- уточнил Антон.
Его настойчивость не прошла незаметной. На Скавронского это не было похоже. Мог бы просто так забежать, как обычно, мимоходом... Мирзо недоумевал. Но еще более странным было другое...
- Антон! Откуда ты знаешь про мой аспак?
Антон рассмеялся в ответ:
- Или про чилим? - шутя поддел он, и Хамидов запутался окончательно, не понимая, чего все-таки тот хочет.
К чудачествам, а именно так воспринимал он свойства души Скавронского, Мирзо попривык, но удивляться не переставал. Прошло столько лет, шофер и думать забыл, как сам хотел в Антоновом доме зажечь светильник. По молодости лет это считалось глупым суеверием. В то время он самому себе не позволял в этом признаться. Становилось стыдно от одной мысли, что соглашаешься с собственным бессилием перед обстоятельствами или пытаешься увидеть причину сложившегося круга вещей не в себе самом. "А где же еще искать истину, как не внутри себя?" - задумался Мирзо. Это с возрастом понимаешь, что пытаться уйти от себя - бессмысленное занятие. А по тем временам безверие было самым надежным способом избежать всяческих сомнений, бесполезных споров с самим собой. Вот и валялась когда-то керамическая масленка, затерянная среди бесполезного в хозяйстве хлама.
Переоценка ценностей давно произошла в жизни Хамидова. Немалую лепту в этот процесс внес Антон Скавронский. И все же сейчас Мирзо не был уверен, а правильно ли одалживать родовой аспак? В чистоте намерений друга он не сомневался. На то он и друг, что его сердцем понимаешь. Чутье подсказывало Мирзо, что интерес Антона вызван далеко не прагматическими материями, а разум требовал доказательств. "Коллекционированием местных сувениров Антон вроде никогда не занимался, - рассуждал Хамидов. - Но даже если бы его и стукнуло подобное увлечение, художественный салон в центре города выставляет такие изыски декоративно-прикладного искусства, что от заезжих туристов отбоя нет. Не стыкуется, - взвесил про себя Мирзо. - Адамович не из тех, что будет других по такому пустяку беспокоить".
Перед глазами возник тревожный Антонов взгляд.
Припомнился весь облик друга, напряженный последнее время, как натянутая струна. В этот момент всплыли в памяти случайно подслушанные дворовые сплетни, раздаваясь в голове противным шепотком. Да что они могут знать?!.. Чудовищная грязь касалась Надюшки Скавронской, девочки, рожденной чуть ли не на его руках. Мирзо гадливо поморщился, но тут же его губы тронула веселая ухмылка. Он со смехом вспомнил, как ему чуть не пришлось разнимать женщин - свою жену и соседку. Зарина, как бешеная волчица, кинулась на сплетницу. Отважно вцепилась в волосы и оттаскала мерзавку на смех соседям, разбудив в муже гордость своим бойким характером. С работы Мирзо специально вырвался пораньше.
- Муха! - с порога позвал он старшего сына. - Сбегай к Шоди. - Хамидов вытащил из-за пазухи сцепленную резинкой разномастную пачку засаленных денег. - Возьми два коробка.
Вытянул пятерку. Сын отвел его руку.
Богатырски сложенный красавец Мухаммад зарабатывал на мясокомбинате вдвое больше отца и гордился тем, что может позволить себе оплатить отцовские расходы. И хотя он по-прежнему обращался к отцу на "вы", ему казалось, что вполне имеет право на взрослые отношения.
- У вас гости, папа? - Муха лукаво ухмыльнулся.
- Скавронский хотел зайти.
Парень удивленно посмотрел на отца, как если бы заподозрил своего старика в непоследовательности. Молчаливый вопрос на лице сына смутил Мирзо. Он отвел глаза, стал нашаривать ногой затерявшийся у порожка шлепанец, поторапливая жестом Муху. Начал ворчать на беспорядок, а заметив, что сын все еще стоит у крыльца, вскипел:
- Давай-давай! Одна нога здесь - другая там!
