Маркхэм был уязвлен, но его раздражало упорное стремление Кливера ко лжи.
– Мне очень жаль сознаваться, – сказал он, – что они были взяты из вашей квартиры, хотя, уверяю вас – это было сделано против моей воли. Но поскольку они находятся в моем распоряжении, самое правильное для вас – объяснить, в чем дело. В квартире Оделл находилась пустая шкатулка из-под бумаг в то утро, когда нашли тело и, судя по всему, эту шкатулку открывали в понедельник ночью.
– Понятно. – Кливер засмеялся. – Очень хорошо. Я знаю, вы мне не поверите, но дело в том, что я заплатил мисс Оделл за письма только в середине августа – три недели назад… Вот когда я их получил, эти письма. Я сказал вам, что это было в июне, чтобы отодвинуть это событие как можно дальше. Я думал, что чем древнее это дело, тем менее вероятно, что вы меня заподозрите.
Маркхэм стоял, нерешительно перебирая письма. Конец его колебаниям положил Ванс.
– Я думаю, – сказал он, – что вы вполне можете принять объяснения мистера Кливера и вернуть ему письма.
Маркхэм, после минутного колебания, вложил три письма в папку и протянул ее Кливеру.
– Я хочу, чтобы вы поняли, что ваша корреспонденция была взята не с моей санкции. Вам лучше всего унести их домой и там уничтожить. Я не буду вас больше задерживать. Но, пожалуйста, оставайтесь поблизости, чтобы я мог вызвать вас в случае необходимости.
– Я не собираюсь удирать, – сказал Кливер.
Хэс проводил его до лифта.
ГЛАВА 22
ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК
(суббота, 15 сентября, 10 ч. утра)
Хэс возвратился, безнадежно пожимая плечами.
– Там, у Оделл, было настоящее дежурство в понедельник ночью
– Верно, – согласился Ванс. – Полуночный сбор поклонников леди. Мэнникс, бесспорно, был там и видел Кливера, а Кливер видел Линдквиста, а Линдквист видел Спотсвуда.
– Хм! Но никто не видел Скила.
– Вся беда в том, – сказал Маркхэм, – что мы не знаем, на сколько правдив рассказ Кливера. Кстати, Ванс, вы действительно верите, что он выкупил свои письма в августе?
– Если бы мы только знали! Чертовски запутанно, а?
– Во всяком случае, – сказал Хэс, – заявление Кливера о том, что он звонил Оделл без двадцати двенадцать и ему ответил мужчина, подтверждается показаниями Джессапа. И, я думаю, что Кливер действительно видел Линдквиста в ту ночь, потому что это он первым намекнул нам насчет дока. Он выгадывал на этом, потому что док мог сказать, что видел Кливера.
– Но если бы у Кливера было подходящее алиби, – сказал Ванс, – он бы просто мог сказать, что тот лжет. Во всяком случае, принимаете вы на веру увлекательную повесть Кливера или нет, можете не сомневаться, что в ту ночь в квартире Оделл, кроме Скила, был еще один гость.
– Ну, пусть это будет так, – неохотно согласился Хэс. – Но даже в этом случае тот, другой парень имеет для нас цену только как источник показаний против Скила.
– Может быть, это и верно, сержант, – Маркхэм озабоченно нахмурился. – Только мне хотелось бы знать, каким образом эта боковая дверь была отперта и снова заперта изнутри? Мы теперь знаем, что около полуночи она была открыта, и что Мэнникс и Кливер оба ею воспользовались.
– Вы так много беспокоитесь по пустякам, – небрежно сказал Ванс. – Загадка двери решится сама собой, когда мы узнаем, кто составил Скилу компанию в позолоченной клетке Канарейки.
– Я бы сказал, что все сходится на Мэнниксе, Кливере и Линдквисте. Только они втроем находились там, и если мы, в общем, примем рассказ Кливера, то каждый из них имел возможность пробраться в квартиру между половиной двенадцатого и полуночью.
– Верно. Но о том, что Линдквист был поблизости, вы судите только по словам Кливера. А свидетельство, никем не подтвержденное, нельзя принимать как безупречную правду.
Хэс внезапно что-то вспомнил и взглянул на часы.
– Послушайте, а как насчет сиделки, которую вы хотели видеть в одиннадцать часов?
