Когда я их еще увижу? Пилот запустил двигатель, винт уже начал свое движение, и если бы не крик Музы Пегасовны, мы бы взмыли в воздух, но тут неутомимая пенсионерка не обнаружила на мне шубу.
- Шуба где? - крикнула Муза Пегасовна.
В этом страшном шуме было совершенно невозможно вести нормальную беседу, и я ограничилась жестами - мол, там, в домике. Муза Пегасовна, назвав меня безответственной раззявой, которая не умеет ценить подарки, выскочила из вертолета. Бросилась спасать шубу, с которой вообще-то по причине дарения должна была проститься всерьез и надолго. Генерал помчался за ней. Они скрылись за деревьями, разошлись по объектам и те, кто нас провожал. Для них я уже улетела. Вот так, помахали ручками и, посчитав свою миссию исчерпанной, оставили меня одну на залитой солнцем вертолетной площадке. Вертолетчик - не в счет, пока он только приложение к машине.
Стоял тихий, ясный день. Такие дни бывают только на стыке лета и осени, когда в воздухе неспешно плывет паутина, а мне кажется, что это грусть застилает глаза. Я вспоминаю самые возвышенные слова, которым верю лишь сейчас, на стыке лета и осени: благодать, отдохновение. Я опускаюсь в траву - она уже пахнет сеном - и, обхватив колени руками, закрываю глаза, лицом ловлю солнце, неяркое, увядающее вместе со всей природой. За спиной, как шмель, на малых оборотах жужжит вертолет. За его жужжанием я улавливаю чье-то стрекотание. Открываю глаза. Прямо по солнцу, в нимбе лучей, идет Лелик. Медленно, припадая на одну ногу, он приближается ко мне. За его спиной я различаю вертолет "Ми-8". Лелик подходит и протягивает книгу.
- На, Вака, чтобы не путалась в правописании.
После яркого солнца я с трудом различаю надпись на книге: "Орфографический словарь".
- Как там Ирочка? - спрашиваю я, не поднимаясь с травы.
- Она приходила ко мне, - отвечает Лелик, нависая надо мной.
- Ха-ха-ха, - невесело говорю я. - Она не должна вылезать от тебя, эта сладкая, вкусная Ирочка.
- Вака, ты дура. - Его слова звучат как объяснение в любви.
- С девушками так нельзя.
- С дурами можно, - утверждает Лелик. - Той ночью она была у Климочкина, услышала его разговор по телефону, он с кем-то договаривался о гранатомете для тебя. Под каким предлогом ты бы еще вышла из дома среди ночи? Сейчас Сенькина в больнице, напилась каких-то таблеток из-за этого гада Климочкина.
Волна любви к Лелику и сострадания к Ирочке поднимает меня с травы. Бедная, бедная Ирочка, так вот почему она так плакала, увидев серьгу с перламутровыми прожилками. Рваные джинсы Климочкина, синий лоскут, найденный мною у генеральского стола, замечательно подходящий к сейфу ключ, кусок зеленого пластилина, выуженный из-под дивана - из этого ряда. Климочкин давно хотел оторвать меня от Лелика, вместе мы казались ему непреодолимой силой. Он уговорил Сенькину сказать, что она невеста Лелика, для вящего подтверждения ее слов подложил в генеральский стол сфабрикованный рапорт о прописке. А под диван - серьгу, которую Сенькина накануне забыла у него на подушке. Если б мужчина, с которым я была близка, не ведая стыда, воспользовался моей серьгой, забытой у него на подушке, я бы плакала не меньше Ирочки. И наверняка бы травилась.
Почему-то принято считать, что если девушка дарит свою любовь не одному мужчине, то она какая-то бесчувственная и ее можно использовать безо всякого стеснения, тем более - моральных обязательств. Но я все-таки склонна верить, что даже самые распущенные среди нас, впервые обнимая мужчину, надеются это он.
В одном прогадал Климочкин: Сенькина исполнила его волю не ко времени. И спасла меня. Теперь я обязана ей по гроб жизни, обязана хотя бы тем, что могу вот так протянуть руку, ладонью коснуться щеки Лелика, а Лелик будет стоять и смотреть на меня. И моя ладонь ощутит его прохладную, шершавую от щетины кожу.
Наверное, мы перегрелись на солнце, если не слышали, как подошли к нам Муза Пегасовна и генерал. С шубой.
