в ближайшие дни приеду я либо мой курьер, отдадите ему 200 000, остальное оставьте себе – на квартиру. и не волнуйтесь так, ради бога!»
– Вот, пожалуйста, прочтите и распишитесь, – сказал я, протягивая тетушке лист.
Она читала долго, хмурила брови, переводила взгляд от последней строчки к первой, поднимала на меня вопросительный взгляд. К моему великому удовольствию, тетушка все же взяла себя в руки и снова вошла в роль.
– Я должна пересчитать, – сказала она.
– Безусловно… Илона, будь добра, пересчитай сначала ты деньги, а затем проследи за пересчетом госпожи Стешковой. А я пройдусь по родной земле, подышу воздухом.
Я кинул Мэд последнюю и самую сильную прикормку. Пусть она пощупает «живые» доллары, пусть развеет последние сомнения, если, конечно, они у нее были.
* * *
Мы ночевали в бывшей обкомовской гостинице «Центральная» с длинными и скрипучими коридорами, паркетным полом, потемневшим от дешевой мастики, дверями, потерявшими рельеф из-за толстого слоя белой краски, с крепким запахом нафталина и дихлофоса в небольших и узких номерах, но с высокими, как в ангаре, потолками. Мною снова овладела хандра, и я с трудом сдерживался, чтобы не послать к чертовой бабушке Мэд со своими приторными ласками. Я лежал на спине, подложив под голову две подушки, и пил прямо из горла мартини и морщился. Гадость гадостью! Обычный «крепляк», настоянный на лавровом листе.
– Ну, ладно, – сказал я уже другим тоном. – Не хочешь, не пей. Дай мне!
Я допил и швырнул стакан в стену. Стеклянные брызги рассыпались по шкафу и ковру.
– Что с тобой? – спросила Мэд. – Тебя что-то волнует?
– Да! – ответил я. – Меня многое волнует. Я хочу понять, какую ты ведешь игру?
Я уводил ее от главного разговора, возвращаясь в прошлое.
– О чем ты, милый?
– Скажи, зачем тогда, в горах, ты обыскивала труп Шаттуева? Зачем подкинула документы Глушкову?
Мэд искренне рассмеялась. Совесть ее была чиста.
– А потому, – ответила она жестко, глядя мне в глаза, – что я его ненавидела! Он мешал нам с Гельмутом, он срывал все наши планы. И я захотела сделать ему мелкую гадость, подкинуть ему какую-нибудь глупую улику… Скажи, – тише произнесла она, – тебя так долго мучил этот вопрос?
– Да! – солгал я. – Потому что… потому что я тебя люблю и хочу, чтобы ты была моей женой!
Мэд взвилась, словно в постели оказалась лягушка.
– Наконец-то, господи! – взмолилась она. – Наконец-то тебя прорвало!
– Мы будем заключать с тобой брачный договор?
– Обязательно. Так делают все деловые люди. И этот брачный договор сразу снимет все твои подозрения.
– А что ты собираешься оговаривать?
– Мы внесем в договор один важный пункт: после регистрации нашего брака ты становишься совладельцем всей моей недвижимости, а я – совладельцем твоей недвижимости, твоего имения. Тебя это устраивает?
Я наморщил лоб и почесал затылок.
– Честно признаться, Илона, во всех этих юридических тонкостях я не слишком силен. А что значит – совладелец? Какой смысл мне быть совладельцем твоего замка?
Мэд нетерпеливо махнула рукой и покачала головой.
– Какой ты… Предположим… – Она сделала паузу. Ей неприятно было говорить о грустных вещах. – Предположим, – повысила она голос, – что мы с тобой разводимся. Нет-нет, не подумай, что я не исключаю такой вариант, я намерена жить с тобой до конца дней своих. Но все же предположим, что мы развелись. Тогда по закону я получаю в собственность половину твоего имения, а ты – половину моего замка. Их стоимости приблизительно равны. Это ведь справедливо, милый?
– Вполне, – согласился я.
– Ну, раз ты не возражаешь, тогда надо срочно покупать билеты в Берлин.
– Куда? – зачем-то переспросил я, хотя прекрасно понял, что сказала Мэд.
