Например, они запросто запускают информацию о том, что оружие в Петербурге может купить даже школьник. Были бы деньги. А вы сами пробовали?
Мишка понимал, что человек, к которому он обратился, всего лишь посредник. Имеет какой-то свой процент, сам ничего не может. Но позвонит обязательно. И документы будут. Все упирается в деньги, качество и время… После работы он собирался съездить в Сестрорецк, поговорить с Борисом и, главное, с Пернатым. Гурецкий боялся, что Птица наделает глупостей. А Борис не сможет его остановить. Собственно, если Птица упрется рогом, его никто не сможет остановить. Проверено.
Мишка посматривал на часы, ждал конца рабочего дня и молил Бога, чтобы не произошло какое-нибудь очередное ЧП. Служба безопасности фирмы уже давно работала четко, слаженно, но форс-мажоры все равно происходили. Как правило, внезапно. Как правило, в самый неблагоприятный момент. Впрочем, для неприятностей все моменты одинаковы. К счастью, в тот день ничего не произошло. Без десяти шесть он уже вышел из офиса и сел в свой «москвич». Даже рядовые охранники ездили как минимум на «жигулях», а заместитель начальника СБ по оперативной работе продолжал кататься на «москвиче». Над машиной посмеивались, но Гурецкого уважали. За глаза уважительно называли Сохатым. Откуда узнали кликуху?
«Москвич» выехал со стоянки, радиомаяк в заднем бампере заставил тронуться в путь два автомобиля наружки ФСБ. Хвоста Гурецкий так и не засек. Несколько раз у него сомнения на этот счет были. Он проверялся: проскакивал под красный, петлял, разворачивался в неположенном месте. В конце концов убедился — хвоста нет. Нет, и все тут. Сначала это настораживало, потом — разочаровало. По привычке он все же проверился, затем позвонил из автомата. Засечь номер или записать разговор спецам из наружки не удалось. Это грозило разведчикам расшифровкой.
Однозначно они могли сказать одно: телефонный разговор был для Гурецкого важен и неприятен. Из таксофона объект вышел откровенно злой. По крайней мере — возбужденный. Вскочил в машину и резко рванул с места. Через полчаса стало ясно — Гурецкий едет за город. Возможно, в Первомайское. Не исключено, что в Выборг.
* * *
Птица еще раз внимательно обвел взглядом кухню и прихожую. Кажется, все. Белела на столе записка, сверкал влажный пол. Спасибо за приют, Боря, пора мне. Птица повесил под мышку обрез «моссберга», привязанный куском бельевой веревки. Узелок был хитрым, позволял, дернув за конец, мгновенно освободить оружие, хотя Птица был уверен: не понадобится. Он присел на дорожку. Ствол изувеченного «моссберга» при этом глухо стукнул о сиденье стула. Нужно будет учесть, машинально подумал он, недоработка. Именно такие пустяки бывают причиной… не каркай! Все, пошел, морпех.
Медленно, неохотно Птица встал. Аккуратно взял со столика перед зеркалом две дольки картофеля и вложил их за щеки у нижней челюсти. «Так, чтобы вас мамка родная узнать не могла, — говорил инструктор на закрытой базе, спрятанной среди сопок. — Чтоб вы сами свои морды лица не узнали». Спасибо, инструктор, за науку.
Птица критически посмотрел в зеркало. Мама — это уж точно — узнать бы не смогла. Густая щетина закрыла шрам, картошка резко изменила пропорции похудевшего лица. Хорошо бы очки, но ничего подходящего под рукой не нашлось. Он приложил ухо к двери, — на лестнице было тихо. Выключил свет и осторожно открыл дверь. Быстро обтер замок и дверную ручку носовым платком со слабым запахом спирта.
Улица встретила моросью и резкими порывами холодного ветра. В пятидесяти метрах от подъезда он разминулся с Борисом. Хирург быстро шел против ветра, придерживая рукой фетровую шляпу. В другой он нес портфель. Прощай, Борис Михалыч, прощай… Спасибо.
Через пятнадцать минут террорист Воробьев сидел в теплом и уютном салоне маршрутки Сестрорецк — Санкт-Петербург. Магнитола пела голосом Макаревича про птицу, цветом ультрамарин. Дворники размазывали быстро густеющие сумерки по ветровому стеклу. Негромко мурлыкал дизель «форда».
