Тут было над чем поломать голову на досуге.
— Я ничего не знаю, — упрямо твердила я.
— У меня есть возможность проверить твои слова. И если ты лжешь… — Меня брали на дешевый понт в расчете, что я дрогну, сдамся и буду умолять о пощаде. Самое смешное заключалось в том, что я действительно ничего не знала. И у меня в руках была всего лишь одна улика — фотография Ольги и Алины. Сделанная непонятно где и в какое время. И все.
Алина снова отошла к окну.
— Мы с тобой обо всем договорились. Ты можешь идти. — Деньги так и остались лежать на полу. — Постой, — донеслось мне в спину. — Купи одно лекарство для Натальи Родионовны.
Я сделала поворот на сто восемьдесят градусов. Алина протянула мне рецепт.
— Деньги на лекарство возьмешь у Марины Семеновны. — Его надо купить к завтрашнему дню.
В аптеке на Сухаревской. Выйдешь из метро, пройдешь прямо метров двадцать, потом повернешь налево. И вниз. Раньше там был дом, но его снесли.
Она говорила что-то еще, но я ее уже не слушала.
Я поняла только одно, что Наталья Родионовна была не права. Алина приехала в Москву несколько месяцев назад. А значительно раньше. Иначе она не могла бы знать о судьбе дома, который снесли примерно пять лет назад. Я знала это хорошо, потому что в тех краях жила моя двоюродная сестра, к которой я иногда наведывалась в гости. Конечно, Алина могла бывать в Москве наездами. Но навряд ли люди, кратковременно посещающие город, запомнили бы факт сноса дома. Они бы просто не обратили на это никакого внимания. Алина лгала Наталье Родионовне. Но почему? И тут я решила помочь Наталье Родионовне и подложить любовнице Викентьева свинью. Порядочную.
Практически у меня не оставалось никакого выхода. А что я могла сделать? Вдруг Ольга обладала какой-то важной информацией насчет Алины и поэтому ее убрали? Может быть, фотография и обличала Алину как убийцу, но в моих руках это был бесполезный клочок картона. Не больше и не меньше. И кто такая Маргарита Грох? И тут мне в голову пришла одна мысль. Я должна отдать эту фотографию в милицию. И пусть они там разбираются с ней. Вдруг им повезет больше, чем мне? Честно говоря, мне очень хотелось сбить спесь с Алины и вывести ее на чистую воду. Мне было жаль Наталью Родионовну. Она все понимала и страдала от измены мужа.
Раз Алина расспрашивает меня об Ольге, значит, там что-то есть. Но я здесь — пас. Пусть милиция покопается в Алинином прошлом. Ей это пойдет только на пользу. Подергается, понервничает. А то расхаживает по чужой квартире, как хозяйка!
Майор Губарев, которому я позвонила на следующий день, попросил меня хотя бы вкратце объяснить ему, в чем дело. Но я не стала этого делать, сказала, что разговор очень важный и не телефонный, а конфиденциальный.
Майор Губарев назначил мне встречу в своем кабинете в пять часов. Я попросила перенести ее на более позднее время, потому что отпрашиваться с работы мне не хотелось. Это могло повлечь за собой ненужные расспросы. Да и шефу я могла понадобиться в любой момент.
— Хорошо, давайте позже, — согласился майор. — Семь часов вас устроит?
Я сказала «да».
Несмотря на распахнутые окна, в.кабинете было жарко. На столе мне бросилась в глаза массивная бронзовая пепельница. Такой можно запросто убить, почему-то подумала я.
— Проходите. — Майор указал жестом на стул. — Я слушаю вас.
— Я хотела сообщить вам об одном факте. Может быть, он и не имеет никакого значения, но… — Я вдруг поняла, что не могу четко сформулировать мысль и не знаю, с чего начать.
— Не волнуйтесь, — прервал меня майор. — Если хотите — можете сделать паузу. И ничего не говорить. Это поможет вам собраться с мыслями.
— Спасибо. — Я замолчала. А потом продолжила: — Помимо секретарских обязанностей, Вячеслав Александрович попросил меня ухаживать за его тяжелобольной женой, Натальей Родионовной. Два раза в неделю. После работы. Я согласилась.
— За деньги?