– В Берлин, – повторила Мэд, удивленная моей реакцией. – А оттуда – в Штутгарт. Там мы зарегистрируем наш брак, а в Вейсенбурге отпразднуем это событие.
– Нет! – резко возразил я. – Никуда я сейчас не поеду. Я не могу.
Мэд даже потеряла дар речи.
– Что? – едва слышно произнесла она.
– Не могу я! – повторил я. – Во-первых, у меня нет загранпаспорта, во-вторых, я должен рассчитаться с работой, взять отпуск за свой счет, сделать еще кучу важных дел. Не могу!
– Но что может быть важнее нашей с тобой свадьбы? – прошептала Мэд.
– Ну как ты не поймешь? Не могу я вот так быстро сорваться с места и поехать в Германию. С завтрашнего дня в моем имении начнется строительство, я должен оговорить с проектировщиком детали виллы, бассейна…
Лицо Мэд помертвело.
– Ты… не передумал? – осторожно спросила она, и ее глаза повлажнели.
Я едва не задохнулся от жалости к девушке. Со мной случаются приступы страшной жалости к людям, когда в груди все сжимается от дикой ноющей боли. В такие мгновения я способен дать задний ход, если чувствую за собой вину.
– Нет, – ответил я, стиснув зубы, поднялся с подушки, взял девушку за руку и привлек ее к себе. – Нет-нет, ты все придумала, тебе показалось. Я люблю тебя, я мечтаю о тебе и думать не могу ни о чем другом, кроме нашей свадьбы…
– А я нашла выход, – сказала она. – Мы распишемся в посольстве Германии в Москве. А прилетишь ко мне, когда сделаешь все свои дела.
Вот и все, подумал я. Клетка захлопнулась.
Глава 55
– Я понимаю, – сказал Бэл. – Тебе нелегко будет это сделать.
Он заглядывал мне в глаза, и ему казалось, что он видел в них море любви. Но там не было даже слезинки этого чувства.
– Ты ошибаешься, – ответил я бесцветным голосом. – Мне совсем нетрудно будет это сделать. Это мой гражданский и патриотический долг, я чувствую себя борцом за наше правое дело…
– Хватит трепаться! – перебил меня Бэл. Он почувствовал злую иронию и даже ненависть. – У нас готово дело на нее. Есть все: видеозапись двух таможенных досмотров, акты, свидетели. Остается маленькая формальность: нужен повод, чтобы ее задержать, после чего мы предъявим ей обвинение по полной форме.
– А тебя за это наградят орденом? – спросил я.
Бэл скрипнул зубами.
– Дурак ты, – произнес он. – Дай бог, чтобы меня не посадили.
– А Илона где будет сидеть?
– Не знаю. Это уже не мое дело. – Он подумал и добавил: – Наверное, где-нибудь в Мордовии, на инзоне. Может быть, как было с Рустом, ее вскоре переправят в Германию. Но это уже не имеет большого значения. Ее песенка спета.
– В каком смысле?
– Она уже не жилец на этом свете. В Германии ее ликвидируют. Это точно, в этом уже можно не сомневаться.
– С чего ты взял? Почему ты так в этом уверен?
Бэл недолго думал, отвечать или нет.
– Как ты думаешь, откуда у Илоны альфа-сульфамистезал? Синтезировала в школьном кабинете химии? Купила в аптеке?
Бэл застал меня этим вопросом врасплох. Признаться, я никогда не задумывался об этом. Я пожал плечами и осторожно высказал первую пришедшую в голову версию:
– Конечно же, не в аптеке купила. Но, может быть, какие-нибудь давние фронтовые приятели Гельмута имеют доступ к секретным фашистским складам химического оружия? Вот они и предложили глупой девчонке найти покупателя в Чечне.
– Давние приятели, глупая девчонка! – усмехнулся Бэл, и я тотчас почувствовал себя наивным ребенком. – Илона Гартен состоит в сильнейшей неофашистской организации «Вэльт», которую поддерживают многие политические партии, общественные, ветеранские и прочие организации, в том числе фигуры из правительственных кругов. А теперь представь себе, что после суда Илону переводят из российской в германскую тюрьму. Естественно, средства массовой информации взбудоражены, пресса и телевидение встречаются с ней, по телеканалам и в газетах – интервью с Илоной Гартен, которая рассказывает о своих связях с неонацистами, называет известные в политических кругах фамилии. Разгорается невероятный политический скандал: неофашисты Германии ведут тайную войну против России! Немцам это надо?
