Я израсходовал весь боекомплект «тауруса», удерживая охранников на почтительном расстоянии от себя, и, когда пистолет тихо клацнул ударником, я отшвырнул его в сторону и, безрадостно пробормотав: «Погибоша аки обре», попытался отползти на несколько метров от дома, но какая-то сволочь выстрелила в меня с крыши, и пуля перебила фалангу мизинца.
Для масштаба нынешнего сражения моя рана могла бы квалифицироваться как пустяковая, но кровь хлынула из пальца, как из крана. Скрипя зубами, я обмотал палец подолом майки и подумал, что все мои беды начались оттого, что в мире нарушилась целостность закономерности и логики, что все перевернулось кверху ногами, и потому люди стали идти под пули ради пустых чемоданов и неразделенной любви, бороться с наркомафией при помощи беззубых змей; лучшая подруга, исчезнув в Москве, внезапно обозначилась в Южной Америке, едва ли не в объятиях заклятого мафиози; а малознакомая глухонемая девушка, ничего не видевшая в жизни, кроме жестокого папочки и револьверов, утерла нос опытным мужикам в мастерстве стрельбы.
Мария, должно быть, нарочно выжидала, когда «команчи» подойдут ко мне почти вплотную, чтобы я успел прочувствовать ценность жизни, особенно ее последних минут, и только тогда подключила тяжелую артиллерию своего редкостного дарования. Пули срезали охранников, как цветы во дворе у дядюшки Ромэно. Ни одного промаха! Я вскочил на ноги и что есть духу помчался к лесу, надеясь, что меня никто не станет преследовать и кровопролитие на этом закончится.
Когда я забежал под кроны деревьев, Мария, стоящая за стволом дерева с винтовкой наизготове, приветственно кивнула мне, закинула винтовку за спину и, наклонившись, бережно подняла с земли букет выкопанных цветов.
Я не чувствовал ни облегчения, ни ликования. Раненый палец полыхал огнем, и в нем тяжелыми толчками пульсировала кровь. В голове носились какие-то безрадостные мысли о бессмысленности моей жизни. Я не мог видеть спокойного и одухотворенного лица Марии, которая бережно, как ребенка, несла в руках цветы, придерживая их лохматые корни. Я не мог думать о том, что будет, когда Влад вскроет чемодан и какое несчастное выражение появится на лице Дика, справедливо ожидающего вознаграждения. Я не знал, что буду делать сегодня, завтра и всю дальнейшую жизнь, мне неприятно было об этом думать, потому что все отравили мысли об Анне.
Мы подошли к машине. Влад, крепко обиженный на меня за бездействие в самый ответственный момент, демонстративно повернулся ко мне спиной. Дик, снова водрузив на голову сомбреро и обретя привычный вид, с подчеркнутым любопытством рассматривал чемодан, лежащий на заднем сиденье, стучал пальцем по его бокам, выдувал несуществующие песчинки из замков, – словом, ждал вознаграждения.
Мы все молчали, но только Мария – по понятным причинам. После сумбурного штурма виллы, который неминуемо закончился бы нашим полным поражением, если бы не меткий огонь Марии, наступил коммуникабельный провал.
Мария взяла мою руку, посмотрела на палец, но едва потянулась за какой-то целебной травкой, как до нас донесся нарастающий рокот вертолета. Замерев, мы подняли головы. Рокот усиливался, к нему добавился свист лопастей, и в рваном пологе показалось белое брюхо вертолета. Мария схватила винтовку, вскинула ее, и я едва успел ударить по цевью. Мелькнула тень, вспорхнули птицы, закачались лианы. Потом все затихло.
Девушка опустила винтовку на сиденье и вопросительно посмотрела на меня.
– Все правильно, – за меня ответил Дик и, поймав взгляд Марии, кивнул. – Это моя проблема. Если бы ты выстрелила, понимаешь?.. Если бы ты сбила вертолет, то Ромэно не засчитал бы этого мне. Понимаешь? И тебя мне было бы не видать как своих ушей. Но подождем еще…
Влад понял Дика по жестикуляции и перебил его.
– Конечно! – причмокнув губами, сказал мой друг. – Кругом одни принципы! Один не стреляет, потому что ему стало жалко какую-то тетю. Второй – потому что хочет жениться. И Гонсалес преспокойно улетает на вертолете прямо из-под нашего носа. Теперь он снова будет резать всех подряд, как поросят, а народ будет вздыхать и сетовать, какой же он нехороший.
