Альфред Викторович не любил грубо грабить своих женщин. В большинстве случаев он удовлетворялся тем, что ему дарили. Однако если безопасная добыча сама плыла в руки, то растерянности он не проявлял.
Но данная ситуация таких вольностей не позволяла - он излишне "засветился" в этой семье и мог быть уличен с поличным моментально. Здесь рисковать было нельзя.
Скрепя сердце и воровской зуд в руках, Альфред Викторович собрал свои вещички, застегнул ремни чемодана, водрузил на голову попорченную шапку, нашел дубленку и уже хотел покинуть негостеприимную виллу, как вспомнил, что в ванной комнате забыл свой роскошный английский несессер. Оставлять его здесь было обидно - в чехле крокодиловой кожи хранилась великолепная бритва, при которой было ещё неиспользованы три аппарата двойных платиновых лезвий. К тому же, несессер числился подарком (назовем его так) предпоследней доброй подруги Альфреда Викторовича. Дама она была капризной и требовательной, но щедрой, а кроме того - жена Министра. Бритву и памяти о госпоже министерше было жаль.
Альфред Викторович прошел в ванну, обнаружил свой несессер, сунул его в карман, покинул ванную комнату и уже на лестнице оглянулся, перед тем, как выключить свет.
Какие-то непонятные пятна от дверей гостиной к кухне - черные пятна на чистом паркете пола - привлекли его внимания. Впечатление было такое, будто неряшливая хозяйка проволокла по полу мокрую тряпку и забыла затереть за собой лужи.
Ничем особо не насторожившись, Альфред Викторович аккуратно поставил на пол чемодан и двинулся вдоль грязного следа на кухню, движимый лишь чувством природного и, следует признать, повышенного любопытства. До кухни нужно было сделать около полуторы дюжины шагов, но уже на третьем - Альфред Викторович сообразил, что вовсе не любознательность толкнула его вперед, а звонкий сигнал опасности, колокольчиком зазвеневший в затылке. А на пятом шагу Альфред Викторович осознал, что пятна на полу совсем даже не черного цвета, а скорее бурого, а уж если набраться смелости и признать очевидный факт, то по краям эти пятна имели явственный красный оттенок. Следовательно, вполне возможно - кровь.
С момента этого открытия ноги Альфреда Викторовича приобрели ватную упругость, задрожали, переставлялись вперед сами по себе, хотя все тело рвалось назад - к чемодану, автомобилю, дороге, в какую-нибудь нору поглубже забиться и нишкнуть. Он замер на пороге кухни, включил свет, присмотрелся и еле слышно произнес.
- Матка Бозка, ченстоховска!
В этот критический момент его жизни, следует признать, что причастностью к шляхетскому племени аристократов Комаровских Альфред Викторович хвалился зря - никакого отношения его родословная к польским панам не имела, по сути дела - он был чистейший русак. Но ему нравились водка "Выборова" и легенда о своем рыцарском происхождение и потому, кроме выражения: "матка бозка ченстоховска", он ещё использовал всем известные: "дзенькую, пане", "прошу, пане", "пся кревь" и "дупа", что соответствует грубому олределению "задница" - по русски.
- Мать твою так! - перевел свою молитву на родной язык Альфред Викторович, закрыл глаза - открыл, но пейзаж на кухне не изменился.
Молочно-розовый, обнаженный и мускулистый торс Федора Чуракова лежал ничком на полу. На крутых ягодицах были туго натянуты почти прозрачные трусы, а более ничего надето не было. В откинутой левой руке он сжимал большое махровое полотенце, а правая - подломилась под грудь. Темноволосая голова уткнулась в пол, вернее: в лужу крови, которая дымилась - как показалось Альфреду Викторовичу. При категорической безжизненности расслабленного тела оно как - то выгнулось посредине, будто бы под живот Чуракову подложили подушку.
Альфред Викторович в полном бессилии опустился на четвереньки и заглянул под тело, тут же обнаружив, что где-то в районе солнечного сплетения торчит длинная ручка ножа. Но самого клинка не было видно, только рукоятка: черная гладкая, с потеками крови. Пальцами правой руки Чураков словно бы ещё хватался за рукоятку ножа, в предсмертной судороге пытаясь вырвать клинок из груди.
