Где все и всегда неизвестно".
"Боже мой! - думал он. - Можно вычислить орбиту спутника, можно разложить на части атом. Но простейшая вещь - кто из этих туристов бросил в почтовый ящик письмо - узнать нельзя. Нет методов, которые бы помогли это узнать. И если мы будем работать и даже узнаем, кто из них мог бросить это идиотское письмо, то и это ничего не даст. Но нужно работать. "Бороться и искать, найти и не сдаваться", - как писал Каверин. Хорошие, смелые слова. Их следовало бы повесить в вестибюле управления. Бороться и искать... А болеть может себе позволить только Аксенов".
Он избегал говорить с Ольгой об Аксенове. Черт побери, а ведь он побаивался Аксенова. Не Аксенова, а прежних отношений между ним и Ольгой.
"Говори прямо - не отношений, а любви, - поправил он сам себя. Однолетки. Вместе учились, много общих знакомых. Им, наверное, всегда легко друг с другом. А мне, когда мысли заняты другим, приходится притворяться. И Ольга, вероятно, это чувствует. Когда бы не моя работа... но это всегда так будет".
"Хватит, - подумал Шарипов. - Ольгу я люблю. И никому не отдам ее. Но что Аксенов в госпитале - это нужно будет ей сказать. Нельзя не сказать".
Он поднял трубку внутреннего телефона и набрал номер Ведина, хотя их комнаты были рядом.
- Уже вернулся? - спросил Шарипов. - Я сейчас зайду.
Спор их начался в кабинете Ведина, когда они оба склонились над картой, сплошь заполненной коричневой краской, то более темной, то более светлой.
Для себя Ведин всегда знал: вот этот шар можно забить, а этот нельзя. Знал он это потому, что опыт прежних игр на бильярде показал, что такой шар ему случалось забивать, а такой он пробовал, но это оказывалось невозможным. Но он редко мог определить, по какому шару ударит Шарипов, и почти никогда не знал, упадет ли в лузу шар, по которому бил Шарипов, или не упадет. Удары Шарипова всегда бывали неожиданными, а комбинации иногда казались совершенно немыслимыми.
"Какой бы новый вопрос ни возникал, он всегда ищет прецедент, подумал Шарипов о своем товарище и начальнике. - Он всегда считает, что нужно поступать так же, как уже когда-то поступали, только с учетом допущенных ошибок".
"Это не бильярд, - подумал Ведин. - Снова Давлят стремится выискать самое небывалое решение. Но самое небывалое - это совсем не значит самое правильное..."
Шарипов предложил договориться с Министерством обороны и поставить в район Савсора воинскую часть, якобы занятую устройством ракетного полигона. При этом сделать так, чтобы местное население могло более или менее свободно попадать даже в расположение части.
- Нет, - сказал Ведин. - Пошлем своих людей. Во все населенные пункты до шестидесяти километров вокруг места, где погиб "афганец". И если действительно подтвердится, что ни в одном не видели такого человека, значит он сброшен с парашютом.
- Дело твое, - сказал Шарипов. - Как говорится, начальству виднее. Но запомни: этим мы навредим делу еще больше, чем "розыском" с мудрым "словесным портретом". Я уверен - уже не за шестьдесят, а за все сто двадцать километров вокруг известно, чем мы интересуемся. Один добровольный помощник способен погубить любое дело.
- Не погубим. Не в первый раз. Не сегодня начинаем. Это прямой логический ход. Но одновременно испытаем и твой "ход конем". Хорошее было бы название для детективного рассказа: "Операция "Ход конем". Только очень в духе Шерлока Холмса. Как и твоя затея.
- Не понимаю, - сказал Шарипов. - Ну хорошо, теории поведения людей пока не существует. Но практика поведения известна? И она должна же в конце концов нас чему-то научить. Я где-то слышал или читал, как в одном доме пропала кошка. Искала вся семья и не могла найти. Только один маленький мальчик не искал кошку. Но именно он сказал: "Кошка на крыше". И действительно она оказалась на крыше. Когда же мальчика спросили: "Как он догадался?", он ответил: "А я стоял и думал... Думал, где бы я спрятался, если бы я был кошкой?"
- Ты хочешь выступить в роли этого умного маленького мальчика?
