А может быть, думал он тогда, четвертая и одиннадцатая фраза адресованы еще кому-нибудь.
Самое трудное было со связью. Но сейчас только бы исчезнуть. А потом уже организовать связь и сообщить, что "брат Коля" пропал.
Они там очень беспокоились о "брате Коле". С ума сходили. Прислали даже письмо. Этот приезжий был большим ловкачом. Сумел даже передать важные сведения. После этой передачи в Пентагоне, наверное, поднялась сумятица, как в муравейнике.
Он вспомнил Пентагон, в котором ему случалось бывать несколько раз, лабиринт из бетона и камня с коридорами общей протяженностью в двадцать восемь километров, с коммутатором на сорок тысяч телефонных номеров, с тридцатью двумя тысячами сотрудников, с тысячей человек младшего обслуживающего персонала, с четырьмя людьми, занятыми весь рабочий день только тем, что сменяют перегоревшие электрические лампочки, с мусорными корзинами, в которые ежедневно выбрасываются девять тонн несекретных бумаг. Вот где сейчас, наверное, паника.
"Я против войны. Я за мир. Но если бы они начали сейчас, все было бы решено. Тут уж было бы не до меня". Ибрагимов представил себе, как беззвучно несутся ракеты с атомными головками, и невольно втянул голову в плечи.
Он вынул из шкафа бутылку коньяку, приложил к стене плоскую диванную подушку и ударил бутылку донышком о подушку так, что сорвался сургуч и пробка на три четверти вылезла из бутылки. Сколько раз поражал он этим своим точным мастерским ударом дам, так ему благоволивших. Он вынул пробку, налил треть стакана коньяка и с отвращением выпил - он не любил спиртного. Коньяк лег в желудке комком горячего, непропеченного теста. Он запил его водой и стал укладывать чемодан.
"Нужно еще изготовить телеграмму, - подумал Ибрагимов. - Но стоит ли на это тратить время?.. А черт с ней! Скажу, что получил телеграмму. И все".
Сгребая с туалетного столика в чемодан мыло, зубную щетку, пасту, электрическую бритву, он на секунду взял в руки фотографию Марго в рамке из органического стекла, странно, с облегчением усмехнулся и бросил фотографию в чемодан.
"Если только обойдется... - думал он. - Если только проскочит... Если только ты мне поможешь, я напишу Максиму Сергеевичу такое письмо, что благороднее он не получал за всю жизнь... Черт с ним, я ему зла не желаю. Только помоги мне, - молил он бога удачи, - и я осчастливлю этого человека. Я напишу ему, что уехал, чтобы не разбивать его семью..."
Он дружил с мужем своей любовницы Марго - умным и медлительным Максимом Сергеевичем, видным работником республиканской прокуратуры. Максим Сергеевич признавался ему однажды даже в том, что прежде у него и Риты не было близких друзей, не с кем было даже посоветоваться по всяким личным вопросам и что поэтому и он и Маргарита Аркадьевна особенно ценят его отношение.
Но Марго было уже недостаточно того, что она чуть ли не ежедневно посещала его комнату, что хозяйка его квартиры знала об их отношениях и сплетничала о них вволю, это уже не щекотало ее нервы. Ей нравилось целовать его у себя дома, чуть ли не за спиной у мужа. Он был против этого. Он не хотел этого. Но вот с неделю тому назад Марго неожиданно прижалась к нему и впилась в губы, а в это время открылась дверь. Она мгновенно отодвинулась. Максим Сергеевич сделал вид, что ничего не заметил. Когда он вышел на кухню, Марго шепнула Ибрагимову, что муж ничего не заметил. И в самом деле, Максим Сергеевич вел себя любезно и ровно, как всегда. Как это случалось и прежде, он долго извинялся перед Ибрагимовым за то, что оставляет его, что вынужден уйти на заседание. Когда он ушел, Марго подтвердила, что он еще утром действительно предупреждал, что вечером у него какое-то заседание. Ибрагимов отчитал Марго. Он ушел очень не скоро. Но на улице, за квартал от своего дома, он увидел Максима Сергеевича. Тот поджидал его, усталый и смущенный.
