Обнаружился и временный пропуск, выписанный на имя Колесника Ивана Степановича. После этого неприятного открытия за допрос подозреваемого взялись Реутов и Климов. Допрашивали жестко. Без рукоприкладства, но так, что он быстро осознал свое положение и скис… потом началась истерика. В результате сорокаминутного допроса офицеры службы БТ убедились, что браконьер-алкоголик не представляет для них интереса. Он просто сдавал гараж Колеснику. А вот Ванька в яме под полом почти наверняка хранил то, что они так упорно искали. То, ради чего он рискнул вернуться… Сослуживцы Колесника никогда не слышали, чтобы прапорщик снимал гараж. Зачем? У него ни машины, ни мотоцикла нет… Но кровавые отпечатки армейского ботинка сорок четвертого размера подтверждали, что Колесник отметился и здесь. Дезертир и убийца, розыск которого шел уже более суток по всему Северо-Западу, спокойно шлялся по Приозерску, продолжал убивать и изымал свои тротиловые заначки.
Вскоре все это подтвердилось дактилоскопическими следами на фонарике. А чуть позже офицеры ФСБ обнаружили отпечатки, которые не соответствовали пальцам сторожей или хозяина, они принадлежали Птице.
* * *
Птица добирался до дома пешком. Общественный транспорт уже не ходил, а брать перепачканного, окровавленного, с разбитым лицом человека ни частники, ни таксисты не хотели. Как только прогремел взрыв, он бегом вернулся к дому, из которого совсем недавно вышел. В ушах стоял чудовищный грохот… Он вспомнил все: утренний разговор с Дуче, Наташкин голос в трубке, страшный вояж в Приозерск, бульканье крови из перерезанного горла отставника… И пьяные голоса бомжей за стеной.
Оглушенный Птица стоял в нескольких метрах от развалин и смотрел на огни, затемненные пылевой завесой. Валил черный дым. Точно так же, как он валил десять лет назад посреди моста на Малах-Гош. Разведывательно-диверсионный взвод морской пехоты держал оборону на левом берегу, а войска сепаратистов пытались прорваться с правого. Их было много, они наступали, как желтая саранча. В чудовищной влажности и духоте стелился над мутной водой дым. Под его завесой двигались по реке плоты с желтыми полуголыми человечками. Мишка Гурецкий в окопчике слева от Птицы расстреливал их короткими экономными очередями. Плоты с мертвыми телами медленно сносило течением. Из-под каски тек обильный пот, заливал глаза… Они отразили уже четвертую атаку, а обещанных вертушек поддержки все не было. В окопе справа снаряжал магазин Калашникова Валерка Ткач. Он повернулся к Птице и весело подмигнул. Через секунду голова Валерки дернулась, и он ткнулся лицом в желтоватый лесс. На задней стороне каски чернело отверстие с краями, вывернутыми наружу… И тогда Птица начал высматривать снайпера. Слезились глаза, противоположный берег в бамбуковых зарослях выглядел однообразным в своем вертикальном частоколе стволов. Снайпера он засек, когда тот снял командира взвода. То есть Птица еще не знал этого… он просто увидел почти невидимую вспышку между гибких бамбуковых хлыстов и дал короткую очередь. Из зарослей бамбука вывалился человек в непривычном желто-коричневом камуфляже. Он сделал несколько неуверенных шагов на подламывающихся ногах, и тут Мишка Гурецкий вкатил в него очередь из РПК. Снайпера заколотило на месте и швырнуло назад, на спину. На том берегу завыли… А Мишка все стрелял…
Пожарник с брезентовой кишкой в руке оттолкнул Птицу в сторону. Из брандспойта ударила струя. Птица продолжал безучастно стоять на месте. «Пошел на хер отсюда, синий!» — прокричал кто-то в ухо, и он покорно отошел.
…Была еще и пятая, и шестая атака. У них кончались патроны, а вертушки все не приходили. С наступлением сумерек решили отходить, предварительно раздербанив мост из гранатометов. Позже узкоглазый правительственный чиновник в европейском костюме строго скажет советскому военному советнику:
— Ваши люди не выполнили задачи. Они должны были оборонять мост, а не взрывать его.