- Нет. Я не знаю, где кошка. Но знаю, что ты не стремишься влезть в кошачью шкуру.
- Ну, мне пока достаточно своей, - сердито отшутился Ведин. - В общем ты займись этим конем, а я тоже выеду вот сюда, - он показал на карте. Сбрую привели в порядок?
- Да, сбруя готова.
Речь шла о предложении Шарипова поставить на конюшню какому-нибудь известному в окрестностях Савсора умному и уважаемому человеку, скажем, к однорукому пастуху Раджабу из кишлака Митта, коня, мастью, ростом, всем своим видом точно соответствующего виду коня "афганца". Надеть на этого коня сбрую с коня "афганца" и попросить Раджаба, чтобы он говорил соседям и знакомым из других кишлаков, что нашел коня, но не знает, чей он... Если найдется хозяин, то он его отдаст. А может быть, кто-нибудь видел такого коня? Таджик не всегда запомнит всадника, но коня, да еще хорошего, он никогда не забудет. Одновременно Шарипов предлагал посадить в доме у Раджаба своего человека, который установит, кто именно интересовался конем или какие люди появлялись в эти дни у его дома.
"И все-таки при всей его хваленой тонкости, - подумал Ведин о Шарипове, - ему иногда свойственна какая-то грубая, примитивная хитрость. Такая примитивная, что я бы ею погнушался".
- Может быть, у него вовсе не было сообщников, - сказал Ведин. - А если были, то едва ли они попадутся на такую простую удочку.
- Следовательно, ты считаешь, что он сам себя стукнул ножом по затылку? - язвительно спросил Шарипов.
Они помолчали.
- Да, вот еще что я хотел у тебя спросить, - небрежно заговорил он о том, что собирался сказать с самого начала, - ты Садыкова помнишь?
- Какого Садыкова?
- Ну того, что проработал у нас несколько дней в Шахрисябзе. Помнишь, когда хоронили этого графа Глуховского?
- Помню, конечно. Он работает теперь в Министерстве торговли.
- Директором винсовхоза. Работал. Вчера его посадили.
- За что?
- Проворовался. Ко мне приходил его племянник - Курбанов. Принес три сберегательные книжки. Почти на четыреста тысяч рублей. Садыков хотел, чтобы он их припрятал.
- Вот сволочь. Сам ведь работал в органах.
- Да, работал, - медленно сказал Шарипов. - И я вот думал: а если бы не направил его тогда Степан Кириллович в интендантство. Может быть, работал бы у нас или в МВД и все было бы у него благополучно...
- Ну, знаешь... - удивленно и недовольно посмотрел на него Ведин. Это уж какая-то мистика. Если бы тебя перевели на торговую работу, ты бы не стал там вором. И я бы не стал... И что он еще тогда ушел от нас - не жалеть нужно, а радоваться.
- Но вот, скажем, на металлургическом заводе не бывает случаев воровства. Там нечего украсть. А в торговле этой, видимо, слишком много соблазнов...
- Да что с тобой? - спросил Ведин. - Ты уж совсем заговариваться стал. Выспись, черт тебя подери, - потребовал он. - При чем здесь соблазны? Ты что, не понимаешь, что не должность делает человека честным, а человек делает честной свою должность?
- Все это я понимаю. И даже, как требовал один мой учитель, умею объяснить "своими словами". И все-таки очень противно и жалко как-то все это, - добавил он непоследовательно.
- Противно - согласен. А жалко - нет.
Г л а в а с е м н а д ц а т а я, в которой сообщается о
том, почему устояла Англия
"Эй, пастух, - сказал
Александр, - что говорит твой
зумзук?"
Пастух сказал: "Государь, люди
как дети.
Разве я знаю, что поет зумзук".
Т а д ж и к с к а я с к а з к а
"Искандер Зулькарнайн"
- О да, - говорил сотрудник "Интуриста" Кадыров, запуская палец за крахмальный воротничок сорочки и оттягивая узел галстука. - О да... Шекспир! Гамлет! Отелло! Таджикский театр любит Шекспира. Таджикские зрители любят Отелло. Мы завтра пойдем в театр. Мы сегодня посетим библиотеку, где вы сможете убедиться, как любят наши читатели английскую литературу.