– Не надо, – ответил я и посмотрел по сторонам. У меня пересохло в горле и что-то сдавило в груди. – Слушай, Бэл, а давай ее отпустим. Пусть катится на все четыре стороны.
– Пусть катится, – неожиданно согласился Бэл. – Но тогда готовься сесть в тюрьму вместо нее.
– Это за что еще?
– За то, что продал порошок Немовле, – ответил Бэл, спокойно и пристально глядя мне в глаза.
Мне не хватало воздуха. Глаза потяжелели. Пушкин, созерцающий толпу у «Макдоналдса», стал двоиться и поплыл в моих глазах, словно на мне были очки и стекла залил дождь.
– Знаешь что, – хрипло произнес я, судорожно сглатывая комок, застрявший в горле. – Пошли вы все в зад!
Повернулся и побежал по ступеням в метро.
* * *
Наш брак с Мэд зарегистрировали в посольстве всего за несколько часов до ее вылета. Педантичные немцы оказались такими махровыми бюрократами, что если бы я не раскидывал налево и направо взятки, то эта юридическая процедура затянулась бы на месяц.
Нам не хватило времени даже на то, чтобы посидеть в ресторане и отметить событие. Я успел лишь по дороге в Шереметьево заскочить в дорогой ювелирный магазин и купить своей невесте перстень с бриллиантом и сапфирами.
Сидя в машине, она долго рассматривала подарок, и по ее щекам бежали слезы.
– Мне никогда не дарили такие дорогие вещи, – сказала она.
– Я буду скучать по тебе, – шепнул я, прижимаясь губами к ее волосам, пахнущим зеленым яблоком. – Я очень, очень люблю тебя.
– И я тебя… Не знаю, как мне пережить дни разлуки. Я буду вспоминать тебя каждую минуту. Наши горы, снег, наш сумасшедший полет на вертолете… Неужели все это с нами было?
– Десять дней, – напомнил я. – Ты должна быть готова встретить меня через десять дней.
Через десять минут Мэд арестовали перед выходом на пограничный контроль. Сквозь стеклянную стену я видел, как двое мужчин в штатских костюмах вежливо взяли ее под локти и повели куда-то. Третий в штатском поднял с пола сумку, в которой, на самом дне, замотанный в стопку женских трусиков, лежал контейнер с героином, похожий на портсигар. Мэд успела обернуться и взглянуть на меня, но я закрыл глаза, чтобы не видеть последнего взгляда, круто повернулся и быстро пошел к выходу.
* * *
Вечером позвонил Бэл.
– Молодец, – сказал он и, словно желая сгладить это гадкое лицемерие, заговорил о другом: – Мы нашли и допросили генерала Глушкова Геннадия Игоревича, у которого в самолете пропала путевка в кисловодский санаторий. Он вспомнил, что рядом с ним в самолете сидел скромно одетый молодой человек в очках. Когда генерал составил его фоторобот, мы сразу узнали в нем нашу темную лошадку.
– Ну и что? – равнодушно произнес я. – Это не новость. Мы давно знали, что наш Глушков ходит под чужим именем.
– Да, ты прав, новость не в этом. – Бэл некоторое время молчал. Я слышал лишь его сопение да слабый музыкальный фон – видимо, в квартире работал телевизор. – Новость в другом. Генерал рассказал о женщине, которая летела вместе с псевдо-Глушковым. Очень любопытные наблюдения… Очень любопытные! Но это не телефонный разговор. Как-нибудь при случае я тебе расскажу.
Глава 56
Четырнадцатый этаж, серый пружинистый палас, плинтуса из красного дерева, белые стены, белые двери, золоченые ручки, комната номер 1465.
Я повернул золотой шарик, вошел в кабинет с огромным окном во всю стену, которое наполовину прикрывало жалюзи, увидел большой черный стол, ежи органайзеров, мерцающий экран компьютера, черные, из французского стекла, чашки с вьющимся над ними парком и двух женщин. Их треп оборвался. Та, которая стояла лицом ко мне, радостно улыбнулась. Это была подруга Лариски, кажется, ее звали Нинель. Лариса сидела на столе спиной ко мне. Она поняла, кто вошел, и не торопилась повернуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Вот, пожалуйста, прочтите и распишитесь, – сказал я, протягивая тетушке лист.