- Я и раньше догадывался об этом, - сказал ему Максим Сергеевич. - До меня доходили сплетни, но я не хотел этому верить. А сегодня я сам убедился. Вы знаете, как я люблю Риту и Сережу. Но я хочу ей счастья. По роду своей работы я каждый день сталкиваюсь с людьми, несчастными в браке. Я не желаю ей такой судьбы. Если у вас это зашло далеко, если это действительно серьезно, я готов уйти... Я прошу вас только - попробуйте ее уговорить - быть может, она согласится отдать мне Сережу... Если же это случайность, я готов все забыть, но только прошу вас: пусть это больше никогда не повторится...
Когда Ибрагимов сказал, что это "случайность", он пожал ему руку и взял с него слово, что он будет приходить к ним по-прежнему и ни в коем случае ни малейшим намеком не покажет Рите, что между ними состоялся этот разговор. Этот чудак не понимал, что его жена - легкомысленная и похотливая бабенка с голодными и жадными глазами - не стоит его мизинца.
Ибрагимов торопливо сменил рубашку. Старую он просто бросил за тахту. А новой он не надевал ни разу. В уголок воротника была вшита маленькая, круглая, немногим более булавочной головки ампула. Он нащупал ее пальцами и почувствовал, как рот заполняется кисловато-горькой слюной. Он сплюнул на пол.
"Поеду в ателье прямо с чемоданом", - решил он, еще раз проверяя карманы костюмов, которые он оставлял в шкафу - оставлял навсегда и без сожаления. Такси его ждало. Он сел в машину, предварительно бросив чемодан на заднее сиденье, и на вопрос "Куда ехать?", поколебавшись, ответил:
- На вокзал.
"Напишу письмо, - решил он. - Напишу по дороге на службу письмо, что заболела сестра и я уехал к ней. А сейчас главное - не задерживаться".
Г л а в а с о р о к п е р в а я, в которой заведующая
райздравотделом Ашурова разоблачает тулло Махмуда
Да сохранит аллах нас и тебя от
сомнения, и да не возложит он на нас
того, что нам не под силу!.. Да не
поручит он нас нашей слабой
решимости, немощным силам, ветхим
построениям, изменчивым воззрениям,
злой воле, малой проницательности и
порочным страстям.
А б у М у х а м м а д А л и и б н
А х м а д и б н Х а з м
Ашурова смотрела на мулло Махмуда с выражением, какое бывает у целящегося комендантского взвода. Теперь он попался. Он сам захлопнул западню. Этот Протопопов из райфинотдела значительно умнее, чем может показаться. Непомерно высокий лоб, вместо того чтобы создавать видимость ума, придавал его худому, вытянутому лицу, обезображенному крошечными, далеко отстоящими друг от друга глазками, глупый вид, но он совсем не дурак. Мулло Махмуд утверждал, что не берет платы за лечение. Подсчитав его дневные потребности, Протопопов вынудил его сознаться, что колхозники приносят ему продукты питания в оплату за лекарства.
Но фокус состоял не в этом. Фокус состоял в том, что мулло Махмуд попался: он признал, таким образом, что занимается недозволенным лечением людей, не имея на то никаких прав.
Заведующая райздравотделом Ашурова уже давно добиралась до этого знахаря. Но его поддерживали в колхозе. Скрывали, что он занимается лечением, а сами брали у него травы, вероятно противопоказанные при их болезнях.
Пусть теперь попробует отказаться... Недаром она создала такую авторитетную комиссию. В нее вошел сам Маскараки, главный врач лепрозория, Протопопов из райфо и она, заведующая райздравотделом. Теперь она по-другому поговорит и со своим дальним родственником и однофамильцем председателем райисполкома. Прямо на бюро райкома она расскажет, как коммунист Ашуров через своего дядю обращался к знахарю. Она не забыла, как Ашуров насмехался над медициной. А потом посылал за лекарствами к мусульманскому священнослужителю...
"Сам мулло, видимо, еще не понимает, что он попался, - подумала Ашурова. - Но этот колхозный счетовод, этот Саид Садреддинов с рубцом от кожного лейшманиоза, от пендинской язвы на грустном лице, уже понял. Ишь как он защищает этого знахаря. Ничего у тебя не получится. Протопопов просто молодец. А казался таким тихоней".
Они сидели на камышовых циновках, укрывавших глиняный пол в маленьком, покосившемся доме мулло Махмуда с потемневшими, никогда не беленными саманными стенами.
