Выл ветер в печной трубе, за теменью улицы катились крутые ладожские волны. В морге лежала рука человека со следами дактилоскопической краски. В разливухе на Финляндском вокзале пили водку лейтенант Буряк и старшина из ОМОНа. Пусть пьют.
— Так к кому он мог поехать в Ленинград? — спросил Климов.
— Вспомнила, — вдруг сказала она. — Если это так важно… Он вчера вечером по телефону говорил. Так сказал: завтра, сегодня то есть, все эти вопросы обсудит в Питере с евреем.
— Да… А кто этот еврей?
— Не знаю. Скажите — что он натворил?
— Кто? — спросил Климов.
— Мой муж.
— Ничего. Мы проверяем информацию о нелегальной водке. А с кем вчера он по телефону говорил?
— Да с одним тут… — Зинаида махнула рукой.
— И все же?
— С приятелем своим, прапором.
— Прапор — это кличка? — безразлично спросил Климов.
— Нет. Он служит. Прапорщик по званию… пьянь.
— И где же служит этот приятель вашего мужа?
— На военных складах… тут рядом, километров шесть.
Офицеры быстро переглянулись: в цвет! Неужели в цвет? Возможно — в цвет.
На крыльце затопали сапоги — участковый привел понятых.
* * *
Иван Колесник сковырнул пробку с бутылки «Лидского». Белорусское пиво он пил чисто по патриотическим соображениям. Родина, как ни крути! Пробку прапорщик сорвал щелчком большого пальца. Это был его коронный номер. Огромная лапа накрывала поллитровую бутылку почти целиком, толстый ноготь надежно вставал под пробку, палец мощно разгибался. Хлынула пена. Однажды он таким макаром выиграл на пари литр водки… Иван довольно улыбнулся.
Желтая жидкость наполнила не очень чистую кружку до краев, шапка белоснежной пены лежала сверху сугробом… кайф! Иван поднес кружку ко рту. В этот момент затрезвонил телефон внутренней связи. Он покосился на черный старомодный аппарат. А пошли все в дулу! — и сделал первый глоток. Потом запью водочкой, сверху опять пивком и смачно закушу колбаской. От кайф!
А телефон звенел, гребаный пень… придется снять. Служба, конечно, уже закончилась. И то он задержался из-за штормового предупреждения. Уже и майор домой слинял, а он, прапорщик Колесник, несет службу… Если бы Иван знал, что этот звонок вмиг, в одночасье изменит всю его жизнь. Если бы он знал, что кроется за настырным трезвоном черной коробки! Но он еще ничего не знал, спокойно допил пиво, шумно отрыгнул и только тогда снял трубку. Солидно произнес:
— Колесник слушает!
— Ванька, хорошо, что ты на месте, — услышал он знакомый голос прапорщика Карасева, поморщился.
— Хвосты обрубаю, — веско сказал Иван. — Ты еще, блин, мне в натуре червонец должен. Когда, блин, отдашь?
— Подожди ты, — ответил дежурный зло. — Тут такое дело… Прыщ только что звонил. Тобой интересовался.
— И… чего? — насторожился Колесник. Прыщом звали майора Мискина, начальника складов. Всего полчаса назад он уехал домой на служебном УАЗе. Хер ли ему опять нужно?
— Чего? Болт через плечо… Едет сюда. И не один едет.
— А с кем?
— Не знаю, но… — дежурный мялся. Колесник смотрел на стакан с водкой и с сожалением думал о том, что с этим придется повременить. Чего это Прыщу приспичило?
— Ну… чего? — сказал он. — Телись, Геныч.
— По дружбе говорю… Он про тебя спрашивал. Велел, если ты еще здесь, с территории под любым предлогом не выпускать. Они едут…
За этим они едут стояла явная угроза. Колесник был по жизни туповат, кроме водки и баб его по-настоящему ничего не интересовало. Но даже он понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее.
— А кто — они? — спросил он глупо. Ответ уже напрашивался сам собой. Стучал в череп, позвякивал наручниками. Они едут.
— Да не знаю! — почти крикнул Карасев. — Мне вообще строго запрещено тебе говорить. Ты что натворил-то?
— А… ни хера! Все в ажуре.
— Я тебе ничего не говорил, — торопливо сказал дежурный. — Смотри!
Раздались гудки отбоя. Они едут… с территории не выпускать. Неужели Козуля погорел? А?… Во, бля! Что делать-то?