Дик терпеливо дожидался, когда Влад замолчит. Он хотел сказать что-то важное, но не столько мне, сколько Марии. Но девушка снова занялась моим пальцем. Она выдавила на него сок красных ягод, а затем перевязала длинным и тонким листом, похожим на ивовый.
– Мария! – сказал он, когда девушка закончила заниматься мной и подняла глаза. – Конечно, тебя мне было бы не видать как своих ушей. Но надо немного подождать. Я думаю, что еще десять-пятнадцать минут. И в нашей жизни очень многое изменится…
Не знаю, понимала ли она его дословно, но от слов Дика мне почему-то стало не по себе. А когда он вынул из кармана пустой флакон из-под настойки гуао и недвусмысленно подкинул его на ладони, то от дурного предчувствия меня прошибло холодным потом.
– Хватит болтать! – сказал мне Влад, хотя я был нем, как Мария. – Поехали!
– Ты думаешь, что из-за этого чемодана я стал бы бежать под пули? – спросил меня Дик, поглядывая на Марию. – Ошибаешься! Я облил настойкой ручку управления, и пилоту осталось жить считанные минуты. Потом вертолет упадет в сельву, и останки Гонсалеса съедят черви.
Я схватил его за плечо с такой силой, что Дик поморщился и толкнул меня в грудь.
– Ты что?! – закричал он. – Аккуратнее! А то понаставишь мне синяков перед свадьбой!
– Ты, тупица! – бормотал я, сжимая ворот его жакета. – Кто тебя просил это делать? Кто тебе разрешил? Ты понимаешь, сволочь, что наделал?
Я прижал Дика к капоту джипа. Глядя на меня, как на сумасшедшего, он с испугом оттолкнул меня и, поправляя на себе жакет, пробормотал:
– Переволновался, парень! Возьми в машине бутылку рома, выпей, полегчает.
Даже Влад участливо взглянул на меня и спросил:
– Обиделся, что ли? Чего на всех кидаешься?
Я шарахнул кулаком по капоту и, чтобы никто не увидел слез, выступивших на глазах, быстро пошел напролом через заросли. «Но почему, почему Анна оказалась рядом с Гонсалесом? – думал я. – Что за роковое совпадение! Будто судьба посмеивается над нами и нарочно подставляет под удар самых близких людей. Я виноват во всем. Я отдал Дику настойку. А этому тупому торгашу нельзя было доверять».
Мокрые ветки хлестали меня по лицу, смешивая слезы с росой. Повязка, которую соорудила на моем пальце Мария, сорвалась вместе с корочкой подсохшей крови, и алые капли, разбиваясь о листья, точечным пунктиром отмечали мой путь. Куда несли меня ноги – не знаю. Перед глазами стояло лицо Анны – знакомое, изученное в деталях, давно ставшее родным. Я был разбалован ее любовью и преданностью и не ценил так, как она того заслуживала. Я думал, что совершаю великий подвиг, скрывая от Влада пропажу денег, тем самым якобы спасая чистоту ее имени. Но не смог сделать главного – спасти ей жизнь, которая вдруг оказалась в моих руках.
Меня догнал Влад. Тяжело дыша, он опустил руку мне на плечо и повернул к себе лицом.
– Кирилл, ты обиделся? – спросил он, виновато глядя на меня. – Прости меня! Видит бог, не хотел!
– Нет, – произнес я, – это ты меня прости. За то, что я тебе лгал.
– Все мы немножко лжем друг другу, – заметил Влад и протянул мне руку. – Ну! Давай все обиды оставим в этом лесу и поедем к Ромэно лакать ром!
– Влад, я тебя обманывал, – повторил я. – Все из-за меня. Я негодяй, я заставлял тебя рисковать ради этого чемодана. Но я так больше не могу. Пришло время все открыть и расставить по своим местам…
Влад слегка склонил голову набок, глядя на меня с легким недоумением.
