Но она этого не сделала — она отвечала за любимого человека и маленького человечка, который жил в ней.
Ах, Наталья Забродина, какую ошибку ты совершила.
Пока ехали по городу, у нее было несколько таких возможностей. И потом еще на выезде, у поста ГИБДД. Она ими не воспользовалась!
И Генка, и отморозок заметно оживились. Машина выскочила на Выборгское шоссе и бодро двинулась на север. Генка даже попытался завести светскую беседу, но Наталья не отвечала. Отморозок тоже помалкивал. Он вытащил из сумки пиво и потихоньку посасывал его. В салоне висела тяжелая, как камень на шее утопленника, тишина. Минут через сорок Генка остановился на обочине и предложил Наталье и отморозку поменяться местами.
— Извини, — сказал он. — Но придется тебе лечь поспать и укрыться с головой одеялом. Так будет лучше для тебя же.
Она поняла, молча отстегнула ремень и перебралась на заднее сиденье. Отморозок со своим пивом пересел вперед. Из той же сумки Генка достал клетчатый плед и накрыл Наталью. Поехали. Минут через двадцать-тридцать машина снизила скорость и съехала на грунтовку. «Семерка» плавно покачивалась, и Наташу в тепле и темноте действительно клонить в сон. Она боролась, пыталась считать и запоминать повороты… Очень скоро стало ясно, что это бессмысленное занятие. Возможно даже, что Финт крутился на одном месте. Наконец приехали. Машина остановилась, раздался звук отпираемых ворот. Наталью привезли в тюрьму.
С того момента, когда ее (по-прежнему с одеялом на голове) провели в дом, а затем в подвал, прошли сутки. Жаловаться на условия было бы несправедливо. Подвал оказался сухим и теплым, с раскладушкой, мощным масляным радиатором и лампами в проволочных намордниках под потолком. Финт держался предупредительно, тактично. Он пытался оправдаться перед самим собой.
Во время разговора с бандитами и в дороге Наталья контролировала себя. Когда она осталась в подвале одна, сил уже больше не было. Она закрыла лицо руками и заплакала. Маленькая, испуганная беременная женщина сидела на раскладушке и плакала навзрыд. Слезы сбегали по ладоням и капали на пыльный деревянный пол. Последний раз его мыли почти два месяца назад. Один небезызвестный питерский бизнесмен замывал здесь следы собственной крови. Работал он неумело, и бурые брызги кое-где еще остались.
Если бы Наталья смогла проникнуть взглядом сквозь некрашеные сорокамиллиметровые доски на полметра под землю, она разглядела бы останки трех человек. Двух мужчин и одной женщины.
К счастью, этого она не могла.
* * *
Обыск в доме Семена Фридмана не дал никаких результатов. Обнаружили пишущую машинку «Москва», конверты с изображением памятника Пушкину, текст Ультиматума и уже известный обрез. Это, бесспорно, привязывало Дуче к Терминатору. Доказывало связь с беглым прапорщиком и несомненную причастность Колесника к убийству в доме лесника. Все эти улики после проведения необходимых экспертиз лягут в фундамент доказательной базы. Но следствию сейчас требовалось совсем другое. Сотрудники ФСБ искали зацепки: связи, адреса, любой намек, который мог бы привести к Семену Ефимовичу. Их не было. Вернее, бумаг, адресов, телефонов отдельных лиц и организаций хватало. Но дадут ли они какой-нибудь след? Возможно, но маловероятно. Серьезные документы Терминатор, видимо, хранил в домашнем сейфе. А вот сейф-то был пуст.
Сам факт смерти сотрудника ФСБ — событие чрезвычайное. О нем немедленно ушло сообщение в Москву, директору. Как будто это что-то могло изменить…
Способ убийства капитана Ряскова потрясал. Он действовал угнетающе даже на очень выдержанных, опытных, много повидавших следователей ФСБ.
Слава Рясков умер на руках у своих товарищей почти сразу. Два заряда картечи с минимального расстояния не оставляли никаких шансов. Позже будут известны результаты вскрытия. Характер и тяжесть полученных ранений судебно-медицинские эксперты назовут несовместимыми с жизнью. По крайней мере четыре из одиннадцати картечин, буквально разорвавших левый бок чекиста, были смертельными.