— Да. За дополнительную плату. Я… — Мои мысли опять спутались. Мне хотелось сразу приступить к главному, но тогда мой рассказ выглядел бы сплошной невнятицей.
Майор решил прийти мне на помощь:
— В чем состоял ваш уход?
— Я должна была сидеть около нее и выполнять ее просьбы, обеспечивать прием лекарств.
— Ив чем состояли просьбы жены Викентьева?
— Просьбы… — Я запнулась. А потом сказала все как есть. — Ей было очень одиноко. Муж на работе, дочь… у нее сложные отношения с дочерью. Я… разговаривала с Натальей Родионовной. Ей хотелось говорить со мной. Беседовать.
— Понятно.
— И… — Я поняла, что я должна сейчас сказать главное — о фотографии. Но нашу беседу прервали. В кабинет майора заглянул высокий молодой человек.
— Вить, останься, — попросил его Губарев. — Это — секретарь Вячеслава Александровича. Президента «Алрота».
Молодой человек сел напротив меня. Я совсем стушевалась.
— В доме Вячеслава Александровича вместе с его семьей проживает родственница. Племянница жены. Алина. Дочь ее сестры! — Нет, я зашла не с того конца. — А еще раньше, когда я была после смерти Ольги у нее дома… — Я прыгала с одной мысли на другую. Как кошка на раскаленной крыше.
— Зачем?
— Я передавала книгу Ольгиной матери. За день до смерти Ольга купила ей Лескова, но оставила на работе. Хотела отдать позже. Но не успела… Я наткнулась на эту книгу и решила отнести ее Антонине Петровне. Так я оказалась у нее дома. — Я замолчала, вспомнив искаженное горем лицо Ольгиной матери.
— И? — задал вопрос майор. Я судорожно сглотнула.
— …Когда Антонина Петровна попросила меня дать ей лекарство, которое находилось в Ольгиной комнате, в коробочке с лекарствами, я случайно обнаружила конверт, в котором лежала фотография. На ней были сняты Ольга, Алина и еще незнакомая женщина.
Губарев со своим помощником переглянулись.
— Фотография у вас с собой?
— Да. — Я раскрыла сумочку и протянула фотографию.
Губарев взял ее, потом перевернул и прочитал вслух: «Мы у Маргариты Грох.».
— Занятно, — протянул он. — Кто такая, эта Маргарита Грох?
Я пожала плечами.
— И вы решили передать эту фотографию мне… Почему?
Я невольно подтянулась. Мне не хотелось походить на злопыхательницу. И поэтому я собиралась изложить только голые факты. Без собственных комментариев.
— Работая сиделкой в доме Вячеслава Александровича, я познакомилась с Алиной. И сразу узнала ее. По фотографии. — Губарев не сводил с меня взгляда. — Она старалась побольше расспросить меня об Ольге. Особенно ее интересовало, не говорила ли она со мной откровенно. По душам.
— На предмет чего?
— Не знаю. Этого Алина мне не сказала. Но все время просила меня припомнить, что говорила мне Ольга.
— А вы?
— А я отвечала ей, что Ольга была неразговорчивым человеком и ничем со мной не делилась.
— Это так?
— Так. Почему мне никто не верит? — Эти слова я невольно сказала вслух и смутилась.
Просто все выглядит достаточно странно. Обычно секретарши — болтливые существа. Две девушки… — рассуждал майор. — Вполне понятно, если они будут общаться между собой. Разговаривать. Правда, вы слишком мало времени знали друг друга… Но какие-то контакты должны быть!
— Не было их. Не было, и все!
— Это меня и удивляет. Дело в том, что у Ольги вообще не было ни знакомых, ни друзей. Об этом сказала мне ее мать. И это очень-очень странно.
— А я не удивляюсь. В Ольге было что-то такое… — Я запнулась.
— Что вы имеете в виду?
— Не знаю, как это сформулировать. Ольга не была обычной девушкой. У меня сложилось впечатление, что она вообще не испытывала потребности в людях. Они ей были не нужны. Ольга была сама по себе.
— Значит, об Ольге вы больше ничего сказать не можете?
— Нет.
— А об Алине?
Я раскрыла рот, готовясь дать подробную характеристику этой особе, но майор опередил меня.
— Только объективно. Без эмоций.
— У меня сложилось впечатление, что она хочет сжить со света Наталью Родионовну. И строит долгосрочные планы.