– В чемодане нет денег, – с трудом произнес я. – Он забит макулатурой. Тебе предстоит пережить шок, но постарайся…
Влад не дал мне договорить и, обняв одной рукой, повел по узкому коридору, пробитому нами в зарослях. Я еще не сказал ему всего, но уже почувствовал огромное облегчение, словно долго нес и наконец скинул с плеч чемодан, наполненный старыми журналами. Он меня поймет, думал я. Сначала будет кричать, размахивать руками, ломать деревья и рвать лианы, а потом успокоится и простит меня. И мы сегодня напьемся, оплакивая Анну, которую никто из нас так и не сумел сделать счастливой.
Мы вышли к машине. Дик и Мария сидели на своих местах и смотрели на нас. Джип тихо урчал и обволакивал кусты сизым выхлопом. Влад легко подтолкнул меня в спину. Я подошел к машине, взялся за дверку, но открыть ее не смог. Мой взгляд намертво прирос к чемодану, лежащему на заднем сиденье.
Он был открыт и доверху наполнен пачками долларов.
Глава 21
Если бы я был точно уверен, что это сумасшествие, то не пожелал бы для себя иного способа ухода в царство божье. Открывшаяся моим глазам картина была не просто удивительной. Она было совершенно невероятной, абсолютно недопустимой, но приятной, и я любовался ею, как красочным сновидением, в котором без крыльев летаю над миром, утопающим в цветах и в тысячах лучезарных солнц.
– Садись, ботан, – ласково укорил меня Влад. – Чего пялишься, будто в первый раз видишь? Назвать баксы макулатурой – это вершина кощунства!
Он тронул Марию за плечо и махнул рукой. Я едва успел заскочить в машину. Мы рванули с места, и передний бампер, как сенокосилка, срезал молодой ствол звенящего от воды бамбука. Дик бережно прикрыл чемодан сорванной с петель крышкой, чтобы баксы не унесло ветром, но я, постепенно приходя в себя, приподнял крышку, вытащил плотную пачку и, разорвав бумажную ленту, поднес купюру к глазам.
Доллары были похожи на настоящие, во всяком случае, если на них смотреть невооруженным глазом, да еще сидя в скачущей по ухабам машине. Правда, то ли из-за сырости, то ли из-за освещения цифра «100» почему-то не меняла цвет с зеленого на серый. Произошло какое-то недоразумение. Случилась какая-то ошибка, которую нельзя было назвать досадной, но она однозначно не сулила нам ничего хорошего. Не обладая никакой информацией, я не мог дать какого-либо объяснения этому чудесному фокусу, когда старые журналы после некоторых пертурбаций превращаются в новые баксы. А когда подобному чуду нет сколь-нибудь логического объяснения, то следует вспомнить добрую истину: бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
– Где ты его взял? – крикнул я Владу, который, опустив голову, прикрывался от веток, норовящих высечь его лицо.
– Где-где! – отозвался Влад, и я подумал, что он ответит грубо, в рифму. – В кабинете Гонсалеса! А где, по-твоему, еще могут храниться чемоданы с долларами?
Я нервничал. Мы переезжали вброд ручей, и вой машины, которая плыла по грунту, напоминающему коричневый крем для обуви, раздражал, словно монотонный шепот, доносящийся из партера во время спектакля. Мне хотелось, чтобы машина хотя бы на минуту заглохла. Чтобы мы остановились и минуту слушали тишину.
– Такое впечатление, – крикнул Влад, подскакивая вместе с машиной на ухабах, словно находился в седле дикого мустанга, – что ты чем-то недоволен! Я, конечно, еще не пересчитывал, но в том, что здесь около миллиона, можешь не сомневаться… А ты ожидал увидеть здесь что-нибудь другое?
Я не стал объяснять Владу, что я ожидал увидеть. Все те проблемы, которые мучили меня от самого Внукова, вдруг растаяли как утренний туман. Теперь о них можно было забыть навеки. Теперь мы с Владом составляли тандем, потому как цели и средства их достижения у нас становились общими.
– Он что, просто так лежал на столе? – спросил я.
– Кто лежал? – не понял Влад. – Гонсалес?
– Нет, чемодан!
– Почему на столе? Он стоял между стеной и сейфом. Я сначала кинул в Гонсалеса лабарию, а когда тот вылетел из кабинета, запер за ним дверь и спокойно все обыскал… Все просто, друг мой! Жизнь тебе видится слишком сложной. Как у нас увели чемодан, ты сразу подумал про банки и счета. А люди, дружище, на самом деле простые и ленивые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65