в нем не было указано срока, к которому я должен был приехать в Эден. Но я собирался примчаться туда как можно быстрее и сразу же доложить одесскому автоответчику, что прибыл на место.
После недолгого торга один из таксистов согласился отвезти меня в Эден. Мы помчались по трассе, пронизывая знаменитые курорты, в лучших красках когда-то описанные Лермонтовым, и я, прислонившись к окну лбом, смотрел на сменяющие друг друга живописные долины и горы.
— А почему ты только до Эдена? — спросил водитель, кончиком пальца утапливая мундштук прикуривателя в гнездо.
Я не пошевелился. Мерный гул мотора и мягкое покачивание убаюкивали меня, и мне было лень отвечать на дежурный вопрос водителя. Я лишь скосил глаза в его сторону, тем самым давая понять, что жив, и услышал его вопрос.
— Обычно все едут дальше, до Адиша, — продолжал водитель. Он прикурил от раскаленной спиральки, делая сильные и глубокие затяжки — наверное, его тоже стал одолевать сон и он решил покурить и поболтать со мной. — Никогда не был в Адише?.. (Я в ответ шевельнул краем губ). Напрасно. Для тех, кто увлекается горными лыжами, там настоящий рай. Очень хорошие трассы!
Голос водителя сломил меня окончательно, на некоторое время я отключился, и дорога до Эдена не показалась мне долгой и утомительной. Зато вид поселка произвел на меня удручающее впечатление. Маленький, неряшливый, с ветхими, почерневшими от сырости домишками, притулившимися к пологой горе, словно клещи к брюху спящей собаки. Машина остановилась у почтового отделения. Я расплатился и вышел. Если бы не мутная табличка при входе, я бы принял этот заплесневелый домик за дровяной склад. Разумеется, на двери висел большой амбарный замок, по которому я не преминул врезать ногой. К почерневшему от сырости дверному наличнику был приколочен лючок от бензобака. Блеклой краской на нем было выведено: «Отделение связи работает ежедневно, кроме ср., пт, сб., вскр. С 8.00 до 12.00 без обеда и выходных». Очень остроумно. Работает всего три дня в неделю, зато без выходных! Сегодня понедельник, почта свое уже отработала. Значит, позвонить я смогу только утром в среду. Зря торопился! Придется еще один полный день и две полные ночи умирать от тоски. Бедная, бедная Ирина! Тот момент, когда ты снова обретешь свободу, отдаляется.
Такси задним ходом развернулось, примяв серые кусты. Я махнул водителю рукой.
— Чего тебе? — спросил он, высунувшись из окна.
— Где тут у них гостиница? Или ночлежка какая-нибудь?
— Гостиницы у них тут отродясь не было, — ответил водитель, осторожно въезжая передними колесами в огромную, похожую на воронку от авиационной бомбы лужу посреди дороги. — Как пошла мода на горные лыжи и Адиш стал популярным курортом, так Эден начал хиреть. Кто теперь будет строить здесь гостиницы или дороги? Вот Адиш — другое дело. Туда едут люди с толстыми кошельками. А в Эдене скоро вымрут последние старухи, и поселка не станет.
— И далеко этот Адиш?
— Километров пятнадцать. Или двадцать… — Он понял, о чем я хочу его попросить, и сразу дал мне от луп: — Я бы тебя подкинул, братан, но мне до темноты надо в Минводы успеть. Кровь из носу надо успеть!
— Я хорошо заплачу, — пообещал я.
— Не могу, братан! — покачал головой водитель и тронул рычаг передач. — Не сердись. Гадом буду, не могу! Ты вот через этот бурелом выйди на трассу. По ней часто ходят автобусы до самого Адиша. Тут близко. А мне надо торопиться обратно…
Последние слова он произнес уже на ходу, поднимая стекло. Преодолев лужу, такси зарычало и быстро скрылось из виду.
