы куртки и шагнула за порог. Мамен догнала ее этажом ниже и даже извинилась, хотя довольно вяло: затеянный Алисией визит по-прежнему казался ей верхом глупости. Еще немного — и они начнут выполнять и прочие идиотские советы Марисы — например, есть силос, тщательно выбирая в ресторанном меню ту или иную его разновидность. Но разумеется, ежели это так нужно Алисии, если это ее успокоит, — пожалуйста, она, Мамен, готова соответствовать. Алисии ее бурчание успело надоесть, и она попросила подругу не повторять одно и то же в сотый раз, лучше пусть помолчит. Они повернули с Торнео к Аламеде, и Алисия снова принялась объяснять: речь идет о попытке, только о попытке и не более того, ведь никто не заставит их слушаться гадалку — ну заплатят несчастные две-три тысячи песет, а там видно будет. Алисии совершенно необходимо услышать еще чье-нибудь мнение. Мамен пришлось согласиться: да, вся эта история со снами, в которые запросто забредают посторонние люди, словно в городской парк воскресным вечерком, была не совсем обычной, и о таких приключениях не каждому расскажешь. Иными словами, необычная болезнь требует необычных лекарств. И кто знает, может, как раз нелепая и экстравагантная Азия Феррер отыщет ключ к этой безумно закрученной интриге.
Итак, продолжая скептически покачивать головой, Мамен шла с Алисией по улице Калатрава. Разумеется, она не одобряла глупой выходки Алисии, очередной ее глупой выходки, — только ясновидящей им и не хватало! — но оставить Алисию одну она не могла. Ведь та почти полностью утратила чувство реальности, а значит, на свой лад истолкует все, что скажет ей сумасшедшая гадалка. И уж тем более нельзя отдавать Алисию в руки Марисы, которая способна окончательно замусорить ей мозги, предложив искать объяснение всему происходящему в пятом измерении. Ничего загадочного в недуге Алисии не было: навязчивый невроз с огромной скоростью завладевал ее мозгом, завоевывал очередную территорию, стоило подкинуть в костер еще одно полено — нанести какой-либо визит или поговорить по телефону с Эстебаном, который и сам был без царя в голове. Да, да, конечно, он мечтает затащить Алисию в постель, но ведь существуют и более пристойные способы добиться подобной цели.
Четверо хиппи сидели на ступенях Аламеды и били в барабан, передавая друг другу банку пива и сигарету с травкой. Алисия и Мамен прошли через автостоянку до улицы Перис Менчета, где бары с вынесенными на тротуар решетчатыми заграждениями стали попадаться гораздо реже. Они шагали мимо ветхих домов, и лишь изредка им попадался какой-нибудь прохожий, какой-нибудь тип с сигаретой во рту. Дом, номер которого значился на визитной карточке, оказался двухэтажным, с цветочными горшками на балконе и мозаичной Девой Марией над входной дверью. Рядом приютилась ветеринарная клиника, о чем и сообщала разбитая вывеска. Мамен буркнула, что еще не поздно повернуть назад, что только новой головной боли им и недостает, но Алисия решительно зашагала по ступеням. Стена была когда-то побелена, теперь ее покрывали пятна сырости и трещины — вместе они напоминали очертания архипелагов. Наверху, где кончилась лестница, навстречу им из дверей выглянула неопределенного возраста женщина: большой кривой нос, густой слой косметики и множество колец на скрюченных артритом пальцах. Она была наряжена в тунику, но это, по мнению Мамен, вполне соответствовало традиции, то есть считалось непременным атрибутом данной профессии. Поразило ее другое: немыслимая грива фиолетового цвета, падавшая гадалке на плечи. Женщина вежливо пригласила их войти, и они тут же почувствовали резкий запах кошачьей мочи, шедший изо всех углов. Они миновали гостиную с телевизором, потом кухню. Кабинет Азии Феррер находился в конце короткого коридора, стены которого были украшены знаками зодиака.