На лбу выступила испарина. Едут. Будут брать. Достаточно проверить склад… Ах, Козуля! Колесник только сейчас заметил, что все еще сжимает в руке телефонную трубку. Костяшки мощной руки побелели. Он вытер испарину с лица, грохнул трубку на аппарат и взял стакан с водкой. Залпом выпил, не ощутив ни вкуса, ни крепости. Вскочил, заходил по крошечному кабинету. Что делать? Что теперь делать-то? Только рвать когти! Сейчас! Немедленно.
Иван легко отодвинул шкаф от стены и вытащил из-под половой доски две гранаты Ф-1. Там было больше, но все не возьмешь. Сунул в карманы бушлата. Самодельный охотничий нож с рукояткой из лосиного рога, в кожаных ножнах, положил во внутренний карман. Так, что еще? Дома лежат деньги. Но туда уже нельзя. Колеснику показалось, что у ворот склада засигналила машина. Приехали, гады! Вот хрен вам! Я не Козуля, я уйду… Он надел бушлат. Шестисотграммовые рубчатые тела лимонок оттягивали карманы. Ништо, своя ноша не тянет! Он погасил свет и вышел из кабинета. В длинном пустом коридоре горела одна-единственная голая лампа. Колесник пошел к выходу. А, блин, водка осталась! Он метнулся назад, не включая света нашел под столом початую бутылку «Пятизвездной», выскочил обратно. Через пять минут прапорщик Иван Колесник покинул территорию строго охраняемого артсклада через самую обычную дыру в заборе. Спустя еще четыре с половиной минуты в пустой кабинетик без стука решительно вошли майор Ветров, капитан Реутов и начальник склада майор Мискин. Поздно!
На столе, покрытом грязноватым ватманом, лежала нарезанная вареная колбаса, хлеб, стояла пивная кружка с остатками пива и пустой граненый стакан. Армейский натюрморт!
* * *
Обыск в доме Козлова шел почти три часа. Четырехлетняя Оля давно спала. Зинаида отрешенно сидела на кухне. Она уже знала, что у нее нет мужа. Ей никто ничего не сказал, но она поняла. Витька был сволочь, конечно… а теперь его нет. И отца у Ольги нет. И — неизвестность впереди. И страх.
Обыск — мерзкая процедура. И для тех, у кого ищут, и для тех, кто ищет. Хочешь ты или не хочешь, но влезаешь в чужую жизнь. Глубоко влезаешь. Так глубоко, как только сможешь. Это обязательное условие. Ты делаешь то, что по общепринятым меркам совершенно неприлично. Копаешься в чужих вещах, в чужом белье… Эта твоя работа. Ты выбрал ее сам. Терпи.
Тот самый обыватель, который возмущается неэффективностью работы правоохранителей, сталкиваясь с оперативно-розыскной реальностью, брезгливо кривит лицо: фу! Полицейские штучки. И смотрит в спину презрительно: ищейки, козлы, менты, фашисты. А на просьбу помочь гордо ответит: я не стукач!
Обыск шел третий час. И пока безрезультатно. Ничего, что могло бы заинтересовать офицеров ФСБ, не было обнаружено. Правда, они еще даже не отработали дом. А имелся еще гараж, и еще один большой сарай. Участок площадью тринадцать соток. Был сарай на берегу Ладоги. И три киоска. Из Питера ожидали прибытия второй оперативно-следственной группы и кинолога с собакой, натасканной на ВВ. После стремительного и — честно говоря — неожиданного бегства прапорщика артскалада стало ясно, что необходимо провести ревизию и там. И обыск дома у прапора. Рук не хватало. Даже засаду на квартире Колесника поставили милицейскую. Климов лично проинструктировал милиционеров и подумал про себя: дурдом! Вся надежда на то, что он домой не сунется. Надеяться на этих — и глупо, и опасно.
* * *
После последних событий — появления вероятного сообщника Козлова и его бегства — были приняты меры к задержанию Колесника. Причастность прапорщика не вызывала сомнений, — под половицей в его служебном помещении Реутов и Ветров нашли четыре гранаты Ф-1. Реутов выуживал их одну за другой, складывал рядком, качал головой.
— Все, — сказал он, — больше нет. Ветров матюгнулся, бросил в рот таблетку аспирина.
— Сколько же он взял с собой, если эти оказались… лишними?
