— Ты лучше за Никой присмотри. Она поздно приходит, бывает неизвестно где.
— Я знаю, за кем мне смотреть! — заорал папашка. — Ты меня не учи. Соплива еще!
Я хладнокровно доела бутерброд и допила кофе.
— Все! Я пошла. Счастливо оставаться! — И выпорхнула из кухни, посмеиваясь про себя. Я надела новый ярко-розовый костюм, купленный два дня назад, когда мне выплатили аванс, повертелась перед зеркалом и осталась довольна собой. Костюм был отпад, я в нем — тоже.
Когда я вошла в приемную, то сразу поняла: что-то стряслось. Ольги на рабочем месте не было. А ведь она приходила на работу одной из первых. Около стола стояла стайка сотрудников, которые при виде меня расступились.
— Доброе утро! — Я переводила взгляд с одного на другого. Кроме Ирины Николаевны, кадровички, все были мне незнакомы. — Что-то случилось?
— Да. — Кадровичка с бульдожьей челюстью поджала губы. — Ольга умерла.
— Как умерла? — расстерянно переспросила я. — Почему?
— Ее сбила машина. Поздно вечером. Она переходила дорогу и…
— Не могу поверить! — вырвалось у меня.
— Нам тоже трудно себе это представить. Сейчас придет милиция. Они уже опрашивают охрану.
— Понятно. — Я невольно опустилась на Ольгино место.
Посмотрев на меня сверху вниз, Ирина Николаевна сказала:
— Ты будешь вместо Ольги. Пока мы не найдем достойную замену, — подчеркнула она. — Ольга была хорошим секретарем. С опытом работы. Вячеслав Александрович уже в курсе дела. Я подготовлю приказ о твоем назначении на Ольгино место. Он подпишет.
— Хорошо, — сказала я.
— Приступай к новым обязанностям, — сухо кивнула мне головой кадровичка.
Не успела я начать рабочий день, как в приёмную пришла милиция и попросила всех освободить помещение. Я почувствовала невольную дрожь в коленках.
— Вы работали с Ольгой Алексеевной? — обратился ко мне следователь постарше. Он был плотного телосложения, темноволос и высок. Над полными губами топорщились аккуратные усики.
— Нет… я работаю тут недавно. — Я встала из-за стола и оперлась руками на черную папку.
У следователя зазвонил мобильник. Он кратко поговорил, а затем обратился к своему напарнику, светловолосому молодому человеку:
— Вызывают на работу. Поезжай вместо меня. Объясни обстановку.
Тот кивнул и вышел из приемной.
— Сядьте. — повернулся ко мне Следователь. — Майор Губарев Владимир Анатольевич, следователь, я веду это дело. Ваше имя, фамилия, должность.
Я набрала воздуху полную грудь и отчеканила:
— Сеульская Аврора Михайловна. Должность… — Здесь я запнулась. Какая же у меня должность? Когда мне показывали прежний приказ о приеме на работу, там было, кажется, «сотрудник отдела управления». — Не помню, — упавшим голосом заключила я. — Недавно работаю.
— Вы успокойтесь. Не нервничайте.
— Спасибо. — Я действительно изрядно разнервничалась.
— Как давно вы работаете?
— Три недели.
— Вы хорошо знали убитую?
— Убитую? — ахнула я.
— У нас есть основания подозревать, что наезд был организован специально. Машина сбила Ольгу Бурунову преднамеренно.
— А… — Я сидела, как в столбняке, и не могла сказать ни слова.
— Как хорошо вы знали убитую? — повторил свой вопрос майор.
— Нет, не очень. Она была… — Я замолчала.
— Говорите все как есть.
— Первое время она… ну не воспринимала меня. Совсем. Я была для нее… — Тут я снова замолчала. Признаваться в том, что я была для Ольги пустым местом, не хотелось. Но деваться было некуда. — Никем. Просто девочкой с улицы.
— Так.
— А потом… она подобрела. Стала нормальной.
— С чем это связано?
— Я старалась помочь ей. Подменять, когда надо. Дело в том, что у Ольги тяжело болела мать.
— Я знаю, — кратко сказал майор. И здесь я увидела, что у него жутко усталые глаза. Как у соседского спаниеля Арика, с которым я иногда гуляла в детстве. — Она вам рассказывала о себе?