Лелик выразительно посмотрел на меня.
- Она?
Я качнула ресницами. Так Лелик самолично узрел легенду моего устного творчества. Да и трудно было не признать. Кто, как не Муза Пегасовна, эта экзальтированная Кармен, способен в погожий, почти летний день неспешной походкой выйти из глухой тундры в шикарной собольей шубе, с генералом под руку?
- Как вы здесь оказались, Алексей? - Генерал протянул Лелику руку.
- Интуиция, товарищ генерал. - Лелик кивнул на вертолет, который доставил его сюда, одновременно пожимая генералу руку.
- Я сейчас этой интуиции дам по шее, - сказала Муза Пегасовна, обжигая меня взглядом.
Быть бы мне битой, если б не безумолчное сегодня небо. Прямо на нас стремительно шел на посадку еще один вертолет.
- Вертолеты пошли косяком, - следя глазами за раздувающейся на глазах тушкой, прокомментировала я.
Из иллюминатора нависшего над нами вертолета смотрел Бибигон.
- На счет три! - крикнул Лелик и бросился, припадая на ногу, к своему вертолету.
- Варвара, на твоей могиле поставят бюст с телефонной трубкой, грозила Муза Пегасовна, запихиваемая генералом в салон.
И когда вертолет Бибигона коснулся земли и из него выскочил сам адмирал, а за ним группа автоматчиков, наша машина и машина, за штурвалом которой - Лелик, одновременно, как по команде, взмыли в небо. Припав к иллюминатору, я смотрела, как Адам Адамович неуклюже карабкается обратно в салон, как кинулись за ним автоматчики. Вертолет адмирала забил лопастями, набирая обороты, подъемная сила уже оторвала его от земли, и в этот момент над ними навис Лелик, не давая взлететь. Из открытых иллюминаторов автоматчики целились вверх, в вертолет Лелика. Трассирующие очереди пунктирными линиями прошивали воздух вокруг "Ми-8".
- Уходи, они с автоматами! - кричала я, будто он мог меня слышать.
Вертолет Лелика, сделав стремительный круг, пошел над машиной противника на бреющем полете. "Ми-8" стойкой шасси врезался в хвостовой винт нижнего вертолета, круша и разбрасывая лопасти. Лишенный направляющей тяги, вертолет Бибигона юлой завертелся вокруг оси и тяжело плюхнулся оземь.
От ужаса я закрыла лицо руками. А когда открыла, увидела, как далеко мы оторвались от своих преследователей. На параллельном курсе шел вертолет, из него мне махнул рукой Лелик. Внизу, вокруг обездвиженной машины, черными горошинами бегали автоматчики, посылая очереди, не способные достать нас.
- К ангару торпедопогрузочной базы! - крикнул генерал в кабину пилота. - Вызови по рации прокуратуру!
Оттаявшая от переживаний, Муза Пегасовна обняла меня за плечи.
- Окрасился месяц багрянцем, где море бушует у скал, - грудным голосом, насыщенным красками, запела моя подружка-старушка.
- Поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал, - подхватили мы с генералом.
Смеясь, обернулся пилот: давно он не возил таких веселых пассажиров.
Наш вертолет приземлился на взлетно-посадочной площадке гарнизона подводников. Именно по этой взлетной полосе шагали мы с генералом, прилетев на его первую встречу с избирателями. Между двумя посадками в одну и ту же точку одного и того же гарнизона - всего неделя, а событий - на целую жизнь хватит.
Муза Пегасовна, генерал и я выскочили из машины; над нами беспомощно завис двуногий "Ми-8", за штурвалом которого - Лелик. При ударе о хвостовой винт Бибигонова вертолета была вырвана основная, передняя стойка шасси.
- Давай баллоны! - скомандовал генерал.
Споро и слаженно, как единый механизм, нацеленный на спасение, техники катили по полю огромные резиновые круги, выкладывали их в ряд, прямо туда, где была тень от вертолета, за штурвалом которого - Лелик.
- Сколько он сможет продержаться? - спросила я Музу Пегасовну.
Она не ответила, только взяла меня за руку.
- Пока не закончится керосин. - Я сама знала ответ.