Но с другой стороны, мелькнуло в голове Альфреда Викторовича, быть может, несчастный сам себе вонзила в тело этот нож? Или упал на него, удерживая в руке? От глубокой обиды на жену - выбрал именно такой азиатский способом самоубийства?
То есть - выгнал жену, отправил домой охранника Ишака, (или в обратном порядке) помылся в ванне, надел чистые трусы и нанизался на собственный нож?
Но разработку этой мысли Альфреду Викторовичу осуществить не удалось, поскольку мозг его вдруг дал сбой, отупел, неожиданно накатилось состояние прострации и он мог лишь фиксировать вполне очевидный факт - голый Чураков Федор Михайлович лежит на полу, грудь его пробита сталью клинка, а сам он, Комаровский А.В., сидит на корточках и нет сил ни встать, ни сесть, ни растянуться рядом с трупом. А то , что перед ним именно труп - Альфред Викторович не сомневался.Зубы Чуракова были оскалены, лицо перекошено в яростной гримасе, глаза полуприщурены, но уже мутны и пусты.
Разум Альфреда Викторовича оцепенел, а все чувства выдавали странную, ирреальную информацию, что по дому кто-то ходит, скрипят половицы лестницы, люди переговариваются, на первом этаже звучит музыка и, судя по смеху, там начались танцы, в окошко заглянуло солнце. Или - даже запел церковный хор. Потому, что сильно запахло зажженными свечами.
Ничего подобного - лишь откуда-то прозвучал голос.
- Черт побери! ... Что это?
Альфред Викторович повернулся.
Слава стоял в дверях и глазами, в которых светилось мальчишеское изумление, напрочь лишенное страха, смотрел на распростертое тело.
- Черт побери... Вот это ты влип!
- Да... Нет. Кто влип? Куда?
- В дерьмо, надо понимать! Это же труп?! - Слава был удивлен, но совершенно не испуган и мыслил, в отличии от Комаровского, очень логично.
- Да... Это Чураков.
- Ясно, что Чураков. Но как он трупом стал?!
И в этот момент Комаровский запаниковал, забормотал торопливо, задергался.
- Погоди. Что делать надо?.. Это ж , действительно труп! Матка Бозка! Бежим! Бежим скорей!
- Стоим. - невыразительно ответил Слава.
- Зачем?!
- Затем. Бегут зайцы. Их подстреливают влет.
- Какие зайцы?
- Дохлые зайцы. Не торопись. Успеешь удрать! - Слава сохранял самообладание, хотя голос его звучал уже нервно, а глаза настороженно прищурились.
- Сгорим, сопляк. Бежим!
- Не беги. Осуществи отступление Без паники. Если влипли, то надо хоть оглядеться.
- Что? - Альфред Викторович понимал едва треть ему сказанного. Оба перебрасывались словами, как теннисным мячом через сетку: бросок удар-бросок, а на кой это черт, для какой пользы это делается, даже зрители на трибунах не соображают.
- Уходим спокойно. - ясным голосом сказал Слава. - Не натвори глупостей.
- Каких?
- Любых. Ничего не трогай, не затирай следов. Возьми шмотки и - в машину.
- Какую?
- Свою.
- А... А ты?!
- Приду к машине через пять минут. Только не дергайся.
Волна оцепенения как внезапно накрыла Альфреда Викторовича, так без предупреждения и схлынула. Обычные решительность и энергичность вернулись к нему, ничьим приказам он никогда не подчинялся, а потому крикнул сварливо.
- Не командуй, пся кревь! Здесь же смерть, труп!
- Ага. Где смерть там и труп. Очухался?
- Заткнись! Идем! Нечего тут торчать.
- Иди. Если хватит духу, загляни в другие комнаты. Только мельком.
- Зачем?
- Может там ещё один труп.
- И этого хватит, пся кревь ! Пошел в дупу!
Альфред Викторович шарахнулся из кухни, возле лестницы подхватил чемодан и спустился вниз.
Много, очень много душевных сил потребовалось ему сжать в кулак, чтоб заставить себя заглянуть в комнаты нижнего этажа, где по счастью не только дополнительного трупа не обнаружилось, но не приметилось чего-нибудь незнакомого - следов погрома или ограбления, скажем. Бизнесмен Чураков был убит спокойно и без шума, в один удар ножа. Но куда Нина делась? Убежала домой, в Москву уехала? Хорошо, если так...