Особая, изощренная, циничность характеризовала Фридмана гораздо ярче, чем заключение психологической экспертизы. Офицеры ФСБ, побывавшие на месте трагедии, решили про себя, что мораторий на смертную казнь в случае с Терминатором можно слегка подкорректировать. И решение Верховного Суда для этого им не понадобится.
Но для этого требовалось найти Семена Ефимовича. Обыск в его квартире продолжался, но так и не дал необходимого результата. Не считать же результатом обнаруженную под вешалкой в прихожей золотую деформированную зубную коронку.
Обыск в офисе принес множество свидетельств о криминальных сторонах деятельности Терминатора. Все это следовало скрупулезно изучать, отрабатывать. И все это требовало времени и людей. Офицеры ФСБ почти физически ощущали движение стрелок будильника, заведенного рукой Терминатора.
* * *
Семен Ефимович сел на кровати. Первым делом он вытащил из-под подушки «Зиг-Зауэр». То, что сегодняшнюю ночь Дуче провел в загородном доме, оформленном на чужое имя, под прикрытием своих боевиков, ничего не меняло… Перед сном он приготовил пистолет и подпер дверь спинкой стула. Спал все равно плохо.
Семен уперся взглядом в протез. Ненавистный протез! Хорошее настроение, вспыхнувшее при воспоминании о давнем, первом убийстве в ноябре восьмидесятого года, мгновенно разрушилось. Тогда, впрочем, тоже так было… Он открыл дверь движущегося вагона. Сразу ворвался стук колес и ледяной ветер со снегом. Сенька выбросил труп сучки из тамбура. Больше она никогда не назовет его убогим. Сперма стекала по ноге к березовой деревяхе, пропитывала штанину казенных бязевых кальсон. Холодный воздух остужал вспотевшее лицо. Следом он выпихнул левой ногой (он так и думал — ногой!) ее пальто. Затем сумку. На полу, в луже крови, блестели зеленые осколки винной бутылки. В тот момент он не думал, что могут войти, увидеть, догадаться. Ему было хорошо. Нет, не так…
Он сам не смог бы описать свое состояние, но было оно необыкновенным!
Потом пришло омерзение и страх. А протез остался. Чуда не произошло, и новая нога не выросла.
Сначала он ждал ареста. Он был уверен, что его вычислят и в один из дней или ночей в его дверь постучат. Время шло, за ним не приходили, и страх потихоньку таял, как тот ноздреватый весенний снег, в котором найдут в марте восемьдесят первого убитую Фридманом девушку.
Дуче пристегнул протез. Он был изготовлен в Швейцарии по индивидуальному заказу, с применением космических материалов и технологий. Легкий, почти невесомый, по-своему изящный. Протез практически не натирал культю и помогал скрыть хромоту. Он почти заменял ногу… но не мог ею быть. Дуче ненавидел этот маленький ортопедический шедевр. Точно так же, как он ненавидел всех двуногих.
За дверью слышались голоса, бряканье посуды. Семен Ефимович постоял около двери, прислушался. Осторожность чрезмерной не бывает. В кухне разговаривали Финт и Прапор… ничего интересного. Семен осторожно отодвинул занавеску, посмотрел в окно. Тоже ничего необычного или настораживающего. В принципе-то, полагал он, вычислить этот адрес ЧК не сможет. Дача записана на совершенно постороннего человека. Знали о ней всего четверо. Да и то двоих — Очкарика и Козули — уже в живых нет.
Семен отодвинул стул и вышел в кухню. Прапор чистил картошку, Финт резал помидоры для салата. На столе стояло несколько бутылок пива.
— Пиво отставить, — сказал Дуче вместо приветствия. — Сегодня обратно в Питер нужно ехать. Дело есть.
— А чего? — спросил Генка.
— Как там эта? — игнорируя вопрос, сказал Семен.
— Нормально… Финт пожал плечами.
— Че? Назад ее вести?
Дуче опять не ответил, опустился на стул. Вести Наталью назад нет никакого резона. Более того, он уже знал, как именно с ней поступит. Но это будет потом, после получения денег.
* * *
— Что будем делать, Пернатый? — спросил Мишка после долгого молчания.
