- Стелла Игнатьевна! - сказала она звонко и убежденно. - вы посмотрите последние журналы по похоронному делу. Французские, например. Там вообще покойникам пластические операции делают перед захоронением. - Девочки, - сказала Стелла Игнатьевна неуверенно, - я тоже слежу за прессой, я тоже знаю: новые направления, тенденции, конец двадцатого века. Но ведь даже американцы так своих покойников не раскрашивают. Это же поп-арт какой-то, самый настоящий! Двери отдела снова распахнулись и в помещение заглянул администратор Сева. - Афанасьева, - сказал он Марине, - там тебя какие-то пенсионеры на входе спрашивают. Стеллочка Игнатьевна, - обратился он к заведующей, - не забудьте: у нас сегодня междусобойчик в половине четвертого. - Спасибо, - сказала Марина. - Эй, Маленькая Будда! Подойди-ка сюда. - Это я, что ли? - недоверчиво спросила Кореянка Хо, откладывая в сторону бритву. - Да, а кто это еще может быть? - сказала Марина, оглядываясь. - Вы все-таки по мальчику пройдитесь еще разок, - сказала Стелла Игнатьевна. - Слегка. - Обязательно, - ответила Кореянка Хо. - Мы придем через пятнадцать минут, - сказала Марина, стаскивая резиновые перчатки. - Моя закончена, можете отправлять. - У них там холодильник сломался, в пятом, - сказала Стелла Игнатьевна, они просили, чтобы она сегодня у нас полежала. - Вы им там скажите, что мы не морг, - сказала Марина, - а то они его чинить будут три недели. Девушки вышли. Громко щелкнул, выключаясь, электрочайник. Стелла Игнатьевна развела в чашке пакетик растворимого кофе, достала из пачки сливочное печенье и, с чашкой кофе в руке подсела к центральному столу. Она посмотрела на загримированную девушку. В глубине души Стелла Игнатьевна считала, что мертвые, - это живые, которым двигаться надоело. - Ну, что, - сказала она девушке дружелюбно, хотя отлично знала, что в животе у мертвой, под страшным кривым швом находятся напиханные в беспорядке куски внутренностей и что под отпиленную крышку черепа, скальп на которую был натянут после трепанации как кухонная резиновая перчатка, тоже были затолканы всякие оставшиеся после вскрытия обрезки, свернутые в тугой ком, - вроде распогодилось, а? Марина и Кореянка Хо стояли в коридоре, возле выхода в просторный холл крематория. Из холла до них доносился вокзальный гул. Жалюзи на огромных окнах были уже три года как сломаны и половину холла заливал горячий солнечный свет. Возле справочной стойки толпилось несколько человек, один из них - в зимнем пальто с каракулевым воротником. - Вон они, - сказала Кореянка Хо. - Пошли. Она указала Марине на элегантного высокого мужчину в черном костюме, который только что отошел от стойки и что-то терпеливо объяснял женщине в черном платье. - Подожди, - сказала Марина. Неожиданно мужчина подошел к окну и заплакал. Женщина подумала и после паузы подошла к нему. - Вон они, - сказала Марина. - Кто? Эти?! - Да. - Не может быть. Кореянка Хо недоверчиво посмотрела на Ксению Петровну и Валентина Викторовича, сидевших в креслах в дальнем конце холла. На коленях Валентина Викторовича лежал плоский черный портфель. - Это ерунда какая-то, - сказала Кореянка Хо недовольно. - Это несерьезно. Они вышли из коридора и зашагали через холл, мимо украшенных похоронной бронзой входов в прощальные залы. - Вот они, - сказала Ксения Петровна удовлетворенно. Она смотрела на двух девушек в белых халатах, уверенно пересекающих крематорский холл. Одна из них стаскивала на ходу перчатки. От жары и от постоянного негромкого гула у Ксении Петровны каждую секунду могла начаться мигрень и она уже чувствовала неприятное давление в висках, от которого просторная панорама холла превращалась временами в дрожащее желе. - Ты шутишь, - сказал Валентин Викторович недоверчиво. - Вовсе нет, - ответила Ксения Петровна, - вот они: твои специалисты. Одна на девятом месяце. Другая чукча. Договаривайся. Девушки подошли. - Это вы? - спросила беременная. Не вставая, Ксения Петровна оглядела девушку с головы до ног. Та