А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Больше всех на эту роль подходил Карельский, но он в больнице, хотя…
— Дмитрий Петрович, — оторвал Вишнякова от отдачи распоряжений Егор.
— Ну что еще?
— Позвони в клинику, узнай, там ли Карельский?
— Что? Зачем?
— Делай, что говорю, а? Но только вызови не самого Карельского, а своего доктора на городской телефон. И если Карельский там, пусть подойдет, скажешь ему, чтобы возвращался.
Вишняков покачал головой, позвонил в клинику. Вскоре оттуда ответил Карельский, и ответил по городскому телефону, сообщив, что сможет приехать не ранее чем через час. Так, Карельский отпадает. Рудаков внизу с охраной, с ним и продолжил разговор Вишняков. Кто-то из охраны? Нет! При их трехсменном режиме работы наладить тотальный контроль за фирмой невозможно. Стоп! А если Хованский? Где сейчас Хованский?
Егор вновь оторвал от инструктажа Дмитрия Петровича.
— Ну что еще?
— А где твой зять?
— Он с утра сказался больным, поэтому должен находиться в домашнем лазарете.
— Вот как? И где, если не секрет, находится этот лазарет?
— Какой секрет? Как раз напротив кабинета его окна и балкон.
— Ага! А ну-ка позвоните ему туда.
— Это еще зачем?
— О здоровье справься. Звони!
Вишняков вызвал лазарет. Ему тут же ответил зять.
— Как здоровье, Эдик? — спросил Дмитрий Петрович.
— Слабость и ломота в костях, а что, я нужен?
— Нет. Врач у тебя был?
— Да. И прописал постельный режим.
— Ну лежи, коль врач прописал, и выздоравливай!
— Спасибо.
Вишняков, положив трубку, посмотрел на Егора.
— Ну кого тебе еще проверить?
— Не ерничай, Вишняковский, дело серьезное!
— Вот и ты не наводи лишние понты. Мешаешь только организовать то, что сам и запросил.
— Договорились, Дмитрий Петрович, не буду больше вам мешать.
Значит, все же Хованский слушал разговор в кабинете и был тем самым «кротом». Но что же тогда получается? Что он сам и сдал Вику, свою жену, чеченам? А теперь информирует похитителей обо всем, что замышляется в стане Вишнякова, принимая в решениях самое непосредственное участие? Да, ситуация!
В это время Вишняков закончил ставить задачу своим подчиненным.
Егор ничего не стал ему говорить о своих подозрениях и отправился на отдых, в специально отведенную для него комнату в гостевом крыле здания.
Он сбросил верхнюю одежду, принял душ, упал на двуспальную кровать, задумался.
Вот и наступают времена, когда ему вновь предстоит окунуться в то, чем все эти годы жил — в боевую работу. Мог ли он остаться дома? Судя по тому, как развивались события по ходу словесной схватки с Вишняковым, то мог. И ушел бы, наверное, спокойно, и родителей не дал бы в трату. Остался бы свободным! А дальше что? Опять протухшая квартира? Опять одиночество! Или идти к Нине? Она любит его, примет с радостью, обласкает, окружит вниманием и теплом, но он-то не любит ее. И что, играть вот так в счастливую пару? Не получится у него так, сорвется, запьет и себе, и хорошему человеку жизнь сломает! Имеет ли он на это право? Нет! Вот и получается, что нет у него будущего, жизнь сломалась вместе с приказом об увольнении. Так почему в конце не тряхнуть стариной, не окунуться в родную стихию войны, а там, может, и девушку спасти? Удавались же подобные операции двадцать лет назад? И потом, образ молодой женщины, Вики, Виктории — какое красивое и сладкое имя, не давал покоя Егору Астафьеву. Непонятное тепло разлилось в его груди, когда он только увидел ее снимок, тот, на котором она была одна, и чувство, похожее на обиду, когда на втором снимке она стояла рядом с бездушным Хованским. Одно успокаивало и возвращало тепло — это ее глаза, печальные глаза невесты.