Столбик пепла упал с сигареты и лег на скатерть. Было в этом что-то символическое… погребальное что-то. Так думать не хотелось, но дурные мысли лезли сами. Они крались, как стайка голодных мышей, почуявших запах сыра.
— Не знаю, — выдохнул вместе с дымом Леха. — Не знаю.
Снова повисла тишина. Оба бывших морпеха понимали, что шансов разыскать Наталью своими силами у них нет. Совершенно определенно прорисовывался только один реальный вариант: идти с повинной в РУБОП или в ФСБ. Возможно, там что-то сумеют. Сизый сигаретный дым, плавая в воздухе, образовывал витиеватые письмена, и Птица читал в них свою дальнейшую судьбу: КПЗ, допросы, набитая людьми камера, суд, этап, зона. Сигаретный дым стелился колючкой запретки, раскрывался оскалом овчарки и подписью судьи под приговором. Когда-то Птица дал себе зарок: в тюрьму он больше не сядет. Никогда. Теперь, когда безработная Натаха ждет ребенка, это тем более невозможно. И тем не менее другого выхода нет, нужно идти в РУБОП.
Мишка и Леха молча курили, когда раздался звонок в дверь. Они переглянулись. Снова раздался звук гонга из прихожей. Гурецкий пожал плечами и пошел открывать.
— Спрячься в ванной, — сказал он. — На всякий случай.
Птица прошел в ванную. На натянутой в несколько рядов леске висели его джинсы и черная кожаная куртка. Он прижался ухом к двери и услышал звук открываемого замка. Спустя несколько секунд мужской голос произнес:
— Здравствуйте. Мне нужен Гурецкий Михаил Александрович.
— Я и есть, — ответил Мишка. — Чем обязан?
— Федеральная служба безопасности, — сказал невидимый мужчина. — Моя фамилия…
Фамилии комитетчика Птица не услышал. Вот и все, подумал он, вот и все. Он привалился спиной к кафелю и медленно опустился на корточки. Вот и все! Он не ощущал боли в затылке, он вообще ничего не ощущал.
А еще через несколько секунд невидимый сотрудник ФСБ назвал его фамилию. За картонной дверью ванной Птица уловил окончание фразы:
— …Воробьев Алексей Дмитриевич. Вы ведь вместе служили, верно?
— Верно, — ответил Мишка спокойно. — А что, собственно, случилось?
— Ничего. Есть потребность задать несколько вопросов.
— Пожалуйста, спрашивайте.
— Вы, Михаил Александрович, поддерживаете со старым сослуживцем отношения?
— Да, конечно… Вот на День ВМФ встречались, отмечали…
— Ага, понятно. Наш интерес вызван вот каким обстоятельством: Алексей мог стать свидетелем одного происшествия. И у нас есть к нему вопросы, но он со вчерашнего дня дома не появлялся. И его жена тоже исчезла.
— Он не женат, — сказал Мишка.
— Тем не менее со своей соседкой, Натальей Забродиной, они состоят в фактическом браке. Вы, кстати, с ней знакомы?
— Да, конечно.
— Так вы, Михаил Александрович, не подскажете, где может быть Алексей?
— А хрен его знает, где он может быть. Сидя на корточках в ванной, Птица представил, как Сохатый пожал плечами. Значит, комитетчику уже известно о его причастности к взрыву… Но откуда? Об этом мог знать только Дуче и Прапор. Оба убиты в перестрелке с ФСБ. По крайней мере, таковы выводы Мишки… два трупа под простынями… А если не убиты? Тогда чьи это трупы? Или все-таки убиты, но предварительно допрошены? Ерунда, так не делают. А откуда ты знаешь, как они ЭТО делают? Как-то Наталья прочитала в бульварной газетенке, специализирующейся на сплетнях и липовых сенсациях, интервью с офицером секретного отдела ФСБ. Анонимный палач рассказал, что мораторий на смертную казнь не распространяется на особо опасных террористов и предателей. Приговоры выносятся и приводятся в исполнение негласно. Для этого в недрах безопасности есть особая, строго засекреченная группа офицеров… Леха тогда посмеялся и сказал, что раз уж это все так засекречено, то какого черта? Чушь все это, Натали! Сейчас он уже не был так уверен в своих словах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Ах, Наталья Забродина, какую ошибку ты совершила.