"О господи, - думал Кадыров, - я задохнусь. Зачем я надел галстук? И новые туфли? Как можно разговаривать в такую жару? Англичане... Не сидится им в Англии. В такую жару... Когда аллах хотел наказать мой народ, он придумал блох, тесную обувь и гостеприимство..."
В гостинице не было свободных мест. И когда приехали туристы, пришлось делать ряд перестановок, будоражить чуть ли не все население гостиницы, чтобы устроить их в лучшие номера.
Когда они приехали в библиотеку, там был перерыв. Кадыров сказал, что он привез туристов, и сейчас же вызвали директора библиотеки, на его письменном столе расстелили достархан. Гостеприимство...
"Ну, ничего. И тебе не легче", - думал Кадыров о самой дотошной из туристок - ученой-ориенталистке мисс Эжени Фокс - невысокой, склонной к полноте даме с черными, без седины волосами и пухлыми напудренными щеками, на которых струйки пота оставили следы. Очевидно, она с трудом переносила эту жару.
- Вы впервые в Советском Союзе? - спросил у нее Кадыров по-английски.
- Впервые, - ответила ему мисс Фокс по-таджикски. - Но я давно интересуюсь Россией, и вообще наша семья имеет с ней старинные связи.
У мисс Фокс на щеках прибавилось румянца. Действительно, один из ее предков был даже удостоен памятника в России. Екатерина Вторая приказала некогда купить и поставить перед своим дворцом бюст мистера Фокса, парламентского оратора, впоследствии министра иностранных дел. Она считала, что хотя его выступления, может быть, и нанесли вред Англии, но были, несомненно, полезны для России.
- С каждым годом, - говорил между тем заведующий библиотекой, - у нас увеличивается количество переводов произведений английских писателей на таджикский язык. Вот буквально на этих днях мы получили новую книжку впервые на таджикский язык переведен Киплинг.
- О, - сказала мисс Фокс, - это замечательно!
Это была тоненькая книжечка карманного формата в бумажной обложке. Мисс Фокс перелистывала страничку за страничкой, не выпуская ее из рук, хотя и другие туристы хотели посмотреть, как она издана.
- Изумительно, - говорила она. - Я никогда не могла себе представить, что на таджикском языке можно создать перевод, столь близкий по стилю, по духу оригиналу. Это мог сделать только настоящий, большой поэт... Нам бы очень хотелось познакомиться с автором этих переводов.
- Познакомитесь, - заверил Кадыров. - Курбанов, как всегда, за книгами? - спросил он у директора библиотеки.
- Как всегда. Мы с ним встретимся при осмотре фондов. А сейчас, по нашему обычаю, прошу к столу.
"О господи, - думал Кадыров. - Неужели, когда наши приезжают в Англию, с ними там так возятся, как это делаем мы?"
Вначале Рустам Курбанов довольно сдержанно встретил Володю Неслюдова - ему было неприятно, что в этом кабинете библиотеки, где он вот уже несколько лет работал один, появился посторонний человек. Но вскоре он сам настоял на том, чтобы сюда поставили еще один стол - для Володи.
Володя привлек его симпатии сначала своей несколько нелепой, но милой и добродушной наружностью, затем незаурядными знаниями и удивительной, непонятной Рустаму готовностью в любую минуту оставить свою работу, чтобы помочь Рустаму отыскать какую-либо ссылку или дату. А в последние дни, когда он много и увлеченно рассказывал Рустаму о своей работе, как рассказывал бы, вероятно, всякому человеку, проявившему к ней хоть малейшее любопытство, он был ему особенно приятен своей горячей заинтересованностью и убежденностью в важности своего дела. Рустам сам слышал, как Володя объяснил пожилой таджичке - уборщице библиотеки, что арабский писатель Мохаммед ибн Исхак засвидетельствовал существование книги "Ахбар Бабек" - "Известия о Бабеке", но до нас она не дошла, и только из косвенных данных можно заключить, что Бабек родился в 798 году.
"Что опьяняет сильнее вина?" - с этого стихотворения Киплинга и началась их дружба.
Что опьяняет сильнее вина?
Женщины, лошади, власть и война.