Не чувствуя под собой ног, Альфред Викторович добежал до пруда.
Уже в машине, через минуту, Альфред Викторович пришел к выводу, что семейный скандал закончился трагедией - Нина (или Ишак по её приказу?) вонзила в мощную грудь Чуракова нож и - бежала с дачи... И куда же она побежала? В милицию следовало понимать. Именно в милицию, чтоб там сообщить, предположим: в дом ворвались бандиты и убили мужа. Или - муж вернулся из командировки и его убил - её любовник! Или - муж вернулся расстроенный и покончил жизнь через прознание себя ножом! А то и совсем просто - меня на даче не было, только поутру обнаружила труп мужа, который вернулся из поездки в Египет.
Чушь в любых вариантах, понял Альфред Викторович, но от этого не легче.
Конец вам, пан Комаровский, - суши сухари!
Какие силы удерживали Альфреда Викторовича ещё минуты три, чтоб не взреветь мотором машины, врубить скорость да не умчаться - определить трудно.
Но он включил двигатель только ещё через минуту, когда Славик появился из тумана, торопливо дошел до машины и сел рядом, предложив сдержанно.
- Вперед и побыстрей.
- Что там ещё было? - Альфред Викторович дернул машину.
- Ничего. Не советую ехать в ворота через пост ментов.
- Не учи ученого. - нервно ответил Альфред Викторович, который знал запасной путь выезда из поселка, за которым никто не присматривал.
Он пересек центральную аллею и погнал машину к северной окраине поселка.
- Вас, Альфред Викторович, кто-нибудь здесь сегодня ночью видел? без выражения спросил Слава.
- Заткнись. - нервно процедил сквозь зубы Альфред Викторович. - Ни меня, ни тебя здесь никто не видел! Никто! Не было нас здесь!
Слава прикурил от автомобильной зажигалки две сигареты и одну сунул в рот Альфреду Викторовичу, который пробурчал, успокаиваясь.
- Однако и нервы у тебя, сопляк. Железные.
- Нервы тут не при чем, Альфред Викторович, все много проще.
- Что проще?
Он помолчал и ответил равнодушно.
- Приятель у меня был дознователем в Таганроге. Таскал меня иногда с собой на службу. Я и на вскрытиях трупов с ним был. Небольшой опыт есть. Вот и все.
- Тоже мечтал сыщиком стать?
- Никогда. - с неожиданной жесткостью ответил Слава. - Я всегда мечтал стать артистом. И стану им. Большим артистом.
- Становись кем хочешь. - бросил Альфред Викторович, закладывая поворот. - Там, в доме, ничего больше не приметил?
- В каком смысле?
- Следы какие - нибудь! Или....
- Я особенно-то не приглядывался. Но трупов больше нет. С вас и этого хватит.
- Что ты мелешь, придурок?! - испугался Альфред Викторович. - Мы же вместе труп обнаружили!
Слава улыбнулся.
- Не совсем так. Точнее будет - я вас застал над трупом. Но это ерунда, конечно. Для нас ничего страшного не произошло.
У Комаровского было несколько иное мнение по проблеме, но он был занят тем, что искал в темноте дорогу к неохраняемым воротам, машину трясло на разбитой дороге, туман сгустился, но все же Комаровский нашел нужную поперечную линию и, когда убедился, что едет правильно, сказал, слегка успокоившись.
- Если артистом стать хочешь, снова в институт поступать будешь, может быть, я смогу тебе в этом помочь.
- Я вам тоже. - лениво ответил парень.
- Ты-то мне чем поможешь?! - вскинулся Альфред Викторович.
- Чем?... А у вас есть ещё один свидетель, который может показать, что вы этого толстого борова не прирезали?
- Что?!
- Или, все - таки, ВЫ его замочили? - и Слава засмеялся так, что Альфреда Викторовича охватил озноб.
- Нет... Нет! Я ушел, он был жив! Все были живы.
- Но этот вопрос для следствия требует доказательств, Альфред Викторович. - буднично ответил Слава.
