Девушка как следует взбила подушки и устроилась на них поудобнее. Она должна попытаться проанализировать ситуацию как можно тщательнее, постараться взглянуть на нее с разных точек зрения и выработать свое собственное к ней отношение.
Конечно, в том, что не успела за Полом закрыться дверь, как Мюррей тут же снял коттедж по соседству, не было вины Синди. Харлоу бы назвал такой поступок подлостью, но разве нежелание разлучаться с любимой – подлость? И разве то, что Синди была богатой наследницей, исключает, что кто-то может влюбиться в нее по-настоящему? Нет ничего удивительного в том, что Пол Харлоу считает Мюррея охотником за деньгами, поскольку для него самого деньги – самое главное в жизни и ему трудно представить, что существуют люди, для которых это не так. Но Мюррей – художник, а не бизнесмен. Он одевается нетрадиционно и, скорее всего, мыслит так же. Деньги в таком случае мало что значат для него.
Она вздохнула, представив себя убеждающей Пола Харлоу взглянуть на вещи с другой точки зрения. Отец понял бы ее. Сам он, не ценивший мирских благ, с трудом мог поверить в то, что кто-то может относиться к этому иначе.
Но Пол Харлоу, приглашая ее приехать в Чартерс, не просил высказывать свое мнение. Он просил ее сделать совершенно конкретную вещь: постараться своим присутствием отвлечь мысли Синди от побега. И тот факт, что Мюррей поселился поблизости, никоим образом не изменил ситуацию, ну разве что сделал ее несколько сложнее. Люси от души жалела, что позволила Полу себя уговорить.
Она зевнула и собралась было погасить свет, как раздался стук в дверь и в комнату вошла Синди. В розовом шифоновом пеньюаре – центральное отопление позволяло не носить ничего теплее даже в январе – она выглядела гораздо моложе своих девятнадцати лет.
– Прости, что беспокою тебя, Люси, но я никак не могу уснуть. Мне нужно поговорить с тобой о Мюррее. Он уверен, что Пол рассказал тебе о нем, – ну, что мы любим друг друга и что я пообещала не видеться с ним, пока Пол в отъезде.
Люси смутилась, и Синди, видя это, слегка улыбнулась:
– Не стоит отрицать. Я знаю своего брата достаточно хорошо, чтобы догадаться, в каком направлении он мыслит. Он ведь попросил тебя приглядеть за мной, правда?
– Он хотел, чтобы я составила тебе компанию, – ответила Люси.
– Это тоже самое, – заявила Синди. – В любом случае я пришла тебе сказать, что я понятия не имела о намерении Мюррея остановиться в деревне. Я дала слово не видеться с ним, пока Пол за границей, и не хочу, чтобы ты думала, будто я собираюсь его нарушить.
– Ты сильно расстроишься, если я скажу, что уже подумала так?
– Да, сильно, – ответила Синди. – Я считаю тебя своим другом, единственным другом, который у меня когда-либо был, и мне невыносимо думать, что ты можешь счесть меня неискренней. Да, я импульсивна и упряма, но я не подлая и не лживая. Я дала Полу слово и намерена его сдержать.
– Ты можешь отказаться встречаться с ним, – заметила Люси.
– Как? Приказать не пускать его на порог? Не ездить в деревню? Ты ведь видела его, Люси. Скажи, ты считаешь, что он смирится с таким отношением?
– Может, не надо все так драматизировать? – мягко спросила Люси. – В конце концов, твой брат уехал не навсегда, и что случится, если вы с Мюрреем несколько недель не увидитесь?
– Ты не знаешь Мюррея, – сказала Синди. – Он зависит от меня. Он… только, пожалуйста, не смейся, но он не может работать в те дни, когда не видит меня.
В этот момент сильнее, чем когда-либо, Люси осознала всю сложность своего положения. Синди хотела, чтобы она позволила ей нарушить данное брату слово. «И если я позволю ей это, – думала Люси, – могу представить, что скажет Пол, когда вернется. Если же я не дам разрешения, то она просто будет продолжать видеться с Мюрреем втайне. И вряд ли стоит ожидать иного теперь, когда Мюррей поселился так близко».
