Что случилось у вас, отчего потребовалось мое присутствие?
– Вот что случилось: в два часа ночи мне было сообщено, что на бульваре Ланн совершено преступление.
– Отлично. Я сейчас же завожу автомобиль и лечу в участок.
Секретарь удержал его.
– Подождите минутку! В участке вам едва ли дадут какие бы то ни было сведения, по той простой причине, что там ничего не известно.
– Я не совсем хорошо понимаю, – перебил его Кош, – в участке ничего не известно о преступлении, а вам известно? Каким же образом?
– Прочитайте, – сказал Авио, подавая ему газету. Кош прочел во второй раз свое сообщение и сделал вид, что читает с большим вниманием.
– Черт возьми, – пробормотал он, дочитав до конца, – это мне кажется подозрительным. Уверены ли вы, что вас не одурачили?
– Если бы я был в этом совершенно уверен, – возразил секретарь, – то не указывал бы: «от частного корреспондента». Впрочем, – он принял таинственный вид, – я имею веские данные думать, что это правда.
– Не будет ли нескромно спросить вас, какие это данные?
– Нескромно? Нет. Но только бесполезно… В сущности, положение совершенно простое, можно подытожить в нескольких словах. Нужно проверить сообщение. Затем, будучи первыми и единственными осведомленными, воспользоваться тем временем, пока другие журналисты еще ничего не знают, чтоб вести наше расследование одновременно с полицейским. Думаю, что мой корреспондент не ограничится одним сообщением этой ночи, а скоро явится сюда, хотя бы для того, чтобы получить гонорар.
– Вы так думаете? – спросил Кош. Секретарь кивнул утвердительно.
– Ну-ну! – пробормотал Кош.
– Милый мой, надеюсь, вы не откажете мне в некоторой опытности, приобретенной двадцатилетней практикой? – напрашивался секретарь на похвалу.
«Наивная душа, – подумал Кош. – Глупый хвастун. У тебя не было этого резкого тона, когда ты меня упрашивал ночью… Нет, твой корреспондент за деньгами не придет.
Твои двадцать франков не удовлетворят его честолюбие; твоя опытность ничто в сравнении с его хитростью», – а вслух он прибавил громко:
– Конечно! Но все же, согласитесь, что это очень странно, и я совершенно не представляю, с чего начать.
– Это ваше дело. Прежде всего убедитесь в достоверности факта, затем поступайте, как хотите, но устройтесь так, чтобы доставить мне к вечеру статью в четыреста строк с приложением фотографий. Если вы толково все это обделаете, я попрошу для вас у патрона 50 франков прибавки в месяц.
– Очень вам благодарен, – сказал репортер, а про себя подумал: «Если я толково все обделаю, то есть как я это понимаю, то вопрос будет не в пятидесяти франках. Газета, которая захочет иметь сотрудником Онисима Коша, не пожалеет денег. Мы поведем дело широко, по-американски!»
…Небо уже начинало подергиваться светлыми полосами. Начинающийся день примешивал свой бледный отблеск к свету лампы. Гул типографских машин прекратился, и вместо него с улицы доносился неясный шум, перекрываемый время от времени громким звуком автомобильной трубы. Омнибус проехал, гремя колесами и дребезжа стеклами. Онисим Кош поднялся со стула, взял номер «Солнца» и положил его в карман.
– Вы говорите: бульвар Ланн, номер…
– 29. Не становитесь вдруг рассеянным, теперь не время.
– О! Будьте спокойны, – возразил Кош, – теперь семь часов, и я принимаюсь за дело.
– А я иду спать. Думаю, что я заслужил несколько часов отдыха; ведь я работал в то время, как вы спали…
Насмешливый огонек блеснул в глазах Коша, он отвернулся, чтоб скрыть улыбку, кривившую его губы, и вышел. На лестнице он столкнулся с посыльным, который спросил его:
– Ну, что же, это было насчет того, что я вам показал?
– Да.