В салон заглянул молодой усатый милиционер, обвел всех внимательным взглядом, подмигнул ярко накрашенной девахе рядом с Птицей. Исчез. Закрылась боковая дверь, маршрутов тронулась.
Во рту остро ощущался привкус крахмала.
* * *
Терминатор закончил процедуру бритья, подмигнул своему отражению в зеркале. Бодро насвистывая «Тореадор, смелее в бой!», начал одеваться. Чистое шелковое белье, свежая хлопковая сорочка от Хуго Босс, отутюженные брюки и джемпер от Кардена. «Зиг-Зауэр» удобно лег в серую замшевую кобуру на поясном ремне слева. Зубной щеткой несколько раз провел по усам от Руцкого. Довольно рассмеялся. Импозантен, абсолютно не похож на итальянца Муссолини и еврея Фридмана. Тореадор, бля, смелее в бой!
На ногах приятно поскрипывала кожа «Саламандры». Правый башмак как будто слегка жал. Левый — нет. Терминатор легко прошелся по прибранной, с вымытым полом комнате. Вспомнил, что половой тряпки не нашел и мыл пол дорогущей сорочкой Хуго Босс. Снова рассмеялся.
Семен Ефимович положил во внутренний карман плаща паспорт на имя Александра Михайловича Тихонова и гранату. Плащик был куплен в секонд хэнде и разительно отличался от того, что было скрыто под коричневой изношенной тканью. А ништяк, так и надо. Ну, Тореадор, пьянь испанская, давай-ка в бой. Смелее, кабальеро! Идем дурить гэбистских выхолощенных бычков. Как там мычал этот пидор? Вы, Семен Ефимович, приходите к нам… Уже иду, придурки.
Два автомобиля службы наружного наблюдения двигались впереди и позади «москвича» Гурецкого. Дистанция — метров двести. Мишка гнал прилично, это нервировало разведчиков. Если он собирается ехать в Выборг (а это вполне возможно, в беседе с подполковником Спиридоновым Гурецкий упоминал город Выборг), то наблюдение вполне может быть им обнаружено. Разведчики посоветовались и увеличили дистанцию до предела, до четырехсот метров. Именно таков был радиус устойчивого приема сигнала радиомаячка. Одновременно они связались с управлением и попросили обеспечить выборгских коллег встретить объект, если он действительно рванет в старинный финский городок Випури. Через десять минут им подтвердили, что в Выборге готовы принять «москвич-2140», государственный номер К772 РА. Гурецкий гнал по темному мокрому шоссе под сотню. Он был встревожен. В разговоре по телефону Борис сказал, что Птица ушел. Сейчас невозможно было даже приблизительно представить, где он может быть. Поедет в больницу к Наталье? Но там засада, не должен… И все равно, нужно позвонить Юльке, попросить проследить эту темочку. Скорее всего, Пернатый ищет своего кореша Дуче… Гурецкий стиснул руки на руле, матюгнулся.
В районе Лисьего Носа Мишка обратил внимание на тачку, которая двигалась за ним, как привязанная, от самого Питера. Это, конечно, могло ничего не значить, на трассе все едут в одну сторону. Он резко увеличил скорость, обогнал темную «девятку» и ушел вперед. Отстали… он успокоился. Радиомаячок в бампере исправно посылал свой сигнал. Через минуту «девятка» с разведчиками ФСБ обошла Гурецкого, рванула вперед. Скоро ее габариты стали почти неразличимы. Сохатый ухмыльнулся. Он знал этот тип водителей. Такие, бывает, просто бесятся, когда их обгоняют. Тем более, какой-то сраный «москвич».
Скоро он въехал в Сестрорецк, со служебной трубы позвонил домой. Этот звонок был записан службой радиконтроля ФСБ. Гурецкий говорил намеками, но в Большом Доме на Литейном сразу просекли, что Гурецкий просит свою любовницу Юлию Солодову поехать в больницу Мечникова. Он не исключал, что Воробьев может появиться именно там.
В больницу сразу же была направлена дополнительная группа сотрудников службы БТ и бойцов «Града». Когда медсестра Солодова подъехала на частнике к воротам больницы, ее сразу взяли под наблюдение. Операция, похоже, подходила к завершению.
