А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Пока же клюет ухажерам печень. Я устала удивляться: даже одной, самой невинной реплики из ее уст достаточно, чтобы выжечь вокруг себя безжизненную пустыню и навсегда остаться старой девой. Наташке же все прощается. Причем не она просит прощения, а у нее. Вывод: у каждого своя мера дозволенного.
Внизу расстилаются пожелтевшие сопки, тень от нашего вертолета скользит по ним. Справа еще маячит авиационный гарнизон, и где-то там - Лелик; прямо по курсу, уже в зоне видимости, синяя гладь моря, корабли и подводные лодки у пирса, чуть поодаль - казармы, дома. Это Заозерск. В принципе я могу описать всю карту местности, даже не глядя вниз: за пять лет службы в дивизии подводных кораблей, в состав которой входил и наш полк связи, изучила все подробности здешнего пейзажа наизусть. По головокружительно извилистой дороге, петляющей меж сопок и валунов, заросших мхом, час, а то и больше пути, а так уже через пятнадцать минут вертолет пойдет на посадку.
Утомившись созерцанием виданного-перевиданного, генерал во весь свой генеральский бас спросил:
- Братцы, хотите анекдот?
Наверное, вспомнил, что мы пока в одной связке.
Братцы хотели, о чем известили генерала дружными кивками.
- Встретились осел и прапорщик, - начал генерал. - Осел спрашивает у прапорщика: "Ты кто?" Прапорщик огляделся - никого и говорит: "Офицер". Осел ему в ответ: "Тогда я - лошадь".
Вот такой анекдот - дискриминационный, кастовый, отделяющий зерна от плевел, а офицеров от прапорщиков. Еще бы повторил пошлость, расхожую в войсках: "Прапорщик - это диагноз". Я посмотрела на Наталию: никаких внешних проявлений этого страшного диагноза пока нет, надеюсь, у меня тоже.
Мне, например, как бывшему прапорщику, обидно. Обидно, и смех распирает, к горлу подкатил и душит - умеет генерал анекдоты травить, не откажешь, акценты расставляет, как завещал Станиславский. Пришлось ногтями вонзиться в собственную ладонь. Теперь хоть плачь! Не заметила, щипала ли себя Наташка, но и ей не смеется, со всем усердием рассматривает свое изображение в зеркале. Что можно разглядеть при такой болтанке?
Старшие же офицеры от хохота загибаются, чуть ли в ладоши не хлопают. Только угрюмый капдва неучтиво игнорирует разразившуюся вакханалию. Тяжелый случай: Бог обделил беднягу и юмором, нет, столько недовложений в одну личность - это брак даже для создателя. Машка тут же дергает отца за рукав кителя, кричит:
- Папа, а кто это - прапорщик?
- Прапорщик - это мичман, - объясняет Шкарубо.
- Наш мичман Алексеич? - допытывается Машка.
- Да, Муха, наш мичман Алексеич, - вторит ей Шкарубо.
Словно что-то поняв из этого набора тривиальностей, Маша забирается коленками на сиденье и носом прилипает к иллюминатору.
- А вы почему не смеетесь?
Между прочим, обращаются к нам. Генерал каким-то волшебным образом, доступным только властителям мира сего, умудряется смотреть в глаза мне и Наташке одновременно. Совершенно необоснованно я ежусь, черт бы побрал этот атавизм! Наташа хлопает зеркальцем, слишком медленно отправляет его в сумочку и, лишь когда "молния" объезжает сумочку по кругу, сладко облизав свои пухлые губы, протяжно говорит:
- Вы же не мой командир.
От ее слов тесный салон вертолета наполнился тишиной, от которой ноет внизу живота. Я услышала неровное дыхание генерала. И если б не капдва Шкарубо, летел бы наш вертолет и летел до пункта назначения на этой высокой ноте отчужденности. Он просто взял и заржал, без всякого почтения к генеральскому чину и его тонким эмоциям. Девочка Маша, отлипнув от иллюминатора, дернула генерала за рукав мундира.
- А при чем тут осел?
На месте генерала я бы задохнулась. Хотя на своем месте я это и делаю задыхаюсь от смеха в дуэте с раскатистым, грудным смехом Наталии. Звучит недурно. Особенно когда нам вторит Шкарубо.