Комаровский остановил машину перед железными воротами, которые казались наглухо закрытыми, при висячем замке, но это была фикция тяжеленный амбарный замок открывался без ключа, не был заперт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Но данная ситуация таких вольностей не позволяла - он излишне "засветился" в этой семье и мог быть уличен с поличным моментально. Здесь рисковать было нельзя.
Скрепя сердце и воровской зуд в руках, Альфред Викторович собрал свои вещички, застегнул ремни чемодана, водрузил на голову попорченную шапку, нашел дубленку и уже хотел покинуть негостеприимную виллу, как вспомнил, что в ванной комнате забыл свой роскошный английский несессер. Оставлять его здесь было обидно - в чехле крокодиловой кожи хранилась великолепная бритва, при которой было ещё неиспользованы три аппарата двойных платиновых лезвий. К тому же, несессер числился подарком (назовем его так) предпоследней доброй подруги Альфреда Викторовича. Дама она была капризной и требовательной, но щедрой, а кроме того - жена Министра. Бритву и памяти о госпоже министерше было жаль.
Альфред Викторович прошел в ванну, обнаружил свой несессер, сунул его в карман, покинул ванную комнату и уже на лестнице оглянулся, перед тем, как выключить свет.
Какие-то непонятные пятна от дверей гостиной к кухне - черные пятна на чистом паркете пола - привлекли его внимания. Впечатление было такое, будто неряшливая хозяйка проволокла по полу мокрую тряпку и забыла затереть за собой лужи.
Ничем особо не насторожившись, Альфред Викторович аккуратно поставил на пол чемодан и двинулся вдоль грязного следа на кухню, движимый лишь чувством природного и, следует признать, повышенного любопытства. До кухни нужно было сделать около полуторы дюжины шагов, но уже на третьем - Альфред Викторович сообразил, что вовсе не любознательность толкнула его вперед, а звонкий сигнал опасности, колокольчиком зазвеневший в затылке. А на пятом шагу Альфред Викторович осознал, что пятна на полу совсем даже не черного цвета, а скорее бурого, а уж если набраться смелости и признать очевидный факт, то по краям эти пятна имели явственный красный оттенок. Следовательно, вполне возможно - кровь.
С момента этого открытия ноги Альфреда Викторовича приобрели ватную упругость, задрожали, переставлялись вперед сами по себе, хотя все тело рвалось назад - к чемодану, автомобилю, дороге, в какую-нибудь нору поглубже забиться и нишкнуть. Он замер на пороге кухни, включил свет, присмотрелся и еле слышно произнес.
- Матка Бозка, ченстоховска!
В этот критический момент его жизни, следует признать, что причастностью к шляхетскому племени аристократов Комаровских Альфред Викторович хвалился зря - никакого отношения его родословная к польским панам не имела, по сути дела - он был чистейший русак. Но ему нравились водка "Выборова" и легенда о своем рыцарском происхождение и потому, кроме выражения: "матка бозка ченстоховска", он ещё использовал всем известные: "дзенькую, пане", "прошу, пане", "пся кревь" и "дупа", что соответствует грубому олределению "задница" - по русски.
- Мать твою так! - перевел свою молитву на родной язык Альфред Викторович, закрыл глаза - открыл, но пейзаж на кухне не изменился.
Молочно-розовый, обнаженный и мускулистый торс Федора Чуракова лежал ничком на полу. На крутых ягодицах были туго натянуты почти прозрачные трусы, а более ничего надето не было. В откинутой левой руке он сжимал большое махровое полотенце, а правая - подломилась под грудь. Темноволосая голова уткнулась в пол, вернее: в лужу крови, которая дымилась - как показалось Альфреду Викторовичу. При категорической безжизненности расслабленного тела оно как - то выгнулось посредине, будто бы под живот Чуракову подложили подушку.
Альфред Викторович в полном бессилии опустился на четвереньки и заглянул под тело, тут же обнаружив, что где-то в районе солнечного сплетения торчит длинная ручка ножа. Но самого клинка не было видно, только рукоятка: черная гладкая, с потеками крови. Пальцами правой руки Чураков словно бы ещё хватался за рукоятку ножа, в предсмертной судороге пытаясь вырвать клинок из груди.