Я остался один. Где-то недалеко шумела горная река. Почти отвесные скалы и осыпи были утыканы стволами деревьев. Лес восходил к небу; там, вверху, у самой макушки, подобно старинному одежному воротнику «мельничные жернова», застыло кольцо из облака. Через бурелом я вышел на шоссе. Наверное, эта узкая асфальтовая полоска была самым шумным и оживленным местом в поселке. Не прошло и получаса, как я услышал гул мотора и увидел, как поселковые колдобины и ямы аккуратно объезжает яркий туристический автобус с большими тонированными окнами, с размалеванными пестрыми бортами, похожий на толстую детскую книжку, поставленную на корешок. Я взмахнул рукой, и пышущая жаром махина остановилась рядом. Зашипел пневматический механизм, открывающий дверь, и передо мной приветливо разверзся проем.
— В Адиш? — громко спросил похожий на диск-жокея водитель, перекрикивая музыку. Утопая в уютном кресле, он ритмично жевал жвачку и постукивал пальцами в такт музыке по обтянутому кожей рулевому колесу. Огромная приборная панель мерцала и светилась разноцветными огнями. Над головой водителя покачивались треугольные вымпелы и цветные тряпочки с приколотыми к ним значками.
Я зашел и поднялся по ступенькам в салон. Автобус тронулся с места плавно и беззвучно. Пассажиров было немного, но все равно рябило в глазах от ярких, как светофоры, комбинезонов, шапочек, оправ, поясных сумочек и чехлов для мобильников. Мне не часто приходилось видеть насколько пожилых, настолько холеных и дорого упакованных людей. Над спинками кресел покачивались розовые черепа, покрытые редкими седыми волосиками, похожими на комочки пены для бритья. Несколько пар выцветших серо-голубых глаз устремили на меня свое вялое внимание. Я уловил несколько фраз на немецком.
В дальнем конце салона было полно свободных мест. Я занял кресло у окна и расслабился. Автобус по серпантину поднимался в горы. Можно было заметить, как постепенно меняется характер растительности. Лес редел, его сменяли кустарники и обширные альпийские луга. Из пожухлой прошлогодней травы торчали серые спины валунов, напоминающие позвонки древних ящеров. Прошло еще немного времени, и на обочине дороги стали появляться пятна грязного снега, которые постепенно разрастались, распухали, покрывая белым ковром все видимое вокруг пространство. Оживленная немецкая речь стала затихать. Очарованные открывшейся панорамой заснеженных гор и ледников, туристы прильнули к окнам. В салоне стало необыкновенно светло, как в операционной. Немцы ожили после гнетущего мрака скального ущелья, загалдели все одновременно, восторгаясь величественной красотой природы.
Немцы дисциплинированно взялись за ужин. Они вынули из сумок одинаковые пластиковые коробочки и стали пристраивать их у себя на коленях. Внутри, по ячейкам, были разложены тонкий ломтик хлеба, вареное яйцо, несколько колечек копченой колбаски, крохотные, как наперстки, упаковки с красной икрой и маслом и прочие походные кушанья. Белый-белый старичок с сухой, как пергамент кожей, крупным орлиным носом и мясистыми губами протянул мне коробку. Я начал вспоминать, как будет по-немецки: «Спасибо, я не голоден», но так и не вспомнил, и пришлось приобщиться к коллективному ужину.
Автобус скользил вдоль подножья горы, скалисто-ледовой, мощной и крепкой, как памятник какому-нибудь монарху или диктатору. Я съел несколько кружочков колбасы. На большее аппетита не хватило. Старушка, сидящая впереди меня, пластмассовым ножиком крошила салат: мелко порубила яйцо, добавила туда икру, масло, выдавила из крохотного тюбика майонез, из другого — горчицу, затем поддела вилкой пищевую субстанцию подозрительного цвета, поднесла ее к рыхлому напудренному носу, понюхала и восторженно произнесла: «Дас ист шен! Дас ист шен!» Она уже открыла рот, чтобы попробовать свой «шен», как вдруг снаружи раздался какой-то неприятный гул, и автобус сильно тряхнуло, словно он на скорости ударился колесом о снежный заструг. Пассажиры, проявив непростительное доверие к нашим дорогам, оказались не готовыми к такому форс-мажору. Посыпались вилки, колбаски, тюбики с приправами и все остальные компоненты коллективного ужина.