– По-моему, твой молодой человек поступил очень дурно, – строго сказала Люси. – Если он надеется обмануть твоего брата, то он выбрал неверный путь.
– Мюррей никого не пытается обмануть! – воскликнула Синди. – Ему плевать на Пола и на его деньги! Он умолял меня бежать с ним, но я не согласилась. Иногда мне кажется, что лучше бы я убежала. По крайней мере, Пол бы увидел, что кто-то может любить меня независимо от того, есть у меня деньги или нет.
Злость Люси как рукой сняло. Так вот в чем главная проблема Синди – она считает, что мужчина не может любить ее просто так, ради нее самой. Глядя на изящную миниатюрную фигурку девушки, сидящей напротив нее, она удивлялась тому, насколько слепа была Синди к своей собственной красоте. И в этом тоже был виноват Пол Харлоу. Это он, со своей чрезмерной заботой и постоянными разговорами об охотниках за приданым, умудрился начисто лишить сестру уверенности в себе.
Может быть, правда для нее лучше было бы сбежать. В тот момент, когда она подумала об этом, Люси вспомнила замечание Пола Харлоу, что Мюррей как раз и рассчитывает на то, что, женившись на Синди, он заставит се брата раскошелиться, ведь тот не позволит сестре прозябать в бедности.
Ситуация была настолько запутанной, что Люси впала в отчаяние. Она никогда не была сильна в решении психологических головоломок, поэтому постаралась придать голосу максимальную твердость:
– Я понимаю, что ты чувствуешь себя несчастной, Синди, но, пожалуйста, если ты хочешь выйти за Мюррея и при этом остаться в хороших отношениях с братом, забудь о побеге.
– А что мне остается, как не бежать? Пол отказывается верить, что Мюррей меня любит. Он считает, что все женщины охотятся за его драгоценными деньгами, а мужчины – за моими.
– Возможно, твой брат изменит свое мнение, когда познакомится с Мюрреем? Я ничего не обещаю, Синди, но постараюсь поговорить с ним, когда он вернется, и, может быть, мне удастся сделать так, чтобы он более здраво взглянул на ситуацию.
Как только эти слова сорвались у нее с языка, Люси поняла всю безнадежность своей затеи. Но по крайней мере сейчас это сработало. Синди явно приободрилась, вытерла слезы и радостно улыбнулась:
– Если Пол кого и послушает, так только тебя. Я ведь говорила тебе еще в больнице, что он считает тебя настоящей героиней.
Люси не ответила. Пока Синди верит в то, что она сейчас сказала, она по крайней мере не наделает глупостей.
– Давай спать. – Она зевнула. – Не забывай, я все еще инвалид.
– Бедняжка, ты и вправду не совсем здорова! Но я постараюсь больше не доставлять тебе хлопот.
Успокоенная, Синди ушла к себе в комнату. А Люси всерьез подумала, не вернуться ли ей завтра же в Лондон. Оставаться в Чартерсе и поощрять встречи Синди с Мюрреем было прямо противоположно тому, о чем просил ее Пол Харлоу. Но если она уедет, Синди, скорее всего, сбежит.
Она выключила свет. Пусть пребывание здесь потребует от нее огромных душевных сил, пусть со стороны это выглядит подло, единственное, что она может сделать, так это не позволить ситуации стать еще хуже.
Проснувшись, Люси увидела, что в окна щедро льется солнечный свет. При виде незнакомой обстановки она не сразу сообразила, где находится. Через мгновение память вернулась, а вместе с ней и проблемы. Но как часто бывает, при свете дня они уже не казались ей такими ужасными. И, отбросив мрачные мысли, она наслаждалась поданным в постель завтраком и возможностью принять горячую благоухающую ванну, вместо того чтобы сражаться с непредсказуемым, словно гейзер, душем. Как приятно воображать себя миллионершей, лениво размышляла Люси, заворачиваясь в пушистый банный халат.
Одевшись, Люси одна бродила по бесконечным галереям в попытках добраться до первого этажа. Наконец, когда надежда уже почти покинула ее, она вышла на главную лестницу и спустилась в музыкальную комнату, где они вчера вечером пили чай.
К своему облегчению, она обнаружила там Беатрис Харлоу. Пожилая леди сидела у камина и перебирала сложенные стопкой у ее ног каталоги с семенами.