И я молила Бога, в которого обычно не верю, а сейчас верила истово и свято, как паломник у гроба Господня, не отбирать у Лелика керосин, а значит, саму жизнь. И Бог услышал мою молитву, а может, таким профессионалам, как он, не только Бог - в помощь? Держа "Ми-8" в висячем положении, Лелик правой задней ногой шасси коснулся земли, затем обрела точку опоры левая нога. На двух ногах, как слон в цирке, навис вертолет над рядами баллонов. Казалось, достаточно слабого ветерка под брюхо, и туша завалится на спину. Аккуратно, словно боялся смять, вертолет всем корпусом опустился на баллоны.
- Ура! - кричали все и бросали в воздух пилотки.
Муза Пегасовна, принципиально не закрывающая голову какими-либо шляпками, за неимением оной бросилась в объятия генерала.
- Тима, - сказала она, смачно целуя его в обе щеки, - это так необыкновенно, что мне хочется немедленно сесть за рояль и написать специально для тебя новый гимн.
- И выкурить, Муза, по хорошей бразильской сигаре, из отборного табака, года эдак 94-го, - согласился генерал, обнимая Музу Пегасовну за талию.
- И обязательно шампанское! Целый ящик, и чтобы пробки били в потолок! Обожаю, когда громко! - восторженно голосила Муза Пегасовна. Потом, обернувшись ко мне, крикнула: - А ты что стоишь?
И подтолкнула меня к Лелику, покинувшему вертолет. Не знаю, с ее ли подачи, но только неожиданно для самой себя, я повисла на его шее. Вот уж не думала, что способна на такое бурное проявление чувств! А может, прежде у меня были одни эмоции, а теперь впервые - чувство?
- Какой ты настоящий, - говорю я, глядя ему в глаза.
- Тебя, Вака, не понять. То ты называешь меня псом, то гадом, то вообще заблуждаешься: "Е" или "И" ставить в моем случае. Ты уж определись, советует Лелик, всем телом прижимая меня к себе.
- Так ты же во всем настоящий, даже в тех случаях, где нечеткая гласная, - настаиваю я.
- Вака, я тебя изнасилую, - угрожает мне Лелик, сжимая меня в объятиях.
- Я не буду сопротивляться.
Он смеется.
- И как тогда я буду тебя насиловать?
- Страстно, - шепчу я и бесстыдно запускаю ладонь ему под куртку.
Ледяные от дующего с побережья ветра пальцы добираются до горячего тела. Разница температур обжигает нас. Я вижу, как сжимается зрачок - до точки, как желтеет глаз. Ногти царапают нежную ложбинку на его спине, граничащую с бедром. Его руки напрягаются, сжимают мои плечи до синяков. Колючим подбородком он трется о мой лоб.
- Вака, твоя испорченность сбивает меня с ног, - с трудом подбирая слова, изрекает Лелик. Его рыжие глаза смотрят мне прямо в сердце.
- А по моим сведениям, Лелик, с устойчивостью у тебя нет проблем, голосом верховной жрицы, знающей, что он со всеми потрохами в моей власти, лениво мурлычу я.
Понятный лишь ему одному смысл сказанного выводит Лелика из себя, и он раздраженно рычит:
- Варвара, ты понимаешь, что я на службе?
С легкой улыбкой я наблюдаю, как он отдирает свои ноги от моих ног, глаза от моих глаз, руки от моих рук, себя от меня, и не понимаю: зачем надо ломать себя? О какой службе можно помнить сейчас? Сейчас для меня - только ты, а я для тебя - не только... Ты даже видишь стоящих поблизости, они смущают тебя. Самому не противен тупой материализм? Я молчу, я неподвластна ситуации. Куда ты спрыгнешь с подводной лодки, когда все твое естество голосует за меня?
ЦЕНА ВОПРОСА
Вместе с сотрудниками прокуратуры, сопровождаемыми вислоухим спаниелем, мы зашли в ангар торпедопогрузочной базы. Поглядывая на генеральские погоны комдива, дежурный по ангару лейтенант вытянулся по струнке, как-то невнятно пробормотал:
- Ваши документы.
Все было полезли за документами, но Муза Пегасовна упредила действия масс лозунгом революционного звучания:
- Дорогу генералу!
И по тому, как она первой, распахнув тяжелые ворота, шагнула в тоннель ангара, стало понятно, кто здесь генерал. Муза Пегасовна не из тех субтильных особ, что ждут, когда мужчина распахнет перед ними дверь.
