– Вперед! – сказал он мне, жестом приглашая занять его место.
– Ты успел помолиться? – спросил я его. – Нет? Напрасно.
Бэл усмехнулся, пропустил следом за мной Мэд.
– Бог под нами, – ответил он. – Кому молиться?

Глава 13

Лямки, которые держали скрученный в рулон пенопленовый каримат, ослабли, и с каждым шагом каримат хлопал меня по затылку. Некоторое время я терпеливо пробивал тропу, не обращая внимания на подзатыльники, но через четверть часа терпение стало иссякать. Мне казалось, что это упражняется тупой Тенгиз, пользуясь тем, что рюкзак мешает мне развернуться и врезать ему в лоб.
– Передохни малость, – великодушно разрешил Бэл, занимая мое место.
Мы шли по обширному цирку, издали напоминающему гигантскую чашу, до краев заполненную сливками. Можно было значительно сократить путь, перейдя через глубокий кулуар, снежный язык которого свисал на километр вниз, но я не был уверен, что этот язык не сорвется вниз и не слижет нас, как медведь сахарные крошки. Мои конвоиры, а также Гельмут не вмешивались в мое дело и не давали советов, что было одним из их немногих положительных качеств. Бэл, встав во главе группы, обернулся и напомнил:
– Говори, Сусанин, куда идти!
И довольно резво пошел по снегу. Теперь я видел только его внушительных размеров рюкзак да ствол автомата с налипшими к нему снежными комками.
Бэл объявил привал, когда все мы изрядно извалялись в снегу и устали. Мы уже сошли с белого поля цирка и спустились по контрфорсу вниз. Перепад высот между Ледовой базой и местом нашего привала составлял более километра. Здесь дышалось легче, и снег не был так сильно спрессован жестокими морозами.
Тенгиз первым начал разгружать рюкзак. Он вытащил оттуда банку сгущенки, галеты и шоколад, а Бэл пустил по кругу флягу с водой. Мы молча жевали, глядя на окружающие нас полукольцом ослепительные горы. Мэд почти ничего не съела, лишь выпила воды, встала, скинула с себя рюкзак, сняла с поясного карабина веревку, которой мы были связаны, и пошла к скальной гряде, наполовину засыпанной снегом.
Тенгиз, наблюдавший за ней, на всякий случай крикнул:
– Эй, фрау! А ну-ка, цурюк на место!
Мэд не обернулась.
– Пусть идет, – сказал Бэл. – Даме положено.
– А, черт! – выругался Тенгиз. – С этими дамами только одни проблемы.
Когда Мэд скрылась за скалами, он проворно вскочил на ноги, отошел на шаг в сторону и принялся ковыряться в сложных замках и пуговицах пуховых брюк.
– Умрешь тут, пока доберешься, – бормотал он, поливая струей снег.
Еще несколько минут мы лежали на рюкзаках, глядя в небо. От солнечного света, многократно усиленного зеркальной поверхностью гор, пощипывало кожу лица и рук. Если не прикрыть физиономию платком – сгореть можно в считаные минуты.
Вдруг со стороны скальной гряды раздался короткий крик. Мы вскочили со своих мест и замерли, прислушиваясь к тишине.
– Ну-ка, переводчик, – кивнул мне Бэл, – сходи, посмотри, что там случилось.
Я сплюнул и отвязал от рюкзака веревку, смотанную в бухту. Случиться могло только одно – Мэд свалилась в трещину.
– Гельмут! – крикнул я. – Мне может понадобиться ваша помощь!
– Иди сам! – рыкнул Тенгиз.
По следам, напоминающим отпечатки страусиных лап, я добежал до скал и едва успел свернуть за ребристый угол, как едва не сбил с ног Мэд. Она схватила меня за края капюшона и прижала палец к своим губам.
– Тихо!.. Ты бегаешь, как маленький слон, – сказала она.
– Чего ты кричала?
Мэд сделала гримасу, будто я задал наивный вопрос, взяла меня за рукав и повела вдоль гряды, постепенно опускаясь вниз. Я заметил, что она успела вытоптать ступени.
– Здесь нас не увидят, – сказала она, показывая на узкую расщелину, вход в которую наполовину был занесен снегом.
Мы втиснулись в холодное и казавшееся совершенно темным убежище и некоторое время лишь тяжело дышали. Наконец Мэд сказала:
– Хорошо, что взял веревку. Скажешь, что вытащил меня из пропасти. Так будет убедительней.