Он взял извозчика и сказал ему:
– Авеню Хенри Мартин, угол бульвара Ланн. Чувство стыда не позволило ему дать точный адрес. Не отдавая себе отчета, Кош поступал так, как поступает виновный, не решающийся подъехать к самому дому. Но он подумал, что, услышав адрес: «Бульвар Ланн, 29», – извозчик мог бы покоситься на него. По панелям бульвара, мимо закрытых магазинов спешили прохожие. Он подумал, что эта ночь, медленно переходящая в туманное и холодное утро, тянулась очень долго. Чтобы лучше сосредоточиться, он сел глубже в угол, закрыл глаза. Множество мыслей роилось в голове: то вспоминались ему его планы, то картина преступления, то зал ресторанчика, где он принял окончательное решение. Бледный зарождающийся день отчего-то напоминал ему мрачное утро перед казнью. В хаосе мыслей, сменяющих одна другую, последовательно проходили перед его глазами лица двух бродяг и их сообщницы, бескровное лицо убитого, кровавая рука с огромными пальцами, след которой он смыл со стены…
Когда извозчик остановился, уже совсем рассвело. Онисим Кош медленно прошел вдоль бульвара Ланн. Жители понемногу просыпались, и в окнах появились заспанные лица с опухшими глазами. Перед одной дверью стоял булочник. Мальчик-мясник шел, посвистывая, с корзиной в руках. Почтальон звонил у ворот маленького особняка. Кош посмотрел на номер и прочел: 17. Бульвар так не похож был днем на то, чем он был ночью, что Кош не заметил, как подошел к дому.
День обещал быть холодным, но ясным. Солнце медленно выплывало из-за маленьких облачков и бросало на белые плиты тротуара, на обвитые плющом ограды, на остроконечные крыши домов молодой весенний отблеск. От ночных теней не оставалось и следа, и контраст между видом этой улицы днем и ночью был так разителен, что Кош на минуту засомневался, не приснилось ли все это ему, не было ли это кошмаром. Часы показывали более восьми часов. Надо полагать, что многие уже успели купить газету «Солнце», но, казалось, никто не заинтересовался случившимся. Проходивший мимо полицейский читал как раз ту страницу газеты, на которой было помещено сообщение. Кош подумал: «Если вся эта история не плод моего больного воображения, то, прочитав информацию, он остановится».
Но полицейский прошел мимо.
– Что же это, наконец, – пробормотал Кош. – Не сумасшедший же я? Ведь это не бред. То, что существует в моей памяти, случилось же ночью. Я действительно проходил по этой улице, вошел в сад, потом в дом, я видел зарезанного человека, лежащего на постели, я…
Он схватил руками свою голову и почувствовал у правого виска довольно сильную боль. Он посмотрел на руку: на конце пальцев было несколько капель крови.
Тогда все, что было запутанно и туманно, сразу прояснилось в его голове. Он вспомнил свое падение и рану на лбу, а когда он поднял глаза, то увидел, что стоит перед номером 29.
Все было тихо и безмолвно. На желтом песке дорожки виден был след его шагов, более заметный по краю клумбы, где он, ступая на газон, стер ногой иней, который потом опять легким слоем покрыл след его ботинка. Он тогда не подумал об этой подробности, а теперь обрадовался ей, как неожиданной помощи, и начал ходить взад и вперед перед домом. Прохожие спокойно проходили вдоль улицы. И лишь какой-то рабочий пристально на него поглядел, по крайней мере, ему так показалось. Бесполезно было дольше тут находиться, он рисковал обратить на себя внимание. Никогда нельзя ручаться, что вас не заметят и впоследствии не узнают.
Не разумнее ли было ему, простому журналисту, отправиться в полицию и дать приставу прочитать газету?
В эту минуту подъехали две извозчичьи кареты и остановились в нескольких шагах от него. Из карет вышли несколько человек, между которыми он увидел пристава; четыре агента следовали на велосипедах. Они поставили свои машины к забору, как раз на том самом месте, где он раздвинул плющ, чтобы узнать номер дома.
Пристав постоял минуту в нерешительности, потом дернул звонок и приготовился ждать.
Тогда Кош, на которого он несколько раз пристально взглянул, подошел и обратился к нему с любезной улыбкой.
– Сомневаюсь, чтоб вам открыли. В доме нет никого, или вернее, никого, кто бы мог услышать ваш звонок.
