Ишака в охране нет, а скандал был. Толстенко вызывает убийц, помогает им проникнуть в дом...
- Повторяю вашу мысль. За убийство исполнителям надо платить! оборвал Афанасьев.
Комаровский привстал на стуле, в упор посмотрел в лицо подполковника, спросил тихо.
- Что пропало в доме Чураковых?
- Вдова утверждает - ничего.
- Не может быть! - закричал Комаровский. - Это же богатый дом! Толстенко обещал убийцам расплату на месте! Они могли взять все, что найдут!
- Есть следы попытки вскрыть сейф. Ценности Нины Дмитриевны на месте. Картины тоже. Все на месте, Комаровский. Только хозяин - мертв. Убили - в гостиной, на втором этаже. Перетащили на кухню. Зачем, Комаровский?
- Вы у меня спрашиваете?
- У вас.
- Не знаю.
Афанасьев помолчал, встал со стула, произнес рассеяно.
- Ваша схема с участием Толстенко имеет право на жизнь. Но в ней недостает какого-то звена. Или - какого-то человека. Так что договоренность наша прежняя - ищите своего свидетеля защиты.
Альфред Викторович закричал в полный голос.
- Да что вы пристали ко мне с этим свидетелем?! Где я его возьму, если его не было?
- Был. Должен был быть.
- Это как понимать? - осторожно спросил Альфред Викторович.
- А так, ясновельможный пан Комаровский, что вы сами, своими силами ну никак не могли освободиться от той бронзовой палки для штор, к которой вас привязали очень прочными шнурами. Мы нашли и палку, и обрывки шнуров возле магазина. Шнуры обрезаны, Комаровский. Обрезаны ножом. Я предполагаю, что профессиональный циркач может зажать нож пальцами ног и действовать им, но вы ведь не циркач? А если и циркач, то совсем в ином роде, не так ли? Так что, был человек, который вам помог. Обрезал путы на руках. - он глянул на свои часы и закончил. - Время тикает. И не в вашу пользу. Где вы ночуете?
- Во флигеле. У Чураковых.
Они вышли из дома Толстенко, добрались до "ауди", Альфред Викторович вытащил из салона свои вещи чемодан и простился с Афанасьевым кивком головы. Потом посмотрел вслед укатившейся машине и подумал, что Валерия-Славу все-таки надо было бы сдать. Быть может милиция, применяя неформальные методы, смогла бы выбить из него какие-то показания. Но вряд ли. Парень - явный жох, явно закален в тяжелой жизненной борьбе, упрется, пойдет "в несознанку" - это его единственная и непробиваемая позиция, ничего не скажет. А если и скажет, то бросит на него, Комаровского, ещё большую тень тяжелого подозрения. С таким опасным свидетелем защиты загонишь себя в ещё более безвыходное положение. Ведь все очень просто - на худший случай парень сознается, что залез в чужую машину, быть может, хотел её угнать, но пришел хозяин в виде чучела - пожалел, освободил, а сам ушел. Что потом этот хозяин машины делал - его заботы, а он, Валерий-Слава, уехал домой, в Москву.
При этих невеселых размышлениях Альфред Викторович миновал ещё незапертые ворота, ступил на тропинку к вилле, бросил взгляд на окна и убедился, что горит по одному на каждом этаже - следовало понимать, наверху ещё не спит Нина, а внизу бдит охрана и наводят порядок нанятые уборщицы, женщины из ближайшей деревни. Через час-полтора все стихнет, успокоится, все двери запрут и Нина выскользнет из виллы, чтобы прийти к нему во флигель.
Но и в этом предположение Альфред Викторович ошибся - события, словно кем-то подстегиваемые, развивались без пауз.
Едва он обошел виллу, добрался до флигеля в углу участка, открыл дверь - как тут же в комнате вспыхнул свет и оказалось, что Нина уже полулежит на диванчике. Мгновение они смотрели друг на друга, на языке Альфреда Викторовича уже вертелся язвительный вопрос типа: "Как я заметил, на тебя разом произвел сильное впечатление этот пошлый сопляк с глазами, как у коровы?", но она сказала.
- Какой у вас странный наряд. Впервые вижу вас в таком виде!