С такой ерундой она способна справиться сама и если ждет чего-либо от мужчины, так только двери, распахнутой в мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
- Шуба где? - крикнула Муза Пегасовна.
В этом страшном шуме было совершенно невозможно вести нормальную беседу, и я ограничилась жестами - мол, там, в домике. Муза Пегасовна, назвав меня безответственной раззявой, которая не умеет ценить подарки, выскочила из вертолета. Бросилась спасать шубу, с которой вообще-то по причине дарения должна была проститься всерьез и надолго. Генерал помчался за ней. Они скрылись за деревьями, разошлись по объектам и те, кто нас провожал. Для них я уже улетела. Вот так, помахали ручками и, посчитав свою миссию исчерпанной, оставили меня одну на залитой солнцем вертолетной площадке. Вертолетчик - не в счет, пока он только приложение к машине.
Стоял тихий, ясный день. Такие дни бывают только на стыке лета и осени, когда в воздухе неспешно плывет паутина, а мне кажется, что это грусть застилает глаза. Я вспоминаю самые возвышенные слова, которым верю лишь сейчас, на стыке лета и осени: благодать, отдохновение. Я опускаюсь в траву - она уже пахнет сеном - и, обхватив колени руками, закрываю глаза, лицом ловлю солнце, неяркое, увядающее вместе со всей природой. За спиной, как шмель, на малых оборотах жужжит вертолет. За его жужжанием я улавливаю чье-то стрекотание. Открываю глаза. Прямо по солнцу, в нимбе лучей, идет Лелик. Медленно, припадая на одну ногу, он приближается ко мне. За его спиной я различаю вертолет "Ми-8". Лелик подходит и протягивает книгу.
- На, Вака, чтобы не путалась в правописании.
После яркого солнца я с трудом различаю надпись на книге: "Орфографический словарь".
- Как там Ирочка? - спрашиваю я, не поднимаясь с травы.
- Она приходила ко мне, - отвечает Лелик, нависая надо мной.
- Ха-ха-ха, - невесело говорю я. - Она не должна вылезать от тебя, эта сладкая, вкусная Ирочка.
- Вака, ты дура. - Его слова звучат как объяснение в любви.
- С девушками так нельзя.
- С дурами можно, - утверждает Лелик. - Той ночью она была у Климочкина, услышала его разговор по телефону, он с кем-то договаривался о гранатомете для тебя. Под каким предлогом ты бы еще вышла из дома среди ночи? Сейчас Сенькина в больнице, напилась каких-то таблеток из-за этого гада Климочкина.
Волна любви к Лелику и сострадания к Ирочке поднимает меня с травы. Бедная, бедная Ирочка, так вот почему она так плакала, увидев серьгу с перламутровыми прожилками. Рваные джинсы Климочкина, синий лоскут, найденный мною у генеральского стола, замечательно подходящий к сейфу ключ, кусок зеленого пластилина, выуженный из-под дивана - из этого ряда. Климочкин давно хотел оторвать меня от Лелика, вместе мы казались ему непреодолимой силой. Он уговорил Сенькину сказать, что она невеста Лелика, для вящего подтверждения ее слов подложил в генеральский стол сфабрикованный рапорт о прописке. А под диван - серьгу, которую Сенькина накануне забыла у него на подушке. Если б мужчина, с которым я была близка, не ведая стыда, воспользовался моей серьгой, забытой у него на подушке, я бы плакала не меньше Ирочки. И наверняка бы травилась.
Почему-то принято считать, что если девушка дарит свою любовь не одному мужчине, то она какая-то бесчувственная и ее можно использовать безо всякого стеснения, тем более - моральных обязательств. Но я все-таки склонна верить, что даже самые распущенные среди нас, впервые обнимая мужчину, надеются это он.
В одном прогадал Климочкин: Сенькина исполнила его волю не ко времени. И спасла меня. Теперь я обязана ей по гроб жизни, обязана хотя бы тем, что могу вот так протянуть руку, ладонью коснуться щеки Лелика, а Лелик будет стоять и смотреть на меня. И моя ладонь ощутит его прохладную, шершавую от щетины кожу.
Наверное, мы перегрелись на солнце, если не слышали, как подошли к нам Муза Пегасовна и генерал. С шубой.
Лелик выразительно посмотрел на меня.
- Она?