Муха передернул плечами. Под тонкой тканью рубашки волной заиграли мышцы, крутая шея напряглась. Легким движением пальцев парень поправил воротничок и спокойно двинулся со двора выполнять отцовское поручение. Гостям всегда рады в этом доме. Это Мухаммад усвоил с молоком матери и воспринимал как аксиому. Другие не укладывалось в его голове, как можно угощать русского гостя анашой? С характером отца это совсем не вязалось... На свадьбах или обрезаниях - а без традиционного баловства ни одно настоящее застолье не обходилось - папироса, забитая пахучей коноплей, запускалась по кругу, "в цыганочку". Делалось это ненавязчиво, скрытно, чтобы не мозолить глаза. Кто не хочет - не подсядет.
Кайф косых взглядов не терпит. Как тут расслабишься?.. Мухаммад и сам изредка потягивал коноплю и не понимал, почему к ней приклеился ярлык наркотика, почему безобидная травка притягивает к себе косые взгляды. Чаще, он чувствовал, осуждение исходит от приезжих. Наверное, по этой причине к русскому застолью всегда выставляется водка или вино. Реже - пиво. Но... если гость захочет... Его желание - непреложный закон. Любой хозяин дома чутко следит за этим, незаметно дает указания домашним. Если чего-то недостает - так же незаметно помогут соседи. Закон для всех един.
Шоди, к которому послал Мухаммада отец, приторговывал анашой по необходимости. Сосед плотно сидел на травке, а потому знал все злачные места, где можно ею разжиться. Чтобы окупить свои затраты на зелье, Шоди не отказывал никому в помощи. Сам бегал, сам вынюхивал - где получше. Денег сверху практически не брал, но по негласному закону ему обязательно отстегивалось с каждого коробка травы и с каждого кусочка гашиша.
Ему верили на слово, так как он не барышничал, не подсовывал что похуже для собственного выигрыша. Ни разу он не был замечен и на разбавленном иными примесями или слабо упакованном товаре. К его оценке прислушивались: тут он, можно сказать, прослыл поэтом кайфа.
Поэт пребывал в сказочной эйфории, путешествуя по мистическим садам. Это Муха сразу понял, едва увидел сидящего на корточках Шоди под сенью развесистого можжевельника.
- Почему в одиночестве, сосед? Здравствуй.
Парень присел рядом. Шоди протянул для приветствия обе руки. Веки его были полуприкрыты, и на лице блуждала улыбка. Он философски изрек:
Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало.
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
Мухаммад точно не мог определить, приходилось ли ему слышать этот стих раньше и является ли он собственным сочинением Шоди или Хайяма, но слова ему понравились. Муха восхищенно вздохнул. Стараясь попасть в тональность настроения Шоди, он напомнил ему о цели своего визита:
- Не хочу срывать тебя с волны, но я по делу...
Шоди медленно задрал штанину, из носка вытащил коробок, долго разглядывал его с обеих сторон, открывал, принюхивался, мял руками клейкие листья с засохшей пыльцой и нерешительно отдал Мухаммаду, будто очень не хотел расставаться с товаром.
- А! - наконец выпалил Шоди.
На блестку дней, зажатую в руке,
Не купишь Тайны где-то вдалеке.
А тут - и Ложь на волосок от Правды,
И жизнь твоя - сама па волоске.
- Сколько? - деловито поинтересовался Муха, переводя беседу в практическое русло.
- Трешки - не жалко? Я отстегнул "на пяточку", теперь вот - убитый. Время сколько?
Он посмотрел на циферблат часов Мухаммада. Взгляд долго фокусировался, разъезжаясь вместе со стрелками в разные стороны.
- "Ориентс" - это что значит? Восток? По восточному времени - я уже три часа как убитый.
Шоди пробило на смех. Даже когда Муха уходил от него, сосед все еще не мог справиться с припадком веселья.
Дома Муху тоже встретили раскатом дружного смеха.
- Твой отец меня неправильно понял, - потрепал его по плечу Антон Адамович. - Не стоило беспокоиться и тебя напрягать.
- Да ладно, - добродушно отмахнулся Мухаммад и стыдливо потупил влажные, как у коровы, глаза. - Дядь Тош! - Неожиданно для самого себя, Муха решил развеять некоторые свои сомнения: - А почему русские называют травку дерьмом, дрянью, наркотой. Боятся, что ли?