– Кто вы такой, милостивый государь? Попрошу вас оставить меня в покое.
– Простите, – продолжал Кош с поклоном, – мне следовало сначала представиться. Извините мою забывчивость: Кош, сотрудник газеты «Солнце». Вот моя визитная карточка, мой пропускной билет…
– Это другое дело, – проговорил пристав, отвечая на его поклон, – я очень рад встретиться с вами. Ваша газета поместила в своих последних известиях сообщение, очень удивившее меня. Боюсь только, не слишком ли доверчиво вы отнеслись к нему…
– Вы так думаете? Мы обыкновенно очень осторожны в этих делах. Раз «Солнце» напечатало сообщение, то оно должно быть верным. Мы печатаем до восьми тысяч номеров в день, и уток из-под пера не выпускаем.
– Я это знаю. Все же я не могу понять, какое расследование могли вы произвести, принимая в расчет предполагаемый час этого предполагаемого преступления, о котором даже я ничего не знал.
– Пресса располагает разнообразными способами расследований…
– Гм-гм… – недоверчиво пробурчал пристав и позвонил еще раз.
– Во всяком случае, – проговорил Кош, – не находите ли вы странным, что никто не отвечает?
– Нисколько. Это, может быть, простая случайность. Если этот дом пустой…
– Да… Но он не пустой.
– Как можете вы это знать?
– Это уж моя профессиональная тайна. Я охотно помогу вам в ваших расследованиях, но не спрашивайте у меня больше того, что я могу сказать.
– Чтоб говорить так уверенно, вы должны иметь доказательства.
– Нечто в этом роде. Лицо, сообщившее нам об этом случае, было, без сомнения, хорошо осведомлено.
– Его имя?
– Право же, мосье пристав, вы задаете мне трудные вопросы… Не могу же я вам выдать одного из наших сотрудников…
Пристав посмотрел на Коша в упор:
– А если я вас заставил бы говорить?
– Не вижу, каким способом вы заставите меня сказать то, о чем я желаю умолчать. Разве подвергнете меня пытке, но и то… Но я вовсе не хочу ссориться с вами и потому предпочитаю признаться вам, что я ничего не знаю о нашем корреспонденте: ни его имени, ни его возраста, ни его пола – ничего. Ничего, кроме правдивости его голоса, точности его показаний, уверенности его слов…
– Повторяю вам, милостивый государь, раз полиция ничего не знала, то только убийца или его жертва могли заговорить. Но если, как вы говорите, жертва умерла… Остается убийца.
– А, может быть, это и есть мое предположение?
– Это великолепно! Вот самый необыкновенный преступник, о котором я когда-либо слышал. За все время моей долголетней службы я никогда подобного не встречал. Прошу вас, Кош, если он из числа ваших друзей, покажите мне его.
– Дело в том, – возразил Кош, со своей вечной улыбкой, – что он едва ли разделяет ваше желание встретиться с ним. Он, впрочем, не является для меня виновным, это просто мой корреспондент. Если бы я знал наверное, что он и есть убийца, то уважение закона не позволило бы мне что-либо от вас скрыть. Но я думаю, что мы скорее имеем дело с сыщиком-любителем, обладающим редкой проницательностью, но работающим ради удовольствия, ради славы…
В это время один из агентов подошел к приставу и сообщил:
– С другой стороны выхода нет. Задняя стена дома соприкасается с соседним жилым помещением, и единственная дверь та, около которой мы стоим.
– В таком случае – войдем! – решительно сказал пристав. – Слесарь пришел?.. Впрочем, в нем нет надобности, дверь отворена.
– Не разрешите ли вы мне сопровождать вас? – спросил Кош.
– Сожалею, что должен отказать вам. Но, видите ли, я предпочитаю один проводить предварительное следствие, если таковое требуется. Как ни законно желание публики быть осведомленной, желание правосудия иметь полную свободу действий кажется мне еще более законным.
Кош поклонился.
– К тому же, – продолжал пристав, – я не думаю, чтоб я этим причинил ущерб вашей газете. Ваш корреспондент, наверное, знает столько же, сколько буду знать я, выходя из этого дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Вот что случилось: в два часа ночи мне было сообщено, что на бульваре Ланн совершено преступление.