Автобус резко остановился. Окна в одно мгновение залепило снегом, и в салоне сразу стало темно. Грохот напоминал грозовые раскаты, многотонный автобус содрогался, как картонный домик. Пассажиры завыли от страха. Кто-то вскочил с кресла и кинулся в проход, кто-то накрыл голову сумкой, кто-то полез подбирать раскиданные по полу продукты. Я еще не понял, что произошло, и продолжал сидеть на своем месте, на всякий случай пригнувшись.
В салон выглянул испуганный водитель.
— Вы видели?! Прямо перед нами лавина сошла!
— Тихо, тихо! — Гидесса толкнула водителя в грудь. — Людей напугаешь. Иди за руль, делай что-нибудь…
С лавинами мне приходилось иметь дело, и я посчитал своим долгом предложить водителю свою помощь. Щетки, поелозив по ветровому стеклу, сняли с него мелкий, как мука, снег, и через образовавшийся прозрачный конус можно было увидеть прямо перед автобусом снежную гору. Проезжая часть была перекрыта полностью.
— Задний ход можешь дать? — спросил я у водителя.
Водитель, от испуга потерявший способность самостоятельно принимать решения, покорно последовал моему совету. Боковые стекла, как и наружные зеркала, были залеплены снегом, и ему пришлось открыть форточку и очистить снег рукой. Автобус тихо выл, с трудом пятясь назад,
— Лучше вернуться, — вслух подумал я, поглядывая наверх. — Это может быть не последняя…
Не успел я произнести эти слова, как снова раздался протяжный грохот. Водитель ударил по тормозам. Немцы дружно загалдели. Несколько мгновений, пока все вокруг гремело и дрожало, мы с водителем пребывали в состоянии оцепенения, ожидая чудовищного удара. Но судьба снова сжалилась, и не произошло ничего страшного, крыша не продавилась, даже стекла не вылетели.
Когда все затихло, водитель, не рискуя прикасаться к рулю, рычагу передач или еще к чему-либо, медленно повернул голову в мою сторону и процедил:
— Накаркал, блин…
— Открой дверь! — прикрикнул я.
Я опустился на нижнюю ступеньку, высунулся наружу и посмотрел по сторонам. Мы действительно родились в рубашке. Только что сошла вторая лавина — чуть меньше по размеру, чем первая, но такая же коварная. Она перегородила дорогу позади нас. Автобус был заперт двумя кучами снега. Снег сыграл с нами, как кошка с мышкой, и загнал в западню.
— Можешь убрать ноги с педалей, — сказал я водителю, стряхивая со своей головы комок снега. — Ехать некуда. Но мотор не глуши. Неизвестно, сколько нам тут торчать придется, а материал у тебя хрупкий.
Тут вмешалась гидесса.
— Что?! Что такое?! — закудахтала она. — Почему стоим?! Мы же опоздаем на ужин!
— Некуда ехать, — мрачным голосом ответил водитель. — Дорога снегом завалена.
— Что значит завалена? — начала не на шутку заводиться гидесса. — Ищи объездные пути! Ты понимаешь, что у нас будут большие неприятности, если мы опоздаем на ужин!
— Далеко осталось до Адиша? — спросил я у водителя.
— Не очень. Километров семь.
Лично я на ужин не опаздывал, и меня не слишком беспокоил снежный плен. При большом желании я мог перебраться через лавинный язык и дойти до Адиша пешком, но совестно было оставлять испуганного и беспомощного водителя на растерзание дуре-гидессе.
— Не сиди! Делай что-нибудь! — нервно визжала она и далее толкнула водителя, дабы вывести из оцепенения. — Возьми лопату, раскидай снег! Ну же! Давай!
Мне стало жалко парня, и я хотел объяснить ги-дессе, что для расчистки дороги потребуется не Коля с лопатой, а как минимум пять бульдозеров, и тут вдруг отчетливо услышал, как скрипит снег под чьими-то ногами. Гидесса замолчала, и мы все уставились в дверной проем. Пролетела секунда и… И мне показалось, что я потихоньку схожу с ума. Проваливаясь по колени в рыхлый снег, к нам приближались два Деда Мороза с красными мешками за плечами.