Егор попытался отогнать мысли о Вике, но стремление добраться до нее все более крепло в нем, и сейчас он пошел бы за ней безо всяких условий, платы, сам, добровольно, безо всякой надежды на возвращение. Да, Астафьев, а ты еще юноша в душе, рыцарь печального образа, такой же, как и двадцать лет назад, когда старшим лейтенантом пришел в «Вепрь», командиром группы, рвущимся в бой, словно там тебя ждало что-то необычное, опасное, но такое привлекательное! Ты и остался таким, пройдя почти всю войну, став командиром отряда спецназа. А затем и на «гражданке» в пьяных, рваных снах часто видел себя молодым и счастливым рядом с красивой женщиной, которую ты обязательно в кровавой схватке вырвал из лап бандитов. Может, один из этих снов оказался вещим? С одной оговоркой, что Вика твоей никогда не будет, стар ты для нее, бывший лихой офицер!
Под эти размышления Егор уснул. И это было кстати — отдых был ему просто необходим.
Вечером его разбудил сам Вишняков:
— Вставай, гладиатор, а то ночью что будешь делать?
— Ты за меня не волнуйся, найду занятие, например, Карельскому морду набить! Чем не занятие? И растянуть его можно по времени хоть до утра.
— Нет, ты достал меня с этим Карельским!
— Свое он еще получит.
— Ну и черт с ним. Слушай внимательно: документы все готовы, джип тоже, утром в пять начальник службы охраны передаст тебе деньги, и ты можешь отправляться. — Вишняков положил на прикроватную тумбочку тонкую кожаную папку. — Здесь все, проверь. Еще мои люди подобрали тебе кое-какую одежду, не поедешь же ты в спортивном костюме?
— С трупов сняли прикид-то?
— Ты что, Астафьев? Тьфу, — сплюнул он. — С трупов никогда ничего не снимали, запомни это!
— Так в цепях и при «болтах» хоронили?
— «Рыжье» не в счет.
— Так где одежда?
— Чуть позже принесут, часам к восьми, придет портной, примеришь. Все, что надо, он исправит.
— И стоило из-за этого меня будить? Только сон оборвал, ты даже здесь паскудничаешь, Вишняков!
— Надо еще определиться, как будешь уходить.
— Вот после портного и определимся. Ты кому из своих людей больше всего доверяешь?
— Рудакову Сергею, он мой брат, пусть и троюродный.
— Вот и прихвати его с собой.
— Тогда до встречи?
— Давай!
Вечером, после того как одежда Астафьева была приведена в порядок, Вишняков, Егор и приглашенный Рудаков вкратце отработали схему ухода Астафьева из Москвы. Немного поговорили и разошлись. У себя в кабинете, где босса ждал Карельский, Вишняков спросил:
— Джип пометили?
— Как вы и приказывали, шеф.
— Кто пойдет за джипом?
— Самые проверенные: Граф, Ганс и Крюк.
— Предупреди, чтобы были аккуратны, только слежение, никаких враждебных действий. Мне надо, чтобы этот спецназовец как можно быстрее достиг Чечни.
— Я так и проинструктировал Графа, — не моргнув, солгал Карельский.
На самом деле задача, которую он поставил своим личным подчиненным, кардинальным образом отличалась от того, что требовал босс. Но у каждого своя игра!
Глава 7
В шесть утра джип с Сергеем Рудаковым за рулем и Егором Астафьевым на месте пассажира выехал из усадьбы Вишнякова. Из окна больничной палаты домашнего лазарета Хованский проследил, как машина скрылась в лесном массиве, подошел к двери. Выглянул в коридор. В это время там никого не было. Достал аппарат спутниковой связи, вызвал далекого абонента.
Тот ответил, не называя, как всегда, себя:
— Слушаю.
— Хованский на связи.
— Какие новости?
— К вам отправлен человек для освобождения Виктории, профессионал очень высокого уровня.
— Твой Вишняков совсем спятил? Он же, сука, обещал заплатить!
— Я передаю только то, что знаю. Мало того, в его задачу входит и ваше уничтожение!
— Тварь! Мразь! Чужого отдать не хочет! Ну, сука, Вишняков!
— Что вы сказали?
— Это тебя не касается, ко мне есть еще что-нибудь?
— Пока нет!
— Ну ладно, пес смердящий! Это я не тебе, Эдуард. Связывайся с Карельским, теперь вы будете работать непосредственно в паре.
— С Карельским? Он что, в курсе всего происходящего?
— С самого начала и давно знает Абдуллу. Карельский и организует устранение «профи» по дороге на Ростов, а вы вместе начинайте подготовку ликвидации самого Вишнякова.
— Извините, вопрос можно?
— Спрашивай.
— Почему я ничего не знал о Карельском?
— А зачем? Настало время — узнал.