— Наши люди, — едва сдерживаясь, ответил крепко сбитый курносый рязанский мужик, — обороняли мост одиннадцать часов. А вы так и не прислали вертолеты.
— Ваши люди не выполнили задачи, — повторил чиновник, — а вертолеты были заняты на охоте президента. Это очень почетно!
Они раздолбали мост и ушли в темноте, унося своих раненых. Убитых пришлось оставить. С правого берега все время пускали осветительные ракеты. Изуродованный мост бросал ломаные тени. По мутной воде плыли трупы. Валил дым… Морская пехота уходила по болоту — по колено, а временами и по пояс в воде. Трясина хлюпала, иногда из коричневой жижи вырывались слабо фосфоресцирующие пузыри газа. Птица неожиданно провалился, глотнул вонючей теплой жижи. Он медленно увязал, уходил все глубже и не мог даже позвать на помощь. На звук человеческого голоса прилетит рой пуль, а за ними с мерзким воющим звуком обрушатся мины. Он тонул и молчал, пока рядом не шлепнулся конец отстегнутого от автомата ремня. Мишка шепнул: «Держи, Пернатый».
— Я сказал тебе — пошел на хер, бомжара! — снова крикнули в ухо.
Птица повернулся и пошел прочь. Он застрял на разведенном Большеохтинском мосту. Вверх по Неве шел огромный Волго-Балт. Горели ходовые огни на низкой мачте и слабо мерцали окна рубки.
Птица стоял на новой набережной и глядел на противоположный берег. Туда, где был его дом. Пустой дом… Он закрыл глаза и стиснул зубы. Справа на него внимательно смотрел милиционер в черном блестящем дождевичке.
Волго-Балт миновал мост и двинулся дальше. Вода за кормой бурлила. В кильватерной струе покачивались бамбуковые плоты с мертвыми телами… «Тебе что, их жалко?» — спросил Дуче… Икал в темноте Прапор. Цапля на циферблате улыбалась.
Птица развернулся и пошел обратно, на Суворовский, к Мишке Гурецкому.
* * *
В 1:03 четыре автомобиля с шестнадцатью сотрудниками ФСБ полностью блокировали подъезды к дому Семена Фридмана. В окнах Терминатора горел свет, но самого Дуче дома быть не могло. Звонок на контактный телефон поступил только восемь минут назад из автомата в районе «Лесной», — Дуче просто не успевал вернуться раньше прибытия группы захвата. Офицеры ФСБ знали марку и номер его машины, имели словесный портрет с одной очень характерной чертой — объект хромает на левую ногу… Короче, Терминатор был уже практически в наручниках. Оставалось только дождаться его возвращения. Пустяк.
В 1:05 аналогичным образом взяли в плотное кольцо дом на Среднеохтинском. Здесь ждали Птицу. Разница состояла лишь в том, что в отношении Воробьева не было ясности: дома он или нет. Но это никак не влияло на конечный результат. Обоих преступников вычислили и взяли под оперативный контроль. Арест обоих стал только вопросом времени.
Менеджер по работе с персоналом крутого питерского клуба «Золотой миллиард» Игорь Владимирович Шалимов кончил докладывать своему шефу. Они сидели в одном из кабинетов, потягивая пиво. Коротков выглядел усталым. Сегодня он провел две встречи с избирателями и записал большое интервью на телевидении. Интервью явно удалось. На неожиданные вопросы известного питерского телеведущего Сергей Палыч давал глубокие, умные, оригинальные ответы. Все получилось как надо. Правда, и стоило недешево.
— Что все это может означать, Игорь? — спросил Коротков после довольно долгой паузы.
— Пока не знаю, — честно ответил Штирлиц.
— Какую связь это может иметь с долгом Дуче? Как думаешь?
— Мы собираем информацию… думаю, что связь есть. Должна быть… Срок-то приближается, а сто пятьдесят тонн — не семечки…
— Действительно, не семечки. Коротков отхлебнул «Лапин культа» из высокого бокала и сказал задумчиво:
— Я тебя очень попрошу, Игорь, проконтролируй эту ситуевину. Что-то тут есть… Друг Сема ничего просто так не делает.