— Нет.
— Так не бывает. Человек не может двадцать четыре часа быть застегнутым на все пуговицы. Время от времени он расслабляется и начинает рассказывать о себе, своей семье, увлечениях.
Теоретически это было так. Но как ему объяснить, что Ольга была другая. Что она никогда не расслаблялась, а была, как сжатая пружина. Ольга всегда оставалась самой собой: четкой, подтянутой, собранной.
— Ольга была не такой, как все.
Майор поднял брови и заинтересованно посмотрел на меня.
— Понимаете, Ольга не была мягкой женщиной. Она была собранной, хладнокровной. И никогда не теряла головы. Правда, я знала ее совсем немного. Но наши беседы не выходили за рамки официальных контактов. Только один раз мы вместе попили чай и нормально поговорили.
— И о чем вы беседовали?
Она сказала, что матери становится все хуже и хуже и она не знает, что делать дальше. — Сплетничать о семейных проблемах шефа я не собиралась. Что-то еще неясно мелькнуло в моей голове. Но что? Я мучительно потерла лоб.
— Вы что-то вспомнили?
— Заболела голова, — соврала я. Эту вещь мне надо было попытаться вспомнить самой. В другой обстановке. Не спеша. Может быть, она имела значение, а может быть, и нет. И это тоже я должна была решить сама. Без подсказок со стороны.
— Негусто, — подытожил майор. И разочарованно посмотрел на меня.
В ответ я лишь слегка пожала плечами, как бы говоря: рада сказать больше, но не могу. Мелка копилочка.
— А о своей личной жизни Ольга не говорила?
— Что? — Я чуть не поперхнулась, представив, что Ольга будет откровенничать со мной на эту тему. Это была бы уже не Ольга, а хорошенькая куколка Барби, изо рта которой сыпятся откровения на тему: я и мой парень Кен. — Нет. Мне кажется, что у нее никого не было, — не зная почему, выпалила я.
— Это ваши догадки или они на чем-то базируются?
— Догадки.
— Жаль! Еще один вопрос. Ни для кого не секрет, что секретарши обычно совмещают свою профессию с секс-услугами. Между Ольгой Буруновой и Викентьевым были отношения подобного рода?
— Нет.
— Вы уверены в этом?
— Да.
— Почему?
В самом деле — почему? Но как объяснить майору свои женские ощущения? Когда люди спят вместе, в их глазах, интонациях всегда проскальзывает нечто, какая-то сексуальная искорка, интерес друг к другу. Между Ольгой и Викентьевым не было ничего похожего. Но как сказать об этом Губареву?
— Я бы заметила это.
— Женская наблюдательность? — усмехнулся майор.
— Наверное.
— А говорила ли Бурунова что-нибудь о Викентьеве? О его жизни, врагах, проблемах?
— Я уже говорила, что общалась она со мной в основном на профессиональные темы.
— Если что-то вспомните, позвоните. — И майор протянул мне свою визитку.
— Хорошо.
— Жду звонка. — Потом майор остановился напротив меня.
— Где ее ящик? Личное место?
— Вот. — Указала я рукой на стол, за которым сидела.
Майор раскрыл большой черный пакет и аккуратно сложил туда содержимое трех ящиков: Ольгины бумаги, темно-синюю пудреницу, какую-то мелочь, вроде одноразовых носовых платков, пару записных книжек. И тогда я окончательно поверила в то, что Ольга уже никогда не вернется.
Ночь я спала плохо. Мне снилась убитая Ольга. При этом она сидела за своим рабочим местом и набирала текст на компьютере. Я видела ее со спины. Ее прямая спина всегда вызывала во мне смутное восхищение. Сразу было видно, что человек — не мямля и не размазня. Прямая спина, разворот плеч. Ольга сидела и печатала, а я входила в приемную и с глупым возгласом бросалась к ней:
— Оля! Ты вернулась? С тобой все в порядке? — Она поворачивалась ко мне и смотрела своим обычным взглядом: полупрезрительным, полувысокомерным.
— Естественно! И тут я видела, что у нее на шее — кровавый шрам, который у меня на глазах становится все шире и шире… И наконец ее голова отделяется от туловища и свободно парит в воздухе. И я кричу, кричу…
— Аврора! — Надо мной склонилась Ника. Она трясла меня за плечо. — Да проснись же! Сейчас соседи прибегут.