- Почему вы исключили это из сборника? - спросил Володя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
"Боже мой! - думал он. - Можно вычислить орбиту спутника, можно разложить на части атом. Но простейшая вещь - кто из этих туристов бросил в почтовый ящик письмо - узнать нельзя. Нет методов, которые бы помогли это узнать. И если мы будем работать и даже узнаем, кто из них мог бросить это идиотское письмо, то и это ничего не даст. Но нужно работать. "Бороться и искать, найти и не сдаваться", - как писал Каверин. Хорошие, смелые слова. Их следовало бы повесить в вестибюле управления. Бороться и искать... А болеть может себе позволить только Аксенов".
Он избегал говорить с Ольгой об Аксенове. Черт побери, а ведь он побаивался Аксенова. Не Аксенова, а прежних отношений между ним и Ольгой.
"Говори прямо - не отношений, а любви, - поправил он сам себя. Однолетки. Вместе учились, много общих знакомых. Им, наверное, всегда легко друг с другом. А мне, когда мысли заняты другим, приходится притворяться. И Ольга, вероятно, это чувствует. Когда бы не моя работа... но это всегда так будет".
"Хватит, - подумал Шарипов. - Ольгу я люблю. И никому не отдам ее. Но что Аксенов в госпитале - это нужно будет ей сказать. Нельзя не сказать".
Он поднял трубку внутреннего телефона и набрал номер Ведина, хотя их комнаты были рядом.
- Уже вернулся? - спросил Шарипов. - Я сейчас зайду.
Спор их начался в кабинете Ведина, когда они оба склонились над картой, сплошь заполненной коричневой краской, то более темной, то более светлой.
Для себя Ведин всегда знал: вот этот шар можно забить, а этот нельзя. Знал он это потому, что опыт прежних игр на бильярде показал, что такой шар ему случалось забивать, а такой он пробовал, но это оказывалось невозможным. Но он редко мог определить, по какому шару ударит Шарипов, и почти никогда не знал, упадет ли в лузу шар, по которому бил Шарипов, или не упадет. Удары Шарипова всегда бывали неожиданными, а комбинации иногда казались совершенно немыслимыми.
"Какой бы новый вопрос ни возникал, он всегда ищет прецедент, подумал Шарипов о своем товарище и начальнике. - Он всегда считает, что нужно поступать так же, как уже когда-то поступали, только с учетом допущенных ошибок".
"Это не бильярд, - подумал Ведин. - Снова Давлят стремится выискать самое небывалое решение. Но самое небывалое - это совсем не значит самое правильное..."
Шарипов предложил договориться с Министерством обороны и поставить в район Савсора воинскую часть, якобы занятую устройством ракетного полигона. При этом сделать так, чтобы местное население могло более или менее свободно попадать даже в расположение части.
- Нет, - сказал Ведин. - Пошлем своих людей. Во все населенные пункты до шестидесяти километров вокруг места, где погиб "афганец". И если действительно подтвердится, что ни в одном не видели такого человека, значит он сброшен с парашютом.
- Дело твое, - сказал Шарипов. - Как говорится, начальству виднее. Но запомни: этим мы навредим делу еще больше, чем "розыском" с мудрым "словесным портретом". Я уверен - уже не за шестьдесят, а за все сто двадцать километров вокруг известно, чем мы интересуемся. Один добровольный помощник способен погубить любое дело.
- Не погубим. Не в первый раз. Не сегодня начинаем. Это прямой логический ход. Но одновременно испытаем и твой "ход конем". Хорошее было бы название для детективного рассказа: "Операция "Ход конем". Только очень в духе Шерлока Холмса. Как и твоя затея.
- Не понимаю, - сказал Шарипов. - Ну хорошо, теории поведения людей пока не существует. Но практика поведения известна? И она должна же в конце концов нас чему-то научить. Я где-то слышал или читал, как в одном доме пропала кошка. Искала вся семья и не могла найти. Только один маленький мальчик не искал кошку. Но именно он сказал: "Кошка на крыше". И действительно она оказалась на крыше. Когда же мальчика спросили: "Как он догадался?", он ответил: "А я стоял и думал... Думал, где бы я спрятался, если бы я был кошкой?"
- Ты хочешь выступить в роли этого умного маленького мальчика?