- Извини. Я сейчас переоденусь Он прошел в другую комнату флигеля и намеренно медленно выдирался из тряпья Толстенко, не спеша надевал свой светлый костюм. При этоми он уныло думал, что если убийство Феди задумала и осуществила его собственная жена, то к тому было масса доказательств, поскольку она свободно могла оплатить все виды этой операции. Запросто могла спровоцировать внезапное появление мужа. Девочка она хоть и глуповатая, но решительная. То, что в юности занималась проституцией особо и не скрывалось, и то что Федя "снял" её с подиума заштатного города - тоже правда. Но ведь таков путь к звездам всех истинных красавиц, кому повезло родится в провинции, а данные динамичного характера, жажда красивой жизни и экстерьер фигуры - призывали к огням столицы.
Аферист Комаровский никого не судил за подобного рода поступки. Вот убийство - это уже чересчур, это уже за гранью морали. Но к чему Нинке убивать своего мужа? Любовников при желании (если он, Комаровский, надоел не может быть!!) она могла набрать сверх всякого разумного количества, а процветающий Федя год от года набирал коммерческую силу, впереди - только звезды светили. К тому же поговаривали, что он, Федя Чураков, подумывает и о некоторой политической карьере, без которой сейчас не чувствует себя уверенно ни один русский молодой бизнесмен. Это уже стало стандартной схемой - подразбогател, оформил подстраховку в виде заграничного валютного счета, обзавелся недвижимостью, красавицей женой, машиной, самолетом, современной связью со всем миром - а теперь укрепись, поддержись политическим постом, прижмись к Власти. Кто лез в политику сам, кто проталкивал на политические посты брата, свата, жену, надежнейшего друга, в крайнем случае.
- Я сварю кофе. - бросила Нина в открытые двери комнаты, проходя по коридорчику в кухню. - Разговор получится длинным, Альфред Викторович.
Он мельком посмотрел ей в след. Самообладание у девушки, конечно, первоклассное. В один день похоронить мужа, завести шашни с первым попавшимся красавчиком, ночью прийти к старому любовнику - и все с одинаковым выражением гладкого лица, с единой тональностью четкой речи.
Он подтянул на шее галстук, прошел на кухню и замер, когда она сказала через плечо, придерживая в руках кофейник над огнем.
- Я любила Федю, Альфред Викторович. По настоящему любила. И мне сейчас... Убийственно тяжело.
Комаровский не ответил, достал из шкафчика чашки. Кофейник в её руках закипел, и пена перехлестнула через край. Нина откинула крышку кофейника, плеснула в него холодной воды и они вернулись в комнату.
- А он тебя любил? - пробурчал Комаровский.
- Да. Очень. Но по своему. Пожалуй, он подозревал, что я с вами сплю. Даже знал наверняка. Но это его устраивало больше, чем если б я спала с его охраной. В душе все бизнесмены уверены, что жены спять с телохранителями и в известной степени это почти всегда так. Даже принцессу Диану эта участь не миновала. Биологически и психологически все объяснимо.
- Но он все-таки примчался из Египта, когда ему сообщили об измене.
- Вот как? Ему сообщили? - у неё только чуть дрогнули дуги бровей. Я это подозревала.
- Сосед ваш сообщил. Толстенко.
- Паршивый завистливый старикашка. Предлагал мне его участок прикупить для расширения моей площади. Без денег даже - за оральный секс. Грязь вонючая. Представляете - я и Толстенко в оральном сексе?
Комаровский передернулся и сказал неловко.
- Я представляю тебя и себя во всех видах секса. Натурально.
- Вы - другое дело. Вы, при всем при том, человек, а он животное. А Федя меня бы простил. Ну, без изрядных колотушек дело бы не обошлось, а потом... И вас бы вернул в дом.
- Ты ничего не утаивала от милиции?
- Ничего. Я сидела в ванной, слышала как он орал, потом вас спровадили и Федя выгнал Ишака. Тот сопротивлялся, заявлял, что по службе не имеет права оставлять его одного, но Федя сказал, что никто не знает, что он вернулся, а все двери он запрет...Ишак уехал, а Федя начал ломится ко мне в ванну.
- Его нашли в одних трусах.
- Ну, да. Он кричал, что с дороги желает помыться и в ванной со мной....
- Понятно.