сняла, наконец, прозрачные резиновые перчатки, словно собиралась поздороваться, но руки не протянула и просто засунула перчатки в карман халата. Обыкновенная, ничем не примечательная девица, отвратительно молодая, изысканно подпорченная беременностью: рыжая, бледная, тонкогубая, с припухшими веками, с выцветшим синяком на щеке. - Это мы, - ответил Валентин Викторович. Ксения Петровна вздохнула. - Идите за нами, - сказала азиатская девушка. Для настоящей чукчи она была, пожалуй, высоковата. Кожа у нее была идеально ровная, океанически-смуглая с оливковым оттенком, проступавшим в тенях под высокими скулами, на висках и на шее, там, где у бледнокожей Марины просвечивала тонкая теплая голубизна. От ослепительного света, растекавшегося неровным блеском по мраморному полу, в затылке позванивало, и во рту стоял металлический едкий привкус. Ксения Петровна открыла коробочку и сунула в рот английский мятный леденец. Вьетнамка, - подумала Ксения Петровна, - казашка. Хотя нет, для казашки у нее скулы высоковаты и слишком глаза наискосок. Древняя цивилизация, никогда не поймешь, что у них на уме, пока их не напугаешь как следует. Но продаются они неплохо, - вспомнила она, - особенно дрессированные. Не говоря больше ни слова, девушки одновременно повернулись и, не дожидаясь, пока Валентин Викторович и Ксения Петровна поднимутся из кресел, пошли прочь. Валентин Викторович догнал их в коридоре. - Одну минуточку, - жалобно попросил он, переводя дыхание. Девушки остановились. В светящемся квадрате коридора показался силуэт Ксении Петровны. Она шла нарочито неторопливо, с высокомерным любопытством поглядывая на двери. Марина поймала извиняющийся взгляд Валентина Викторовича и равнодушно отвернулась. - Сюда. Они вошли в прохладный зал, в котором играла тихая траурная музыка. В центре зала стоял пустой мраморный постамент, у подножия которого валялся растрепанный букет белых астр. Они подошли к постаменту. - Вы деньги привезли? - спросила Марина. - Кто вы такие? - осведомилась Ксения Петровна без особого интереса в голосе. - Вы кому звонили вчера? - спросила Марина. - Давайте быстро. Покажите деньги. Валентин Викторович расстегнул портфель и вытащил из портфеля большую коробку из-под конфет "Юбилейные", перевязанную розовой лентой. - Здесь все, - сказал он, волнуясь, - деньги, информация... Только имейте в виду, - нам нужно срочно. Неделя максимум. - Можете не беспокоиться. Марина взяла коробку, сунула ее подмышку, и они с Кореянкой Хо направились к маленькой двери с эмалевой белой табличкой, на которой было написано строгим черным шрифтом: "Служебное помещение. Посторонним не входить". - Одну минутку, - сказала Ксения Петровна, - одну минуточку. Девушки обернулись. - Мой муж - человек легкомысленный, - сказала Ксения Петровна. - Может вот так, ни с того ни с сего отдать огромную сумму совершенно незнакомому человеку. Она посмотрела Марине в глаза, вернее сказать, посмотрела Марине сквозь глаза прямо в затылок, как будто лицо у Марины было совершенно прозрачное и на внутренней стенке черепа у нее было что-то написано, забавный анекдот, например, или поздравление в стихах. Она заметила поводок плейера, спускавшийсяся в карман халата. В голове у девушки, видимо, работала по полной программе стиральная машина современной музыки. Глаза у Марины были серые с зеленоватой окисью по краю и взгляд у нее был слегка рассеянный, как у всех беременных, когда они прислушиваются к своему нутру. На самом деле в этот момент в марининой проигрывательной машинке крутился, источая сладчайшие романтические звуки, старый диск "Модерн Токинг", под который Марина любила работать. В свободное время она слушала Мастера Пи, Химических братьев, Зверских Мальчиков и другую, более или менее модную музыку, которую неутомимо производили более или менее пролетарского вида молодые люди в дорогих обносках с именами, звучавшими как названия и с названиями, звучавшими как диагноз. - Меня все это, признаться, мало интересует, - продолжила