Прогрызенный неведомым червяком путь был извилист, но короток. Изогнувшись несколько раз, я заметил просвет и выпал на небольшую поляну, окруженную со всех сторон стенами валуна. Камень был полым! Поэтому он весил немного по сравнению с его размерами, не утонул и не уничтожил островок, давший ему последний приют в его долгих скитаниях по небу.
Несмотря на то, что стены валуна закрывали солнце, внутри распространялся какой-то мерцающий серый свет. Его было достаточно, чтобы до мельчайших подробностей видеть все вокруг. Если я догадался верно, то свет источал некий сорт лишайника, похожего на плесень. Светящиеся пятна усеяли стены и свод валуна, словно пятна на шкуре гепарда.
Взяв в руки немного светящейся плесени, я обтер ею выход, чтобы не потерять его, когда мне придется обследовать пещеру. Покончив с этим важным делом, я вытер руки от остатков плесени и вдруг почувствовал нечто странное. Если снаружи, около валуна, воздух был тяжелым и густым, трудно дышалось и тянуло к земле, то здесь, внутри, мне стало покойно и радостно. Я почувствовал, как написано у Гоголя: «легкость в членах необыкновенную», и от этого пришел в эйфорический восторг. Мне захотелось петь, плясать, сочинять вирши о ножках, глазках и прочих прелестях.
С трудом я обуздал себя. Сел, прислонился спиной к светящейся стене и напряг мышцы тела. Держался недолго, но эта бездумная легкость отпустила. Скорее всего, внутри валуна был избыток кислорода, источаемый плесенью, или же она выделяла в воздух некую наркотическую субстанцию. Нужно было набрать образцов, обследовать пещеру и выбираться отсюда.
Поднявшись, я снова пошел вдоль стены, как это было некоторое время назад, но тогда я находился с внешней стороны валуна и даже представить себе не мог, что находится внутри.
Ноги утопали в мягком мхе, я смотрел по сторонам, часто нагибался, чтобы спрятать в сумку образцы камней и растительности. Так я подошел к единственному дереву, росшему у противоположной от входа стены валуна.
Оно выглядело очень странным. У растения не было ствола — оно состояло из множества переплетенных корней, поднявшихся над землей на высоту полутора аршин. Казалось, что кустарник стоит на ходулях, вот-вот оттолкнется от стены и пойдет на меня. Листья, узкие, с мою руку длиной, имели неживой пепельно-красный, цвет. Они были столь жесткими, что не сгибались, а ломались. Крона дерева упиралась в потолок и распласталась по нему.
Я неплохо знаю флору Южных морей, но такой экземпляр мне попался впервые. Растение напоминало волокнистый панданус, произрастающий в тропических районах Азии, Африки, на северо-востоке Австралии и островах Тихого океана, но я никогда не видел столь огромного пандануса с непонятным цветом листьев.
От них исходил пряный аромат. Так пахла Тоа, когда приходила ко мне. И от этой мысли мне вдруг безумно захотелось увидеть ее и показать это удивительное зрелище внутри каменной скалы.
И снова я заставил себя остановиться. Я, прежде всего, ученый, и исследование сего непонятного явления может принести большую пользу русской науке. Нельзя опускаться и давать волю низменным инстинктам.
Обойдя растение, я присел на выступавшую корягу и провел ладонью по стене. Пальцы мои нащупали странные бороздки под светящимся лишайником, покрывавшем стены. Быстро принявшись обрывать его, я оголил достаточно большую поверхность, и перед моими глазами предстала надпись на английском языке: «Look here!» и стрелка, указывающая вниз.
Под выступавшим из земли корнем лежал камень. Я раскачал его и откинул в сторону. Под камнем темнела влажная земля. Посмотрев по сторонам, я нашел какой-то сук и стал яростно расковыривать слежавшуюся землю. Наконец, деревяшка зацепилась за что-то, и я вытащил наружу холщовый мешок, пропитанный воском, чтобы внутрь не попала влага.
Осторожно приоткрыв слежавшуюся ткань, я обнаружил внутри крупный плод в твердой кожуре, величиной с два моих кулака. Внутри скорлупы перекатывались и громко стучали зерна. Расковыряв дырочку, я высыпал на ладонь черные семена, абсолютно круглые, похожие на крупные блестящие бусины.