- Потом вдруг стало тихо. Федя телевизор включил, я подождала, решила, что он выпил и успокоился перед телевизором, высунула голову из ванной комнаты... Шарахнули меня по черепушке и все. Очухалась с мешком на голове в подвале, руки связаны. Милиция освободила.
- Я тебя освободил.
- Как понимать? - настороженно спросила она.
- Я вернулся, обнаружил труп, анонимно позвонил. Уже в Москве.
- Вернулись? - раздельно спросила она.
- Не таращи глаза! И так большие! - рассердился Альфред Викторович. Да! Я вернулся! Чтобы взять свои вещи! А может быть, чтобы извиниться перед Федором! Чтобы объяснить ему, что ты - моя последняя, прощальная в жизни любовь! Но это оставим, ни тебе, ни ему о любви ничего не объяснишь. Вы другое поколение.
- От чего же не объяснить?
- Да уж поверь мне! - загорячился Альфред Викторович. - Этому хлыщу Валерию, между прочим, тоже любовь неведома, дорогая! Напрасно ты на него клюнула и уже сегодня с ним тискалась на прощанье!
- Это был порыв момента... Вы подсматривали?
- В порыве момента. - ухмыльнулся Комаровский. - Случайно. Он прохиндей, Нинон. Можешь мне поверить. Он из конюшни Матильды, а что она из себя представляет...
Губы Нины исказила легкая улыбку и она ответила двусмысленно.
- Вам - верю.
Возникла неловкая пауза, во время которой Альфред Викторович вспомнил об обязанностях джентльмена, достал из шкафчика рюмки с бутылкой коньяка, налил в них по капле, посмотрел на Нину и сказал.
- Ну, милая, это, как я понимаю, наша последняя встреча. Я любил Федю, любил тебя и...
- Ты - никогда никого не любил. - ровно ответила она. - Но это не имеет значения. Эта наша встреча - не последняя.
Комаровский опустил на стол рюмку.
- Как тебя понимать?
- Предельно просто, Альфред Викторович. В один миг я осталась одна в этом мире. Катастрофически одна. Хуже того - в явном окружение недоброжелателей, мягко говоря. Еще хуже - с фирмой и большим капиталом на руках. Что же мне делать? На кого опереться и у кого хотя бы совета спросить, если некому верить?
- Выпьем. В память Феди. - произнес он сухо.
- Выпьем. За будущую жизнь. Феди уже нет.
Одним махом Комаровский опрокинул в рот рюмку и, не передохнув, сказал.
- Сдай фирму. Продай её. Передай часть своего наследственного капитала Кольке Тарасову. Он не жулик, он...
- Колька Тарасов при Феде не был жуликом! - резко оборвала она. - А как он будет распоряжаться сам - ещё неизвестно! У меня в руках по завещанию остается значительное количество акций фирмы. Кажется - треть.
Альфред Викторович удивился.
- А есть завещание?
Нина ответила нехотя.
- Федя писал его на каждое Рождество. Такую завел традицию, после того, как взорвали в машине банкира Килмановича. Его близкого друга.
- И ты знаешь текст завещания? - быстро спросил Комаровский.
- Наш юрист Шептунов Илья намекнул, что я нищей не останусь - сказала Нина. - Дом - мой. - она неожиданно лукаво засмеялась. - Вам - трехсотый "мерседес", почти новый.
- Да черт с ним с этим "мерседесом", Нинон! - взволновался Комаровский. - А кому уйдут остальные акции и капиталы?
- Точно не знаю. Шептунов подробностей не говорил. Что-то откинет близким друзьям и партнерам. Дом в Крыму - отходит брату. Крупная сумма депутату Нехорошеву...
- Этому-то ещё за какие красивые глаза?!
- Не за глаза, а за душу. Федя же с ним организовал бесплатные столовые для ветеранов и нищих пенсионеров. С его помощью школу построил, больницу отремонтировал и публичную библиотеку собрал. Эта сумма на благотворительность, а не в карман Нехорошеву, как уже вычислила ваша меркантильная душа, Альфред Викторович. Извините.
- Извиняю. - проворчал Комаровский. - Кто ещё в претендентах на долю наследства?
- Шептунов намекнул, что изрядная часть дела уйдет Семе Беркину и этой омерзительной Матильде.