Ксения Петровна, - но я хочу вас, - или, вернее, тех, кто вас послал, - серьезно предупредить: никаких фокусов. Я тридцать лет проработала в Комитете Государственной Безопасности. У меня огромные связи. Со мной шутить не стоит. Если что-то пойдет не так, мы вас в три минуты найдем и не сомневайтесь, сумеем вам сделать больно по всем правилам интенсивного дознания. Марина с интересом посмотрела на Ксению Петровну. Я ведь тоже стану старой, подумала она. У меня тоже будет желтоватое лицо со старательно запудренными морщинами, красный кривой рот, взгляд человека, постоянно получающего счета из небесной канцелярии. У меня будет несварение желудка, головные боли, скрипучие суставы, пальцы на ногах, слежавшиеся в рептильный плавник. Будет все это, непременно будет, потому что я терпеть не могу жить быстро, умирать молодой и оставлять после себя красивый труп. Девяносто лет, минимум, когда уже не понимаешь, чего в жизни больше - притягательного или отвратительного, и когда твои ощутительные способности по очереди торопливо покидают тебя, как допоздна засидевшиеся знакомые. И может быть, к тому времени уже изобретут, наконец, крошечное электрическое сердце, невыцветающую и невыдыхающуюся кровь, силиконовый мозг, или человечество уже окончательно в Интернет переселится и тогда, вообще, - вечно, до тех пор, пока всю Вселенную не втянет обратно в черную божественную дыру. Ксения Петровна, собираясь уходить, взяла Валентина Викторовича под руку. - Одну минуточку, - сказала Марина, - одну минуточку, - дама. Ксения Петровна и Валентин Викторович одновременно обернулись. - Хорошо, что вы напомнили. Меня тоже просили кое-что вам передать. Но для этих никакой надежды нет, безжалостно подумала она. Разве только кого-нибудь из них клонируют потом, через две тысячи лет из случайно найденного зуба, сохранившегося в челюсти, раздавленной очередным геологическим разломом. Если только у этих ископаемых стукачей остались собственные зубы. Без памяти, без прошлого, заново, с абсолютного нуля. Это не то. - Буквально следующее, - тоном экскурсовода продолжила Марина. - Клиенты иногда ведут себя неправильно. Суетятся, делают глупости. Мы в таких случаях особенно не церемонимся. Вскрываем грудную клетку, разрезаем сердце пополам, наливаем туда керосину и поджигаем. Разные люди попадаются: некоторые минуту живут после этого, некоторые две. В любом случае, это не самые счастливые минуты их жизни. Имейте в виду. Не самые. Интересно, подумала она между прочим, что получится, если их начнут из искусственного зуба клонировать? Неожиданно Ксения Петровна улыбнулась. - Приятно было познакомиться, - сказала она, - я почему-то с самого начала была уверена, что мы найдем с вами общий язык. - Это не общий язык, - сказала Марина, - вам послышалось. Это профессиональный разговор. - В наше время это одно и то же, - грустно сказала Ксения Петровна. - Что ты думаешь? - спросил ее Валентин Викторович тревожно, когда они садились в машину. Ксения Петровна включила кондиционер. Она откинула сиденье и сняла темные очки. Она достала папиросу, подумала и положила папиросу обратно в коробку. - Если мир - театр, то это - театр комедии, - сказала она задумчиво. - Будем надеяться, - ответил Валентин Викторович. Ксения Петровна внимательно посмотрела на него. - Только не веди быстро, - попросила она, - здесь чудовищная дорога. Чудовищная. Кореянка Хо потянула косо обрезанный конец розовой атласной ленты. Узел распался и лента соскользнула с крышки на мрамор постамента. Она открыла коробку и приподняла плотно уложенную хрустящую декоративную бумагу. В коробке лежал завернутый в газету пакет. Кореянка Хо нетерпеливо разорвала газету и они с Мариной увидели взлохмаченных президентов Америки, недоверчиво выглядывающих из своих овальных иллюминаторов так, будто они проснулись не на подходе к знакомой Нью-Йорской гавани, а где-нибудь среди скал и стремнин, в верховьях Енисея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39