— Разумеется, Сергей Палыч.
Коротков погрузился в раздумье, и Штирлиц понял, что аудиенция окончена. Время народного избранника принадлежит народу. Игорь допил пиво, попрощался и вышел, а Коротков остался сидеть в кресле. Он снял ботинки и положил ноги на стол.
Ноги гудели. В последнее время он стал уставать все больше. И иногда задавал себе вопрос: а для чего все это? Большая часть жизни прошла… Деньги? Денег заработано столько, что хватит и детям, и внукам. Известность? Дружба с большими людьми? Э-э… он знал цену и этой известности, и этой дружбе…
Сергей Палыч сделал глоток и ухмыльнулся. Дружба! Все эти педерасты, так называемые друзья и соратники, предадут тебя как только ты потеряешь свои деньги, свою власть и ВЛИЯНИЕ.
В этот момент зазвонил мобильный. Коротков очень не хотел с кем-либо разговаривать. Он задумчиво посмотрел на изящный, с имитацией под дерево, телефон. Загадал: если больше пяти звонков, отвечу… Аппарат запиликал в шестой раз. Сергей Палыч вздохнул и взял трубку. Встряхнулся, сказал энергично:
— Слушаю.
— Не спишь еще? — спросил столичный телекомментатор. Тот, что был у него утром. Он был уже в Москве.
— Как видишь… Ну — ты говорил с ним?
— Только что от него… звоню из машины.
— И что?
— Он тоже считает, Серега, что у тебя крыша едет.
— Чего вы вечно бздите в своей Москве? Волков бояться…
— Сережа, пойми, это очень серьезно. Требуется взвесить.
— Было бы несерьезно, я бы решил сам. По-тихому… Собственно говоря, от него и не требуется ничего. Только обеспечить вой в прессе, когда все уже будет сделано.
— Он не сказал нет. Просто хочет подумать, взвесить возможные последствия. И у вас в Питере, и в нашей конюшне…
После этих слов Серей Палыч понял, что добро на операцию ему дадут. Если бы захотели зарубить, то «нет» прозвучало бы сразу. Ему стало немножко жутковато.
— Ладно, — сказал он. — Только напомни, что времени на взвешивание (это слово Коротков произнес подчеркнуто иронично) нет. Выборы шестого декабря… Сделать все нужно числа двадцатого ноября, самое позднее двадцать пятого. Ты понял, Женя?
— Хорошо, хорошо. Он сказал, что будет думать. Гуд бай.
— И тебе тоже.
Москвич отключился. Сергей Палыч положил трубку на скатерть и сделал большой глоток пива. Он понял, что ему уже фактически развязали руки. Большой человек в Москве, с которым переговорил телевизионный интриган, никогда и не скажет «да» на предложение такого рода.
Он просто не скажет «нет». Ну-ну, чистоплюй… Дело-то ведь общее. Но им всегда хочется, чтобы сделал кто-то. Ладно, я сделаю. Но уж мало не возьму! Хрен вам в жопу, дружбанки столичные. Заплатите по-настоящему… Лучше всего губернаторским креслом или министерским портфелем. И вот тогда… Сергей Павлович Коротков хищно оскалил зубы.
* * *
Во Внуково Аллу Лангинен встретил капитан ФСБ. Внешностью и манерой держаться он напоминал советника консульства Игоря Петровича: вежлив, собран, подтянут. Час спустя Алла сидела в салоне ТУ-154, вылетающего в Санкт-Петербург. Она уже начинала догадываться, что оказалась в центре какой-то не очень понятной игры. И что люди, с которыми ей приходится общаться, скорее всего сотрудники КГБ (так провинциальная дамочка называла ФСБ). Все было жутко необычно и загадочно. Как в шпионском кино. Афины — таинственный Игорь Петрович — «вольво» в аэропорт — ночной перелет в Москву — еще один таинственный джентльмен — и снова салон самолета… На другом конце этой цепочки работницу Приозерской парикмахерской ожидала пустая землянка на берегу карельского озера.