— А? Что? — спросонок пробормотала я.
— Чего ты орешь как резаная? Приснилось что?
— Приснилось…
— Полоумная! Засыпай и больше не ори!
— Попробую!
— Да уж постарайся, сделай милость. — В голосе Ники звучит насмешка.
— Да пошла ты! — разозлилась я. — Человеку плохо, а ты тут подкалываешь.
Но Ника ничего не ответила. Она в последнее время стала вообще какая-то странная. То ли крыша окончательно съехала, то ли влюбилась. А впрочем, это почти одно и то же.
На другое утро я старалась изо всех сил сконцентрироваться на работе. Но думала об Ольге, о том, кто ее убил. Зачем?
Меня спасало только то, что работы было немного. Иначе я наделала бы кучу ошибок. Видно, летом у всех наступает мертвый сезон. И наша контора не была исключением.
В обеденный перерыв я встала и пошла в соседнюю комнату, которая еще недавно была моей. А сейчас я узурпировала Ольгино место. Заняла пустующий трон. Но где-то нет-нет да и мелькала спасительная мыслишка, что это все кошмарный бред и Ольга скоро вернется. Не то чтобы я к ней как-то особенно привязалась. Нет. Стервой она была порядочной. И в начале моей работы попила из меня немало крови. Просто смерть по молодости лет казалась мне неким вопиющим абсурдом. Мне хотелось восстановить нормальное течение жизни. Привычное: Ольга на своем месте, я — на своем.
В комнате я села на диван и вытянула ноги. Вспомнилось, как еще недавно мы с Ольгой чаевничали. На какое-то время она расслабилась и сняла свою маску железной деловой женщины. И я увидела другую Ольгу. Увидела растерянность в ее глазах и услышала дрогнувший голос, когда она говорила о своей матери…
Мне захотелось выпить чашку чая. Я поставила чайник и вспомнила, что в шкафу лежат печенье и конфеты. Когда я распахнула дверцы шкафа, то на меня свалилась толстая книга и больно ударила по правой руке. Я подняла книгу, упавшую на пол, и повертела ее в руках. Лесков. «Тупейный художник». «Это же книга, которую Ольга купила матери, но не успела отдать».
Я положила книгу обратно на полку, но потом подумала, что, наверное, надо отнести ее адресату. Бедной матери будет приятно получить последнюю весточку от дочери, которая была так чутка и внимательна к ее просьбам. Я обернула книгу в газету и положила к себе в сумку. И это явилось причиной самых невероятных событий, последовавших за моим невинным поступком.
Если бы я была умудренным жизнью человеком, то никогда бы не пошла передавать больной женщине последний привет от дочери. Я бы знала, что это вызовет новый приступ слез, рыданий и причитаний. Но я была так глупа и непонятно на что рассчитывала. На то, что бедная женщина обрадуется моему приходу?
Адрес я взяла у нашей кадровички. Она испытующе смотрела на меня, как на шпиона, пойманного доблестными советскими разведчиками, и спросила: зачем мне это надо?
— Отнести книгу Ольгиной матери.
— Какую книгу?
Для пущей убедительности я повертела книгой почти перед самым носом Ирины Николаевны. Она чуть отпрянула назад, как лошадь, ткнувшаяся мордой в забор. Я едва не прыснула.
— Зачем? Человека уже не вернешь…
— Но матери будет приятно получить эту книгу. Весточку от дочери.
— Хорошо. Записывай адрес.
Я записала и повернулась спиной.
— С работой справляешься? Я уже дала объявление о вакантном месте секретаря. Все-таки опыта у тебя маловато. А у нас солидная организация.
Я даже не повернулась к ней. Теперь я точно знаю, что означает выражение «удар в спину». Ты не ожидаешь от человека ничего плохого», а он тебе выстреливает вслед. Порядочные люди говорят гадость или неприятную вещь в лицо. А всякие поганки ударяют исподтишка. Я не удостоила ее ответом и даже не сказала «до свидания».
Ехать от работы мне было недалеко. Единственное, что удручало меня, — мой ярко-розовый костюм цвета цветущей фуксии. У человека траур, а я, как свинья, — вся розовая и благополучная. Что делать? Откладывать визит на завтра не хотелось. Я всегда считала, что, если за что-то взялась, доводи дело до конца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Я знаю, за кем мне смотреть! — заорал папашка. — Ты меня не учи. Соплива еще!