Маршрутка доставила Птицу к метро «Черная речка». В Питере моросил дождь, прохожие с блестящими зонтами спешили по мокрым тротуарам. Никому не было дела до угрюмого небритого мужика в кожаной куртке. Безопаснее всего на Гражданку было бы добраться общественным транспортом, но он не знал, каким именно. Он вообще плохо знал этот район. Птица выкурил сигарету в тени ларька, торгующего пивом, куревом, презервативами и прочими предметами первой необходимости. Надоевшая картошка во рту забивала все вкусом крахмала.
Он вышел на улицу Савушкина и быстро поймал частника. Кризис… Достаточно поднять руку, и легковухи бросаются на пассажира, как голодная щука на дремлющую плотву.
За рулем замызганного «жигуленка» оказался мент. Птица ухмыльнулся. За двадцатник лейтенант согласился доставить его на улицу Карпинского. Птица даже ориентировочно не представлял, где это… Знал, что где-то на Гражданке.
Ехали молча, быстро. Лейтенант был, видимо, гонщик по натуре. Он много обгонял, перестраивался, проскакивал светофоры на пределе. В районе площади Мужества их остановил гаишник. Увидел форму и махнул жезлом: проезжай. Птица подумал, что ему всю дорогу отчаянно везет. Если можно так говорить в сложившейся ситуации. В той ситуации, когда впереди его ждет внутренняя тюрьма ФСБ, суд и много-много лет зоны. Если все пройдет нормально. Он снова ухмыльнулся. Если все пройдет нормально, ты сядешь на нары. Туда, куда ты дал себе зарок никогда больше не садиться.
По мокрым улицам текли люди, собирались в стайки на остановках. Свет фар и фонарей подсвечивал озабоченные лица. Все они спешили с работы домой. У него больше не было дома, не было и никогда не будет семьи, детей. А будет зона, залитая по ночам беспощадным светом прожекторов, покрытая инеем колючая проволока запретки, вонь барака и бесконечное ожидание. Если все пройдет нормально, морпех.
Люди шли по мокрым улицам, спешили домой к телевизорам с плохими новостям, к полупустым холодильникам, к семейным дрязгам и непутевым детям. К длинным нудным разговорам о тяжелой жизни. Они называли свою жизнь существованием, кошмаром, адом.
Птица ехал в настоящий Ад. Собственно, он уже жил в Аду.
— Нам налево, направо? — спросил водитель.
— Что?
— Я говорю, на Карпинского куда вам? Налево, направо?
— Сам не знаю. Сначала нужно найти почту.
* * *
Терминатор тоже отправился на улицу Карпинского, и тоже на частнике. Так безопасней, рассудил он. Замызганные «жигули» везли его из центра на Гражданку. Пожилой разговорчивый водила ехал не спеша. Терминатор тоже не торопился: путь к победе нужно прочувствовать. Он охотно поддакивал болтливому водителю. Да, жизнь тяжелая… Кризис… Эти совсем обнаглели, полстраны распродали… жиды… конечно, жиды, а кто же еще?… Вот при Сталине… точно… но был порядок… да, порядок был… пятьдесят рублей — килограмм сосисок — с ума сойти!… точно, суки они… но ничего, еще придут к власти настоящие патриоты… а как же, придут… кризис… кризис…
В черном провале между гранитных набережных тускло блестела Нева. Над гостиницей «Москва» вспыхивали, влетая в лучи прожекторов, белые крылья чаек. Машина ехала по мосту Александра Невского, и Терминатор ощущал, как прогибается перекрытие моста под его чудовищным весом. Чайки за спиной вспыхивали и мгновенно сгорали, обрушивались вниз черными обугленными комочками. Терминатор слышал треск горящих крыльев, втягивал ноздрями дымный смрад.
* * *
Солодов виновато развел руками.
— Когда он уехал? — спросил Мишка.
— Не знаю, Миша, не знаю. Я был на службе… извини.
Не раздеваясь, Мишка опустился на стул. Полтора часа назад на этот самый стул присел на дорожку Птица.
— А куда? — задал Гурецкий дурацкий вопрос.
— Вот все, что есть, — ответил Солодов, протягивая сложенный вчетверо лист бумаги.