— Мы от Марисы Гордильо, — извиняющимся тоном сообщила Алисия.
— А, от Марисы, — откликнулась женщина злым голосом. — Тогда вам будет скидка. Обычно я делаю скидку только тем, кто просит погадать на картах, но для вас — хоть на картах, хоть по руке.
Кабинет оправдал худшие предчувствия Мамен: все четыре стены были затянуты фиолетовой тканью, рассеянный свет от висящей в центре лампы падал на складной столик, рядом стояло некое подобие этажерки, украшенной картинками из дешевых книг. Тот самый кот, серо-белое чудовище, толстый, как куль, по вине которого и провоняла вся квартира, лениво потягивался на стуле. Азия Феррер взяла несколько ароматных палочек, потом предложила клиенткам сесть. Мамен почувствовала, как на смену раздражению подкатил смех. Лившийся сбоку белый свет углубил тени на лице гадалки, так что оно стало напоминать злую маску из греческой трагедии. Азия Феррер вытянула над скатертью унизанные кольцами пальцы и произнесла:
— Азия Феррер готова служить вам. Спрашивайте, что желаете.
По мере того как Алисия объясняла, что им не нужно гадание ни на картах, ни по руке, ни даже на кофейной гуще, брови доброй женщины ползли выше и выше на лоб. Все дело в сновидении. Странном сне, который нет смысла подробно пересказывать. Алисия хотела узнать: бывает ли, что одни и те же сны снятся разным людям, иначе говоря, что эти люди проникают друг к другу в сны, словно договорившись там встретиться, как, скажем, в баре или у кого-то дома. Она хотела узнать: неужели доступ в сны так же свободен, как доступ в любой музей или, например, в бордель? Пока Алисия задавала свои вопросы напряженно сжавшей губы Азии Феррер, Мамен чувствовала, как кот гадалки гипнотизирует ее: желтые зрачки смотрели пристально и неотступно.
— Видите ли, — сказала Азия Феррер таким тоном, словно объясняла принципы квантовой физики пятилетнему ребенку, — то, что с вами происходит, совершенно нормально. Не скажу, что обычно, хотя подобных случаев встречается немало, но совершенно естественно. Правда, чтобы понять это, надо иметь в виду кое-какие изначальные обстоятельства.
Веки Мамен опустились, она приготовилась стоически вынести неизбежную лекцию о тайном составе любых вещей на свете, весь набор неизъяснимых истин, опровергающих невероятную наивность эмпирических наук. Азия Феррер говорила веско, с пафосом, словно перед ней сидела тысяча ревностных поклонников.
— Сущее делится на семь планов, сеньорита: семь форм существования, семь восходящих категорий. В самом нижнем регистре находится Физический уровень, или Sthula, соответствующий материи, в человеческом существе это плоть, волосы, кости, кожа и так далее. Следующий план — астральный, Kama, на котором я еще остановлюсь; далее — ментальный, или Manas. Этот последний есть личностное сознание, то есть «я» каждого человека: наши опознавательные знаки, то, что мы признаем как нечто только нам принадлежащее в смысле полноценного использования собственных способностей. Возвращаясь к Ката, или астральному плану, надо сказать, что он содержит весь потенциал психических действий, которые человек не использует; он соответствует тому, что психологи, люди грубые и тупоумные, презрительно называют подсознательным.
— Отлично, — отозвалась Алисия, искоса поглядывая на Мамен, которая с трудом сдерживала хохот.
— Астральное тело — это тело, состоящее из очень тонкой субстанции, она связана с материей, но в определенных обстоятельствах отделяется от нее: во время сна, даже не самого глубокого, когда человек, например, находится под воздействием наркотиков или снотворного, но, конечно, прежде всего во время обычного сна. Освободившись, астральное тело может посещать разные пространства и овладевать какими-то предметами. Разумеется, тело это посещает не материальный мир, в котором мы привыкли находиться, а параллельный астральный мир, который не слишком похож на наш.
— Значит, существует два мира, — попыталась уточнить Алисия.