Я хладнокровно доела бутерброд и допила кофе.
— Все! Я пошла. Счастливо оставаться! — И выпорхнула из кухни, посмеиваясь про себя. Я надела новый ярко-розовый костюм, купленный два дня назад, когда мне выплатили аванс, повертелась перед зеркалом и осталась довольна собой. Костюм был отпад, я в нем — тоже.
Когда я вошла в приемную, то сразу поняла: что-то стряслось. Ольги на рабочем месте не было. А ведь она приходила на работу одной из первых. Около стола стояла стайка сотрудников, которые при виде меня расступились.
— Доброе утро! — Я переводила взгляд с одного на другого. Кроме Ирины Николаевны, кадровички, все были мне незнакомы. — Что-то случилось?
— Да. — Кадровичка с бульдожьей челюстью поджала губы. — Ольга умерла.
— Как умерла? — расстерянно переспросила я. — Почему?
— Ее сбила машина. Поздно вечером. Она переходила дорогу и…
— Не могу поверить! — вырвалось у меня.
— Нам тоже трудно себе это представить. Сейчас придет милиция. Они уже опрашивают охрану.
— Понятно. — Я невольно опустилась на Ольгино место.
Посмотрев на меня сверху вниз, Ирина Николаевна сказала:
— Ты будешь вместо Ольги. Пока мы не найдем достойную замену, — подчеркнула она. — Ольга была хорошим секретарем. С опытом работы. Вячеслав Александрович уже в курсе дела. Я подготовлю приказ о твоем назначении на Ольгино место. Он подпишет.
— Хорошо, — сказала я.
— Приступай к новым обязанностям, — сухо кивнула мне головой кадровичка.
Не успела я начать рабочий день, как в приёмную пришла милиция и попросила всех освободить помещение. Я почувствовала невольную дрожь в коленках.
— Вы работали с Ольгой Алексеевной? — обратился ко мне следователь постарше. Он был плотного телосложения, темноволос и высок. Над полными губами топорщились аккуратные усики.
— Нет… я работаю тут недавно. — Я встала из-за стола и оперлась руками на черную папку.
У следователя зазвонил мобильник. Он кратко поговорил, а затем обратился к своему напарнику, светловолосому молодому человеку:
— Вызывают на работу. Поезжай вместо меня. Объясни обстановку.
Тот кивнул и вышел из приемной.
— Сядьте. — повернулся ко мне Следователь. — Майор Губарев Владимир Анатольевич, следователь, я веду это дело. Ваше имя, фамилия, должность.
Я набрала воздуху полную грудь и отчеканила:
— Сеульская Аврора Михайловна. Должность… — Здесь я запнулась. Какая же у меня должность? Когда мне показывали прежний приказ о приеме на работу, там было, кажется, «сотрудник отдела управления». — Не помню, — упавшим голосом заключила я. — Недавно работаю.
— Вы успокойтесь. Не нервничайте.
— Спасибо. — Я действительно изрядно разнервничалась.
— Как давно вы работаете?
— Три недели.
— Вы хорошо знали убитую?
— Убитую? — ахнула я.
— У нас есть основания подозревать, что наезд был организован специально. Машина сбила Ольгу Бурунову преднамеренно.
— А… — Я сидела, как в столбняке, и не могла сказать ни слова.
— Как хорошо вы знали убитую? — повторил свой вопрос майор.
— Нет, не очень. Она была… — Я замолчала.
— Говорите все как есть.
— Первое время она… ну не воспринимала меня. Совсем. Я была для нее… — Тут я снова замолчала. Признаваться в том, что я была для Ольги пустым местом, не хотелось. Но деваться было некуда. — Никем. Просто девочкой с улицы.
— Так.
— А потом… она подобрела. Стала нормальной.
— С чем это связано?
— Я старалась помочь ей. Подменять, когда надо. Дело в том, что у Ольги тяжело болела мать.
— Я знаю, — кратко сказал майор. И здесь я увидела, что у него жутко усталые глаза. Как у соседского спаниеля Арика, с которым я иногда гуляла в детстве. — Она вам рассказывала о себе?
— Нет.