Но с другой стороны, мелькнуло в голове Альфреда Викторовича, быть может, несчастный сам себе вонзила в тело этот нож? Или упал на него, удерживая в руке? От глубокой обиды на жену - выбрал именно такой азиатский способом самоубийства?
То есть - выгнал жену, отправил домой охранника Ишака, (или в обратном порядке) помылся в ванне, надел чистые трусы и нанизался на собственный нож?
Но разработку этой мысли Альфреду Викторовичу осуществить не удалось, поскольку мозг его вдруг дал сбой, отупел, неожиданно накатилось состояние прострации и он мог лишь фиксировать вполне очевидный факт - голый Чураков Федор Михайлович лежит на полу, грудь его пробита сталью клинка, а сам он, Комаровский А.В., сидит на корточках и нет сил ни встать, ни сесть, ни растянуться рядом с трупом. А то , что перед ним именно труп - Альфред Викторович не сомневался.Зубы Чуракова были оскалены, лицо перекошено в яростной гримасе, глаза полуприщурены, но уже мутны и пусты.
Разум Альфреда Викторовича оцепенел, а все чувства выдавали странную, ирреальную информацию, что по дому кто-то ходит, скрипят половицы лестницы, люди переговариваются, на первом этаже звучит музыка и, судя по смеху, там начались танцы, в окошко заглянуло солнце. Или - даже запел церковный хор. Потому, что сильно запахло зажженными свечами.
Ничего подобного - лишь откуда-то прозвучал голос.
- Черт побери! ... Что это?
Альфред Викторович повернулся.
Слава стоял в дверях и глазами, в которых светилось мальчишеское изумление, напрочь лишенное страха, смотрел на распростертое тело.
- Черт побери... Вот это ты влип!
- Да... Нет. Кто влип? Куда?
- В дерьмо, надо понимать! Это же труп?! - Слава был удивлен, но совершенно не испуган и мыслил, в отличии от Комаровского, очень логично.
- Да... Это Чураков.
- Ясно, что Чураков. Но как он трупом стал?!
И в этот момент Комаровский запаниковал, забормотал торопливо, задергался.
- Погоди. Что делать надо?.. Это ж , действительно труп! Матка Бозка! Бежим! Бежим скорей!
- Стоим. - невыразительно ответил Слава.
- Зачем?!
- Затем. Бегут зайцы. Их подстреливают влет.
- Какие зайцы?
- Дохлые зайцы. Не торопись. Успеешь удрать! - Слава сохранял самообладание, хотя голос его звучал уже нервно, а глаза настороженно прищурились.
- Сгорим, сопляк. Бежим!
- Не беги. Осуществи отступление Без паники. Если влипли, то надо хоть оглядеться.
- Что? - Альфред Викторович понимал едва треть ему сказанного. Оба перебрасывались словами, как теннисным мячом через сетку: бросок удар-бросок, а на кой это черт, для какой пользы это делается, даже зрители на трибунах не соображают.
- Уходим спокойно. - ясным голосом сказал Слава. - Не натвори глупостей.
- Каких?
- Любых. Ничего не трогай, не затирай следов. Возьми шмотки и - в машину.
- Какую?
- Свою.
- А... А ты?!
- Приду к машине через пять минут. Только не дергайся.
Волна оцепенения как внезапно накрыла Альфреда Викторовича, так без предупреждения и схлынула. Обычные решительность и энергичность вернулись к нему, ничьим приказам он никогда не подчинялся, а потому крикнул сварливо.
- Не командуй, пся кревь! Здесь же смерть, труп!
- Ага. Где смерть там и труп. Очухался?
- Заткнись! Идем! Нечего тут торчать.
- Иди. Если хватит духу, загляни в другие комнаты. Только мельком.
- Зачем?
- Может там ещё один труп.
- И этого хватит, пся кревь ! Пошел в дупу!
Альфред Викторович шарахнулся из кухни, возле лестницы подхватил чемодан и спустился вниз.
Много, очень много душевных сил потребовалось ему сжать в кулак, чтоб заставить себя заглянуть в комнаты нижнего этажа, где по счастью не только дополнительного трупа не обнаружилось, но не приметилось чего-нибудь незнакомого - следов погрома или ограбления, скажем. Бизнесмен Чураков был убит спокойно и без шума, в один удар ножа. Но куда Нина делась? Убежала домой, в Москву уехала? Хорошо, если так...