Она читала долго, хмурила брови, переводила взгляд от последней строчки к первой, поднимала на меня вопросительный взгляд. К моему великому удовольствию, тетушка все же взяла себя в руки и снова вошла в роль.
– Я должна пересчитать, – сказала она.
– Безусловно… Илона, будь добра, пересчитай сначала ты деньги, а затем проследи за пересчетом госпожи Стешковой. А я пройдусь по родной земле, подышу воздухом.
Я кинул Мэд последнюю и самую сильную прикормку. Пусть она пощупает «живые» доллары, пусть развеет последние сомнения, если, конечно, они у нее были.
* * *
Мы ночевали в бывшей обкомовской гостинице «Центральная» с длинными и скрипучими коридорами, паркетным полом, потемневшим от дешевой мастики, дверями, потерявшими рельеф из-за толстого слоя белой краски, с крепким запахом нафталина и дихлофоса в небольших и узких номерах, но с высокими, как в ангаре, потолками. Мною снова овладела хандра, и я с трудом сдерживался, чтобы не послать к чертовой бабушке Мэд со своими приторными ласками. Я лежал на спине, подложив под голову две подушки, и пил прямо из горла мартини и морщился. Гадость гадостью! Обычный «крепляк», настоянный на лавровом листе.
– Ну, ладно, – сказал я уже другим тоном. – Не хочешь, не пей. Дай мне!
Я допил и швырнул стакан в стену. Стеклянные брызги рассыпались по шкафу и ковру.
– Что с тобой? – спросила Мэд. – Тебя что-то волнует?
– Да! – ответил я. – Меня многое волнует. Я хочу понять, какую ты ведешь игру?
Я уводил ее от главного разговора, возвращаясь в прошлое.
– О чем ты, милый?
– Скажи, зачем тогда, в горах, ты обыскивала труп Шаттуева? Зачем подкинула документы Глушкову?
Мэд искренне рассмеялась. Совесть ее была чиста.
– А потому, – ответила она жестко, глядя мне в глаза, – что я его ненавидела! Он мешал нам с Гельмутом, он срывал все наши планы. И я захотела сделать ему мелкую гадость, подкинуть ему какую-нибудь глупую улику… Скажи, – тише произнесла она, – тебя так долго мучил этот вопрос?
– Да! – солгал я. – Потому что… потому что я тебя люблю и хочу, чтобы ты была моей женой!
Мэд взвилась, словно в постели оказалась лягушка.
– Наконец-то, господи! – взмолилась она. – Наконец-то тебя прорвало!
– Мы будем заключать с тобой брачный договор?
– Обязательно. Так делают все деловые люди. И этот брачный договор сразу снимет все твои подозрения.
– А что ты собираешься оговаривать?
– Мы внесем в договор один важный пункт: после регистрации нашего брака ты становишься совладельцем всей моей недвижимости, а я – совладельцем твоей недвижимости, твоего имения. Тебя это устраивает?
Я наморщил лоб и почесал затылок.
– Честно признаться, Илона, во всех этих юридических тонкостях я не слишком силен. А что значит – совладелец? Какой смысл мне быть совладельцем твоего замка?
Мэд нетерпеливо махнула рукой и покачала головой.
– Какой ты… Предположим… – Она сделала паузу. Ей неприятно было говорить о грустных вещах. – Предположим, – повысила она голос, – что мы с тобой разводимся. Нет-нет, не подумай, что я не исключаю такой вариант, я намерена жить с тобой до конца дней своих. Но все же предположим, что мы развелись. Тогда по закону я получаю в собственность половину твоего имения, а ты – половину моего замка. Их стоимости приблизительно равны. Это ведь справедливо, милый?
– Вполне, – согласился я.
– Ну, раз ты не возражаешь, тогда надо срочно покупать билеты в Берлин.
– Куда? – зачем-то переспросил я, хотя прекрасно понял, что сказала Мэд.
– В Берлин, – повторила Мэд, удивленная моей реакцией. – А оттуда – в Штутгарт. Там мы зарегистрируем наш брак, а в Вейсенбурге отпразднуем это событие.