— Так не бывает. Человек не может двадцать четыре часа быть застегнутым на все пуговицы. Время от времени он расслабляется и начинает рассказывать о себе, своей семье, увлечениях.
Теоретически это было так. Но как ему объяснить, что Ольга была другая. Что она никогда не расслаблялась, а была, как сжатая пружина. Ольга всегда оставалась самой собой: четкой, подтянутой, собранной.
— Ольга была не такой, как все.
Майор поднял брови и заинтересованно посмотрел на меня.
— Понимаете, Ольга не была мягкой женщиной. Она была собранной, хладнокровной. И никогда не теряла головы. Правда, я знала ее совсем немного. Но наши беседы не выходили за рамки официальных контактов. Только один раз мы вместе попили чай и нормально поговорили.
— И о чем вы беседовали?
Она сказала, что матери становится все хуже и хуже и она не знает, что делать дальше. — Сплетничать о семейных проблемах шефа я не собиралась. Что-то еще неясно мелькнуло в моей голове. Но что? Я мучительно потерла лоб.
— Вы что-то вспомнили?
— Заболела голова, — соврала я. Эту вещь мне надо было попытаться вспомнить самой. В другой обстановке. Не спеша. Может быть, она имела значение, а может быть, и нет. И это тоже я должна была решить сама. Без подсказок со стороны.
— Негусто, — подытожил майор. И разочарованно посмотрел на меня.
В ответ я лишь слегка пожала плечами, как бы говоря: рада сказать больше, но не могу. Мелка копилочка.
— А о своей личной жизни Ольга не говорила?
— Что? — Я чуть не поперхнулась, представив, что Ольга будет откровенничать со мной на эту тему. Это была бы уже не Ольга, а хорошенькая куколка Барби, изо рта которой сыпятся откровения на тему: я и мой парень Кен. — Нет. Мне кажется, что у нее никого не было, — не зная почему, выпалила я.
— Это ваши догадки или они на чем-то базируются?
— Догадки.
— Жаль! Еще один вопрос. Ни для кого не секрет, что секретарши обычно совмещают свою профессию с секс-услугами. Между Ольгой Буруновой и Викентьевым были отношения подобного рода?
— Нет.
— Вы уверены в этом?
— Да.
— Почему?
В самом деле — почему? Но как объяснить майору свои женские ощущения? Когда люди спят вместе, в их глазах, интонациях всегда проскальзывает нечто, какая-то сексуальная искорка, интерес друг к другу. Между Ольгой и Викентьевым не было ничего похожего. Но как сказать об этом Губареву?
— Я бы заметила это.
— Женская наблюдательность? — усмехнулся майор.
— Наверное.
— А говорила ли Бурунова что-нибудь о Викентьеве? О его жизни, врагах, проблемах?
— Я уже говорила, что общалась она со мной в основном на профессиональные темы.
— Если что-то вспомните, позвоните. — И майор протянул мне свою визитку.
— Хорошо.
— Жду звонка. — Потом майор остановился напротив меня.
— Где ее ящик? Личное место?
— Вот. — Указала я рукой на стол, за которым сидела.
Майор раскрыл большой черный пакет и аккуратно сложил туда содержимое трех ящиков: Ольгины бумаги, темно-синюю пудреницу, какую-то мелочь, вроде одноразовых носовых платков, пару записных книжек. И тогда я окончательно поверила в то, что Ольга уже никогда не вернется.
Ночь я спала плохо. Мне снилась убитая Ольга. При этом она сидела за своим рабочим местом и набирала текст на компьютере. Я видела ее со спины. Ее прямая спина всегда вызывала во мне смутное восхищение. Сразу было видно, что человек — не мямля и не размазня. Прямая спина, разворот плеч. Ольга сидела и печатала, а я входила в приемную и с глупым возгласом бросалась к ней:
— Оля! Ты вернулась? С тобой все в порядке? — Она поворачивалась ко мне и смотрела своим обычным взглядом: полупрезрительным, полувысокомерным.
— Естественно! И тут я видела, что у нее на шее — кровавый шрам, который у меня на глазах становится все шире и шире… И наконец ее голова отделяется от туловища и свободно парит в воздухе. И я кричу, кричу…
— Аврора! — Надо мной склонилась Ника. Она трясла меня за плечо. — Да проснись же! Сейчас соседи прибегут.