— Существует много миров, сеньорита, — с большим апломбом поправила ее Азия Феррер. — Но все заключены в нашем, в этом вот мире. Представьте себе два гостиничных номера, один над другим, в обоих одинаковая мебель, расставленная в одинаковом порядке. Материальное тело имеет доступ лишь в нижнюю комнату. Астральное тело способно проникать и в ту, и в другую. Астральный взгляд мы и называем ясновидением, так же как астральное прикосновение — телекинезом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Палец сеньориты Остманн указывал в окно. Тусклое солнце освещало сад с огромным лабиринтом, зеленые буквы, вернее, причудливые каракули и спирали тянулись до стоящего вдалеке плоского здания с залатанными стенами. Эстебан и сеньорита Остманн спустились по ступенькам и снова оказались под открытым небом — оно раскинулось над их головами бескрайним синим шатром. Остманн хотела показать Эстебану конюшню, где содержался носорог, поэтому они двинулись по лабиринту. Он шел за ней, не отставая ни на шаг, так, чтобы все время слышать хруст гравия под ее каблуками. Они двигались по бесконечному коридору из рододендронов. И Эстебан не сумел бы сказать, сколько времени они уже шли, когда понял, что заблудился. На одном из изгибов дорожки он свернул направо и обнаружил, что больше не видит впереди ни спины Эдлы Остманн, ни ее длинных ног. Он хотел вернуться к входу в лабиринт, но дорожка дернулась куда-то вбок, и этот путь показался ему незнакомым. Он вышел к маленькой площади с фонтаном.
Терпеливо выкурил сигарету, собрался было покричать, чтобы привлечь внимание сеньориты Остманн, но ему стало стыдно. Его одолевали разные мысли: что за ним вот-вот придут, что никто никогда не выведет его из этой точки среди нелепого переплетения тропок и дорожек. Не было смысла самому пытаться искать выход, любые логические построения в данной ситуации оказались бы бесполезны — ведь план сада не отвечал законам обычной логики. Между тем по дорожкам начал свистеть ветер, он хлестал Эстебана по лицу, так что приходилось прикрывать глаза. За время блужданий он успел выкурить одну за другой четыре сигареты; ему попались три перекрестка, а может, три раза один и тот же перекресток. Он опять подумал, что ключ к лабиринту умом не отыскать и что никак нельзя перепрыгнуть через стену узкого коридора: разум тоже блуждал — словно по зеркальным отражениям лабиринта, — тоже плутал, не зная, какую из нескольких тропок выбрать. Оставалось покорно положиться на интуицию, ведь она и прежде нередко давала верные советы, подсказывала верные слова и поступки или же, наоборот, накладывала запрет на какие-то слова и поступки — порой исходя просто из законов симметрии или каких-то потаенных математических законов, которым подчиняется окружающий мир. Чтобы выйти, чтобы найти конюшню — истину, сокровище, — надо слушаться интуиции, подчиниться той слепой руке, которая на рассвете, пока хозяин ее еще не проснулся, безошибочно отыскивает будильник или лампу на ночном столике. Он раздавил каблуком очередной окурок и тотчас почувствовал, как кто-то схватил его за плечо, — сзади стояла Эдла Остманн, словно вынырнувшая из зеленой изгороди.