— Я поговорю с ним.
— Это твое дело, теперь вы работаете в единой связке. Все! Конец связи.
— Подождите… С Вики нужно выбить завещание на меня, а оно должно, по желанию Вишнякова, быть составлено в столице. Завещание на все! Иначе мы ничего не получим, как ничего не получит и она сама, не составив этот проклятый документ!
— Это не твоя забота. Работай! Конец связи.
Связь оборвалась, Хованский задумался. Да, заварилась кровавая каша! Воспоминания вдруг обрушились на него.
Знал бы Эдик, выпускник МГУ, что папа, Геннадий Львович, определяя сына в престижную, процветающую ювелирную фирму, толкает его в такую клоаку! Хотя все поначалу шло неплохо. Он был исполнительным работником, знал свое дело, на нем лежал сбыт продукции, которая изготовлялась под руководством Андрея Викторовича Карельского. Денег Хованский получал много, жил в свое удовольствие. Играючи. Имея собственную квартиру и машину, проводя вечера с дежурными девочками из отеля, расположенного рядом с его домом. И все бы хорошо, но однажды поздним вечером, когда он немного приболел и находился дома, в дверь позвонили. Эдик посчитал, что пришла одна из его пассий, и открыл дверь, не взглянув в «глазок». И тут же поплатился за неосторожность, получив сильный удар в челюсть, отбросивший его на ковровую дорожку прихожей. А в квартиру вошли два кавказца. Здоровые, с холодным отблеском в черных глазах. Тогда Эдя испуганно спросил, заикаясь и вытирая кровь с разбитых губ:
— Кто вы? И что…
— Заткнись! Отвечай только на вопросы. Ты Хованский?
— Да… я.
— Эдуард?
— Да, Эдуард Геннадьевич.
— Хорошо. Поднимайся, веди в комнату. Ты один дома?
— Один.
— Давай, давай, двигайся!
Хованский поднялся, его бесцеремонно втолкнули в комнату, приказали:
— Садись на диван, базар вести будем.
Эдик послушно сел, испуганно глядя на грозных кавказцев. Такие зарежут и именем не поинтересуются. Один из них спросил, он и в дальнейшем вел весь разговор:
— Ты работаешь у Вишнякова?
— Да, в ювелирном салоне.
— Правильно. Деньги хорошие получаешь? Девок имеешь? На машине рассекаешь по городу? Хорошо живешь, да?
— Неплохо.
— И дальше так жить, наверное, хочешь?
— Разумеется, но…
— Я же предупреждал, отвечай только на вопросы, я дам тебе возможность высказаться в конце нашего разговора.
— Перед смертью, — вставил фразу, которая повергла Хованского в шок, второй кавказец и тихо, почти неслышно, засмеялся.
Было видно, как побледнел Эдик, поэтому первый успокоил его:
— Мой друг пошутил — ничего с тобой не случится. По крайней мере, сегодня.
— Я… все понял, — ответил Эдуард.
— Молодец. Но жизнь, к сожалению, коротка, — кавказец вытащил из красивых ножен длинный, с резной рукояткой, кинжал, — не длиннее, чем этот клинок. Стоит только подумать, что один взмах этого произведения искусства — и человека нет. Страшно, да?
— Да.
— И вот чтобы этот клинок спокойно лежал в ножнах, а не резал твою худую шею, надо кое-что делать, Эдик.
— Что… что именно?
— Не торопись. Зачем торопишься? Ты сначала хорошо посмотри на кинжал. Какой он острый! В горло войдет, как в масло. И кровь, много крови. А следом за ней и душа из тела, и ты труп! Холодный, безобразный труп, который, по вашему обычаю, бросят в деревянный ящик — и в могилу! Был человек, и нет человека. Плохо! Человек жить должен, правда?
— Да, конечно, — сглотнув слюну и завороженно глядя на кинжал, еле сумел произнести Хованский.
— Как думаешь, Эдик, зачем я все это говорю тебе? Зачем мы с братом пришли к тебе? И вообще, зачем все это?
— Я… я… не знаю!
— Не знаешь? Тогда я объясню тебе. Чтобы тонкая нить твоей жизни случайно не оборвалась от удара этого кинжала, — он поднял оружие клинком вверх, — ты должен оказывать нам некоторые услуги. И никому об этом не говорить! Понятно?
— Да, но…
— Не перебивай старших, Эдик, это некрасиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51