— А? Что? — спросонок пробормотала я.
— Чего ты орешь как резаная? Приснилось что?
— Приснилось…
— Полоумная! Засыпай и больше не ори!
— Попробую!
— Да уж постарайся, сделай милость. — В голосе Ники звучит насмешка.
— Да пошла ты! — разозлилась я. — Человеку плохо, а ты тут подкалываешь.
Но Ника ничего не ответила. Она в последнее время стала вообще какая-то странная. То ли крыша окончательно съехала, то ли влюбилась. А впрочем, это почти одно и то же.
На другое утро я старалась изо всех сил сконцентрироваться на работе. Но думала об Ольге, о том, кто ее убил. Зачем?
Меня спасало только то, что работы было немного. Иначе я наделала бы кучу ошибок. Видно, летом у всех наступает мертвый сезон. И наша контора не была исключением.
В обеденный перерыв я встала и пошла в соседнюю комнату, которая еще недавно была моей. А сейчас я узурпировала Ольгино место. Заняла пустующий трон. Но где-то нет-нет да и мелькала спасительная мыслишка, что это все кошмарный бред и Ольга скоро вернется. Не то чтобы я к ней как-то особенно привязалась. Нет. Стервой она была порядочной. И в начале моей работы попила из меня немало крови. Просто смерть по молодости лет казалась мне неким вопиющим абсурдом. Мне хотелось восстановить нормальное течение жизни. Привычное: Ольга на своем месте, я — на своем.
В комнате я села на диван и вытянула ноги. Вспомнилось, как еще недавно мы с Ольгой чаевничали. На какое-то время она расслабилась и сняла свою маску железной деловой женщины. И я увидела другую Ольгу. Увидела растерянность в ее глазах и услышала дрогнувший голос, когда она говорила о своей матери…
Мне захотелось выпить чашку чая. Я поставила чайник и вспомнила, что в шкафу лежат печенье и конфеты. Когда я распахнула дверцы шкафа, то на меня свалилась толстая книга и больно ударила по правой руке. Я подняла книгу, упавшую на пол, и повертела ее в руках. Лесков. «Тупейный художник». «Это же книга, которую Ольга купила матери, но не успела отдать».
Я положила книгу обратно на полку, но потом подумала, что, наверное, надо отнести ее адресату. Бедной матери будет приятно получить последнюю весточку от дочери, которая была так чутка и внимательна к ее просьбам. Я обернула книгу в газету и положила к себе в сумку. И это явилось причиной самых невероятных событий, последовавших за моим невинным поступком.
Если бы я была умудренным жизнью человеком, то никогда бы не пошла передавать больной женщине последний привет от дочери. Я бы знала, что это вызовет новый приступ слез, рыданий и причитаний. Но я была так глупа и непонятно на что рассчитывала. На то, что бедная женщина обрадуется моему приходу?
Адрес я взяла у нашей кадровички. Она испытующе смотрела на меня, как на шпиона, пойманного доблестными советскими разведчиками, и спросила: зачем мне это надо?
— Отнести книгу Ольгиной матери.
— Какую книгу?
Для пущей убедительности я повертела книгой почти перед самым носом Ирины Николаевны. Она чуть отпрянула назад, как лошадь, ткнувшаяся мордой в забор. Я едва не прыснула.
— Зачем? Человека уже не вернешь…
— Но матери будет приятно получить эту книгу. Весточку от дочери.
— Хорошо. Записывай адрес.
Я записала и повернулась спиной.
— С работой справляешься? Я уже дала объявление о вакантном месте секретаря. Все-таки опыта у тебя маловато. А у нас солидная организация.
Я даже не повернулась к ней. Теперь я точно знаю, что означает выражение «удар в спину». Ты не ожидаешь от человека ничего плохого», а он тебе выстреливает вслед. Порядочные люди говорят гадость или неприятную вещь в лицо. А всякие поганки ударяют исподтишка. Я не удостоила ее ответом и даже не сказала «до свидания».
Ехать от работы мне было недалеко. Единственное, что удручало меня, — мой ярко-розовый костюм цвета цветущей фуксии. У человека траур, а я, как свинья, — вся розовая и благополучная. Что делать? Откладывать визит на завтра не хотелось. Я всегда считала, что, если за что-то взялась, доводи дело до конца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44