– Отлично. Я сейчас же завожу автомобиль и лечу в участок.
Секретарь удержал его.
– Подождите минутку! В участке вам едва ли дадут какие бы то ни было сведения, по той простой причине, что там ничего не известно.
– Я не совсем хорошо понимаю, – перебил его Кош, – в участке ничего не известно о преступлении, а вам известно? Каким же образом?
– Прочитайте, – сказал Авио, подавая ему газету. Кош прочел во второй раз свое сообщение и сделал вид, что читает с большим вниманием.
– Черт возьми, – пробормотал он, дочитав до конца, – это мне кажется подозрительным. Уверены ли вы, что вас не одурачили?
– Если бы я был в этом совершенно уверен, – возразил секретарь, – то не указывал бы: «от частного корреспондента». Впрочем, – он принял таинственный вид, – я имею веские данные думать, что это правда.
– Не будет ли нескромно спросить вас, какие это данные?
– Нескромно? Нет. Но только бесполезно… В сущности, положение совершенно простое, можно подытожить в нескольких словах. Нужно проверить сообщение. Затем, будучи первыми и единственными осведомленными, воспользоваться тем временем, пока другие журналисты еще ничего не знают, чтоб вести наше расследование одновременно с полицейским. Думаю, что мой корреспондент не ограничится одним сообщением этой ночи, а скоро явится сюда, хотя бы для того, чтобы получить гонорар.
– Вы так думаете? – спросил Кош. Секретарь кивнул утвердительно.
– Ну-ну! – пробормотал Кош.
– Милый мой, надеюсь, вы не откажете мне в некоторой опытности, приобретенной двадцатилетней практикой? – напрашивался секретарь на похвалу.
«Наивная душа, – подумал Кош. – Глупый хвастун. У тебя не было этого резкого тона, когда ты меня упрашивал ночью… Нет, твой корреспондент за деньгами не придет.
Твои двадцать франков не удовлетворят его честолюбие; твоя опытность ничто в сравнении с его хитростью», – а вслух он прибавил громко:
– Конечно! Но все же, согласитесь, что это очень странно, и я совершенно не представляю, с чего начать.
– Это ваше дело. Прежде всего убедитесь в достоверности факта, затем поступайте, как хотите, но устройтесь так, чтобы доставить мне к вечеру статью в четыреста строк с приложением фотографий. Если вы толково все это обделаете, я попрошу для вас у патрона 50 франков прибавки в месяц.
– Очень вам благодарен, – сказал репортер, а про себя подумал: «Если я толково все обделаю, то есть как я это понимаю, то вопрос будет не в пятидесяти франках. Газета, которая захочет иметь сотрудником Онисима Коша, не пожалеет денег. Мы поведем дело широко, по-американски!»
…Небо уже начинало подергиваться светлыми полосами. Начинающийся день примешивал свой бледный отблеск к свету лампы. Гул типографских машин прекратился, и вместо него с улицы доносился неясный шум, перекрываемый время от времени громким звуком автомобильной трубы. Омнибус проехал, гремя колесами и дребезжа стеклами. Онисим Кош поднялся со стула, взял номер «Солнца» и положил его в карман.
– Вы говорите: бульвар Ланн, номер…
– 29. Не становитесь вдруг рассеянным, теперь не время.
– О! Будьте спокойны, – возразил Кош, – теперь семь часов, и я принимаюсь за дело.
– А я иду спать. Думаю, что я заслужил несколько часов отдыха; ведь я работал в то время, как вы спали…
Насмешливый огонек блеснул в глазах Коша, он отвернулся, чтоб скрыть улыбку, кривившую его губы, и вышел. На лестнице он столкнулся с посыльным, который спросил его:
– Ну, что же, это было насчет того, что я вам показал?
– Да.