— Не знаю… Старый Гайдар, который не Егорка, в молодости любил целый рюкзак с гранатами таскать. Вещь в хозяйстве полезная…
Бледный начальник склада опустился на стул. Он понимал, что неприятности у него только начинаются.
Ненастный октябрьский вечер закручивал события жестко, втягивал в свою орбиту все больше людей, ставил вопросы, требующие немедленных ответов. Уже поднимались по тревоге отдельные части ЛенВО, уходили ориентировки в территориальные органы МВД. Срочно размножались фотографии Колесника, ГИБДД перекрывала дороги. Летел из Санкт-Петербурга микроавтобус с группой офицеров ФСБ и собакой.
Около полуночи, на четвертом часу обыска в доме Козлова, капитан Авдеев обнаружил в гараже обойму к пистолету ТТ, наручники и листок бумаги. Все вместе лежало в пустой банке из-под Мовиля и было прикрыто ветошью. Листок бумаги содержал выполненную от руки схему перекрестка с пояснительными надписями. Уже изрядно уставшие соседи-понятые проявили интерес к наручникам, а офицеры ФСБ — к невзрачному листку бумаги из школьной тетрадки в клеточку.
Смысл надписей на примитивной схемке они истолковали правильно — адрес. А цифры 20:10 в левом верхнем углу вполне могли быть датой. Или временем. Оба варианта равновероятны. До наступления двадцатого десятого оставалось всего четверть часа. В Управление срочно сообщили о бумажонке, которая могла дать реальный шанс для задержания преступников.
* * *
Иван Колесник пробежал по бетонке километра три. Страх придавал силы, гнал и гнал вперед. Наконец впереди, за голыми кустами замелькали огни фар: шоссе. Он свернул в лес, отошел метров на сто и опустился прямо на мокрый мох. Бешено колотилось сердце, легким не хватало воздуха. Но… свободен!
Иван отдышался, сел на упавший ствол дерева, нащупал бутылку в кармане. Цела. А вот колбасу не взял… Он отпил изрядный глоток и начал соображать, что же делать дальше. Как ни туп был прапорщик, но понял — дело дрянь! Дрянь дело. Козуля, видать, погорел… и его сдал. Вместо обещанных ста тысяч долларов впереди только трибунал. Иван в эти сто тыщ не особо-то и верил, поэтому брал за каждый килограмм тротила, за каждый детонатор наличными, сразу. Кой-чего поднабежало. И — все прахом. Половина денег — дома, в банке с крупой. Вторая половина в гараже. Эти, может, вернутся. А те, что дома, пропали. И к бабке не ходи. Иван Колесник был жаден, мысль об утраченных зеленых бумажках с портретами американских президентов перебила на время все остальное. В голове мелькнуло даже: а может, вернуться? Может, еще не успели менты засаду поставить? Ну нет! Что я, совсем дурной? Под пулю не пойду.
Он еще раз отхлебнул из бутылки, закурил… А обещали! Баксы, паспорт… Стоп! Раз обещали — пусть отдадут. Если Козуля своего Дучу не сдал… А он точно не сдал: он еврея пуще КГБ боится. Если Козуля не сдал, то с Дучи нужно и получить! Тем более, все козыри в руках. Взрывчатка — вот мой туз козырный! Дуча хотел не меньше сотни кэгэ, а получил всего-навсего сорок. Если взяли Козулю, то не сорок, а десять. А ему надо! Ох, на-а-до. Вот я ему и продам то, что в гараже схоронено… За паспорт, за доллары. За сладкую житуху. Иван представил себе, как он будет открывать ногой дверь в какое-нибудь казино. В дорогом костюме, при селедке, с бабками… А там… Ха! Любая телка — твоя, ноги раздвигает раньше, чем успел подумать. Пальцем шевельнул — халдей с водкой бежит. Шевелись, дула!
Холодная капля упала за шиворот и вернула Колесника к реальности. В холодный и мокрый осенний лес. К необходимости спасаться, принимать решения. Он встал, запихнул бутылку с остатками водки во внутренний карман и двинулся в сторону шоссе. Под руки его поддерживали ЖАДНОСТЬ и ГЛУПОСТЬ. Как ни странно, но именно эти две дамы очень сильно ему помогут.
* * *
Выяснилось, что у прапорщика Колесника есть любовница. Живет на соседней улице.
— Что ж вы раньше-то не сказали, товарищ майор? — зло спросил Реутов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61