* * *
Двух наркоманов, задержанных группой захвата службы по борьбе с терроризмом, сдали в ближайшее отделение милиции. Обоих сильно кумарило. И Стремник, и Козырь были без дозы уже больше суток. А тут крупно подфартило. Чисто случайно бомбанули одного барыгу… И взяли сразу полный чек черного. Только собрались раскумарить — бах! При обыске у Козыря в заднем кармане джинсов обнаружили нож-выкидуху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Вскоре все это подтвердилось дактилоскопическими следами на фонарике. А чуть позже офицеры ФСБ обнаружили отпечатки, которые не соответствовали пальцам сторожей или хозяина, они принадлежали Птице.
* * *
Птица добирался до дома пешком. Общественный транспорт уже не ходил, а брать перепачканного, окровавленного, с разбитым лицом человека ни частники, ни таксисты не хотели. Как только прогремел взрыв, он бегом вернулся к дому, из которого совсем недавно вышел. В ушах стоял чудовищный грохот… Он вспомнил все: утренний разговор с Дуче, Наташкин голос в трубке, страшный вояж в Приозерск, бульканье крови из перерезанного горла отставника… И пьяные голоса бомжей за стеной.
Оглушенный Птица стоял в нескольких метрах от развалин и смотрел на огни, затемненные пылевой завесой. Валил черный дым. Точно так же, как он валил десять лет назад посреди моста на Малах-Гош. Разведывательно-диверсионный взвод морской пехоты держал оборону на левом берегу, а войска сепаратистов пытались прорваться с правого. Их было много, они наступали, как желтая саранча. В чудовищной влажности и духоте стелился над мутной водой дым. Под его завесой двигались по реке плоты с желтыми полуголыми человечками. Мишка Гурецкий в окопчике слева от Птицы расстреливал их короткими экономными очередями. Плоты с мертвыми телами медленно сносило течением. Из-под каски тек обильный пот, заливал глаза… Они отразили уже четвертую атаку, а обещанных вертушек поддержки все не было. В окопе справа снаряжал магазин Калашникова Валерка Ткач. Он повернулся к Птице и весело подмигнул. Через секунду голова Валерки дернулась, и он ткнулся лицом в желтоватый лесс. На задней стороне каски чернело отверстие с краями, вывернутыми наружу… И тогда Птица начал высматривать снайпера. Слезились глаза, противоположный берег в бамбуковых зарослях выглядел однообразным в своем вертикальном частоколе стволов. Снайпера он засек, когда тот снял командира взвода. То есть Птица еще не знал этого… он просто увидел почти невидимую вспышку между гибких бамбуковых хлыстов и дал короткую очередь. Из зарослей бамбука вывалился человек в непривычном желто-коричневом камуфляже. Он сделал несколько неуверенных шагов на подламывающихся ногах, и тут Мишка Гурецкий вкатил в него очередь из РПК. Снайпера заколотило на месте и швырнуло назад, на спину. На том берегу завыли… А Мишка все стрелял…
Пожарник с брезентовой кишкой в руке оттолкнул Птицу в сторону. Из брандспойта ударила струя. Птица продолжал безучастно стоять на месте. «Пошел на хер отсюда, синий!» — прокричал кто-то в ухо, и он покорно отошел.
…Была еще и пятая, и шестая атака. У них кончались патроны, а вертушки все не приходили. С наступлением сумерек решили отходить, предварительно раздербанив мост из гранатометов. Позже узкоглазый правительственный чиновник в европейском костюме строго скажет советскому военному советнику:
— Ваши люди не выполнили задачи. Они должны были оборонять мост, а не взрывать его.
— Наши люди, — едва сдерживаясь, ответил крепко сбитый курносый рязанский мужик, — обороняли мост одиннадцать часов. А вы так и не прислали вертолеты.
— Ваши люди не выполнили задачи, — повторил чиновник, — а вертолеты были заняты на охоте президента. Это очень почетно!
