– Раскачает склон. Лед и так на соплях держится.
– Первой пойдет Илона, – тверже повторил Бэл. – Затем Гельмут и этот… больной. Переводчик – последним.
Мэд глянула на меня. Она слишком явно ждала какого-то решения, хотя все уже было решено и предрешено. Торопливость выдавала мое волнение, но давала мне одно мгновение, чтобы перекинуться с Мэд словами.
– Побыстрей, не задерживайся! – сказал я ей, развернул к себе спиной и навесил на нее рюкзак. Затягивая лямки и поясной ремень, шепнул Мэд на ухо: – Перейдешь на ту сторону, дождешься Гельмута и Глушкова, и уводи всех как можно дальше… Здесь будет очень опасно. Ты поняла меня?
Она кивнула, поймала мою руку и прижала к лицу. Этот жест заметил только Гельмут и с пониманием прикрыл глаза. Мне стало неловко. Я много не значил в жизни Мэд и не был достоин такого жеста.
Мэд прошла по склону легко и быстро – как того заслуживал этот, в общем-то, малоопасный склон, и я только делал вид, что удерживаю ее на веревке. Гельмут оказался весьма внушаемым человеком и, вопреки своему умению оценивать реальную опасность, поверил явно сгущенным краскам. Он, бедолага, пересекал кулуар не меньше четверти часа, тщательно и подолгу выверяя каждый шаг, и я даже немного заскучал. Глушков, коль он страдал от боязни высоты, повернулся к пропасти спиной, сразу осмелел и, делая ногами перекрестные движения, словно исполнял танец маленьких лебедей, запрыгал по тропе. Он не вписывался в следы, надырявил множество своих и тем самым уже серьезно подрезал лавину.
Мы остались втроем. Я смотал страховочный репшнур и спустился к перилам. У нас было очень мало времени. Тенгиз и Бэл протягивали веревки сложной петлей, охватывающей ноги и туловище, для спуска дюльфером. Я крепил их концы к перильным крючьям.
– На все – две минуты, – напомнил я. – От силы три.
– Один «калашников» и деньги я оставлю на нижнем балконе, как договорились, – сказал Бэл.
– Я помню. А второй автомат?
– Второй я возьму с собой… Сигнальный дымовой патрон тебе дать?
– Зачем? Что я с ним буду делать?
– На крайний случай. Можно подать сигнал вертолету: красный – все в порядке, желтый – нуждаюсь в помощи.
– Нет, спасибо.
– Тогда мы будем отчаливать.
– Вы меня, ребята, бросаете на ржавые гвозди, – совсем не вовремя пожаловался я. – Постой, что ты здесь накрутил? Эта петля лишняя.
Пришлось распутывать Тенгиза и вязать страховку заново.
– Они могут предложить тебе быть их проводником, – сказал Бэл, вопросительно глядя мне в глаза.
Я отрицательно покачал головой.
– Все, ребята, я отвоевался! Все, что просили, я сделал. Больше сил нет. К тому же Глушкова в самом деле надо срочно спускать вниз. Помрет парень – вы же сами потом расхлебывать будете.
– Ну, смотри сам, – махнул рукой Бэл. – Решил выйти из игры – выходи.
Он перевел взгляд на Тенгиза.
– Тебе же все-таки придется срочно возвращаться на Приют, искать напарника Шаттуева. Чувствую, что это убийство не случайно и как-то связано с нашим делом.
– Разберемся! – кивнул Тенгиз и протянул мне руку. – Давай документы Шаттуева.
Он спрятал удостоверение, маршрутную карту и другие бумаги во внутренний карман и стал пятиться спиной к обрыву, протравливая веревку, которая удавом скользила у него под ногой, по спине и руке.
– Береги себя и этого ненормального, – напутствовал Бэл и тоже пошел вниз.
– Иди к черту! – послал я.
На краю обрыва мы обнялись. Оттолкнувшись ногами, Бэл и Тенгиз заскользили вниз, как бусинки по леске. Три минуты спустя несколькими сильными ударами айсбайля я подрубил ледовую ножку.