От них также исходил знакомый приятный аромат, и я понял, что передо мной семена таинственного дерева без ствола и с воздушными переплетенными корнями. Я осторожно разломил одно семя и увидел внутри него темно желтый порошок, напоминающий пыльцу или споры.
Пора было выбираться отсюда. Аккуратно сложив находки в сумку, я пошел вдоль стены в обратном направлении. Выход тускло светился — не зря я предусмотрительно обтер его лишайником.
Выбраться оказалось несложно. Протолкнув мешок перед собой, я вылез из узкого лаза и направился к тому месту, где меня ждала Тоа.
Она встретила меня радостным возгласом, вскочила и прижалась ко мне. Я почувствовал, как трепещет ее сердце.
— Не надо, не надо, моя хорошая. Я с тобой, все в порядке, успокойся, — я гладил ее по голове, но она все сильнее прижималась ко мне и всхлипывала.
— Я боялась, что Мать-Богиня забрала тебя к себе. Ты нарушил табу! Ты приблизился к семени Небесного Отца, я видела!
— Ничего, ничего, Мать-Богиня добрая. Она отпустила меня с миром. Все хорошо.
Тоа дрожала в моих объятьях, но постепенно страх ее стал проходить. И я решился:
— Послушай, Тоа, я хочу тебя спросить кое о чем. Скажи, когда-нибудь приходил к вам другой белый человек, не я?
Она посмотрела на меня со страхом.
— Инли? Ты видел его? Мать-Богиня забрала его к себе, чтобы он не превратился в злого духа! Чтобы не смеялся над нею!
— Подожди, о чем ты говоришь? — я пытался остановить ее возмущенные возгласы, боясь, что нас услышат. Хотя мы находились на высоте около версты над уровнем моря и между нами и прибрежными джунглями была пустая полоса, просматриваемая со всех сторон.
Из сбивчивого рассказа моей подружки я понял следующее: когда-то, давным-давно, племя жило на большой земле, и было куда многочисленнее. Они поклонялись духам моря и джунглей, приносили дары Матери-Богине. Но не всегда счастье было с ними, и потому на их племя нападали другие туземцы, уводили в плен их женщин, убивали мужчин и забирали скот.
Тоа рассказывала, сидя на корточках передо мной: «Люди нашего племени влачили жалкое существование. И тогда они взмолились Матери-Богине: „Мать-Богиня, мы дети твои, плоть от плоти твоей, не дай нас истребить!“ И отвечала им Мать-Богиня: „Что я могу сделать для вас? Небесный Отец больше не оплодотворяет меня, недоступно мне его божественное семя, и поэтому трудно мне помочь вам.“ И тогда обратились люди нашего племени к Небесному Отцу: „О, Небесный Отец, не дай нам умереть от стрел соседних племен, голода и напастей! Оплодотвори Мать-Богиню! Дай ей силы защитить нас!“
Долго не отвечал Небесный Отец, но однажды выпил он веселящего напитка, собранного на висках возбужденного слона и пахнущего мускусом. Смешал его с вином и медом. Возжелал он Мать-Богиню, но не мог придти к ней, так как нельзя ему спускаться вниз, на землю, и уронил с неба свое сверкающее семя, не имеющее себе равных. Приняла Мать-Богиня семя Небесного Отца в себя и удовлетворила бушующую страсть. И сидела она на этом семени, как несушка на яйцах, и нагрела его своим телом. Загорелась земля, загорелась вода, и поднялась из воды земля, и насыпала остров в двух днях плавания от того места, где мы терпели мучения. И стало наше племя жить там, возделывать землю, добывать плоды и коренья и забыло то место, откуда мы прибыли, так как не хотело, чтобы кто-нибудь пришел нашим путем.
Мои предки перебрались на остров, где жили в довольстве и счастье и не забывали приносить дары Матери-Богине и Небесному Отцу. Его каменное семя венчало гору, и никто из людей племени не подходил близко к нему, ибо это было табу.