Они раздолбали мост и ушли в темноте, унося своих раненых. Убитых пришлось оставить. С правого берега все время пускали осветительные ракеты. Изуродованный мост бросал ломаные тени. По мутной воде плыли трупы. Валил дым… Морская пехота уходила по болоту — по колено, а временами и по пояс в воде. Трясина хлюпала, иногда из коричневой жижи вырывались слабо фосфоресцирующие пузыри газа. Птица неожиданно провалился, глотнул вонючей теплой жижи. Он медленно увязал, уходил все глубже и не мог даже позвать на помощь. На звук человеческого голоса прилетит рой пуль, а за ними с мерзким воющим звуком обрушатся мины. Он тонул и молчал, пока рядом не шлепнулся конец отстегнутого от автомата ремня. Мишка шепнул: «Держи, Пернатый».
— Я сказал тебе — пошел на хер, бомжара! — снова крикнули в ухо.
Птица повернулся и пошел прочь. Он застрял на разведенном Большеохтинском мосту. Вверх по Неве шел огромный Волго-Балт. Горели ходовые огни на низкой мачте и слабо мерцали окна рубки.
Птица стоял на новой набережной и глядел на противоположный берег. Туда, где был его дом. Пустой дом… Он закрыл глаза и стиснул зубы. Справа на него внимательно смотрел милиционер в черном блестящем дождевичке.
Волго-Балт миновал мост и двинулся дальше. Вода за кормой бурлила. В кильватерной струе покачивались бамбуковые плоты с мертвыми телами… «Тебе что, их жалко?» — спросил Дуче… Икал в темноте Прапор. Цапля на циферблате улыбалась.
Птица развернулся и пошел обратно, на Суворовский, к Мишке Гурецкому.
* * *
В 1:03 четыре автомобиля с шестнадцатью сотрудниками ФСБ полностью блокировали подъезды к дому Семена Фридмана. В окнах Терминатора горел свет, но самого Дуче дома быть не могло. Звонок на контактный телефон поступил только восемь минут назад из автомата в районе «Лесной», — Дуче просто не успевал вернуться раньше прибытия группы захвата. Офицеры ФСБ знали марку и номер его машины, имели словесный портрет с одной очень характерной чертой — объект хромает на левую ногу… Короче, Терминатор был уже практически в наручниках. Оставалось только дождаться его возвращения. Пустяк.
В 1:05 аналогичным образом взяли в плотное кольцо дом на Среднеохтинском. Здесь ждали Птицу. Разница состояла лишь в том, что в отношении Воробьева не было ясности: дома он или нет. Но это никак не влияло на конечный результат. Обоих преступников вычислили и взяли под оперативный контроль. Арест обоих стал только вопросом времени.
Менеджер по работе с персоналом крутого питерского клуба «Золотой миллиард» Игорь Владимирович Шалимов кончил докладывать своему шефу. Они сидели в одном из кабинетов, потягивая пиво. Коротков выглядел усталым. Сегодня он провел две встречи с избирателями и записал большое интервью на телевидении. Интервью явно удалось. На неожиданные вопросы известного питерского телеведущего Сергей Палыч давал глубокие, умные, оригинальные ответы. Все получилось как надо. Правда, и стоило недешево.
— Что все это может означать, Игорь? — спросил Коротков после довольно долгой паузы.
— Пока не знаю, — честно ответил Штирлиц.
— Какую связь это может иметь с долгом Дуче? Как думаешь?
— Мы собираем информацию… думаю, что связь есть. Должна быть… Срок-то приближается, а сто пятьдесят тонн — не семечки…
— Действительно, не семечки. Коротков отхлебнул «Лапин культа» из высокого бокала и сказал задумчиво:
— Я тебя очень попрошу, Игорь, проконтролируй эту ситуевину. Что-то тут есть… Друг Сема ничего просто так не делает.
— Разумеется, Сергей Палыч.
Коротков погрузился в раздумье, и Штирлиц понял, что аудиенция окончена. Время народного избранника принадлежит народу. Игорь допил пиво, попрощался и вышел, а Коротков остался сидеть в кресле. Он снял ботинки и положил ноги на стол.