– Доброе утро, дорогая, – поздоровалась она, глядя на Люси поверх очков. – Я думала, что вы пробудете в постели до обеда.
– Я не инвалид, – запротестовала Люси. – Я надеялась, что мы с Синди могли бы прогуляться.
– Она катается верхом. У моего племянника отличные конюшни. Вы катаетесь?
– Боюсь, что нет.
– А садоводство вас не интересует?
Люси снова отрицательно покачала головой:
– Мой сад умещается в ящике за окном.
– Какая жалость. Я считаю, что работа в саду – самое полезное занятие на свете. Мой племянник всегда поддразнивает меня, говоря, что растения – это мои дети. Сегодня слишком холодно, чтобы гулять по саду, но возможно, вы хотите осмотреть дом.
– С удовольствием, мисс Харлоу.
– Вы не должны меня так называть. В этом доме все зовут меня тетя Беатрис, и, если вы обратитесь ко мне по-другому, я могу забыть ответить вам.
Люси рассмеялась и вышла вслед за ней из комнаты.
Несколько следующих восхитительных часов Люси провела, осматривая дом. Завороженная, она разглядывала севрский фарфор, золотую посуду, мейсеновский столовый сервиз на пятьдесят персон, ручную роспись на потолках, камины в неоклассическом стиле, итальянский деревянный резной орнамент, сотни люстр и массу позолоченных часов. Когда Люси в сопровождении своего добровольного гида ступила на порог длинной картинной галереи, она слегка покачнулась и схватилась за спинку кресла, чтобы не упасть.
Тетя Беатрис посмотрела на нее с тревогой:
– Кажется, я вас утомила. Как глупо с моей стороны! Оставим картины на потом.
– Через минуту со мной все будет в порядке.
– Нет, моя милая. У моего племянника лучшая в мире коллекция, и вы должны осмотреть ее на свежую голову.
Признав разумность довода, Люси позволила отвести себя обратно в музыкальную комнату и усадить в кресло с бокалом мадеры.
– Ненавижу долго быть на ногах, – призналась она. – Вот почему я никогда не любила бродить по музеям.
Тетя Беатрис изумленно уставилась на нее:
– Вы считаете Чартерс музеем?
Люси сделала маленький глоток вина и рассмеялась:
– Я никогда не видела музей, где можно сидеть в старинных креслах и пить аперитив из бокалов, которым две сотни лет. Наверное, поэтому все здесь и производит на меня такое впечатление. Так непривычно видеть столько прекрасных вещей в обыденной жизни. Я ожидала чего-то вроде ограничительных канатов и запрещающих табличек типа «Не трогать».
Теперь настал черед смеяться пожилой даме.
– Пол считает, что всем нужно пользоваться. Если бы не страховая компания, он вообще ничего бы не убирал под замок.
Люси сделала еще глоток вина и посмотрела на огонь сквозь хрусталь бокала. Только сейчас она начала осознавать, как сильно может гордиться человек своим домом. Понятно, что Пол Харлоу, которому его богатство мешало поверить в то, что кто-то может любить его бескорыстно, отдавал всю свою нежность этим неодушевленным предметам. Как же, должно быть, невыносимо было настоящим владельцам Чартерса продавать всю эту красоту. При этой мысли Люси почувствовала новый приступ неприязни по отношению к человеку, чье богатство позволяло одним лишь росчерком пера стать обладателем сокровищ, любовно собираемых не одним поколением.
– А что случилось с настоящими хозяевами Чартерса? – спросила она.
– Какими хозяевами? – переспросила тетя Беатрис, извлекая вышивку из лежащего у ножки кресла кружевного мешочка.
– С семьей, которая жила здесь до того, как мистер Харлоу купил этот дом.
– Мы и есть эта семья.
– Простите. Я не знала. – От неловкости Люси покраснела до корней волос.
Но тетя Беатрис, обрадовавшись, что ей представилась возможность поведать гостье семейную историю, похоже, даже не заметила ее смущения.
– Харлоу жили в Винтербуэне начиная с шестнадцатого века. В галерее вы найдете портрет первого Пола Харлоу кисти Гольбейна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29