– Зачем ты это сделала?
– Нам надо поговорить. Не знаю, удастся ли еще… Слушай меня внимательно, – зашептала она, почти прислоняясь губами к моей щеке. – Перевал Местиа, ледник Лехзыр, пик Доллакора – все эти места, про которые они говорили, мне хорошо известны. Я была там, когда мы командой ходили на Ушбу.
– Ты мне об этом не говорила, – начал было я, но Мэд меня перебила:
– Пусть ведут нас, насколько у них хватит сил. Тенгиз уже выдыхается, а Бэл один с нами не справится. Только ты, ради бога, не перечь им, не спорь, не зли и не пытайся завладеть оружием. Рано или поздно они угодят в ловушку. Там много мест, куда легко зайти, но выбраться может только альпинист.
Она говорила достаточно быстро, но главное из того, что она хотела мне сказать, я понял.
Мэд, оказывается, была жестокой девочкой. Она стянула зубами рукавицы, двойным узлом привязала конец веревки к карабину на своей обвязке, подняла подбородок, сдвинула очки на лоб.
– Поцелуй меня, – попросила она.

Глава 14

Если бы мы не вляпались в эту скверную историю, я никогда бы не узнал, насколько талантлива Мэд как артистка. К группе она шла медленно, сильно припадая на «больную» ногу и при этом очень натурально вздыхала и постанывала. Несчастный гроссфатер, не ведая об игре, всерьез воспринял виртуальные страдания внучки и, завидев ее, кинулся к ней, тотчас провалился сквозь фирновую доску, упал плашмя, снова поднялся на ноги.
– Девочка моя! – кричал он. – Что с тобой?! Ты цела?! Ты сильно ушиблась?!
Мэд упала ему на руки. Я, невольно включаясь в игру, помог Гельмуту донести ее до нашего временного бивака. Мы опустили девушку на рюкзак.
– Черт возьми! – заворчал Тенгиз. – Что с ней? Куда она свалилась?
– Дайте пить! – попросила Мэд, облизывая губы, которые минуту назад я целовал.
– Что она говорит? – спросил Бэл, толкая меня в плечо.
– Она просит пить.
– Глубокая трещина? – поинтересовался Бэл.
– Метров десять, – не моргнув глазом, ответил я.
– Странно, что вообще жива осталась. Будешь ей помогать, понял? Можешь переложить ее вещи себе.
Удружил, сука! Мэд, к счастью, не воспользовалась ситуацией и сказала:
– Не надо. Я способна нести рюкзак сама.
– Вольному – воля, – ответил Бэл, когда я перевел ему слова немки. – Но идти будем быстро.
Опираясь на мое плечо, Мэд встала, вялыми движениями отряхнула с пуховика снег. Я снял рукавицы и помог ей надеть рюкзак. Незаметным движением девушка поймала мои пальцы и крепко сжала их, словно хотела поблагодарить и напомнить, что мы теперь союзники.
– Вперед, потомки Тевтонского ордена! – крикнул Тенгиз и подергал за веревку, словно впереди него стоял не Гельмут, а конь. Это, конечно, было совпадением, но вслед за его словами до нас донесся раскатистый гул, словно горы начала бомбить гроза.
Тенгиз затих, подняв палец вверх.
– Это что еще такое? – спросил он. – Неужели мое эхо?
– Это сошла лавина, – сказал я, застегивая на поясе опорный ремень рюкзака. – Из-за того, что ты орешь, как бегемот.
– Кончай пургу гнать! – не поверил Тенгиз.
– Ну-ну, – зловещим голосом предупредил я. – Ты в этом еще убедишься.
* * *
Во второй половине дня мы начали подъем по гребню и снова вышли на рубеж четырех тысяч. Бэл уступил мне место во главе связки, и я, щадя Глушкова, старался идти как можно медленнее, и все-таки к вечеру неприметному герою стало совсем худо. Мы встали на привал в плотной тени, которую бросал на склон пирамидальный пик. Здесь было холодно и ветрено.
– Ты можешь идти дальше? – спрашивал я Глушкова, растирая ему щеки и массируя шею.
– Да… Наверное… – с трудом отвечал он, едва разлепляя болезненно порозовевшие губы и пытаясь оттолкнуть мои руки. Его пальцы были ледяными, как сосульки, зрачки «плавали», и мне никак не удавалось поймать его взгляд.