- Нет. Я не знаю, где кошка. Но знаю, что ты не стремишься влезть в кошачью шкуру.
- Ну, мне пока достаточно своей, - сердито отшутился Ведин. - В общем ты займись этим конем, а я тоже выеду вот сюда, - он показал на карте. Сбрую привели в порядок?
- Да, сбруя готова.
Речь шла о предложении Шарипова поставить на конюшню какому-нибудь известному в окрестностях Савсора умному и уважаемому человеку, скажем, к однорукому пастуху Раджабу из кишлака Митта, коня, мастью, ростом, всем своим видом точно соответствующего виду коня "афганца". Надеть на этого коня сбрую с коня "афганца" и попросить Раджаба, чтобы он говорил соседям и знакомым из других кишлаков, что нашел коня, но не знает, чей он... Если найдется хозяин, то он его отдаст. А может быть, кто-нибудь видел такого коня? Таджик не всегда запомнит всадника, но коня, да еще хорошего, он никогда не забудет. Одновременно Шарипов предлагал посадить в доме у Раджаба своего человека, который установит, кто именно интересовался конем или какие люди появлялись в эти дни у его дома.
"И все-таки при всей его хваленой тонкости, - подумал Ведин о Шарипове, - ему иногда свойственна какая-то грубая, примитивная хитрость. Такая примитивная, что я бы ею погнушался".
- Может быть, у него вовсе не было сообщников, - сказал Ведин. - А если были, то едва ли они попадутся на такую простую удочку.
- Следовательно, ты считаешь, что он сам себя стукнул ножом по затылку? - язвительно спросил Шарипов.
Они помолчали.
- Да, вот еще что я хотел у тебя спросить, - небрежно заговорил он о том, что собирался сказать с самого начала, - ты Садыкова помнишь?
- Какого Садыкова?
- Ну того, что проработал у нас несколько дней в Шахрисябзе. Помнишь, когда хоронили этого графа Глуховского?
- Помню, конечно. Он работает теперь в Министерстве торговли.
- Директором винсовхоза. Работал. Вчера его посадили.
- За что?
- Проворовался. Ко мне приходил его племянник - Курбанов. Принес три сберегательные книжки. Почти на четыреста тысяч рублей. Садыков хотел, чтобы он их припрятал.
- Вот сволочь. Сам ведь работал в органах.
- Да, работал, - медленно сказал Шарипов. - И я вот думал: а если бы не направил его тогда Степан Кириллович в интендантство. Может быть, работал бы у нас или в МВД и все было бы у него благополучно...
- Ну, знаешь... - удивленно и недовольно посмотрел на него Ведин. Это уж какая-то мистика. Если бы тебя перевели на торговую работу, ты бы не стал там вором. И я бы не стал... И что он еще тогда ушел от нас - не жалеть нужно, а радоваться.
- Но вот, скажем, на металлургическом заводе не бывает случаев воровства. Там нечего украсть. А в торговле этой, видимо, слишком много соблазнов...
- Да что с тобой? - спросил Ведин. - Ты уж совсем заговариваться стал. Выспись, черт тебя подери, - потребовал он. - При чем здесь соблазны? Ты что, не понимаешь, что не должность делает человека честным, а человек делает честной свою должность?
- Все это я понимаю. И даже, как требовал один мой учитель, умею объяснить "своими словами". И все-таки очень противно и жалко как-то все это, - добавил он непоследовательно.
- Противно - согласен. А жалко - нет.
Г л а в а с е м н а д ц а т а я, в которой сообщается о
том, почему устояла Англия
"Эй, пастух, - сказал
Александр, - что говорит твой
зумзук?"
Пастух сказал: "Государь, люди
как дети.
Разве я знаю, что поет зумзук".
Т а д ж и к с к а я с к а з к а
"Искандер Зулькарнайн"
- О да, - говорил сотрудник "Интуриста" Кадыров, запуская палец за крахмальный воротничок сорочки и оттягивая узел галстука. - О да... Шекспир! Гамлет! Отелло! Таджикский театр любит Шекспира. Таджикские зрители любят Отелло. Мы завтра пойдем в театр. Мы сегодня посетим библиотеку, где вы сможете убедиться, как любят наши читатели английскую литературу.