Пока ехали по городу, у нее было несколько таких возможностей. И потом еще на выезде, у поста ГИБДД. Она ими не воспользовалась!
И Генка, и отморозок заметно оживились. Машина выскочила на Выборгское шоссе и бодро двинулась на север. Генка даже попытался завести светскую беседу, но Наталья не отвечала. Отморозок тоже помалкивал. Он вытащил из сумки пиво и потихоньку посасывал его. В салоне висела тяжелая, как камень на шее утопленника, тишина. Минут через сорок Генка остановился на обочине и предложил Наталье и отморозку поменяться местами.
— Извини, — сказал он. — Но придется тебе лечь поспать и укрыться с головой одеялом. Так будет лучше для тебя же.
Она поняла, молча отстегнула ремень и перебралась на заднее сиденье. Отморозок со своим пивом пересел вперед. Из той же сумки Генка достал клетчатый плед и накрыл Наталью. Поехали. Минут через двадцать-тридцать машина снизила скорость и съехала на грунтовку. «Семерка» плавно покачивалась, и Наташу в тепле и темноте действительно клонить в сон. Она боролась, пыталась считать и запоминать повороты… Очень скоро стало ясно, что это бессмысленное занятие. Возможно даже, что Финт крутился на одном месте. Наконец приехали. Машина остановилась, раздался звук отпираемых ворот. Наталью привезли в тюрьму.
С того момента, когда ее (по-прежнему с одеялом на голове) провели в дом, а затем в подвал, прошли сутки. Жаловаться на условия было бы несправедливо. Подвал оказался сухим и теплым, с раскладушкой, мощным масляным радиатором и лампами в проволочных намордниках под потолком. Финт держался предупредительно, тактично. Он пытался оправдаться перед самим собой.
Во время разговора с бандитами и в дороге Наталья контролировала себя. Когда она осталась в подвале одна, сил уже больше не было. Она закрыла лицо руками и заплакала. Маленькая, испуганная беременная женщина сидела на раскладушке и плакала навзрыд. Слезы сбегали по ладоням и капали на пыльный деревянный пол. Последний раз его мыли почти два месяца назад. Один небезызвестный питерский бизнесмен замывал здесь следы собственной крови. Работал он неумело, и бурые брызги кое-где еще остались.
Если бы Наталья смогла проникнуть взглядом сквозь некрашеные сорокамиллиметровые доски на полметра под землю, она разглядела бы останки трех человек. Двух мужчин и одной женщины.
К счастью, этого она не могла.
* * *
Обыск в доме Семена Фридмана не дал никаких результатов. Обнаружили пишущую машинку «Москва», конверты с изображением памятника Пушкину, текст Ультиматума и уже известный обрез. Это, бесспорно, привязывало Дуче к Терминатору. Доказывало связь с беглым прапорщиком и несомненную причастность Колесника к убийству в доме лесника. Все эти улики после проведения необходимых экспертиз лягут в фундамент доказательной базы. Но следствию сейчас требовалось совсем другое. Сотрудники ФСБ искали зацепки: связи, адреса, любой намек, который мог бы привести к Семену Ефимовичу. Их не было. Вернее, бумаг, адресов, телефонов отдельных лиц и организаций хватало. Но дадут ли они какой-нибудь след? Возможно, но маловероятно. Серьезные документы Терминатор, видимо, хранил в домашнем сейфе. А вот сейф-то был пуст.
Сам факт смерти сотрудника ФСБ — событие чрезвычайное. О нем немедленно ушло сообщение в Москву, директору. Как будто это что-то могло изменить…
Способ убийства капитана Ряскова потрясал. Он действовал угнетающе даже на очень выдержанных, опытных, много повидавших следователей ФСБ.
Слава Рясков умер на руках у своих товарищей почти сразу. Два заряда картечи с минимального расстояния не оставляли никаких шансов. Позже будут известны результаты вскрытия. Характер и тяжесть полученных ранений судебно-медицинские эксперты назовут несовместимыми с жизнью. По крайней мере четыре из одиннадцати картечин, буквально разорвавших левый бок чекиста, были смертельными.