Мишка развернул его и прочитал текст, написанный печатными буквами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Мишка понимал, что человек, к которому он обратился, всего лишь посредник. Имеет какой-то свой процент, сам ничего не может. Но позвонит обязательно. И документы будут. Все упирается в деньги, качество и время… После работы он собирался съездить в Сестрорецк, поговорить с Борисом и, главное, с Пернатым. Гурецкий боялся, что Птица наделает глупостей. А Борис не сможет его остановить. Собственно, если Птица упрется рогом, его никто не сможет остановить. Проверено.
Мишка посматривал на часы, ждал конца рабочего дня и молил Бога, чтобы не произошло какое-нибудь очередное ЧП. Служба безопасности фирмы уже давно работала четко, слаженно, но форс-мажоры все равно происходили. Как правило, внезапно. Как правило, в самый неблагоприятный момент. Впрочем, для неприятностей все моменты одинаковы. К счастью, в тот день ничего не произошло. Без десяти шесть он уже вышел из офиса и сел в свой «москвич». Даже рядовые охранники ездили как минимум на «жигулях», а заместитель начальника СБ по оперативной работе продолжал кататься на «москвиче». Над машиной посмеивались, но Гурецкого уважали. За глаза уважительно называли Сохатым. Откуда узнали кликуху?
«Москвич» выехал со стоянки, радиомаяк в заднем бампере заставил тронуться в путь два автомобиля наружки ФСБ. Хвоста Гурецкий так и не засек. Несколько раз у него сомнения на этот счет были. Он проверялся: проскакивал под красный, петлял, разворачивался в неположенном месте. В конце концов убедился — хвоста нет. Нет, и все тут. Сначала это настораживало, потом — разочаровало. По привычке он все же проверился, затем позвонил из автомата. Засечь номер или записать разговор спецам из наружки не удалось. Это грозило разведчикам расшифровкой.
Однозначно они могли сказать одно: телефонный разговор был для Гурецкого важен и неприятен. Из таксофона объект вышел откровенно злой. По крайней мере — возбужденный. Вскочил в машину и резко рванул с места. Через полчаса стало ясно — Гурецкий едет за город. Возможно, в Первомайское. Не исключено, что в Выборг.
* * *
Птица еще раз внимательно обвел взглядом кухню и прихожую. Кажется, все. Белела на столе записка, сверкал влажный пол. Спасибо за приют, Боря, пора мне. Птица повесил под мышку обрез «моссберга», привязанный куском бельевой веревки. Узелок был хитрым, позволял, дернув за конец, мгновенно освободить оружие, хотя Птица был уверен: не понадобится. Он присел на дорожку. Ствол изувеченного «моссберга» при этом глухо стукнул о сиденье стула. Нужно будет учесть, машинально подумал он, недоработка. Именно такие пустяки бывают причиной… не каркай! Все, пошел, морпех.
Медленно, неохотно Птица встал. Аккуратно взял со столика перед зеркалом две дольки картофеля и вложил их за щеки у нижней челюсти. «Так, чтобы вас мамка родная узнать не могла, — говорил инструктор на закрытой базе, спрятанной среди сопок. — Чтоб вы сами свои морды лица не узнали». Спасибо, инструктор, за науку.
Птица критически посмотрел в зеркало. Мама — это уж точно — узнать бы не смогла. Густая щетина закрыла шрам, картошка резко изменила пропорции похудевшего лица. Хорошо бы очки, но ничего подходящего под рукой не нашлось. Он приложил ухо к двери, — на лестнице было тихо. Выключил свет и осторожно открыл дверь. Быстро обтер замок и дверную ручку носовым платком со слабым запахом спирта.
Улица встретила моросью и резкими порывами холодного ветра. В пятидесяти метрах от подъезда он разминулся с Борисом. Хирург быстро шел против ветра, придерживая рукой фетровую шляпу. В другой он нес портфель. Прощай, Борис Михалыч, прощай… Спасибо.
Через пятнадцать минут террорист Воробьев сидел в теплом и уютном салоне маршрутки Сестрорецк — Санкт-Петербург. Магнитола пела голосом Макаревича про птицу, цветом ультрамарин. Дворники размазывали быстро густеющие сумерки по ветровому стеклу. Негромко мурлыкал дизель «форда».