– Я уже целый час о ней беспокоюсь. – Ванс казался действительно озабоченным. – У меня нет ни малейшего желания знакомиться с этой леди. Я надеюсь на откровение. Давайте подождем доктора до половины, сержант.
Он не успел договорить, как Свэкер доложил Маркхэму, что доктор Линдквист прибыл по очень срочному и важному делу. Это было забавно. Маркхэм засмеялся, тогда как Хэс уставился на Ванса в полном изумлении.
– Это вовсе не колдовство, сержант, – улыбнулся Ванс. – Доктор понял, что мы собираемся уличить его во лжи, поэтому он решил опередить нас и объяснить все лично. Просто, а?
– Конечно. – Изумление во взгляде Хэса угасло.
Когда доктор Линдквист вошел в комнату, я заметил, что его обычная изысканность пропала. У него был одновременно извиняющийся и испуганный вид. Было ясно, что он чувствовал себя неважно.
– Я пришел, сэр, – заявил он, усаживаясь на стул, предложенный ему Маркхэмом, – рассказать вам всю правду о той ночи.
– Правда всегда приветствуется, доктор, – ободряюще сказал Маркхэм.
Доктор поклонился в знак согласия.
– Я глубоко сожалею, что не последовал этим путем с первой нашей беседы. Но в то время я еще не взвесил и не обдумал этот случай и, сделав однажды ложное заявление, я почувствовал, что у меня нет иного выхода, как только придерживаться его и далее. Однако, после более зрелого обдумывания, я пришел к выводу, что искренность – это самый мудрый путь. Дело в том, сэр, что я не был у миссис Бридон ночью в понедельник в те часы, о которых шла речь. Я был дома до половины одиннадцатого. Затем я направился к дому мисс Оделл, прибыл туда около одиннадцати часов. Я простоял там на улице до половины двенадцатого, потом вернулся домой.
– Такое краткое заявление требует объяснения.
– Я понимаю, сэр. Я готов пояснить. – Доктор Линдквист колебался и на его бледном лице появилось напряженное выражение. Его руки были плотно сжаты. – Я узнал, что мисс Оделл собиралась пойти пообедать и в театр с человеком по имени Спотсвуд; и мысль об этом начала терзать меня. Этому Спотсвуду я был обязан отчуждением мисс Оделл; это его вмешательство повлекло за собой мои угрозы молодой женщине. Когда я сидел дома в тот вечер, позволив себе обдумать свое положение с каким-то болезненным наслаждением, меня охватило желание выполнить эти угрозы. Почему бы, спрашивал я себя, не покончить с этим нетерпимым положением сразу? И почему бы не включить в список жертв и Спотсвуда?
Рассказывая, он все больше и больше возбуждался. Мышцы вокруг глаз у него начали подергиваться, а плечи дрожали, как у человека, старавшегося подавить озноб.
– Поймите, сэр, я страдал, как в агонии, и моя ненависть к Спотсвуду затуманивала мой рассудок. Едва соображая, что делаю, двигаясь будто не по своей воле, я сунул револьвер в карман и выбежал из дому… Я думал, что мисс Оделл и Спотсвуд скоро будут возвращаться из театра, и собирался ворваться в квартиру и привести свой план в исполнение. Стоя на другой стороне улицы, я видел, как они вошли в дом – это было около одиннадцати часов – но когда я лицом к лицу столкнулся с действительностью, я заколебался. Я откладывал свою месть. Я… я играл с мыслью о ней, получая болезненное удовлетворение от того, что знал: они находятся сейчас в моей власти.
Его руки тряслись, как в лихорадке, подергивание вокруг глаз усилилось.
– Около получаса я ждал, как в бреду. Затем, когда я уже готов был пойти и покончить с этим, появился человек по имени Кливер и увидел меня. Он остановился и заговорил. Я подумал, что он, может быть, хочет зайти к мисс Оделл, и сказал, что у нее уже есть гость. Тогда Кливер направился к Бродвею, и пока я ждал, чтобы он завернул за угол, Спотсвуд вышел из дому и сел в такси, которое только что подъехало… Мой план провалился – я ждал слишком долго. Внезапно мне показалось, что я избавился от какого-то ужасного кошмара. Я был в полном изнеможении, но сумел кое-как добраться домой. Вот что произошло, да поможет мне бог!