От Мамен они вышли около пяти — после бесконечных споров и пререканий и после того, как Алисия, выдохнув воздух из груди так громко, что звук разнесся по всей квартире, сунула руки в карманы куртки и шагнула за порог. Мамен догнала ее этажом ниже и даже извинилась, хотя довольно вяло: затеянный Алисией визит по-прежнему казался ей верхом глупости. Еще немного — и они начнут выполнять и прочие идиотские советы Марисы — например, есть силос, тщательно выбирая в ресторанном меню ту или иную его разновидность. Но разумеется, ежели это так нужно Алисии, если это ее успокоит, — пожалуйста, она, Мамен, готова соответствовать. Алисии ее бурчание успело надоесть, и она попросила подругу не повторять одно и то же в сотый раз, лучше пусть помолчит. Они повернули с Торнео к Аламеде, и Алисия снова принялась объяснять: речь идет о попытке, только о попытке и не более того, ведь никто не заставит их слушаться гадалку — ну заплатят несчастные две-три тысячи песет, а там видно будет. Алисии совершенно необходимо услышать еще чье-нибудь мнение. Мамен пришлось согласиться: да, вся эта история со снами, в которые запросто забредают посторонние люди, словно в городской парк воскресным вечерком, была не совсем обычной, и о таких приключениях не каждому расскажешь. Иными словами, необычная болезнь требует необычных лекарств. И кто знает, может, как раз нелепая и экстравагантная Азия Феррер отыщет ключ к этой безумно закрученной интриге.
Итак, продолжая скептически покачивать головой, Мамен шла с Алисией по улице Калатрава. Разумеется, она не одобряла глупой выходки Алисии, очередной ее глупой выходки, — только ясновидящей им и не хватало! — но оставить Алисию одну она не могла. Ведь та почти полностью утратила чувство реальности, а значит, на свой лад истолкует все, что скажет ей сумасшедшая гадалка. И уж тем более нельзя отдавать Алисию в руки Марисы, которая способна окончательно замусорить ей мозги, предложив искать объяснение всему происходящему в пятом измерении. Ничего загадочного в недуге Алисии не было: навязчивый невроз с огромной скоростью завладевал ее мозгом, завоевывал очередную территорию, стоило подкинуть в костер еще одно полено — нанести какой-либо визит или поговорить по телефону с Эстебаном, который и сам был без царя в голове. Да, да, конечно, он мечтает затащить Алисию в постель, но ведь существуют и более пристойные способы добиться подобной цели.
Четверо хиппи сидели на ступенях Аламеды и били в барабан, передавая друг другу банку пива и сигарету с травкой. Алисия и Мамен прошли через автостоянку до улицы Перис Менчета, где бары с вынесенными на тротуар решетчатыми заграждениями стали попадаться гораздо реже. Они шагали мимо ветхих домов, и лишь изредка им попадался какой-нибудь прохожий, какой-нибудь тип с сигаретой во рту. Дом, номер которого значился на визитной карточке, оказался двухэтажным, с цветочными горшками на балконе и мозаичной Девой Марией над входной дверью. Рядом приютилась ветеринарная клиника, о чем и сообщала разбитая вывеска. Мамен буркнула, что еще не поздно повернуть назад, что только новой головной боли им и недостает, но Алисия решительно зашагала по ступеням. Стена была когда-то побелена, теперь ее покрывали пятна сырости и трещины — вместе они напоминали очертания архипелагов. Наверху, где кончилась лестница, навстречу им из дверей выглянула неопределенного возраста женщина: большой кривой нос, густой слой косметики и множество колец на скрюченных артритом пальцах. Она была наряжена в тунику, но это, по мнению Мамен, вполне соответствовало традиции, то есть считалось непременным атрибутом данной профессии. Поразило ее другое: немыслимая грива фиолетового цвета, падавшая гадалке на плечи. Женщина вежливо пригласила их войти, и они тут же почувствовали резкий запах кошачьей мочи, шедший изо всех углов. Они миновали гостиную с телевизором, потом кухню. Кабинет Азии Феррер находился в конце короткого коридора, стены которого были украшены знаками зодиака.
— Мы от Марисы Гордильо, — извиняющимся тоном сообщила Алисия.
— А, от Марисы, — откликнулась женщина злым голосом. — Тогда вам будет скидка. Обычно я делаю скидку только тем, кто просит погадать на картах, но для вас — хоть на картах, хоть по руке.