19
Все происходило так быстро, что я не успел дать ладного объяснения по поводу появления здесь двух ряженых. Дед Мороз, идущий первым, коротким движением сунул руку за пазуху, вынул пистолет и нацелил его на нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
После недолгого торга один из таксистов согласился отвезти меня в Эден. Мы помчались по трассе, пронизывая знаменитые курорты, в лучших красках когда-то описанные Лермонтовым, и я, прислонившись к окну лбом, смотрел на сменяющие друг друга живописные долины и горы.
— А почему ты только до Эдена? — спросил водитель, кончиком пальца утапливая мундштук прикуривателя в гнездо.
Я не пошевелился. Мерный гул мотора и мягкое покачивание убаюкивали меня, и мне было лень отвечать на дежурный вопрос водителя. Я лишь скосил глаза в его сторону, тем самым давая понять, что жив, и услышал его вопрос.
— Обычно все едут дальше, до Адиша, — продолжал водитель. Он прикурил от раскаленной спиральки, делая сильные и глубокие затяжки — наверное, его тоже стал одолевать сон и он решил покурить и поболтать со мной. — Никогда не был в Адише?.. (Я в ответ шевельнул краем губ). Напрасно. Для тех, кто увлекается горными лыжами, там настоящий рай. Очень хорошие трассы!
Голос водителя сломил меня окончательно, на некоторое время я отключился, и дорога до Эдена не показалась мне долгой и утомительной. Зато вид поселка произвел на меня удручающее впечатление. Маленький, неряшливый, с ветхими, почерневшими от сырости домишками, притулившимися к пологой горе, словно клещи к брюху спящей собаки. Машина остановилась у почтового отделения. Я расплатился и вышел. Если бы не мутная табличка при входе, я бы принял этот заплесневелый домик за дровяной склад. Разумеется, на двери висел большой амбарный замок, по которому я не преминул врезать ногой. К почерневшему от сырости дверному наличнику был приколочен лючок от бензобака. Блеклой краской на нем было выведено: «Отделение связи работает ежедневно, кроме ср., пт, сб., вскр. С 8.00 до 12.00 без обеда и выходных». Очень остроумно. Работает всего три дня в неделю, зато без выходных! Сегодня понедельник, почта свое уже отработала. Значит, позвонить я смогу только утром в среду. Зря торопился! Придется еще один полный день и две полные ночи умирать от тоски. Бедная, бедная Ирина! Тот момент, когда ты снова обретешь свободу, отдаляется.
Такси задним ходом развернулось, примяв серые кусты. Я махнул водителю рукой.
— Чего тебе? — спросил он, высунувшись из окна.
— Где тут у них гостиница? Или ночлежка какая-нибудь?
— Гостиницы у них тут отродясь не было, — ответил водитель, осторожно въезжая передними колесами в огромную, похожую на воронку от авиационной бомбы лужу посреди дороги. — Как пошла мода на горные лыжи и Адиш стал популярным курортом, так Эден начал хиреть. Кто теперь будет строить здесь гостиницы или дороги? Вот Адиш — другое дело. Туда едут люди с толстыми кошельками. А в Эдене скоро вымрут последние старухи, и поселка не станет.
— И далеко этот Адиш?
— Километров пятнадцать. Или двадцать… — Он понял, о чем я хочу его попросить, и сразу дал мне от луп: — Я бы тебя подкинул, братан, но мне до темноты надо в Минводы успеть. Кровь из носу надо успеть!
— Я хорошо заплачу, — пообещал я.
— Не могу, братан! — покачал головой водитель и тронул рычаг передач. — Не сердись. Гадом буду, не могу! Ты вот через этот бурелом выйди на трассу. По ней часто ходят автобусы до самого Адиша. Тут близко. А мне надо торопиться обратно…
Последние слова он произнес уже на ходу, поднимая стекло. Преодолев лужу, такси зарычало и быстро скрылось из виду.