– Нет! – резко возразил я. – Никуда я сейчас не поеду. Я не могу.
Мэд даже потеряла дар речи.
– Что? – едва слышно произнесла она.
– Не могу я! – повторил я. – Во-первых, у меня нет загранпаспорта, во-вторых, я должен рассчитаться с работой, взять отпуск за свой счет, сделать еще кучу важных дел. Не могу!
– Но что может быть важнее нашей с тобой свадьбы? – прошептала Мэд.
– Ну как ты не поймешь? Не могу я вот так быстро сорваться с места и поехать в Германию. С завтрашнего дня в моем имении начнется строительство, я должен оговорить с проектировщиком детали виллы, бассейна…
Лицо Мэд помертвело.
– Ты… не передумал? – осторожно спросила она, и ее глаза повлажнели.
Я едва не задохнулся от жалости к девушке. Со мной случаются приступы страшной жалости к людям, когда в груди все сжимается от дикой ноющей боли. В такие мгновения я способен дать задний ход, если чувствую за собой вину.
– Нет, – ответил я, стиснув зубы, поднялся с подушки, взял девушку за руку и привлек ее к себе. – Нет-нет, ты все придумала, тебе показалось. Я люблю тебя, я мечтаю о тебе и думать не могу ни о чем другом, кроме нашей свадьбы…
– А я нашла выход, – сказала она. – Мы распишемся в посольстве Германии в Москве. А прилетишь ко мне, когда сделаешь все свои дела.
Вот и все, подумал я. Клетка захлопнулась.
Глава 55
– Я понимаю, – сказал Бэл. – Тебе нелегко будет это сделать.
Он заглядывал мне в глаза, и ему казалось, что он видел в них море любви. Но там не было даже слезинки этого чувства.
– Ты ошибаешься, – ответил я бесцветным голосом. – Мне совсем нетрудно будет это сделать. Это мой гражданский и патриотический долг, я чувствую себя борцом за наше правое дело…
– Хватит трепаться! – перебил меня Бэл. Он почувствовал злую иронию и даже ненависть. – У нас готово дело на нее. Есть все: видеозапись двух таможенных досмотров, акты, свидетели. Остается маленькая формальность: нужен повод, чтобы ее задержать, после чего мы предъявим ей обвинение по полной форме.
– А тебя за это наградят орденом? – спросил я.
Бэл скрипнул зубами.
– Дурак ты, – произнес он. – Дай бог, чтобы меня не посадили.
– А Илона где будет сидеть?
– Не знаю. Это уже не мое дело. – Он подумал и добавил: – Наверное, где-нибудь в Мордовии, на инзоне. Может быть, как было с Рустом, ее вскоре переправят в Германию. Но это уже не имеет большого значения. Ее песенка спета.
– В каком смысле?
– Она уже не жилец на этом свете. В Германии ее ликвидируют. Это точно, в этом уже можно не сомневаться.
– С чего ты взял? Почему ты так в этом уверен?
Бэл недолго думал, отвечать или нет.
– Как ты думаешь, откуда у Илоны альфа-сульфамистезал? Синтезировала в школьном кабинете химии? Купила в аптеке?
Бэл застал меня этим вопросом врасплох. Признаться, я никогда не задумывался об этом. Я пожал плечами и осторожно высказал первую пришедшую в голову версию:
– Конечно же, не в аптеке купила. Но, может быть, какие-нибудь давние фронтовые приятели Гельмута имеют доступ к секретным фашистским складам химического оружия? Вот они и предложили глупой девчонке найти покупателя в Чечне.
– Давние приятели, глупая девчонка! – усмехнулся Бэл, и я тотчас почувствовал себя наивным ребенком. – Илона Гартен состоит в сильнейшей неофашистской организации «Вэльт», которую поддерживают многие политические партии, общественные, ветеранские и прочие организации, в том числе фигуры из правительственных кругов. А теперь представь себе, что после суда Илону переводят из российской в германскую тюрьму. Естественно, средства массовой информации взбудоражены, пресса и телевидение встречаются с ней, по телеканалам и в газетах – интервью с Илоной Гартен, которая рассказывает о своих связях с неонацистами, называет известные в политических кругах фамилии. Разгорается невероятный политический скандал: неофашисты Германии ведут тайную войну против России! Немцам это надо?