Не чувствуя под собой ног, Альфред Викторович добежал до пруда.
Уже в машине, через минуту, Альфред Викторович пришел к выводу, что семейный скандал закончился трагедией - Нина (или Ишак по её приказу?) вонзила в мощную грудь Чуракова нож и - бежала с дачи... И куда же она побежала? В милицию следовало понимать. Именно в милицию, чтоб там сообщить, предположим: в дом ворвались бандиты и убили мужа. Или - муж вернулся из командировки и его убил - её любовник! Или - муж вернулся расстроенный и покончил жизнь через прознание себя ножом! А то и совсем просто - меня на даче не было, только поутру обнаружила труп мужа, который вернулся из поездки в Египет.
Чушь в любых вариантах, понял Альфред Викторович, но от этого не легче.
Конец вам, пан Комаровский, - суши сухари!
Какие силы удерживали Альфреда Викторовича ещё минуты три, чтоб не взреветь мотором машины, врубить скорость да не умчаться - определить трудно.
Но он включил двигатель только ещё через минуту, когда Славик появился из тумана, торопливо дошел до машины и сел рядом, предложив сдержанно.
- Вперед и побыстрей.
- Что там ещё было? - Альфред Викторович дернул машину.
- Ничего. Не советую ехать в ворота через пост ментов.
- Не учи ученого. - нервно ответил Альфред Викторович, который знал запасной путь выезда из поселка, за которым никто не присматривал.
Он пересек центральную аллею и погнал машину к северной окраине поселка.
- Вас, Альфред Викторович, кто-нибудь здесь сегодня ночью видел? без выражения спросил Слава.
- Заткнись. - нервно процедил сквозь зубы Альфред Викторович. - Ни меня, ни тебя здесь никто не видел! Никто! Не было нас здесь!
Слава прикурил от автомобильной зажигалки две сигареты и одну сунул в рот Альфреду Викторовичу, который пробурчал, успокаиваясь.
- Однако и нервы у тебя, сопляк. Железные.
- Нервы тут не при чем, Альфред Викторович, все много проще.
- Что проще?
Он помолчал и ответил равнодушно.
- Приятель у меня был дознователем в Таганроге. Таскал меня иногда с собой на службу. Я и на вскрытиях трупов с ним был. Небольшой опыт есть. Вот и все.
- Тоже мечтал сыщиком стать?
- Никогда. - с неожиданной жесткостью ответил Слава. - Я всегда мечтал стать артистом. И стану им. Большим артистом.
- Становись кем хочешь. - бросил Альфред Викторович, закладывая поворот. - Там, в доме, ничего больше не приметил?
- В каком смысле?
- Следы какие - нибудь! Или....
- Я особенно-то не приглядывался. Но трупов больше нет. С вас и этого хватит.
- Что ты мелешь, придурок?! - испугался Альфред Викторович. - Мы же вместе труп обнаружили!
Слава улыбнулся.
- Не совсем так. Точнее будет - я вас застал над трупом. Но это ерунда, конечно. Для нас ничего страшного не произошло.
У Комаровского было несколько иное мнение по проблеме, но он был занят тем, что искал в темноте дорогу к неохраняемым воротам, машину трясло на разбитой дороге, туман сгустился, но все же Комаровский нашел нужную поперечную линию и, когда убедился, что едет правильно, сказал, слегка успокоившись.
- Если артистом стать хочешь, снова в институт поступать будешь, может быть, я смогу тебе в этом помочь.
- Я вам тоже. - лениво ответил парень.
- Ты-то мне чем поможешь?! - вскинулся Альфред Викторович.
- Чем?... А у вас есть ещё один свидетель, который может показать, что вы этого толстого борова не прирезали?
- Что?!
- Или, все - таки, ВЫ его замочили? - и Слава засмеялся так, что Альфреда Викторовича охватил озноб.
- Нет... Нет! Я ушел, он был жив! Все были живы.
- Но этот вопрос для следствия требует доказательств, Альфред Викторович. - буднично ответил Слава.
Комаровский остановил машину перед железными воротами, которые казались наглухо закрытыми, при висячем замке, но это была фикция тяжеленный амбарный замок открывался без ключа, не был заперт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38