Глава 22

Земля утробно завыла, из ее недр выплеснулся скрежет, хруст, и в одно мгновение исполинское тело лавины, казавшееся вечным и незыблемым, тронулось с места, быстро набирая скорость. Казалось, весь мир пошатнулся и стал уходить в ледовый провал, в бездну. Обломки камней, булыжники, как колеса и шарниры могучего механизма, пришли в движение, стали вращаться, перетаскивая на себе тонны стекловидных платформ. Лавина стремительно разрасталась, распрямляла плечи, слизывая камни и валуны уже с «бордюра»; как паутинка лопнули перила, веревка пружинисто взмыла вверх, прошлась хлыстом по поверхности лавины, словно подгоняла ее, и упала в снежный водоворот, на долю секунды показала свою оранжевую в полосках спинку тропической гадюки и исчезла навсегда.
Я кинулся прочь от кулуара как можно дальше, насколько это позволила сделать страховочная веревка, упал лицом вниз и накрыл голову руками. Несколько булыжников все-таки огрели меня по спине, прежде чем катком не прошла лавина. Меня поволокло по камням, развернуло, подкинуло вверх. Снег залепил глаза, уши, набился в рот. Машинально сплевывая его, ослепший, потерявший ориентацию, я судорожно перебирал руками, стараясь «плыть» в лавине, оставаться на ее поверхности, чтобы не оказаться погребенным заживо.
Я стащил с себя пуховик, свитер и ботинки, почистил одежду от снега, вытряхнул льдинки и мелкие камни из ботинок. Мэд, помогая себе руками, перелезала через многочисленные препятствия, словно через баррикады. «Э-эй!» – кричала она мне, словно я ее не видел и намеревался куда-то уйти. Когда она подбежала, у нее уже не было сил что-либо сказать.
Она села рядом. После неистового грохота образовался звуковой вакуум. Мне казалось, что я оглох, а голос Мэд мне всего лишь грезится.
Облачный слой, скатываясь, редел над нашими головами. Солнце в виде белого матового пятна разгоралось над ломаным краем хребта. С каждой минутой становилось жарче. Мэд молчала. Она ждала от меня каких-то слов.
Я надел куртку, застегнул ее до половины, вернул на прежнее место очки, оказавшиеся после «купания» на шее, и смотал веревку, которая не дала мне улететь вслед за лавиной.
– Что ты делаешь? – спросила Мэд, глядя на то, как я просовываю ногу в петлю для спуска дюльфером.
– Намереваюсь спуститься вниз.
– Зачем?
Я удивленно вскинул вверх брови, словно хотел сказать, что такого вопроса от Мэд не ожидал.
– Во-первых, кто-нибудь из них может быть ранен, и я должен буду оказать помощь. А во-вторых, надо найти оружие и деньги.
– Да, это важно, – задумчиво произнесла Мэд. – Деньги – это важно. Особенно когда речь идет о миллионе долларов… Подожди!
Она выпрямилась, взяла меня за руку.
– Стас, нам надо поговорить с тобой. Идем к Гельмуту, он нас ждет.
– Мы будем говорить втроем?
– Можем и вдвоем. Как хочешь. Но разговор касается нас троих.
– Троих или четверых? – уточнил я, но Мэд промолчала.
Гельмут сидел на корточках перед примусом, тихо напевал какой-то бравый марш и чашкой наполнял алюминиевую кастрюлю снегом. Старый немец был по-домашнему уютен, и, находясь рядом с ним, трудно было поверить, что мы на много десятков километров оторваны от цивилизации и вокруг царят жестокие законы гор. Он увидел меня, блеснул фарфоровыми зубами и сказал, опуская кастрюлю на лапки форсунки:
– Есть старый альпийский легенден. Люди, которые живут высоко в горах, делают воду из снега, который был лавина. Это дает им много лет жизни и силу, которой нет внизу… Вы, Стас, пил кофе из лавина?
– Где Глушков? – спросил я.
Гельмут выпрямился и ответил легким голосом, словно речь шла о каком-то пустяке:
– Клюшкофф погиб.
* * *
Мэд не понравилась моя реакция. Она сунула руки в карманы, спрятала губы и нос в высоком воротнике и некоторое время исподлобья наблюдала за мной.
– Вы не смогли или не захотели его удержать? – спрашивал я, разбивая ногой снежные комья.
– Я никогда не держу Илону, хотя она есть моя внучка, – отвечал Гельмут. – Кто такой Клюшкофф? Я не знаю его лицо. Я не знаю его фамилие.
Мэд не вмешивалась в наш разговор до тех пор, пока Гельмут, крепко недовольный мною, не замолчал, помешивая в кастрюле талый снег.