– Не надо, – ответил я и посмотрел по сторонам. У меня пересохло в горле и что-то сдавило в груди. – Слушай, Бэл, а давай ее отпустим. Пусть катится на все четыре стороны.
– Пусть катится, – неожиданно согласился Бэл. – Но тогда готовься сесть в тюрьму вместо нее.
– Это за что еще?
– За то, что продал порошок Немовле, – ответил Бэл, спокойно и пристально глядя мне в глаза.
Мне не хватало воздуха. Глаза потяжелели. Пушкин, созерцающий толпу у «Макдоналдса», стал двоиться и поплыл в моих глазах, словно на мне были очки и стекла залил дождь.
– Знаешь что, – хрипло произнес я, судорожно сглатывая комок, застрявший в горле. – Пошли вы все в зад!
Повернулся и побежал по ступеням в метро.
* * *
Наш брак с Мэд зарегистрировали в посольстве всего за несколько часов до ее вылета. Педантичные немцы оказались такими махровыми бюрократами, что если бы я не раскидывал налево и направо взятки, то эта юридическая процедура затянулась бы на месяц.
Нам не хватило времени даже на то, чтобы посидеть в ресторане и отметить событие. Я успел лишь по дороге в Шереметьево заскочить в дорогой ювелирный магазин и купить своей невесте перстень с бриллиантом и сапфирами.
Сидя в машине, она долго рассматривала подарок, и по ее щекам бежали слезы.
– Мне никогда не дарили такие дорогие вещи, – сказала она.
– Я буду скучать по тебе, – шепнул я, прижимаясь губами к ее волосам, пахнущим зеленым яблоком. – Я очень, очень люблю тебя.
– И я тебя… Не знаю, как мне пережить дни разлуки. Я буду вспоминать тебя каждую минуту. Наши горы, снег, наш сумасшедший полет на вертолете… Неужели все это с нами было?
– Десять дней, – напомнил я. – Ты должна быть готова встретить меня через десять дней.
Через десять минут Мэд арестовали перед выходом на пограничный контроль. Сквозь стеклянную стену я видел, как двое мужчин в штатских костюмах вежливо взяли ее под локти и повели куда-то. Третий в штатском поднял с пола сумку, в которой, на самом дне, замотанный в стопку женских трусиков, лежал контейнер с героином, похожий на портсигар. Мэд успела обернуться и взглянуть на меня, но я закрыл глаза, чтобы не видеть последнего взгляда, круто повернулся и быстро пошел к выходу.
* * *
Вечером позвонил Бэл.
– Молодец, – сказал он и, словно желая сгладить это гадкое лицемерие, заговорил о другом: – Мы нашли и допросили генерала Глушкова Геннадия Игоревича, у которого в самолете пропала путевка в кисловодский санаторий. Он вспомнил, что рядом с ним в самолете сидел скромно одетый молодой человек в очках. Когда генерал составил его фоторобот, мы сразу узнали в нем нашу темную лошадку.
– Ну и что? – равнодушно произнес я. – Это не новость. Мы давно знали, что наш Глушков ходит под чужим именем.
– Да, ты прав, новость не в этом. – Бэл некоторое время молчал. Я слышал лишь его сопение да слабый музыкальный фон – видимо, в квартире работал телевизор. – Новость в другом. Генерал рассказал о женщине, которая летела вместе с псевдо-Глушковым. Очень любопытные наблюдения… Очень любопытные! Но это не телефонный разговор. Как-нибудь при случае я тебе расскажу.
Глава 56
Четырнадцатый этаж, серый пружинистый палас, плинтуса из красного дерева, белые стены, белые двери, золоченые ручки, комната номер 1465.
Я повернул золотой шарик, вошел в кабинет с огромным окном во всю стену, которое наполовину прикрывало жалюзи, увидел большой черный стол, ежи органайзеров, мерцающий экран компьютера, черные, из французского стекла, чашки с вьющимся над ними парком и двух женщин. Их треп оборвался. Та, которая стояла лицом ко мне, радостно улыбнулась. Это была подруга Лариски, кажется, ее звали Нинель. Лариса сидела на столе спиной ко мне. Она поняла, кто вошел, и не торопилась повернуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40