"А может быть, он и в самом деле не берет денег, - вдруг подумала Ашурова. - Уж слишком бедно живет. Как говорит пословица, когда мулло душой чист, у него и зубочистка чиста. Но дело не в этом. Дело в том, что он знахарь. И сам сознался. Протопопов молодец... Но почему Маскараки все время морщится? И молчит? Что с ним?"
- Что с вами? - спросила Ашурова у Маскараки по-русски: Маскараки понимал таджикский язык, но говорил с трудом.
- Изжога, черт бы ее побрал, - поднимаясь на ноги, ответил Маскараки. - Что бы ни съел - изжога. Как будто штык проглотил...
- Что говорит этот русский доктор? - спросил мулло Махмуд у счетовода.
- Он жалуется, что ощущает такое жжение в животе, как будто за обедом проглотил большой нож, - серьезно ответил Садреддинов.
- Почему вы не носите с собой соды? - с досадой спросила у Маскараки Ашурова.
- Сода уже не помогает. Я проверял кислотность. Был на рентгене. Думал уже, язва. Все в норме, но хоть не обедай...
- Скажите доктору, что от этого легко избавиться, - обратился мулло Махмуд к Садреддинову, - нужно пожевать пять зерен неочищенного овса...
- Я человек, а не конь, и овса не употребляю, - сердито огрызнулся Маскараки, не дожидаясь перевода.
- Принесите для доктора пять зерен овса, - спокойно, с достоинством предложил мулло Махмуд.
Счетовод вышел за дверь и сейчас же вернулся с горстью овса. Мулло Махмуд отсчитал пять зерен и протянул их Маскараки.
- Переведите ему, - обратился он на этот раз к Ашуровой, - что нужно взять эти зерна в рот и жевать их, глотая слюну, пока останется одна шелуха. Шелуху нужно выплюнуть. Это очень просто.
Не дожидаясь перевода, Маскараки уничтожающе посмотрел на мулло Махмуда, сунул в рот зерна и принялся их жевать. Все молчали.
- Помогло, - удивленно прислушиваясь к себе, сказал вдруг Маскараки. - Не знаю почему, но помогло. Прошла изжога...
Ашурова пожала плечами.
- Все это очень приятно, - сказала она сухо. - Но наша комиссия приехала сюда совсем не для этого. Значит, вы признаете, - в упор спросила она мулло Махмуда, - что занимаетесь лечением людей, не имея для этого ни соответствующих знаний, ни разрешения?
- Я даю свои травы только тем людям, которые не очень больны, медленно ответил мулло Махмуд. - Только тем людям, которые держатся на ногах и ходят на работу. А в случаях тяжелых заболеваний я всегда советую обратиться к настоящим врачам. И они уж обязательно излечивают от любой тяжелой болезни.
"Он еще и насмехается", - с яростью подумала Ашурова.
- А ведь и в самом деле помогло, - вдруг повторил Маскараки. Скажите, - с трудом подбирая таджикские слова, обратился он к мулло Махмуду, - этот ваш овес лечит или только приносит временное облегчение?
- Ин ша алла - если аллах соизволит - сначала приносит облегчение. А потом, если жевать его каждое утро на протяжении месяца, то и лечит.
- Никогда не слышал ничего подобного!
- Позвольте, - недовольно прервала Маскараки Ашурова. - Выходит, что вы прописываете больным травы без рецепта врача. А ведь среди них могут оказаться и ядовитые, - снова обратилась она к мулло Махмуду.
- Любую из трав, которые я даю людям, можно купить в аптеке. И тоже без рецепта врача. Но мои травы все-таки лучше, чем в аптеке.
- А чем лучше? - искренне заинтересовался Маскараки.
- Они свежие, значит лучше сохраняют целебные свойства, а главное, они вовремя сорваны...
- Что значит "вовремя"?
- Некоторые весной, некоторые летом, а некоторые осенью; некоторые на рассвете, некоторые в полдень, а некоторые и в полночь.
- Знахарство, - пренебрежительно отмахнулась Ашурова.
- Осенью или весной - это я понимаю, - вежливо заметил Маскараки. Но неужели вы в самом деле думаете, что имеет значение время суток?