В салон заглянул молодой усатый милиционер, обвел всех внимательным взглядом, подмигнул ярко накрашенной девахе рядом с Птицей. Исчез. Закрылась боковая дверь, маршрутов тронулась.
Во рту остро ощущался привкус крахмала.
* * *
Терминатор закончил процедуру бритья, подмигнул своему отражению в зеркале. Бодро насвистывая «Тореадор, смелее в бой!», начал одеваться. Чистое шелковое белье, свежая хлопковая сорочка от Хуго Босс, отутюженные брюки и джемпер от Кардена. «Зиг-Зауэр» удобно лег в серую замшевую кобуру на поясном ремне слева. Зубной щеткой несколько раз провел по усам от Руцкого. Довольно рассмеялся. Импозантен, абсолютно не похож на итальянца Муссолини и еврея Фридмана. Тореадор, бля, смелее в бой!
На ногах приятно поскрипывала кожа «Саламандры». Правый башмак как будто слегка жал. Левый — нет. Терминатор легко прошелся по прибранной, с вымытым полом комнате. Вспомнил, что половой тряпки не нашел и мыл пол дорогущей сорочкой Хуго Босс. Снова рассмеялся.
Семен Ефимович положил во внутренний карман плаща паспорт на имя Александра Михайловича Тихонова и гранату. Плащик был куплен в секонд хэнде и разительно отличался от того, что было скрыто под коричневой изношенной тканью. А ништяк, так и надо. Ну, Тореадор, пьянь испанская, давай-ка в бой. Смелее, кабальеро! Идем дурить гэбистских выхолощенных бычков. Как там мычал этот пидор? Вы, Семен Ефимович, приходите к нам… Уже иду, придурки.
Два автомобиля службы наружного наблюдения двигались впереди и позади «москвича» Гурецкого. Дистанция — метров двести. Мишка гнал прилично, это нервировало разведчиков. Если он собирается ехать в Выборг (а это вполне возможно, в беседе с подполковником Спиридоновым Гурецкий упоминал город Выборг), то наблюдение вполне может быть им обнаружено. Разведчики посоветовались и увеличили дистанцию до предела, до четырехсот метров. Именно таков был радиус устойчивого приема сигнала радиомаячка. Одновременно они связались с управлением и попросили обеспечить выборгских коллег встретить объект, если он действительно рванет в старинный финский городок Випури. Через десять минут им подтвердили, что в Выборге готовы принять «москвич-2140», государственный номер К772 РА. Гурецкий гнал по темному мокрому шоссе под сотню. Он был встревожен. В разговоре по телефону Борис сказал, что Птица ушел. Сейчас невозможно было даже приблизительно представить, где он может быть. Поедет в больницу к Наталье? Но там засада, не должен… И все равно, нужно позвонить Юльке, попросить проследить эту темочку. Скорее всего, Пернатый ищет своего кореша Дуче… Гурецкий стиснул руки на руле, матюгнулся.
В районе Лисьего Носа Мишка обратил внимание на тачку, которая двигалась за ним, как привязанная, от самого Питера. Это, конечно, могло ничего не значить, на трассе все едут в одну сторону. Он резко увеличил скорость, обогнал темную «девятку» и ушел вперед. Отстали… он успокоился. Радиомаячок в бампере исправно посылал свой сигнал. Через минуту «девятка» с разведчиками ФСБ обошла Гурецкого, рванула вперед. Скоро ее габариты стали почти неразличимы. Сохатый ухмыльнулся. Он знал этот тип водителей. Такие, бывает, просто бесятся, когда их обгоняют. Тем более, какой-то сраный «москвич».
Скоро он въехал в Сестрорецк, со служебной трубы позвонил домой. Этот звонок был записан службой радиконтроля ФСБ. Гурецкий говорил намеками, но в Большом Доме на Литейном сразу просекли, что Гурецкий просит свою любовницу Юлию Солодову поехать в больницу Мечникова. Он не исключал, что Воробьев может появиться именно там.
В больницу сразу же была направлена дополнительная группа сотрудников службы БТ и бойцов «Града». Когда медсестра Солодова подъехала на частнике к воротам больницы, ее сразу взяли под наблюдение. Операция, похоже, подходила к завершению.