– Его бы родная мать не удержала, – сказала девушка, касаясь моей щеки пальцами. – Когда лавина тронулась с места, он побежал к кулуару с такой скоростью, что мы не успели опомниться.
– Зачем он это сделал?
Мэд пожала плечами и покрутила пальцем у виска.
– Ты видела, как его накрыло снегом?
Мэд кивнула.
– И сорвало с карниза?
– Увы.
Гельмут протянул мне пластиковую чашечку кофе и бутерброд с паштетом. Аппетита не было, меня слегка мутило, и я с отвращением надкусил ломтик хлеба.
– Стас, скажи мне, – произнесла Мэд, застегивая «молнию» на моей куртке до упора. – Куда ты собирался спустить Глушкова?
– В альплагерь Уллу-Тау.
– А о лагере «Белый Князь» ты что-нибудь слышал?
– «Белый Князь»? – переспросил я и еще раз повторил это название, проверяя его на слух. – Кажется, это где-то за перевалом Местиа. Но, насколько мне известно, этот лагерь давно не работает и там никого нет.
– Ты ошибаешься, – ответила Мэд. – В этом лагере постоянно есть люди.
– Допустим, что это так. Ну и что?
– Нам нужна твоя помощь, Стас.
Я молча кивнул, показывая готовность выслушать и понять.
– Мы просим тебя проводить нас в лагерь «Белый Князь», – сказала Мэд.
– Куда? В «Белый Князь»? – Я едва не рассмеялся. – Хорошую прогулочку вы мне предлагаете! Через два перевала и три ледника! А я, честно говоря, собирался через Уллу-Тау спуститься в долину.
Гельмут и Мэд переглянулись.
– Нам надо в лагерь «Белый Князь», – повторила она, принимая из рук Гельмута чашечку с кофе и бутерброд. – И ты должен нас проводить. Деду трудно, я одна с ним не справлюсь.
– Час от часу не легче! – недоуменно пожал я плечами. – Сначала одни требуют, чтобы я довел их до перевала Местиа, теперь вы хотите, чтобы я проводил вас до альплагеря.
– Я никогда вас не просил, как это делаю сейчас. Вы должен идти с нами в «Белый Князь». Эту услугу я оплачу очень много. Вы будешь доволен.
– Да что вы мне толкуете про оплату, Гельмут, – усмехнулся я. – Вот там, под нами, лежит мешок с миллионом долларов.
– О-о-о! – протянул Гельмут и покачал головой. – Вы имеешь столько шансов найти этот мешок, сколько есть черный волос на моей седой голове.
Я скептически глянул на Гельмута.
– Да ради миллиона долларов я готов весь снежный завал собственными руками разгрести.
– Я стану разгребать снег вместе с тобой, – сказала Мэд шепотом, глядя на мои губы. – Только ты дай слово, что проводишь нас до «Белого Князя».
– У тебя мертвая хватка, – ответил я. – Живым не оставишь, если я откажусь?
– Ты не откажешься.
– Но ты объяснишь мне, для чего тебе надо в альплагерь?
– Это коммерческая необходимость.
– Ты собираешься наладить в «Белом Князе» бизнес? Открыть торговые палатки? – с издевкой спросил я.
Мэд закатила вверх глаза.
– Господи, какой же ты дотошный! Ты вырываешь из меня признание. Да, да, это контрабанда, в общем-то, очень банальная и, может быть, даже пустяковая. И все-таки от того, доставлю я товар к месту или нет, зависит очень многое.
– Контрабанда? – выдохнул я, делая вид, что страшно удивлен.
– Ты так удивляешься, словно первый раз слышишь это слово. По-русски, если я не ошибаюсь, оно звучит так же?
– И что же это за товар?
Мэд подыскивала слова:
– Ну, что-то вроде… вроде лекарственного препарата.
– Наркотики? – влобовую спросил я без всякой надежды, что Мэд назовет альфа-сульфамистезал.
– Пусть будет так.
– И много раз ты уже бывала в «Белом Князе»?
– Один раз в прошлом году.
– До того, как меня поставили начальником каэсэс Приэльбрусья?
– Незадолго до этого.
– Ты обходилась без посторонней помощи? Ты сама дошла до лагеря?
– Нет, я была в составе международной команды. Нас было много: немцы, эстонцы, грузины, осетины и дагестанцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40