Он взял извозчика и сказал ему:
– Авеню Хенри Мартин, угол бульвара Ланн. Чувство стыда не позволило ему дать точный адрес. Не отдавая себе отчета, Кош поступал так, как поступает виновный, не решающийся подъехать к самому дому. Но он подумал, что, услышав адрес: «Бульвар Ланн, 29», – извозчик мог бы покоситься на него. По панелям бульвара, мимо закрытых магазинов спешили прохожие. Он подумал, что эта ночь, медленно переходящая в туманное и холодное утро, тянулась очень долго. Чтобы лучше сосредоточиться, он сел глубже в угол, закрыл глаза. Множество мыслей роилось в голове: то вспоминались ему его планы, то картина преступления, то зал ресторанчика, где он принял окончательное решение. Бледный зарождающийся день отчего-то напоминал ему мрачное утро перед казнью. В хаосе мыслей, сменяющих одна другую, последовательно проходили перед его глазами лица двух бродяг и их сообщницы, бескровное лицо убитого, кровавая рука с огромными пальцами, след которой он смыл со стены…
Когда извозчик остановился, уже совсем рассвело. Онисим Кош медленно прошел вдоль бульвара Ланн. Жители понемногу просыпались, и в окнах появились заспанные лица с опухшими глазами. Перед одной дверью стоял булочник. Мальчик-мясник шел, посвистывая, с корзиной в руках. Почтальон звонил у ворот маленького особняка. Кош посмотрел на номер и прочел: 17. Бульвар так не похож был днем на то, чем он был ночью, что Кош не заметил, как подошел к дому.
День обещал быть холодным, но ясным. Солнце медленно выплывало из-за маленьких облачков и бросало на белые плиты тротуара, на обвитые плющом ограды, на остроконечные крыши домов молодой весенний отблеск. От ночных теней не оставалось и следа, и контраст между видом этой улицы днем и ночью был так разителен, что Кош на минуту засомневался, не приснилось ли все это ему, не было ли это кошмаром. Часы показывали более восьми часов. Надо полагать, что многие уже успели купить газету «Солнце», но, казалось, никто не заинтересовался случившимся. Проходивший мимо полицейский читал как раз ту страницу газеты, на которой было помещено сообщение. Кош подумал: «Если вся эта история не плод моего больного воображения, то, прочитав информацию, он остановится».
Но полицейский прошел мимо.
– Что же это, наконец, – пробормотал Кош. – Не сумасшедший же я? Ведь это не бред. То, что существует в моей памяти, случилось же ночью. Я действительно проходил по этой улице, вошел в сад, потом в дом, я видел зарезанного человека, лежащего на постели, я…
Он схватил руками свою голову и почувствовал у правого виска довольно сильную боль. Он посмотрел на руку: на конце пальцев было несколько капель крови.
Тогда все, что было запутанно и туманно, сразу прояснилось в его голове. Он вспомнил свое падение и рану на лбу, а когда он поднял глаза, то увидел, что стоит перед номером 29.
Все было тихо и безмолвно. На желтом песке дорожки виден был след его шагов, более заметный по краю клумбы, где он, ступая на газон, стер ногой иней, который потом опять легким слоем покрыл след его ботинка. Он тогда не подумал об этой подробности, а теперь обрадовался ей, как неожиданной помощи, и начал ходить взад и вперед перед домом. Прохожие спокойно проходили вдоль улицы. И лишь какой-то рабочий пристально на него поглядел, по крайней мере, ему так показалось. Бесполезно было дольше тут находиться, он рисковал обратить на себя внимание. Никогда нельзя ручаться, что вас не заметят и впоследствии не узнают.
Не разумнее ли было ему, простому журналисту, отправиться в полицию и дать приставу прочитать газету?
В эту минуту подъехали две извозчичьи кареты и остановились в нескольких шагах от него. Из карет вышли несколько человек, между которыми он увидел пристава; четыре агента следовали на велосипедах. Они поставили свои машины к забору, как раз на том самом месте, где он раздвинул плющ, чтобы узнать номер дома.
Пристав постоял минуту в нерешительности, потом дернул звонок и приготовился ждать.
Тогда Кош, на которого он несколько раз пристально взглянул, подошел и обратился к нему с любезной улыбкой.
– Сомневаюсь, чтоб вам открыли. В доме нет никого, или вернее, никого, кто бы мог услышать ваш звонок.