Маршрутка доставила Птицу к метро «Черная речка». В Питере моросил дождь, прохожие с блестящими зонтами спешили по мокрым тротуарам. Никому не было дела до угрюмого небритого мужика в кожаной куртке. Безопаснее всего на Гражданку было бы добраться общественным транспортом, но он не знал, каким именно. Он вообще плохо знал этот район. Птица выкурил сигарету в тени ларька, торгующего пивом, куревом, презервативами и прочими предметами первой необходимости. Надоевшая картошка во рту забивала все вкусом крахмала.
Он вышел на улицу Савушкина и быстро поймал частника. Кризис… Достаточно поднять руку, и легковухи бросаются на пассажира, как голодная щука на дремлющую плотву.
За рулем замызганного «жигуленка» оказался мент. Птица ухмыльнулся. За двадцатник лейтенант согласился доставить его на улицу Карпинского. Птица даже ориентировочно не представлял, где это… Знал, что где-то на Гражданке.
Ехали молча, быстро. Лейтенант был, видимо, гонщик по натуре. Он много обгонял, перестраивался, проскакивал светофоры на пределе. В районе площади Мужества их остановил гаишник. Увидел форму и махнул жезлом: проезжай. Птица подумал, что ему всю дорогу отчаянно везет. Если можно так говорить в сложившейся ситуации. В той ситуации, когда впереди его ждет внутренняя тюрьма ФСБ, суд и много-много лет зоны. Если все пройдет нормально. Он снова ухмыльнулся. Если все пройдет нормально, ты сядешь на нары. Туда, куда ты дал себе зарок никогда больше не садиться.
По мокрым улицам текли люди, собирались в стайки на остановках. Свет фар и фонарей подсвечивал озабоченные лица. Все они спешили с работы домой. У него больше не было дома, не было и никогда не будет семьи, детей. А будет зона, залитая по ночам беспощадным светом прожекторов, покрытая инеем колючая проволока запретки, вонь барака и бесконечное ожидание. Если все пройдет нормально, морпех.
Люди шли по мокрым улицам, спешили домой к телевизорам с плохими новостям, к полупустым холодильникам, к семейным дрязгам и непутевым детям. К длинным нудным разговорам о тяжелой жизни. Они называли свою жизнь существованием, кошмаром, адом.
Птица ехал в настоящий Ад. Собственно, он уже жил в Аду.
— Нам налево, направо? — спросил водитель.
— Что?
— Я говорю, на Карпинского куда вам? Налево, направо?
— Сам не знаю. Сначала нужно найти почту.
* * *
Терминатор тоже отправился на улицу Карпинского, и тоже на частнике. Так безопасней, рассудил он. Замызганные «жигули» везли его из центра на Гражданку. Пожилой разговорчивый водила ехал не спеша. Терминатор тоже не торопился: путь к победе нужно прочувствовать. Он охотно поддакивал болтливому водителю. Да, жизнь тяжелая… Кризис… Эти совсем обнаглели, полстраны распродали… жиды… конечно, жиды, а кто же еще?… Вот при Сталине… точно… но был порядок… да, порядок был… пятьдесят рублей — килограмм сосисок — с ума сойти!… точно, суки они… но ничего, еще придут к власти настоящие патриоты… а как же, придут… кризис… кризис…
В черном провале между гранитных набережных тускло блестела Нева. Над гостиницей «Москва» вспыхивали, влетая в лучи прожекторов, белые крылья чаек. Машина ехала по мосту Александра Невского, и Терминатор ощущал, как прогибается перекрытие моста под его чудовищным весом. Чайки за спиной вспыхивали и мгновенно сгорали, обрушивались вниз черными обугленными комочками. Терминатор слышал треск горящих крыльев, втягивал ноздрями дымный смрад.
* * *
Солодов виновато развел руками.
— Когда он уехал? — спросил Мишка.
— Не знаю, Миша, не знаю. Я был на службе… извини.
Не раздеваясь, Мишка опустился на стул. Полтора часа назад на этот самый стул присел на дорожку Птица.
— А куда? — задал Гурецкий дурацкий вопрос.
— Вот все, что есть, — ответил Солодов, протягивая сложенный вчетверо лист бумаги.
Мишка развернул его и прочитал текст, написанный печатными буквами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61