- Младший сын Саида, у которого я выгнал глистов, - сказал мулло Махмуд, и счетовод закачал головой, подтверждая его слова, - ходит в школу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Самое трудное было со связью. Но сейчас только бы исчезнуть. А потом уже организовать связь и сообщить, что "брат Коля" пропал.
Они там очень беспокоились о "брате Коле". С ума сходили. Прислали даже письмо. Этот приезжий был большим ловкачом. Сумел даже передать важные сведения. После этой передачи в Пентагоне, наверное, поднялась сумятица, как в муравейнике.
Он вспомнил Пентагон, в котором ему случалось бывать несколько раз, лабиринт из бетона и камня с коридорами общей протяженностью в двадцать восемь километров, с коммутатором на сорок тысяч телефонных номеров, с тридцатью двумя тысячами сотрудников, с тысячей человек младшего обслуживающего персонала, с четырьмя людьми, занятыми весь рабочий день только тем, что сменяют перегоревшие электрические лампочки, с мусорными корзинами, в которые ежедневно выбрасываются девять тонн несекретных бумаг. Вот где сейчас, наверное, паника.
"Я против войны. Я за мир. Но если бы они начали сейчас, все было бы решено. Тут уж было бы не до меня". Ибрагимов представил себе, как беззвучно несутся ракеты с атомными головками, и невольно втянул голову в плечи.
Он вынул из шкафа бутылку коньяку, приложил к стене плоскую диванную подушку и ударил бутылку донышком о подушку так, что сорвался сургуч и пробка на три четверти вылезла из бутылки. Сколько раз поражал он этим своим точным мастерским ударом дам, так ему благоволивших. Он вынул пробку, налил треть стакана коньяка и с отвращением выпил - он не любил спиртного. Коньяк лег в желудке комком горячего, непропеченного теста. Он запил его водой и стал укладывать чемодан.
"Нужно еще изготовить телеграмму, - подумал Ибрагимов. - Но стоит ли на это тратить время?.. А черт с ней! Скажу, что получил телеграмму. И все".
Сгребая с туалетного столика в чемодан мыло, зубную щетку, пасту, электрическую бритву, он на секунду взял в руки фотографию Марго в рамке из органического стекла, странно, с облегчением усмехнулся и бросил фотографию в чемодан.
"Если только обойдется... - думал он. - Если только проскочит... Если только ты мне поможешь, я напишу Максиму Сергеевичу такое письмо, что благороднее он не получал за всю жизнь... Черт с ним, я ему зла не желаю. Только помоги мне, - молил он бога удачи, - и я осчастливлю этого человека. Я напишу ему, что уехал, чтобы не разбивать его семью..."
Он дружил с мужем своей любовницы Марго - умным и медлительным Максимом Сергеевичем, видным работником республиканской прокуратуры. Максим Сергеевич признавался ему однажды даже в том, что прежде у него и Риты не было близких друзей, не с кем было даже посоветоваться по всяким личным вопросам и что поэтому и он и Маргарита Аркадьевна особенно ценят его отношение.
Но Марго было уже недостаточно того, что она чуть ли не ежедневно посещала его комнату, что хозяйка его квартиры знала об их отношениях и сплетничала о них вволю, это уже не щекотало ее нервы. Ей нравилось целовать его у себя дома, чуть ли не за спиной у мужа. Он был против этого. Он не хотел этого. Но вот с неделю тому назад Марго неожиданно прижалась к нему и впилась в губы, а в это время открылась дверь. Она мгновенно отодвинулась. Максим Сергеевич сделал вид, что ничего не заметил. Когда он вышел на кухню, Марго шепнула Ибрагимову, что муж ничего не заметил. И в самом деле, Максим Сергеевич вел себя любезно и ровно, как всегда. Как это случалось и прежде, он долго извинялся перед Ибрагимовым за то, что оставляет его, что вынужден уйти на заседание. Когда он ушел, Марго подтвердила, что он еще утром действительно предупреждал, что вечером у него какое-то заседание. Ибрагимов отчитал Марго. Он ушел очень не скоро. Но на улице, за квартал от своего дома, он увидел Максима Сергеевича. Тот поджидал его, усталый и смущенный.