- Земля! - как резаные закричали старшие офицеры из генеральской свиты. Еще никогда с таким нетерпением они не ждали посадки вертолета.
Вслед за летом внезапно наступила осень. Было, было солнышко, природа всем арсеналом примет нежно нашептывала в наши доверчивые уши, что пока еще лето, и вдруг - бац - с неба сыплет противный, мокрый снег. А что вы хотите: заполярный круг, шестьдесят девятая параллель! Не просто же так нам полярки платят. Это в Москве или где-нибудь в Рязани - жареное солнце, а у нас замороженный дождь падает с неба. И когда это случается, - а нашей погоде календарь не указ, и снегопад возможен не только в июне, но и в августе, мы утешаем себя:
- Не май месяц.
Снег пошел в полдень, во время построения личного состава полка связи по случаю представления нового командира.
Говорила же я Наташке, что читаю человеческие души с судьбами в придачу без комментариев владельцев: капитан второго ранга Иван Шкарубо с сегодняшнего числа назначен на должность командира полка связи.
Для девочки Маши, которая хочет женить папу, наш полк - редкая удача: большую часть штатного расписания занимают женщины-военнослужащие. Со стороны - сегодня я не в строю, а на крыльце казармы, рядом с генералом, томящимся в ожидании встречи с народом, - смотреть на это потешное войско забавно. Не думаю, что Шкарубо в восторге от вида толпы гомонящих баб, разодетых от Кардена до военторга.
Нового командира на общем построении личного состава полка представил собравшимся толстяк-коротышка в шитом золотом адмиральском мундире, с кортиком на бедре. Весь гарнизон зовет его Бибигоном. И эта маленькая шпажка на бедре! Только не вздумайте проговориться, Бибигон умеет быть мстительным, взмах кортиком, и вы - шашлык. Но обычно до состояния полуфабриката он доводит бескровным методом, не вынимая кортика из ножен: Бибигон, а по паспорту Адам Адамович Мотылевский - контр-адмирал, командир дивизии подводных кораблей, со всеми вытекающими последствиями. Между прочим, генерал с Бибигоном даже кивками не перекинулись, встретились как неродные, а ведь, насколько мне известно, судьбы их написаны словно под копирку. В один год после окончания училищ прибыли на Север, вровень, шаг, в шаг преодолевали ступеньки служебных лестниц: Чуранов - капитан, Мотылевский капитан-лейтенант, Чуранов - майор, Мотылевский - капитан третьего ранга, и так до одной большой звезды на погонах. Разница только в среде обитания: генерал - в небе, адмирал - в воде. Вчера, копаясь в архиве редакции, я видела не меньше дюжины снимков, на которых вы рядом, плечом к плечу. Что же такое, мальчики, между вами произошло, что вы друг друга в упор не видите?
Адмиральский мундир не единственное приобретение Бибигона, столь нелогичное по отношению к его внешности; из этой же обоймы алогичностей его жена. Как и положено, жену Адама зовут Евой. В жизни всегда есть место совпадениям! Это сейчас Бибигон завоевывает жизненное пространство животом, а двадцать лет назад лейтенанта Мотылевского, прибывшего после училища по распределению на дизелюху, в профиль можно было и не заметить, такой был тощий. И вечно голодный, как все лейтенанты.
Пока лодка стояла у стенки, Адам трехразово питался на камбузе. Здесь его разглядела здоровая, белозубая официантка, просто сдобная булка - вот такой в девках была Ева. Вроде бы простая, как три копейки, каждое сказанное ею слово вгоняет в краску, а адмирала в лейтенанте разглядела, прямо как на хорошего скакуна поставила и выиграла забег. Ставки делала котлетами, они у нее действительно объедение, не зря же Адам вырос в Бибигона. Потом, когда Ева забеременела, Адам перешел на вегетарианскую пищу, избегал завтраков, обедов, ужинов, вместе взятых, а уж когда двойню родила - и вовсе сдрейфил, сбежал в Питер на классы.