- Если реально... - почесал Антон за ухом, - серьезные опасения есть. Ему на ум пришла грубая аналогия: - Ты мог бы мне объяснить, почему индейцы вымирали целыми племенами не только от занесенных на их континент европейских болезней, но и от той же самой пресловутой водки?
Мухаммад перевел взгляд на отца. Мирзо хмыкнул, но в разговор встревать не стал. Антон воспользовался паузой. Он доподлинно не знал, где вообще культивируется конопля, кроме как на Востоке. Индия, Китай - вплоть до Средней Азии и Кавказа. Листья американской коки оказались так же губительными для европейцев, как и опиумная культура. Он задумался о феноменальных особенностях человеческого организма. Один способен глотать кактусы, у другого свербит в животе от неочищенного персика. То, что одному жизненно необходимо, может обернуться смертельной мукой другому. Где она Срединная Линия? И какие условия нужны, чтобы усвоить в одночасье многовековую культуру?.. Антон размышлял о растении, которое создал Творец, но то, что он произнес вслух, оказалось гораздо шире конкретного понятия:
- Нет культуры - нет традиции, нет иммунитета. - Давящее чувство, вызванное самой темой разговора, улетучилось, Скавронский повеселел. - От водки Россия-матушка не вымерла, - смеясь, добавил он, - а вот от этого кто знает? Может, и пробовать не стоит...
- А вы? - с улыбкой спросил Муха.
- Что - я?
- Будешь? - не глядя на него, спросил Мирзо.
- Я здесь не за этим.
Мирзо постучал папиросой по ногтю большого пальца, утрамбовывая траву, крикнул жене:
- Зарина? Аспак где?
Она вошла, незаметно зыркнув глазами на мужа. Молча поставила блюдо с долмой. Над мясом, завернутым в виноградные листья, клубился душистый жар пряностей и зегирного масла. Стоя на корточках, она ловко скинула с блюда пропаренные лепешки.
- Сейчас принесу, - не поднимая головы, сказала она Мирзо.
Антон чувствовал себя не в своей тарелке. Он допускал мысль, что стал причиной беспокойства для всей семьи. А тут еще эта травка... Он постарался представить себе мысли Зарины по этому поводу. Но женщина не выражала ни неприятия, ни расположения. Обычно разговорчивая Зарина, - Антон замечал это не впервые, - при гостях превращалась в тень самой себя. Взгляд ее невозможно было поймать, так же как нельзя было понять по выражению лица рада ли она или, возможно, чем-то недовольна. Скавронский понимал, что это и называется воспитанностью, и то, как она себя держит, отражает лишь рамки условностей принятых традиций. И все же ему было неуютно.
Вернулась она со светильником. Поставила перед Антоном, хотела уже было выйти, но ее окликнул Мирзо:
- Это ты принесла тот, что Биби Каро "отдарила"?
По тонким нюансам таджикской речи Антон почуял, что предмет в их доме считается чем-то священным.
- Другого и нет... - Зарина присела на пол у края низенького столика.
Мирзо кивнул, продолжая набивать папиросу "травкой". Закончив, придирчиво осмотрел и молча передал Антону.
Скавронский вертел ее в руках, не решаясь запалить. Боковым зрением он наблюдал за женщиной. Но она, если и не была равнодушна к этому занятию, то, во всяком случае, делала вид, что не замечает.
- У каждого рода, у каждой семьи есть свой светильник, - повела волоокий взор на гостя Зарина. - Он передается по наследству старшему сыну, который обязан продолжать дело своего отца... Но сейчас все стало по-другому. Дети выбирают собственную дорогу. С детства начинают выбирать: чем они займутся, кем они будут. Раньше было не так. Если отец кузнец - сыну и в голову не могло прийти заниматься другим делом. Работы для всех сыновей хватало. Когда сын становился мастером своего дела - зажигали ас-пак. Духи предков видели этот огонь и охраняли дом, семью.
- А если нет? Если сын избрал иную профессию?
- Предков нельзя обижать. Так можно и кару на себя навлечь, - тихо ответила Зарина, взглянув на мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43