Однажды к ним пришел белый человек. Он долго пробирался через джунгли, очень устал и был болен. Его выходили, научили нашему языку. Его звали Жон-инли. Сначала мы не знали, что он белый — его лицо и руки были такими же темными, как и у нас. Но когда старейшины племени раздели его, больного и слабого, чтобы обтереть его целебными травами, то увидели, что его тело цвета козьего молока. Как у тебя, Амрта,» — хихикнула Тоа.
Насколько я смог сделать предположения из ее повествования, это был английский миссионер по имени Джон. А Тоа продолжала свой рассказ:
— Жон-инли всегда улыбался, говорил очень тихо и каждый день от рассвета до заката смотрел на странную вещь: сверху обтянутую кожей, а внутри состоящую из множества тоненьких одинаковых кусочков материи, на которых были нарисованы черные червячки. Жон-инли шевелил губами и водил пальцем по этим червячкам.
Однажды старейшины племени спросили его, что он делает и не пугает ли он духов воды и леса тем, что шепчет что-то с закрытыми глазами?
Белый человек сказал, что в этой вещи внутри заключен рассказ о самом главном духе всех белых людей — Ишу, который умер за то, чтобы всем было хорошо.
— И нам хорошо? — удивились старейшины. — Но нам и так хорошо. У нас есть плоды, вкусная вода и прирученные звери. Только другие племена нападают на нас. Можешь ли ты, Жон-инли, пойти к ним и сказать, чтобы они нас не трогали? И тогда нам будет еще лучше, даже без твоего Ишу.
Жон-инли страшно рассердился, затопал ногами и сказал, что его Ишу главнее наших духов и что наши жертвы Матери-Богине напрасны, так как ее нет, а только Ишу властвует над всем миром.
Старейшины подумали, что злые духи, поселившиеся в Жон-инли, еще не отпустили его, и поэтому он так кричит и пускает пену изо рта. Они стали бить в тамтамы и танцевать вокруг белого человека, чтобы духи вышли из него и танцевали вместе с ними, но Жон-инли отвернулся, сел в тень и снова принялся шевелить губами над червячками.
Духи не вышли и старейшины снова начали думать.
«Мы будем ждать знака, — сказали они. — Наша Мать-Богиня покажет твоему Ишу, что она сильнее его. И тогда ты поверишь в нее и принесешь ей в жертву черного петуха.» — «Никогда!» — ответил Жон-инли и продолжал смотреть на червячков и шевелить губами.
Все это было задолго до моего рождения. Много лет Мать-Богиня не пускала к себе людей моего племени. Но однажды один юноша — дед моего деда, сумел подняться на вершину горы и принести дорогой подарок — слезы Матери-Богини. Маленькой части ее слезы хватало, чтобы вылечить человека, дать ему силу, крепкое потомство и долгую—предолгую жизнь. Но эти слезы нельзя было собирать чаще, чем раз в дюжину лет. Иначе они не созреют и племя останется без силы Матери-Богини.
Но Жон-инли не послушался и полез на вершину. Он никому не сказал, что идет для того, чтобы украсть целительные слезы. Он даже построил плот, чтобы убежать. Но старейшины ему не дали этого сделать и убили его.
— Что это за слезы? — спросил я ее. — На что они похожи?
Тоа сняла с себя ожерелье из раковин, среди которых был маленький кожаный мешочек.
— Смотри, — сказала она и вытащила из мешочка семя-бусину. Точно такие же семена лежали у меня в холщевой сумке, завернутые в навощенную ткань. — Понюхай, как пахнет. Это запах Матери-Богини. От него у мужчин кружится голова, и они в любви становятся исполинами. А маленькая крупинка этого семени излечивает болезни, продлевает жизнь и отгоняет смерть. Это тайна нашего рода, которую хотел украсть белый Жон-инли. Теперь ты понимаешь, почему он табу и все, что он делал, — табу тоже?
У меня просто не повернулся язык сказать, что в моем мешке лежит целый плод, спрятанный английским миссионером. Я не знал, выберусь ли я отсюда, но моя находка явилась бы истинной ценностью для русской науки! Если одно семя излечивает болезни, то скольких больных можно вылечить лекарством, приготовленным по формуле препарата, извлеченного из этого плода! Я должен буду написать отчет в Географическое общество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35