- Час от часу не легче! - застонал Комаровский. - Ну, с Семкой Беркиным они что-то делали, Федя вроде бы помогал ему бензоколонки строить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
- Повторяю вашу мысль. За убийство исполнителям надо платить! оборвал Афанасьев.
Комаровский привстал на стуле, в упор посмотрел в лицо подполковника, спросил тихо.
- Что пропало в доме Чураковых?
- Вдова утверждает - ничего.
- Не может быть! - закричал Комаровский. - Это же богатый дом! Толстенко обещал убийцам расплату на месте! Они могли взять все, что найдут!
- Есть следы попытки вскрыть сейф. Ценности Нины Дмитриевны на месте. Картины тоже. Все на месте, Комаровский. Только хозяин - мертв. Убили - в гостиной, на втором этаже. Перетащили на кухню. Зачем, Комаровский?
- Вы у меня спрашиваете?
- У вас.
- Не знаю.
Афанасьев помолчал, встал со стула, произнес рассеяно.
- Ваша схема с участием Толстенко имеет право на жизнь. Но в ней недостает какого-то звена. Или - какого-то человека. Так что договоренность наша прежняя - ищите своего свидетеля защиты.
Альфред Викторович закричал в полный голос.
- Да что вы пристали ко мне с этим свидетелем?! Где я его возьму, если его не было?
- Был. Должен был быть.
- Это как понимать? - осторожно спросил Альфред Викторович.
- А так, ясновельможный пан Комаровский, что вы сами, своими силами ну никак не могли освободиться от той бронзовой палки для штор, к которой вас привязали очень прочными шнурами. Мы нашли и палку, и обрывки шнуров возле магазина. Шнуры обрезаны, Комаровский. Обрезаны ножом. Я предполагаю, что профессиональный циркач может зажать нож пальцами ног и действовать им, но вы ведь не циркач? А если и циркач, то совсем в ином роде, не так ли? Так что, был человек, который вам помог. Обрезал путы на руках. - он глянул на свои часы и закончил. - Время тикает. И не в вашу пользу. Где вы ночуете?
- Во флигеле. У Чураковых.
Они вышли из дома Толстенко, добрались до "ауди", Альфред Викторович вытащил из салона свои вещи чемодан и простился с Афанасьевым кивком головы. Потом посмотрел вслед укатившейся машине и подумал, что Валерия-Славу все-таки надо было бы сдать. Быть может милиция, применяя неформальные методы, смогла бы выбить из него какие-то показания. Но вряд ли. Парень - явный жох, явно закален в тяжелой жизненной борьбе, упрется, пойдет "в несознанку" - это его единственная и непробиваемая позиция, ничего не скажет. А если и скажет, то бросит на него, Комаровского, ещё большую тень тяжелого подозрения. С таким опасным свидетелем защиты загонишь себя в ещё более безвыходное положение. Ведь все очень просто - на худший случай парень сознается, что залез в чужую машину, быть может, хотел её угнать, но пришел хозяин в виде чучела - пожалел, освободил, а сам ушел. Что потом этот хозяин машины делал - его заботы, а он, Валерий-Слава, уехал домой, в Москву.
При этих невеселых размышлениях Альфред Викторович миновал ещё незапертые ворота, ступил на тропинку к вилле, бросил взгляд на окна и убедился, что горит по одному на каждом этаже - следовало понимать, наверху ещё не спит Нина, а внизу бдит охрана и наводят порядок нанятые уборщицы, женщины из ближайшей деревни. Через час-полтора все стихнет, успокоится, все двери запрут и Нина выскользнет из виллы, чтобы прийти к нему во флигель.
Но и в этом предположение Альфред Викторович ошибся - события, словно кем-то подстегиваемые, развивались без пауз.
Едва он обошел виллу, добрался до флигеля в углу участка, открыл дверь - как тут же в комнате вспыхнул свет и оказалось, что Нина уже полулежит на диванчике. Мгновение они смотрели друг на друга, на языке Альфреда Викторовича уже вертелся язвительный вопрос типа: "Как я заметил, на тебя разом произвел сильное впечатление этот пошлый сопляк с глазами, как у коровы?", но она сказала.
- Какой у вас странный наряд. Впервые вижу вас в таком виде!