– Кто вы такой, милостивый государь? Попрошу вас оставить меня в покое.
– Простите, – продолжал Кош с поклоном, – мне следовало сначала представиться. Извините мою забывчивость: Кош, сотрудник газеты «Солнце». Вот моя визитная карточка, мой пропускной билет…
– Это другое дело, – проговорил пристав, отвечая на его поклон, – я очень рад встретиться с вами. Ваша газета поместила в своих последних известиях сообщение, очень удивившее меня. Боюсь только, не слишком ли доверчиво вы отнеслись к нему…
– Вы так думаете? Мы обыкновенно очень осторожны в этих делах. Раз «Солнце» напечатало сообщение, то оно должно быть верным. Мы печатаем до восьми тысяч номеров в день, и уток из-под пера не выпускаем.
– Я это знаю. Все же я не могу понять, какое расследование могли вы произвести, принимая в расчет предполагаемый час этого предполагаемого преступления, о котором даже я ничего не знал.
– Пресса располагает разнообразными способами расследований…
– Гм-гм… – недоверчиво пробурчал пристав и позвонил еще раз.
– Во всяком случае, – проговорил Кош, – не находите ли вы странным, что никто не отвечает?
– Нисколько. Это, может быть, простая случайность. Если этот дом пустой…
– Да… Но он не пустой.
– Как можете вы это знать?
– Это уж моя профессиональная тайна. Я охотно помогу вам в ваших расследованиях, но не спрашивайте у меня больше того, что я могу сказать.
– Чтоб говорить так уверенно, вы должны иметь доказательства.
– Нечто в этом роде. Лицо, сообщившее нам об этом случае, было, без сомнения, хорошо осведомлено.
– Его имя?
– Право же, мосье пристав, вы задаете мне трудные вопросы… Не могу же я вам выдать одного из наших сотрудников…
Пристав посмотрел на Коша в упор:
– А если я вас заставил бы говорить?
– Не вижу, каким способом вы заставите меня сказать то, о чем я желаю умолчать. Разве подвергнете меня пытке, но и то… Но я вовсе не хочу ссориться с вами и потому предпочитаю признаться вам, что я ничего не знаю о нашем корреспонденте: ни его имени, ни его возраста, ни его пола – ничего. Ничего, кроме правдивости его голоса, точности его показаний, уверенности его слов…
– Повторяю вам, милостивый государь, раз полиция ничего не знала, то только убийца или его жертва могли заговорить. Но если, как вы говорите, жертва умерла… Остается убийца.
– А, может быть, это и есть мое предположение?
– Это великолепно! Вот самый необыкновенный преступник, о котором я когда-либо слышал. За все время моей долголетней службы я никогда подобного не встречал. Прошу вас, Кош, если он из числа ваших друзей, покажите мне его.
– Дело в том, – возразил Кош, со своей вечной улыбкой, – что он едва ли разделяет ваше желание встретиться с ним. Он, впрочем, не является для меня виновным, это просто мой корреспондент. Если бы я знал наверное, что он и есть убийца, то уважение закона не позволило бы мне что-либо от вас скрыть. Но я думаю, что мы скорее имеем дело с сыщиком-любителем, обладающим редкой проницательностью, но работающим ради удовольствия, ради славы…
В это время один из агентов подошел к приставу и сообщил:
– С другой стороны выхода нет. Задняя стена дома соприкасается с соседним жилым помещением, и единственная дверь та, около которой мы стоим.
– В таком случае – войдем! – решительно сказал пристав. – Слесарь пришел?.. Впрочем, в нем нет надобности, дверь отворена.
– Не разрешите ли вы мне сопровождать вас? – спросил Кош.
– Сожалею, что должен отказать вам. Но, видите ли, я предпочитаю один проводить предварительное следствие, если таковое требуется. Как ни законно желание публики быть осведомленной, желание правосудия иметь полную свободу действий кажется мне еще более законным.
Кош поклонился.
– К тому же, – продолжал пристав, – я не думаю, чтоб я этим причинил ущерб вашей газете. Ваш корреспондент, наверное, знает столько же, сколько буду знать я, выходя из этого дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21