– Подыхает? – спросил Бэл.
– У него началась горная болезнь, – ответил я, поднимаясь на ноги.
– Ты понимаешь, что мы его бросим здесь, если он не сможет идти?
– Понимаю, – ответил я.
– Тогда его жизнь остается на твоей совести.
Мы стояли вокруг Глушкова. Некоторое время молча смотрели на сидящего на снегу жалкого человечка и прислушивались к тонкому вою ветра.
– Мы должны идти, – повторил Бэл. – Если опоздаем, сам понимаешь, ждать нас никто не станет.
– Плевать, – махнул рукой Тенгиз. – Доберемся до базы сами.
– Ой ли? – с сомнением покачал головой Бэл и, заметив, что я, Мэд и Гельмут внимательно прислушиваемся к разговору, прервал сам себя: – Ну все! Хватит болтать. Всем встать, пристегнуться к веревке!
– Мы никуда не пойдем, – упрямо повторил я. – Глушков болен. До утра, как минимум, он должен отдыхать.
И снова толчок кулаком в спину. Я повернул голову, вопросительно взглянув на Мэд. Лицо ее было напряжено. Она покусывала губы и смотрела на Глушкова как на пропасть, в которую кто-то намеревался ее столкнуть. Тенгиз заметил мое движение.
– Что там? Наша юная подруга тоже хочет высказаться? Битте, фрау, мы вас очень внимательно слушаем.
Мэд повернулась ко мне и, делая паузы между словами, словно ей, как и Глушкову, не хватало воздуха, сказала:
– Я еще молода. У меня впереди еще целая жизнь. Я не хочу погибать из-за какого-то авантюриста. Пусть он остается здесь или, если может, возвращается назад.
Я не стал переводить. Тенгиз терпеливо ждал.
– Ну так? – напомнил он. – Чего задумался? Что она там проблямкала?
– Она сказала, что, как и я, никуда не пойдет без Глушкова.
Тенгиз с недоверием покосился на Мэд, затем заглянул мне в глаза и нехорошо улыбнулся.
– Врешь ведь? – спросил он. – Точно врешь! В гробу она видала твоего Глуховина. Писала она на него с вершины Казбека. И сейчас я тебе докажу, что это так.
Он вдруг снял с плеча автомат и сдвинул вниз лепесток предохранителя. Я почувствовал, как у меня похолодела спина.
Тенгиз протянул девушке автомат. Она смотрела себе под ноги и не двигалась. Когда короткий черный ствол приблизился к ее глазам, она с каким-то удивлением взглянула на оружие, словно впервые видела этот предмет, затем подняла глаза на Тенгиза, будто спрашивая: не шутит ли он.
– Бери, бери! – кивнул Тенгиз. – Не стесняйся, здесь все свои.
Мэд взялась за цевье. Тенгиз разжал пальцы, и автомат оказался в руках девушки.
– Ты сошла с ума, – сказал я Мэд. – Неужели ты сделаешь это?
– В нем нет патронов, – улыбнувшись краем губ, сказала она, и вдруг я заметил, что она смотрит куда-то в сторону, поверх моей головы, и ее глаза стремительно наполняются кровавым отблеском. Я круто повернулся, и в первое мгновение мне показалось, что по натечному льду пологого склона на нас несется красная лавина.
– Что это, господи?! – негромко произнес Тенгиз.
На склоне громко шипел, разбрызгивал искры и кровенил лед сигнальный патрон. Плотные клубы ярко-красного дыма дирижаблем взмывали в небо, вытягивались по ветру в косой эллипс.
– Кто это поджег? – крикнул Бэл.
Мы все переглянулись. Гельмут вздохнул и пожал плечами. Мэд кинула быстрый взгляд сначала на меня, потом на Глушкова.
– Мы все были здесь… – сказал я, но Бэл меня перебил и поднял палец вверх:
– Тихо!
Он поднял лицо, глядя на небо. До нас долетел слабый, но нарастающий с каждой секундой рокот. В первое мгновение мне показалось, что в километре-двух от нас сошла лавина, но рокот становился громче, выразительней, он струился сверху, из-за скального гребня.
– Вертолеты! – крикнул Тенгиз, выхватывая из рук Мэд автомат.
Бэл все еще крутил головой, но ничего не видел.
– Сваливаем! – коротко приказал он Тенгизу.
Рокот нарастал, я уже чувствовал, как дрожит воздух и ледовый балкон, на котором мы стояли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40