- Извини. Я сейчас переоденусь Он прошел в другую комнату флигеля и намеренно медленно выдирался из тряпья Толстенко, не спеша надевал свой светлый костюм. При этоми он уныло думал, что если убийство Феди задумала и осуществила его собственная жена, то к тому было масса доказательств, поскольку она свободно могла оплатить все виды этой операции. Запросто могла спровоцировать внезапное появление мужа. Девочка она хоть и глуповатая, но решительная. То, что в юности занималась проституцией особо и не скрывалось, и то что Федя "снял" её с подиума заштатного города - тоже правда. Но ведь таков путь к звездам всех истинных красавиц, кому повезло родится в провинции, а данные динамичного характера, жажда красивой жизни и экстерьер фигуры - призывали к огням столицы.
Аферист Комаровский никого не судил за подобного рода поступки. Вот убийство - это уже чересчур, это уже за гранью морали. Но к чему Нинке убивать своего мужа? Любовников при желании (если он, Комаровский, надоел не может быть!!) она могла набрать сверх всякого разумного количества, а процветающий Федя год от года набирал коммерческую силу, впереди - только звезды светили. К тому же поговаривали, что он, Федя Чураков, подумывает и о некоторой политической карьере, без которой сейчас не чувствует себя уверенно ни один русский молодой бизнесмен. Это уже стало стандартной схемой - подразбогател, оформил подстраховку в виде заграничного валютного счета, обзавелся недвижимостью, красавицей женой, машиной, самолетом, современной связью со всем миром - а теперь укрепись, поддержись политическим постом, прижмись к Власти. Кто лез в политику сам, кто проталкивал на политические посты брата, свата, жену, надежнейшего друга, в крайнем случае.
- Я сварю кофе. - бросила Нина в открытые двери комнаты, проходя по коридорчику в кухню. - Разговор получится длинным, Альфред Викторович.
Он мельком посмотрел ей в след. Самообладание у девушки, конечно, первоклассное. В один день похоронить мужа, завести шашни с первым попавшимся красавчиком, ночью прийти к старому любовнику - и все с одинаковым выражением гладкого лица, с единой тональностью четкой речи.
Он подтянул на шее галстук, прошел на кухню и замер, когда она сказала через плечо, придерживая в руках кофейник над огнем.
- Я любила Федю, Альфред Викторович. По настоящему любила. И мне сейчас... Убийственно тяжело.
Комаровский не ответил, достал из шкафчика чашки. Кофейник в её руках закипел, и пена перехлестнула через край. Нина откинула крышку кофейника, плеснула в него холодной воды и они вернулись в комнату.
- А он тебя любил? - пробурчал Комаровский.
- Да. Очень. Но по своему. Пожалуй, он подозревал, что я с вами сплю. Даже знал наверняка. Но это его устраивало больше, чем если б я спала с его охраной. В душе все бизнесмены уверены, что жены спять с телохранителями и в известной степени это почти всегда так. Даже принцессу Диану эта участь не миновала. Биологически и психологически все объяснимо.
- Но он все-таки примчался из Египта, когда ему сообщили об измене.
- Вот как? Ему сообщили? - у неё только чуть дрогнули дуги бровей. Я это подозревала.
- Сосед ваш сообщил. Толстенко.
- Паршивый завистливый старикашка. Предлагал мне его участок прикупить для расширения моей площади. Без денег даже - за оральный секс. Грязь вонючая. Представляете - я и Толстенко в оральном сексе?
Комаровский передернулся и сказал неловко.
- Я представляю тебя и себя во всех видах секса. Натурально.
- Вы - другое дело. Вы, при всем при том, человек, а он животное. А Федя меня бы простил. Ну, без изрядных колотушек дело бы не обошлось, а потом... И вас бы вернул в дом.
- Ты ничего не утаивала от милиции?
- Ничего. Я сидела в ванной, слышала как он орал, потом вас спровадили и Федя выгнал Ишака. Тот сопротивлялся, заявлял, что по службе не имеет права оставлять его одного, но Федя сказал, что никто не знает, что он вернулся, а все двери он запрет...Ишак уехал, а Федя начал ломится ко мне в ванну.
- Его нашли в одних трусах.
- Ну, да. Он кричал, что с дороги желает помыться и в ванной со мной....
- Понятно.
- Потом вдруг стало тихо. Федя телевизор включил, я подождала, решила, что он выпил и успокоился перед телевизором, высунула голову из ванной комнаты... Шарахнули меня по черепушке и все. Очухалась с мешком на голове в подвале, руки связаны. Милиция освободила.