Я качнула ресницами. Так Лелик самолично узрел легенду моего устного творчества. Да и трудно было не признать. Кто, как не Муза Пегасовна, эта экзальтированная Кармен, способен в погожий, почти летний день неспешной походкой выйти из глухой тундры в шикарной собольей шубе, с генералом под руку?
- Как вы здесь оказались, Алексей? - Генерал протянул Лелику руку.
- Интуиция, товарищ генерал. - Лелик кивнул на вертолет, который доставил его сюда, одновременно пожимая генералу руку.
- Я сейчас этой интуиции дам по шее, - сказала Муза Пегасовна, обжигая меня взглядом.
Быть бы мне битой, если б не безумолчное сегодня небо. Прямо на нас стремительно шел на посадку еще один вертолет.
- Вертолеты пошли косяком, - следя глазами за раздувающейся на глазах тушкой, прокомментировала я.
Из иллюминатора нависшего над нами вертолета смотрел Бибигон.
- На счет три! - крикнул Лелик и бросился, припадая на ногу, к своему вертолету.
- Варвара, на твоей могиле поставят бюст с телефонной трубкой, грозила Муза Пегасовна, запихиваемая генералом в салон.
И когда вертолет Бибигона коснулся земли и из него выскочил сам адмирал, а за ним группа автоматчиков, наша машина и машина, за штурвалом которой - Лелик, одновременно, как по команде, взмыли в небо. Припав к иллюминатору, я смотрела, как Адам Адамович неуклюже карабкается обратно в салон, как кинулись за ним автоматчики. Вертолет адмирала забил лопастями, набирая обороты, подъемная сила уже оторвала его от земли, и в этот момент над ними навис Лелик, не давая взлететь. Из открытых иллюминаторов автоматчики целились вверх, в вертолет Лелика. Трассирующие очереди пунктирными линиями прошивали воздух вокруг "Ми-8".
- Уходи, они с автоматами! - кричала я, будто он мог меня слышать.
Вертолет Лелика, сделав стремительный круг, пошел над машиной противника на бреющем полете. "Ми-8" стойкой шасси врезался в хвостовой винт нижнего вертолета, круша и разбрасывая лопасти. Лишенный направляющей тяги, вертолет Бибигона юлой завертелся вокруг оси и тяжело плюхнулся оземь.
От ужаса я закрыла лицо руками. А когда открыла, увидела, как далеко мы оторвались от своих преследователей. На параллельном курсе шел вертолет, из него мне махнул рукой Лелик. Внизу, вокруг обездвиженной машины, черными горошинами бегали автоматчики, посылая очереди, не способные достать нас.
- К ангару торпедопогрузочной базы! - крикнул генерал в кабину пилота. - Вызови по рации прокуратуру!
Оттаявшая от переживаний, Муза Пегасовна обняла меня за плечи.
- Окрасился месяц багрянцем, где море бушует у скал, - грудным голосом, насыщенным красками, запела моя подружка-старушка.
- Поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал, - подхватили мы с генералом.
Смеясь, обернулся пилот: давно он не возил таких веселых пассажиров.
Наш вертолет приземлился на взлетно-посадочной площадке гарнизона подводников. Именно по этой взлетной полосе шагали мы с генералом, прилетев на его первую встречу с избирателями. Между двумя посадками в одну и ту же точку одного и того же гарнизона - всего неделя, а событий - на целую жизнь хватит.
Муза Пегасовна, генерал и я выскочили из машины; над нами беспомощно завис двуногий "Ми-8", за штурвалом которого - Лелик. При ударе о хвостовой винт Бибигонова вертолета была вырвана основная, передняя стойка шасси.
- Давай баллоны! - скомандовал генерал.
Споро и слаженно, как единый механизм, нацеленный на спасение, техники катили по полю огромные резиновые круги, выкладывали их в ряд, прямо туда, где была тень от вертолета, за штурвалом которого - Лелик.
- Сколько он сможет продержаться? - спросила я Музу Пегасовну.
Она не ответила, только взяла меня за руку.
- Пока не закончится керосин. - Я сама знала ответ.