- Я и раньше догадывался об этом, - сказал ему Максим Сергеевич. - До меня доходили сплетни, но я не хотел этому верить. А сегодня я сам убедился. Вы знаете, как я люблю Риту и Сережу. Но я хочу ей счастья. По роду своей работы я каждый день сталкиваюсь с людьми, несчастными в браке. Я не желаю ей такой судьбы. Если у вас это зашло далеко, если это действительно серьезно, я готов уйти... Я прошу вас только - попробуйте ее уговорить - быть может, она согласится отдать мне Сережу... Если же это случайность, я готов все забыть, но только прошу вас: пусть это больше никогда не повторится...
Когда Ибрагимов сказал, что это "случайность", он пожал ему руку и взял с него слово, что он будет приходить к ним по-прежнему и ни в коем случае ни малейшим намеком не покажет Рите, что между ними состоялся этот разговор. Этот чудак не понимал, что его жена - легкомысленная и похотливая бабенка с голодными и жадными глазами - не стоит его мизинца.
Ибрагимов торопливо сменил рубашку. Старую он просто бросил за тахту. А новой он не надевал ни разу. В уголок воротника была вшита маленькая, круглая, немногим более булавочной головки ампула. Он нащупал ее пальцами и почувствовал, как рот заполняется кисловато-горькой слюной. Он сплюнул на пол.
"Поеду в ателье прямо с чемоданом", - решил он, еще раз проверяя карманы костюмов, которые он оставлял в шкафу - оставлял навсегда и без сожаления. Такси его ждало. Он сел в машину, предварительно бросив чемодан на заднее сиденье, и на вопрос "Куда ехать?", поколебавшись, ответил:
- На вокзал.
"Напишу письмо, - решил он. - Напишу по дороге на службу письмо, что заболела сестра и я уехал к ней. А сейчас главное - не задерживаться".
Г л а в а с о р о к п е р в а я, в которой заведующая
райздравотделом Ашурова разоблачает тулло Махмуда
Да сохранит аллах нас и тебя от
сомнения, и да не возложит он на нас
того, что нам не под силу!.. Да не
поручит он нас нашей слабой
решимости, немощным силам, ветхим
построениям, изменчивым воззрениям,
злой воле, малой проницательности и
порочным страстям.
А б у М у х а м м а д А л и и б н
А х м а д и б н Х а з м
Ашурова смотрела на мулло Махмуда с выражением, какое бывает у целящегося комендантского взвода. Теперь он попался. Он сам захлопнул западню. Этот Протопопов из райфинотдела значительно умнее, чем может показаться. Непомерно высокий лоб, вместо того чтобы создавать видимость ума, придавал его худому, вытянутому лицу, обезображенному крошечными, далеко отстоящими друг от друга глазками, глупый вид, но он совсем не дурак. Мулло Махмуд утверждал, что не берет платы за лечение. Подсчитав его дневные потребности, Протопопов вынудил его сознаться, что колхозники приносят ему продукты питания в оплату за лекарства.
Но фокус состоял не в этом. Фокус состоял в том, что мулло Махмуд попался: он признал, таким образом, что занимается недозволенным лечением людей, не имея на то никаких прав.
Заведующая райздравотделом Ашурова уже давно добиралась до этого знахаря. Но его поддерживали в колхозе. Скрывали, что он занимается лечением, а сами брали у него травы, вероятно противопоказанные при их болезнях.
Пусть теперь попробует отказаться... Недаром она создала такую авторитетную комиссию. В нее вошел сам Маскараки, главный врач лепрозория, Протопопов из райфо и она, заведующая райздравотделом. Теперь она по-другому поговорит и со своим дальним родственником и однофамильцем председателем райисполкома. Прямо на бюро райкома она расскажет, как коммунист Ашуров через своего дядю обращался к знахарю. Она не забыла, как Ашуров насмехался над медициной. А потом посылал за лекарствами к мусульманскому священнослужителю...
"Сам мулло, видимо, еще не понимает, что он попался, - подумала Ашурова. - Но этот колхозный счетовод, этот Саид Садреддинов с рубцом от кожного лейшманиоза, от пендинской язвы на грустном лице, уже понял. Ишь как он защищает этого знахаря. Ничего у тебя не получится. Протопопов просто молодец. А казался таким тихоней".
Они сидели на камышовых циновках, укрывавших глиняный пол в маленьком, покосившемся доме мулло Махмуда с потемневшими, никогда не беленными саманными стенами.