Он обессиленно откинулся назад. Повышенное нервное напряжение, которое поддерживало его, угасло, и он казался усталым и равнодушным. Несколько минут он сидел, хрипло дыша, и дважды бессознательно провел рукой по лбу. Для допроса в таком состоянии он не годился, и в конце концов Маркхэм вызвал Трэси и приказал отвезти его домой.
– Временное истощение от истерии, – равнодушно заметил Ванс. – Все эти параноики сверхневрастеничны. Через год он будет в психиатрической лечебнице.
– Вероятно, так и будет мистер Ванс, – сказал Хэс с нетерпением, которое отвергало всякие попытки обсуждения ненормальностей человеческой психики. – Что меня сейчас интересует, так это то, каким образом переплетаются между собой эти истории.
– Да, – кивнул Маркхэм, – несомненно, в основе всех этих рассказов лежит правда.
– Но заметьте, пожалуйста, – сказал Ванс, – что эти истории ни с кого из них не снимают подозрения в убийстве. Их рассказы, как вы уже сказали, полностью совпадают по времени; и все-таки любой из них мог проникнуть в квартиру Оделл в эту ночь. Например, Мэнникс мог выйти из квартиры № 2 прежде, чем Кливер пришел и прислушивался у дверей; и он мог видеть уходящего Кливера, когда сам выходил из квартиры Оделл. Кливер мог поговорить с доктором в половине двенадцатого, войти в квартиру леди и выйти в тот момент, когда Мэнникс открыл дверь мисс Фризби. Точно так же доктор мог войти после того, как Спотсвуд ушел в половине двенадцатого, оставаться внутри двадцать минут и уйти, прежде чем Кливер вернулся из Энсона.
– А это восклицание «о, господи!» мог произнести либо Мэнникс, либо Линдквист, если только, конечно, Кливер его слышал, – добавил Маркхэм.
– Он, бесспорно, слышал его, – сказал Ванс. – Кто-то в квартире призывал небеса около полуночи. У Кливера не хватит фантазии, чтобы придумать такой потрясающий эффект.
– Но если Кливер в самом деле слышал голос, – запротестовал Маркхэм, – то он автоматически исключается из числа тех, на кого падает подозрение.
– Вовсе нет. Он мог услышать его после того, как вышел из квартиры, и только тогда осознать, что во время визита там прятался кто-то еще.
– Ваш человек находился в стенном шкафу, вероятно?
– Да, конечно… Вы знаете, Маркхэм, ведь это мог быть перепуганный Скил, выбравшийся из своего убежища и испустивший этот евангелический призыв при виде картины разгрома.
– Если исключить то, – заметил Маркхэм саркастически, – что Скил не произвел на меня впечатления религиозного человека.
– Ах, это! – Ванс пожал плечами. – Тут нечего доказывать. Нерелигиозные люди призывают бога гораздо чаще, чем христиане. Единственные твердые и последовательные теологи – это атеисты.
Хэс, сидевший в мрачном раздумье, вынул сигарету изо рта и испустил тяжкий вздох.
– Да, – громогласно заявил он, – я согласен признать, что кто-то еще, кроме Скила, пробрался в квартиру Оделл, и что Щеголь прятался в стенном шкафу. Но если это так, то тот, другой парень не видел Скила, а все это не сулит нам ничего хорошего, если даже мы узнаем, кто это был.
– Не терзайтесь по этому поводу, сержант, – посоветовал ему Ванс. – Как только вы узнаете, кто был этот второй таинственный посетитель, вы будете просто поражены тем, как просто отлетят от вас все мрачные заботы. Вы навсегда запомните день, когда нашли его. Вы будете радостно прыгать и петь, не переставая.
– Черта с два! – сказал Хэс.
Свэкер вошел с листком в руке и положил его перед прокурором.
– Архитектор только что по телефону передал этот доклад. Маркхэм проглядел его. Он был очень краток.
– Никакого просветления, – сказал он. – Стены сплошные, потайных ходов нет.
– Ах, как плохо, сержант, – вздохнул Ванс. – Вам надо бросить эту кинематографическую идею… Грустно.
Хэс что-то проворчал. Он был расстроен.
– Даже если нет никаких входов и выходов, кроме этой боковой двери, – сказал он Маркхэму, – не можем ли мы возбудить дело против Скила, раз мы теперь знаем, что в понедельник ночью эта дверь была открыта?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38