— Это ваше личное мнение или у вас есть конкретные доказательства?
— Личное мнение, но есть и доказательства.
— Какие же?
— Почему она скрыла от всех, что жила в Москве раньше. — И я рассказала Губареву об осведомленности Алины насчет снесенного дома в районе Сухаревской.
— Но этот факт ничего не доказывает. Мало ли по каким делам она бывала в Москве.
— Потом… она стала любовницей Вячеслава Александровича, — с отчаяния выпалила я. Мне ужасно хотелось увидеть Алину за решеткой.
— Откуда вам это известно?
— Ольга сказала.
— В каких словах? Постарайтесь припомнить это точно.
— С насмешкой. — Я наморщила лоб, вспоминая. — Что-то вроде: «Может быть, теперь она успокоится. Наконец-то подцепила богатого мужика».
Майор поднял брови, но мое сообщение никак не прокомментировал.
— Что вы еще можете сказать об Алине?
— Молодая, холеная су… — женщина, — поправилась я.
Губарев улыбнулся краешками губ.
— Очень злая. Разговаривает грубо. Два раза пыталась меня подкупить!
— И что она хотела от вас?
— Чтобы я шпионила за Натальей Родионовной — раз, и припомнила, что говорила мне Ольга, — два.
— Как вы на это отреагировали?
— Отказалась от предлагаемого… сотрудничества.
— Что ж, спасибо за информацию. Фотографию я оставлю пока у себя. Вы давно были у Антонины Петровны?
— Только один раз. Когда передавала книгу. Она просила навещать ее, но я боюсь, что своим приходом еще больше расстрою ее.
— А вот это вы зря, — серьезным голосом сказал майор. — Не надо бояться чужих слез. Бедной женщине необходимо видеть тех, кто общался с ее дочерью в последнее время. Поэтому навестите ее обязательно. — А потом как бы мимоходом майор добавил: — Если из разговора с ней узнаете что-нибудь интересное и полезное, свяжитесь со мной. Договорились?
— Хорошо. Я тогда вам обязательно позвоню, — пообещала я.
Едва дождавшись, когда за посетительницей закрылась дверь, Губарев обернулся к Витьке, который за все время разговора не проронил ни слова. А внимательно слушал разговор, происходивший в стенах кабинета.
— Что скажешь на это, поклонник греческих муз?
— Не надо меня подкалывать!
— Да я любя.
— Тоже мне шуточки!
— Ладно, не буду.
— Мне кажется, что Ольге Буруновой было что скрывать.
— Этот факт даже не требует доказательств. Вопрос — что? Что было в ее прошлом? Какой-то криминал? Впрочем, кое-что у нас уже есть. — И Губарев помахал фотографией. — Вот этот снимок. Здесь Алина, племянница Викентьева, Ольга. И третья дама. Очевидно, эта самая Маргарита Грох. Значит, три дамочки энное количество лет назад были знакомы друг с другом. И что дальше? В каком направлении двигаться?
— Расспросить Алину?
Губарев отрицательно покачал головой.
— Она может замкнуться и ничего не сказать. Или наврать с три короба. Ее уже не перепроверишь. И словам ее — грош цена.
— Тогда как же вы намерены действовать?
— Алину надо припереть к стенке. Чтобы она не отвертелась. Таких наглых и самоуверенных особ можно взять только силой и напором.
— Вы хотите показать ей фотографию?
— Да. Но до этого я должен выяснить одну вещь. Где и при каких обстоятельствах был сделан этот снимок?
— Вы слишком многого хотите! Как это можно установить? Вы же не волшебник и не ясновидящий.
Чего нет, того нет. Хотя быть ясновидящим в нашей профессии — не роскошь, а необходимость. Тогда раскрываемость преступлений была бы намного выше.
— Размечтались! Давайте ближе к делу.
— Что мы, Вить, имеем? — начал рассуждать Губарев. — Имеем фотографию трех дам. И надпись: «Мы у Маргариты Грох.». Совершенно ясно, что Грох — это сокращенная фамилия. Полная она может быть: Грохнева, Грохнер, Грохалева и так далее. Но мне почему-то думается, что фамилия — Грохольская.
— Почему?
— Было у меня когда-то дело одно. Старое. И там фигурировал Станислав Грохольский. Дело было запутанное, сложное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44