Особая, изощренная, циничность характеризовала Фридмана гораздо ярче, чем заключение психологической экспертизы. Офицеры ФСБ, побывавшие на месте трагедии, решили про себя, что мораторий на смертную казнь в случае с Терминатором можно слегка подкорректировать. И решение Верховного Суда для этого им не понадобится.
Но для этого требовалось найти Семена Ефимовича. Обыск в его квартире продолжался, но так и не дал необходимого результата. Не считать же результатом обнаруженную под вешалкой в прихожей золотую деформированную зубную коронку.
Обыск в офисе принес множество свидетельств о криминальных сторонах деятельности Терминатора. Все это следовало скрупулезно изучать, отрабатывать. И все это требовало времени и людей. Офицеры ФСБ почти физически ощущали движение стрелок будильника, заведенного рукой Терминатора.
* * *
Семен Ефимович сел на кровати. Первым делом он вытащил из-под подушки «Зиг-Зауэр». То, что сегодняшнюю ночь Дуче провел в загородном доме, оформленном на чужое имя, под прикрытием своих боевиков, ничего не меняло… Перед сном он приготовил пистолет и подпер дверь спинкой стула. Спал все равно плохо.
Семен уперся взглядом в протез. Ненавистный протез! Хорошее настроение, вспыхнувшее при воспоминании о давнем, первом убийстве в ноябре восьмидесятого года, мгновенно разрушилось. Тогда, впрочем, тоже так было… Он открыл дверь движущегося вагона. Сразу ворвался стук колес и ледяной ветер со снегом. Сенька выбросил труп сучки из тамбура. Больше она никогда не назовет его убогим. Сперма стекала по ноге к березовой деревяхе, пропитывала штанину казенных бязевых кальсон. Холодный воздух остужал вспотевшее лицо. Следом он выпихнул левой ногой (он так и думал — ногой!) ее пальто. Затем сумку. На полу, в луже крови, блестели зеленые осколки винной бутылки. В тот момент он не думал, что могут войти, увидеть, догадаться. Ему было хорошо. Нет, не так…
Он сам не смог бы описать свое состояние, но было оно необыкновенным!
Потом пришло омерзение и страх. А протез остался. Чуда не произошло, и новая нога не выросла.
Сначала он ждал ареста. Он был уверен, что его вычислят и в один из дней или ночей в его дверь постучат. Время шло, за ним не приходили, и страх потихоньку таял, как тот ноздреватый весенний снег, в котором найдут в марте восемьдесят первого убитую Фридманом девушку.
Дуче пристегнул протез. Он был изготовлен в Швейцарии по индивидуальному заказу, с применением космических материалов и технологий. Легкий, почти невесомый, по-своему изящный. Протез практически не натирал культю и помогал скрыть хромоту. Он почти заменял ногу… но не мог ею быть. Дуче ненавидел этот маленький ортопедический шедевр. Точно так же, как он ненавидел всех двуногих.
За дверью слышались голоса, бряканье посуды. Семен Ефимович постоял около двери, прислушался. Осторожность чрезмерной не бывает. В кухне разговаривали Финт и Прапор… ничего интересного. Семен осторожно отодвинул занавеску, посмотрел в окно. Тоже ничего необычного или настораживающего. В принципе-то, полагал он, вычислить этот адрес ЧК не сможет. Дача записана на совершенно постороннего человека. Знали о ней всего четверо. Да и то двоих — Очкарика и Козули — уже в живых нет.
Семен отодвинул стул и вышел в кухню. Прапор чистил картошку, Финт резал помидоры для салата. На столе стояло несколько бутылок пива.
— Пиво отставить, — сказал Дуче вместо приветствия. — Сегодня обратно в Питер нужно ехать. Дело есть.
— А чего? — спросил Генка.
— Как там эта? — игнорируя вопрос, сказал Семен.
— Нормально… Финт пожал плечами.
— Че? Назад ее вести?
Дуче опять не ответил, опустился на стул. Вести Наталью назад нет никакого резона. Более того, он уже знал, как именно с ней поступит. Но это будет потом, после получения денег.
* * *
— Что будем делать, Пернатый? — спросил Мишка после долгого молчания.