Я остался один. Где-то недалеко шумела горная река. Почти отвесные скалы и осыпи были утыканы стволами деревьев. Лес восходил к небу; там, вверху, у самой макушки, подобно старинному одежному воротнику «мельничные жернова», застыло кольцо из облака. Через бурелом я вышел на шоссе. Наверное, эта узкая асфальтовая полоска была самым шумным и оживленным местом в поселке. Не прошло и получаса, как я услышал гул мотора и увидел, как поселковые колдобины и ямы аккуратно объезжает яркий туристический автобус с большими тонированными окнами, с размалеванными пестрыми бортами, похожий на толстую детскую книжку, поставленную на корешок. Я взмахнул рукой, и пышущая жаром махина остановилась рядом. Зашипел пневматический механизм, открывающий дверь, и передо мной приветливо разверзся проем.
— В Адиш? — громко спросил похожий на диск-жокея водитель, перекрикивая музыку. Утопая в уютном кресле, он ритмично жевал жвачку и постукивал пальцами в такт музыке по обтянутому кожей рулевому колесу. Огромная приборная панель мерцала и светилась разноцветными огнями. Над головой водителя покачивались треугольные вымпелы и цветные тряпочки с приколотыми к ним значками.
Я зашел и поднялся по ступенькам в салон. Автобус тронулся с места плавно и беззвучно. Пассажиров было немного, но все равно рябило в глазах от ярких, как светофоры, комбинезонов, шапочек, оправ, поясных сумочек и чехлов для мобильников. Мне не часто приходилось видеть насколько пожилых, настолько холеных и дорого упакованных людей. Над спинками кресел покачивались розовые черепа, покрытые редкими седыми волосиками, похожими на комочки пены для бритья. Несколько пар выцветших серо-голубых глаз устремили на меня свое вялое внимание. Я уловил несколько фраз на немецком.
В дальнем конце салона было полно свободных мест. Я занял кресло у окна и расслабился. Автобус по серпантину поднимался в горы. Можно было заметить, как постепенно меняется характер растительности. Лес редел, его сменяли кустарники и обширные альпийские луга. Из пожухлой прошлогодней травы торчали серые спины валунов, напоминающие позвонки древних ящеров. Прошло еще немного времени, и на обочине дороги стали появляться пятна грязного снега, которые постепенно разрастались, распухали, покрывая белым ковром все видимое вокруг пространство. Оживленная немецкая речь стала затихать. Очарованные открывшейся панорамой заснеженных гор и ледников, туристы прильнули к окнам. В салоне стало необыкновенно светло, как в операционной. Немцы ожили после гнетущего мрака скального ущелья, загалдели все одновременно, восторгаясь величественной красотой природы.
Немцы дисциплинированно взялись за ужин. Они вынули из сумок одинаковые пластиковые коробочки и стали пристраивать их у себя на коленях. Внутри, по ячейкам, были разложены тонкий ломтик хлеба, вареное яйцо, несколько колечек копченой колбаски, крохотные, как наперстки, упаковки с красной икрой и маслом и прочие походные кушанья. Белый-белый старичок с сухой, как пергамент кожей, крупным орлиным носом и мясистыми губами протянул мне коробку. Я начал вспоминать, как будет по-немецки: «Спасибо, я не голоден», но так и не вспомнил, и пришлось приобщиться к коллективному ужину.
Автобус скользил вдоль подножья горы, скалисто-ледовой, мощной и крепкой, как памятник какому-нибудь монарху или диктатору. Я съел несколько кружочков колбасы. На большее аппетита не хватило. Старушка, сидящая впереди меня, пластмассовым ножиком крошила салат: мелко порубила яйцо, добавила туда икру, масло, выдавила из крохотного тюбика майонез, из другого — горчицу, затем поддела вилкой пищевую субстанцию подозрительного цвета, поднесла ее к рыхлому напудренному носу, понюхала и восторженно произнесла: «Дас ист шен! Дас ист шен!» Она уже открыла рот, чтобы попробовать свой «шен», как вдруг снаружи раздался какой-то неприятный гул, и автобус сильно тряхнуло, словно он на скорости ударился колесом о снежный заструг. Пассажиры, проявив непростительное доверие к нашим дорогам, оказались не готовыми к такому форс-мажору. Посыпались вилки, колбаски, тюбики с приправами и все остальные компоненты коллективного ужина.