"О господи, - думал Кадыров, - я задохнусь. Зачем я надел галстук? И новые туфли? Как можно разговаривать в такую жару? Англичане... Не сидится им в Англии. В такую жару... Когда аллах хотел наказать мой народ, он придумал блох, тесную обувь и гостеприимство..."
В гостинице не было свободных мест. И когда приехали туристы, пришлось делать ряд перестановок, будоражить чуть ли не все население гостиницы, чтобы устроить их в лучшие номера.
Когда они приехали в библиотеку, там был перерыв. Кадыров сказал, что он привез туристов, и сейчас же вызвали директора библиотеки, на его письменном столе расстелили достархан. Гостеприимство...
"Ну, ничего. И тебе не легче", - думал Кадыров о самой дотошной из туристок - ученой-ориенталистке мисс Эжени Фокс - невысокой, склонной к полноте даме с черными, без седины волосами и пухлыми напудренными щеками, на которых струйки пота оставили следы. Очевидно, она с трудом переносила эту жару.
- Вы впервые в Советском Союзе? - спросил у нее Кадыров по-английски.
- Впервые, - ответила ему мисс Фокс по-таджикски. - Но я давно интересуюсь Россией, и вообще наша семья имеет с ней старинные связи.
У мисс Фокс на щеках прибавилось румянца. Действительно, один из ее предков был даже удостоен памятника в России. Екатерина Вторая приказала некогда купить и поставить перед своим дворцом бюст мистера Фокса, парламентского оратора, впоследствии министра иностранных дел. Она считала, что хотя его выступления, может быть, и нанесли вред Англии, но были, несомненно, полезны для России.
- С каждым годом, - говорил между тем заведующий библиотекой, - у нас увеличивается количество переводов произведений английских писателей на таджикский язык. Вот буквально на этих днях мы получили новую книжку впервые на таджикский язык переведен Киплинг.
- О, - сказала мисс Фокс, - это замечательно!
Это была тоненькая книжечка карманного формата в бумажной обложке. Мисс Фокс перелистывала страничку за страничкой, не выпуская ее из рук, хотя и другие туристы хотели посмотреть, как она издана.
- Изумительно, - говорила она. - Я никогда не могла себе представить, что на таджикском языке можно создать перевод, столь близкий по стилю, по духу оригиналу. Это мог сделать только настоящий, большой поэт... Нам бы очень хотелось познакомиться с автором этих переводов.
- Познакомитесь, - заверил Кадыров. - Курбанов, как всегда, за книгами? - спросил он у директора библиотеки.
- Как всегда. Мы с ним встретимся при осмотре фондов. А сейчас, по нашему обычаю, прошу к столу.
"О господи, - думал Кадыров. - Неужели, когда наши приезжают в Англию, с ними там так возятся, как это делаем мы?"
Вначале Рустам Курбанов довольно сдержанно встретил Володю Неслюдова - ему было неприятно, что в этом кабинете библиотеки, где он вот уже несколько лет работал один, появился посторонний человек. Но вскоре он сам настоял на том, чтобы сюда поставили еще один стол - для Володи.
Володя привлек его симпатии сначала своей несколько нелепой, но милой и добродушной наружностью, затем незаурядными знаниями и удивительной, непонятной Рустаму готовностью в любую минуту оставить свою работу, чтобы помочь Рустаму отыскать какую-либо ссылку или дату. А в последние дни, когда он много и увлеченно рассказывал Рустаму о своей работе, как рассказывал бы, вероятно, всякому человеку, проявившему к ней хоть малейшее любопытство, он был ему особенно приятен своей горячей заинтересованностью и убежденностью в важности своего дела. Рустам сам слышал, как Володя объяснил пожилой таджичке - уборщице библиотеки, что арабский писатель Мохаммед ибн Исхак засвидетельствовал существование книги "Ахбар Бабек" - "Известия о Бабеке", но до нас она не дошла, и только из косвенных данных можно заключить, что Бабек родился в 798 году.
"Что опьяняет сильнее вина?" - с этого стихотворения Киплинга и началась их дружба.
Что опьяняет сильнее вина?
Женщины, лошади, власть и война.
- Почему вы исключили это из сборника? - спросил Володя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54