Но, оказывается, существуют вещи и пострашнее отцовства, полиотдел, например. Взяли лейтенантишку за хилое тело, приперли к стене Евиным письмом с фотографией крошек... И ведь никто не насиловал, просто обозначили альтернативу: женишься - будешь служить, не женишься - тоже будешь, но совсем по-другому: в глубокой дыре - и очень повезет, если к пенсии капитана получишь. И ваше поведение недостойно поведения советского лейтенанта. Задели за живое! Что касалось чести советского офицера, здесь Адам был кремень, он мог обмануть взвод беременных официанток, мог без всяких обязательств, авансируя лишь плоскими комплиментами, сожрать таз котлет, но срамить офицерский мундир не позволял никому, даже себе. Так котлеты прочно обосновались в его каждодневном меню.
Когда я вижу их, ее - огромного роста и его - огромного размера, важно бредущих по вечернему гарнизону, то никак не могу понять: почему из всех прибывших тогда лейтенантов Ева остановила свои синие бессмысленные глазищи именно на нем? Наверняка есть хотел не только Адам. Наверняка нашлись бы желающие полакомиться Евой и на голодный желудок, согласные жениться без всех этих унизительных подробностей. Бибигон силен не только комплекцией, но и интеллектом.
Контр-адмирал Мотылевский обожает толкать с трибуны пламенные речи; тогда ликующий гарнизон стонет, возбужденный его ораторским талантом, острым, как лезвие кортика, понятным, как котлета, загадочным, как их мезальянс. Странно, замечаю я, такой отменный нюх на женихов демонстрируют обыкновенно девушки заурядные, неспособные в одиночку переплыть реку жизни. А вот живут они хорошо. Разодел он ее как куклу, только очень большую, играть с такой страшно. Адам и не играет, он - ее игрушка.
Вслед за Бибигоновой пламенной речью, после его одобрительного хлопка по крепкому плечу нового командира, из внезапно почерневшего неба хлынул поток мокрого снега. Шкарубо едва успел сделать шаг вперед, поближе к строю, и громко так обратился к подчиненным:
- Здравствуйте, товарищи связисты!
Все замерли, и, набрав полные легкие воздуха, строй готов был разразиться на едином выдохе: "Здравия желаем, товарищ командир!" В эту самую последнюю секунду перед выдохом, пересекая плац по косой, туда, где стояло ее отделение, двинулась Наташа. Она шла будто летела, ветер нес ее каштановые волосы. Вслед за Наташкой по плацу мелкой трусцой семенила лохматая собака Малыш. Все забыли о выдохе.
- Хелло! - слегка повернув голову, кивнула Наташа своему командиру; ее изящная шея, как у породистой лошади, была особенно грациозна при этом изгибе. Обычная вежливость, не более, но полк, вдохнувший приветствие, разразился безумным хохотом. Даже Бибигон с выражением детского счастья на лоснящемся лице довольно пялился на Наташку, потирая свои толстенькие ладошки.
И только Шкарубо, растерянный, в окружении хохочущей толпы, испытывал ненависть. Ненавидел всех, ненавидел этот гарнизон, такой далекий от моря, а эту рыжую так, как никого прежде. Его леденящая ненависть была понятна даже дождю, излившемуся на черные форменные тужурки снегом. Все помчались к казарме.
- Какой странный, - сказала Наташка, глядя с крыльца казармы сквозь пелену снега на застывшую фигуру на пустынном плацу.
Дом офицеров ломился от многолюдья. Конечно, не каждый день знакомое лицо, вскормленное из гарнизонной плошки, баллотируется в губернаторы. Генерал не был оригинален: после скупого рассказа о своих биографических вехах - в каком году родился, в каком окончил летное училище в Ейске, как дорос до командира летной дивизии - приступил к предвыборным обещаниям. Странно, но обещал как-то скупо, без того размаха фантазии, что характерен для подобных мероприятий.
Программа генерала заключалась в малом: дорогу из гарнизона до города взамен нынешних колдобин проложить нормальную; бороться за сохранение северной пенсии для северян, переехавших в средние широты; выдвинет предложение о начислении рабочего стажа безработным женам военнослужащих. Ну и тепло - в каждый дом, без перерывов. В общем, обещал то, что возможно, но во что люди по причине банальности сказанного верят без энтузиазма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37