И я молила Бога, в которого обычно не верю, а сейчас верила истово и свято, как паломник у гроба Господня, не отбирать у Лелика керосин, а значит, саму жизнь. И Бог услышал мою молитву, а может, таким профессионалам, как он, не только Бог - в помощь? Держа "Ми-8" в висячем положении, Лелик правой задней ногой шасси коснулся земли, затем обрела точку опоры левая нога. На двух ногах, как слон в цирке, навис вертолет над рядами баллонов. Казалось, достаточно слабого ветерка под брюхо, и туша завалится на спину. Аккуратно, словно боялся смять, вертолет всем корпусом опустился на баллоны.
- Ура! - кричали все и бросали в воздух пилотки.
Муза Пегасовна, принципиально не закрывающая голову какими-либо шляпками, за неимением оной бросилась в объятия генерала.
- Тима, - сказала она, смачно целуя его в обе щеки, - это так необыкновенно, что мне хочется немедленно сесть за рояль и написать специально для тебя новый гимн.
- И выкурить, Муза, по хорошей бразильской сигаре, из отборного табака, года эдак 94-го, - согласился генерал, обнимая Музу Пегасовну за талию.
- И обязательно шампанское! Целый ящик, и чтобы пробки били в потолок! Обожаю, когда громко! - восторженно голосила Муза Пегасовна. Потом, обернувшись ко мне, крикнула: - А ты что стоишь?
И подтолкнула меня к Лелику, покинувшему вертолет. Не знаю, с ее ли подачи, но только неожиданно для самой себя, я повисла на его шее. Вот уж не думала, что способна на такое бурное проявление чувств! А может, прежде у меня были одни эмоции, а теперь впервые - чувство?
- Какой ты настоящий, - говорю я, глядя ему в глаза.
- Тебя, Вака, не понять. То ты называешь меня псом, то гадом, то вообще заблуждаешься: "Е" или "И" ставить в моем случае. Ты уж определись, советует Лелик, всем телом прижимая меня к себе.
- Так ты же во всем настоящий, даже в тех случаях, где нечеткая гласная, - настаиваю я.
- Вака, я тебя изнасилую, - угрожает мне Лелик, сжимая меня в объятиях.
- Я не буду сопротивляться.
Он смеется.
- И как тогда я буду тебя насиловать?
- Страстно, - шепчу я и бесстыдно запускаю ладонь ему под куртку.
Ледяные от дующего с побережья ветра пальцы добираются до горячего тела. Разница температур обжигает нас. Я вижу, как сжимается зрачок - до точки, как желтеет глаз. Ногти царапают нежную ложбинку на его спине, граничащую с бедром. Его руки напрягаются, сжимают мои плечи до синяков. Колючим подбородком он трется о мой лоб.
- Вака, твоя испорченность сбивает меня с ног, - с трудом подбирая слова, изрекает Лелик. Его рыжие глаза смотрят мне прямо в сердце.
- А по моим сведениям, Лелик, с устойчивостью у тебя нет проблем, голосом верховной жрицы, знающей, что он со всеми потрохами в моей власти, лениво мурлычу я.
Понятный лишь ему одному смысл сказанного выводит Лелика из себя, и он раздраженно рычит:
- Варвара, ты понимаешь, что я на службе?
С легкой улыбкой я наблюдаю, как он отдирает свои ноги от моих ног, глаза от моих глаз, руки от моих рук, себя от меня, и не понимаю: зачем надо ломать себя? О какой службе можно помнить сейчас? Сейчас для меня - только ты, а я для тебя - не только... Ты даже видишь стоящих поблизости, они смущают тебя. Самому не противен тупой материализм? Я молчу, я неподвластна ситуации. Куда ты спрыгнешь с подводной лодки, когда все твое естество голосует за меня?
ЦЕНА ВОПРОСА
Вместе с сотрудниками прокуратуры, сопровождаемыми вислоухим спаниелем, мы зашли в ангар торпедопогрузочной базы. Поглядывая на генеральские погоны комдива, дежурный по ангару лейтенант вытянулся по струнке, как-то невнятно пробормотал:
- Ваши документы.
Все было полезли за документами, но Муза Пегасовна упредила действия масс лозунгом революционного звучания:
- Дорогу генералу!
И по тому, как она первой, распахнув тяжелые ворота, шагнула в тоннель ангара, стало понятно, кто здесь генерал. Муза Пегасовна не из тех субтильных особ, что ждут, когда мужчина распахнет перед ними дверь.
С такой ерундой она способна справиться сама и если ждет чего-либо от мужчины, так только двери, распахнутой в мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37