Автобус резко остановился. Окна в одно мгновение залепило снегом, и в салоне сразу стало темно. Грохот напоминал грозовые раскаты, многотонный автобус содрогался, как картонный домик. Пассажиры завыли от страха. Кто-то вскочил с кресла и кинулся в проход, кто-то накрыл голову сумкой, кто-то полез подбирать раскиданные по полу продукты. Я еще не понял, что произошло, и продолжал сидеть на своем месте, на всякий случай пригнувшись.
В салон выглянул испуганный водитель.
— Вы видели?! Прямо перед нами лавина сошла!
— Тихо, тихо! — Гидесса толкнула водителя в грудь. — Людей напугаешь. Иди за руль, делай что-нибудь…
С лавинами мне приходилось иметь дело, и я посчитал своим долгом предложить водителю свою помощь. Щетки, поелозив по ветровому стеклу, сняли с него мелкий, как мука, снег, и через образовавшийся прозрачный конус можно было увидеть прямо перед автобусом снежную гору. Проезжая часть была перекрыта полностью.
— Задний ход можешь дать? — спросил я у водителя.
Водитель, от испуга потерявший способность самостоятельно принимать решения, покорно последовал моему совету. Боковые стекла, как и наружные зеркала, были залеплены снегом, и ему пришлось открыть форточку и очистить снег рукой. Автобус тихо выл, с трудом пятясь назад,
— Лучше вернуться, — вслух подумал я, поглядывая наверх. — Это может быть не последняя…
Не успел я произнести эти слова, как снова раздался протяжный грохот. Водитель ударил по тормозам. Немцы дружно загалдели. Несколько мгновений, пока все вокруг гремело и дрожало, мы с водителем пребывали в состоянии оцепенения, ожидая чудовищного удара. Но судьба снова сжалилась, и не произошло ничего страшного, крыша не продавилась, даже стекла не вылетели.
Когда все затихло, водитель, не рискуя прикасаться к рулю, рычагу передач или еще к чему-либо, медленно повернул голову в мою сторону и процедил:
— Накаркал, блин…
— Открой дверь! — прикрикнул я.
Я опустился на нижнюю ступеньку, высунулся наружу и посмотрел по сторонам. Мы действительно родились в рубашке. Только что сошла вторая лавина — чуть меньше по размеру, чем первая, но такая же коварная. Она перегородила дорогу позади нас. Автобус был заперт двумя кучами снега. Снег сыграл с нами, как кошка с мышкой, и загнал в западню.
— Можешь убрать ноги с педалей, — сказал я водителю, стряхивая со своей головы комок снега. — Ехать некуда. Но мотор не глуши. Неизвестно, сколько нам тут торчать придется, а материал у тебя хрупкий.
Тут вмешалась гидесса.
— Что?! Что такое?! — закудахтала она. — Почему стоим?! Мы же опоздаем на ужин!
— Некуда ехать, — мрачным голосом ответил водитель. — Дорога снегом завалена.
— Что значит завалена? — начала не на шутку заводиться гидесса. — Ищи объездные пути! Ты понимаешь, что у нас будут большие неприятности, если мы опоздаем на ужин!
— Далеко осталось до Адиша? — спросил я у водителя.
— Не очень. Километров семь.
Лично я на ужин не опаздывал, и меня не слишком беспокоил снежный плен. При большом желании я мог перебраться через лавинный язык и дойти до Адиша пешком, но совестно было оставлять испуганного и беспомощного водителя на растерзание дуре-гидессе.
— Не сиди! Делай что-нибудь! — нервно визжала она и далее толкнула водителя, дабы вывести из оцепенения. — Возьми лопату, раскидай снег! Ну же! Давай!
Мне стало жалко парня, и я хотел объяснить ги-дессе, что для расчистки дороги потребуется не Коля с лопатой, а как минимум пять бульдозеров, и тут вдруг отчетливо услышал, как скрипит снег под чьими-то ногами. Гидесса замолчала, и мы все уставились в дверной проем. Пролетела секунда и… И мне показалось, что я потихоньку схожу с ума. Проваливаясь по колени в рыхлый снег, к нам приближались два Деда Мороза с красными мешками за плечами.
19
Все происходило так быстро, что я не успел дать ладного объяснения по поводу появления здесь двух ряженых. Дед Мороз, идущий первым, коротким движением сунул руку за пазуху, вынул пистолет и нацелил его на нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41