- Я тебя освободил.
- Как понимать? - настороженно спросила она.
- Я вернулся, обнаружил труп, анонимно позвонил. Уже в Москве.
- Вернулись? - раздельно спросила она.
- Не таращи глаза! И так большие! - рассердился Альфред Викторович. Да! Я вернулся! Чтобы взять свои вещи! А может быть, чтобы извиниться перед Федором! Чтобы объяснить ему, что ты - моя последняя, прощальная в жизни любовь! Но это оставим, ни тебе, ни ему о любви ничего не объяснишь. Вы другое поколение.
- От чего же не объяснить?
- Да уж поверь мне! - загорячился Альфред Викторович. - Этому хлыщу Валерию, между прочим, тоже любовь неведома, дорогая! Напрасно ты на него клюнула и уже сегодня с ним тискалась на прощанье!
- Это был порыв момента... Вы подсматривали?
- В порыве момента. - ухмыльнулся Комаровский. - Случайно. Он прохиндей, Нинон. Можешь мне поверить. Он из конюшни Матильды, а что она из себя представляет...
Губы Нины исказила легкая улыбку и она ответила двусмысленно.
- Вам - верю.
Возникла неловкая пауза, во время которой Альфред Викторович вспомнил об обязанностях джентльмена, достал из шкафчика рюмки с бутылкой коньяка, налил в них по капле, посмотрел на Нину и сказал.
- Ну, милая, это, как я понимаю, наша последняя встреча. Я любил Федю, любил тебя и...
- Ты - никогда никого не любил. - ровно ответила она. - Но это не имеет значения. Эта наша встреча - не последняя.
Комаровский опустил на стол рюмку.
- Как тебя понимать?
- Предельно просто, Альфред Викторович. В один миг я осталась одна в этом мире. Катастрофически одна. Хуже того - в явном окружение недоброжелателей, мягко говоря. Еще хуже - с фирмой и большим капиталом на руках. Что же мне делать? На кого опереться и у кого хотя бы совета спросить, если некому верить?
- Выпьем. В память Феди. - произнес он сухо.
- Выпьем. За будущую жизнь. Феди уже нет.
Одним махом Комаровский опрокинул в рот рюмку и, не передохнув, сказал.
- Сдай фирму. Продай её. Передай часть своего наследственного капитала Кольке Тарасову. Он не жулик, он...
- Колька Тарасов при Феде не был жуликом! - резко оборвала она. - А как он будет распоряжаться сам - ещё неизвестно! У меня в руках по завещанию остается значительное количество акций фирмы. Кажется - треть.
Альфред Викторович удивился.
- А есть завещание?
Нина ответила нехотя.
- Федя писал его на каждое Рождество. Такую завел традицию, после того, как взорвали в машине банкира Килмановича. Его близкого друга.
- И ты знаешь текст завещания? - быстро спросил Комаровский.
- Наш юрист Шептунов Илья намекнул, что я нищей не останусь - сказала Нина. - Дом - мой. - она неожиданно лукаво засмеялась. - Вам - трехсотый "мерседес", почти новый.
- Да черт с ним с этим "мерседесом", Нинон! - взволновался Комаровский. - А кому уйдут остальные акции и капиталы?
- Точно не знаю. Шептунов подробностей не говорил. Что-то откинет близким друзьям и партнерам. Дом в Крыму - отходит брату. Крупная сумма депутату Нехорошеву...
- Этому-то ещё за какие красивые глаза?!
- Не за глаза, а за душу. Федя же с ним организовал бесплатные столовые для ветеранов и нищих пенсионеров. С его помощью школу построил, больницу отремонтировал и публичную библиотеку собрал. Эта сумма на благотворительность, а не в карман Нехорошеву, как уже вычислила ваша меркантильная душа, Альфред Викторович. Извините.
- Извиняю. - проворчал Комаровский. - Кто ещё в претендентах на долю наследства?
- Шептунов намекнул, что изрядная часть дела уйдет Семе Беркину и этой омерзительной Матильде.
- Час от часу не легче! - застонал Комаровский. - Ну, с Семкой Беркиным они что-то делали, Федя вроде бы помогал ему бензоколонки строить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38