"А может быть, он и в самом деле не берет денег, - вдруг подумала Ашурова. - Уж слишком бедно живет. Как говорит пословица, когда мулло душой чист, у него и зубочистка чиста. Но дело не в этом. Дело в том, что он знахарь. И сам сознался. Протопопов молодец... Но почему Маскараки все время морщится? И молчит? Что с ним?"
- Что с вами? - спросила Ашурова у Маскараки по-русски: Маскараки понимал таджикский язык, но говорил с трудом.
- Изжога, черт бы ее побрал, - поднимаясь на ноги, ответил Маскараки. - Что бы ни съел - изжога. Как будто штык проглотил...
- Что говорит этот русский доктор? - спросил мулло Махмуд у счетовода.
- Он жалуется, что ощущает такое жжение в животе, как будто за обедом проглотил большой нож, - серьезно ответил Садреддинов.
- Почему вы не носите с собой соды? - с досадой спросила у Маскараки Ашурова.
- Сода уже не помогает. Я проверял кислотность. Был на рентгене. Думал уже, язва. Все в норме, но хоть не обедай...
- Скажите доктору, что от этого легко избавиться, - обратился мулло Махмуд к Садреддинову, - нужно пожевать пять зерен неочищенного овса...
- Я человек, а не конь, и овса не употребляю, - сердито огрызнулся Маскараки, не дожидаясь перевода.
- Принесите для доктора пять зерен овса, - спокойно, с достоинством предложил мулло Махмуд.
Счетовод вышел за дверь и сейчас же вернулся с горстью овса. Мулло Махмуд отсчитал пять зерен и протянул их Маскараки.
- Переведите ему, - обратился он на этот раз к Ашуровой, - что нужно взять эти зерна в рот и жевать их, глотая слюну, пока останется одна шелуха. Шелуху нужно выплюнуть. Это очень просто.
Не дожидаясь перевода, Маскараки уничтожающе посмотрел на мулло Махмуда, сунул в рот зерна и принялся их жевать. Все молчали.
- Помогло, - удивленно прислушиваясь к себе, сказал вдруг Маскараки. - Не знаю почему, но помогло. Прошла изжога...
Ашурова пожала плечами.
- Все это очень приятно, - сказала она сухо. - Но наша комиссия приехала сюда совсем не для этого. Значит, вы признаете, - в упор спросила она мулло Махмуда, - что занимаетесь лечением людей, не имея для этого ни соответствующих знаний, ни разрешения?
- Я даю свои травы только тем людям, которые не очень больны, медленно ответил мулло Махмуд. - Только тем людям, которые держатся на ногах и ходят на работу. А в случаях тяжелых заболеваний я всегда советую обратиться к настоящим врачам. И они уж обязательно излечивают от любой тяжелой болезни.
"Он еще и насмехается", - с яростью подумала Ашурова.
- А ведь и в самом деле помогло, - вдруг повторил Маскараки. Скажите, - с трудом подбирая таджикские слова, обратился он к мулло Махмуду, - этот ваш овес лечит или только приносит временное облегчение?
- Ин ша алла - если аллах соизволит - сначала приносит облегчение. А потом, если жевать его каждое утро на протяжении месяца, то и лечит.
- Никогда не слышал ничего подобного!
- Позвольте, - недовольно прервала Маскараки Ашурова. - Выходит, что вы прописываете больным травы без рецепта врача. А ведь среди них могут оказаться и ядовитые, - снова обратилась она к мулло Махмуду.
- Любую из трав, которые я даю людям, можно купить в аптеке. И тоже без рецепта врача. Но мои травы все-таки лучше, чем в аптеке.
- А чем лучше? - искренне заинтересовался Маскараки.
- Они свежие, значит лучше сохраняют целебные свойства, а главное, они вовремя сорваны...
- Что значит "вовремя"?
- Некоторые весной, некоторые летом, а некоторые осенью; некоторые на рассвете, некоторые в полдень, а некоторые и в полночь.
- Знахарство, - пренебрежительно отмахнулась Ашурова.
- Осенью или весной - это я понимаю, - вежливо заметил Маскараки. Но неужели вы в самом деле думаете, что имеет значение время суток?
- Младший сын Саида, у которого я выгнал глистов, - сказал мулло Махмуд, и счетовод закачал головой, подтверждая его слова, - ходит в школу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54