Столбик пепла упал с сигареты и лег на скатерть. Было в этом что-то символическое… погребальное что-то. Так думать не хотелось, но дурные мысли лезли сами. Они крались, как стайка голодных мышей, почуявших запах сыра.
— Не знаю, — выдохнул вместе с дымом Леха. — Не знаю.
Снова повисла тишина. Оба бывших морпеха понимали, что шансов разыскать Наталью своими силами у них нет. Совершенно определенно прорисовывался только один реальный вариант: идти с повинной в РУБОП или в ФСБ. Возможно, там что-то сумеют. Сизый сигаретный дым, плавая в воздухе, образовывал витиеватые письмена, и Птица читал в них свою дальнейшую судьбу: КПЗ, допросы, набитая людьми камера, суд, этап, зона. Сигаретный дым стелился колючкой запретки, раскрывался оскалом овчарки и подписью судьи под приговором. Когда-то Птица дал себе зарок: в тюрьму он больше не сядет. Никогда. Теперь, когда безработная Натаха ждет ребенка, это тем более невозможно. И тем не менее другого выхода нет, нужно идти в РУБОП.
Мишка и Леха молча курили, когда раздался звонок в дверь. Они переглянулись. Снова раздался звук гонга из прихожей. Гурецкий пожал плечами и пошел открывать.
— Спрячься в ванной, — сказал он. — На всякий случай.
Птица прошел в ванную. На натянутой в несколько рядов леске висели его джинсы и черная кожаная куртка. Он прижался ухом к двери и услышал звук открываемого замка. Спустя несколько секунд мужской голос произнес:
— Здравствуйте. Мне нужен Гурецкий Михаил Александрович.
— Я и есть, — ответил Мишка. — Чем обязан?
— Федеральная служба безопасности, — сказал невидимый мужчина. — Моя фамилия…
Фамилии комитетчика Птица не услышал. Вот и все, подумал он, вот и все. Он привалился спиной к кафелю и медленно опустился на корточки. Вот и все! Он не ощущал боли в затылке, он вообще ничего не ощущал.
А еще через несколько секунд невидимый сотрудник ФСБ назвал его фамилию. За картонной дверью ванной Птица уловил окончание фразы:
— …Воробьев Алексей Дмитриевич. Вы ведь вместе служили, верно?
— Верно, — ответил Мишка спокойно. — А что, собственно, случилось?
— Ничего. Есть потребность задать несколько вопросов.
— Пожалуйста, спрашивайте.
— Вы, Михаил Александрович, поддерживаете со старым сослуживцем отношения?
— Да, конечно… Вот на День ВМФ встречались, отмечали…
— Ага, понятно. Наш интерес вызван вот каким обстоятельством: Алексей мог стать свидетелем одного происшествия. И у нас есть к нему вопросы, но он со вчерашнего дня дома не появлялся. И его жена тоже исчезла.
— Он не женат, — сказал Мишка.
— Тем не менее со своей соседкой, Натальей Забродиной, они состоят в фактическом браке. Вы, кстати, с ней знакомы?
— Да, конечно.
— Так вы, Михаил Александрович, не подскажете, где может быть Алексей?
— А хрен его знает, где он может быть. Сидя на корточках в ванной, Птица представил, как Сохатый пожал плечами. Значит, комитетчику уже известно о его причастности к взрыву… Но откуда? Об этом мог знать только Дуче и Прапор. Оба убиты в перестрелке с ФСБ. По крайней мере, таковы выводы Мишки… два трупа под простынями… А если не убиты? Тогда чьи это трупы? Или все-таки убиты, но предварительно допрошены? Ерунда, так не делают. А откуда ты знаешь, как они ЭТО делают? Как-то Наталья прочитала в бульварной газетенке, специализирующейся на сплетнях и липовых сенсациях, интервью с офицером секретного отдела ФСБ. Анонимный палач рассказал, что мораторий на смертную казнь не распространяется на особо опасных террористов и предателей. Приговоры выносятся и приводятся в исполнение негласно. Для этого в недрах безопасности есть особая, строго засекреченная группа офицеров… Леха тогда посмеялся и сказал, что раз уж это все так засекречено, то какого черта? Чушь все это, Натали! Сейчас он уже не был так уверен в своих словах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61