Кабинет оправдал худшие предчувствия Мамен: все четыре стены были затянуты фиолетовой тканью, рассеянный свет от висящей в центре лампы падал на складной столик, рядом стояло некое подобие этажерки, украшенной картинками из дешевых книг. Тот самый кот, серо-белое чудовище, толстый, как куль, по вине которого и провоняла вся квартира, лениво потягивался на стуле. Азия Феррер взяла несколько ароматных палочек, потом предложила клиенткам сесть. Мамен почувствовала, как на смену раздражению подкатил смех. Лившийся сбоку белый свет углубил тени на лице гадалки, так что оно стало напоминать злую маску из греческой трагедии. Азия Феррер вытянула над скатертью унизанные кольцами пальцы и произнесла:
— Азия Феррер готова служить вам. Спрашивайте, что желаете.
По мере того как Алисия объясняла, что им не нужно гадание ни на картах, ни по руке, ни даже на кофейной гуще, брови доброй женщины ползли выше и выше на лоб. Все дело в сновидении. Странном сне, который нет смысла подробно пересказывать. Алисия хотела узнать: бывает ли, что одни и те же сны снятся разным людям, иначе говоря, что эти люди проникают друг к другу в сны, словно договорившись там встретиться, как, скажем, в баре или у кого-то дома. Она хотела узнать: неужели доступ в сны так же свободен, как доступ в любой музей или, например, в бордель? Пока Алисия задавала свои вопросы напряженно сжавшей губы Азии Феррер, Мамен чувствовала, как кот гадалки гипнотизирует ее: желтые зрачки смотрели пристально и неотступно.
— Видите ли, — сказала Азия Феррер таким тоном, словно объясняла принципы квантовой физики пятилетнему ребенку, — то, что с вами происходит, совершенно нормально. Не скажу, что обычно, хотя подобных случаев встречается немало, но совершенно естественно. Правда, чтобы понять это, надо иметь в виду кое-какие изначальные обстоятельства.
Веки Мамен опустились, она приготовилась стоически вынести неизбежную лекцию о тайном составе любых вещей на свете, весь набор неизъяснимых истин, опровергающих невероятную наивность эмпирических наук. Азия Феррер говорила веско, с пафосом, словно перед ней сидела тысяча ревностных поклонников.
— Сущее делится на семь планов, сеньорита: семь форм существования, семь восходящих категорий. В самом нижнем регистре находится Физический уровень, или Sthula, соответствующий материи, в человеческом существе это плоть, волосы, кости, кожа и так далее. Следующий план — астральный, Kama, на котором я еще остановлюсь; далее — ментальный, или Manas. Этот последний есть личностное сознание, то есть «я» каждого человека: наши опознавательные знаки, то, что мы признаем как нечто только нам принадлежащее в смысле полноценного использования собственных способностей. Возвращаясь к Ката, или астральному плану, надо сказать, что он содержит весь потенциал психических действий, которые человек не использует; он соответствует тому, что психологи, люди грубые и тупоумные, презрительно называют подсознательным.
— Отлично, — отозвалась Алисия, искоса поглядывая на Мамен, которая с трудом сдерживала хохот.
— Астральное тело — это тело, состоящее из очень тонкой субстанции, она связана с материей, но в определенных обстоятельствах отделяется от нее: во время сна, даже не самого глубокого, когда человек, например, находится под воздействием наркотиков или снотворного, но, конечно, прежде всего во время обычного сна. Освободившись, астральное тело может посещать разные пространства и овладевать какими-то предметами. Разумеется, тело это посещает не материальный мир, в котором мы привыкли находиться, а параллельный астральный мир, который не слишком похож на наш.
— Значит, существует два мира, — попыталась уточнить Алисия.
— Существует много миров, сеньорита, — с большим апломбом поправила ее Азия Феррер. — Но все заключены в нашем, в этом вот мире. Представьте себе два гостиничных номера, один над другим, в обоих одинаковая мебель, расставленная в одинаковом порядке. Материальное тело имеет доступ лишь в нижнюю комнату. Астральное тело способно проникать и в ту, и в другую. Астральный взгляд мы и называем ясновидением, так же как астральное прикосновение — телекинезом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44