Ноги гудели. В последнее время он стал уставать все больше. И иногда задавал себе вопрос: а для чего все это? Большая часть жизни прошла… Деньги? Денег заработано столько, что хватит и детям, и внукам. Известность? Дружба с большими людьми? Э-э… он знал цену и этой известности, и этой дружбе…
Сергей Палыч сделал глоток и ухмыльнулся. Дружба! Все эти педерасты, так называемые друзья и соратники, предадут тебя как только ты потеряешь свои деньги, свою власть и ВЛИЯНИЕ.
В этот момент зазвонил мобильный. Коротков очень не хотел с кем-либо разговаривать. Он задумчиво посмотрел на изящный, с имитацией под дерево, телефон. Загадал: если больше пяти звонков, отвечу… Аппарат запиликал в шестой раз. Сергей Палыч вздохнул и взял трубку. Встряхнулся, сказал энергично:
— Слушаю.
— Не спишь еще? — спросил столичный телекомментатор. Тот, что был у него утром. Он был уже в Москве.
— Как видишь… Ну — ты говорил с ним?
— Только что от него… звоню из машины.
— И что?
— Он тоже считает, Серега, что у тебя крыша едет.
— Чего вы вечно бздите в своей Москве? Волков бояться…
— Сережа, пойми, это очень серьезно. Требуется взвесить.
— Было бы несерьезно, я бы решил сам. По-тихому… Собственно говоря, от него и не требуется ничего. Только обеспечить вой в прессе, когда все уже будет сделано.
— Он не сказал нет. Просто хочет подумать, взвесить возможные последствия. И у вас в Питере, и в нашей конюшне…
После этих слов Серей Палыч понял, что добро на операцию ему дадут. Если бы захотели зарубить, то «нет» прозвучало бы сразу. Ему стало немножко жутковато.
— Ладно, — сказал он. — Только напомни, что времени на взвешивание (это слово Коротков произнес подчеркнуто иронично) нет. Выборы шестого декабря… Сделать все нужно числа двадцатого ноября, самое позднее двадцать пятого. Ты понял, Женя?
— Хорошо, хорошо. Он сказал, что будет думать. Гуд бай.
— И тебе тоже.
Москвич отключился. Сергей Палыч положил трубку на скатерть и сделал большой глоток пива. Он понял, что ему уже фактически развязали руки. Большой человек в Москве, с которым переговорил телевизионный интриган, никогда и не скажет «да» на предложение такого рода.
Он просто не скажет «нет». Ну-ну, чистоплюй… Дело-то ведь общее. Но им всегда хочется, чтобы сделал кто-то. Ладно, я сделаю. Но уж мало не возьму! Хрен вам в жопу, дружбанки столичные. Заплатите по-настоящему… Лучше всего губернаторским креслом или министерским портфелем. И вот тогда… Сергей Павлович Коротков хищно оскалил зубы.
* * *
Во Внуково Аллу Лангинен встретил капитан ФСБ. Внешностью и манерой держаться он напоминал советника консульства Игоря Петровича: вежлив, собран, подтянут. Час спустя Алла сидела в салоне ТУ-154, вылетающего в Санкт-Петербург. Она уже начинала догадываться, что оказалась в центре какой-то не очень понятной игры. И что люди, с которыми ей приходится общаться, скорее всего сотрудники КГБ (так провинциальная дамочка называла ФСБ). Все было жутко необычно и загадочно. Как в шпионском кино. Афины — таинственный Игорь Петрович — «вольво» в аэропорт — ночной перелет в Москву — еще один таинственный джентльмен — и снова салон самолета… На другом конце этой цепочки работницу Приозерской парикмахерской ожидала пустая землянка на берегу карельского озера.
* * *
Двух наркоманов, задержанных группой захвата службы по борьбе с терроризмом, сдали в ближайшее отделение милиции. Обоих сильно кумарило. И Стремник, и Козырь были без дозы уже больше суток. А тут крупно подфартило. Чисто случайно бомбанули одного барыгу… И взяли сразу полный чек черного. Только собрались раскумарить — бах! При обыске у Козыря в заднем кармане джинсов обнаружили нож-выкидуху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61