Командир ПЛ К-130 убрал его после того, как штурман стал много говорить о районе активного промысла.
Осужденный на солидный срок, Бибигон каменной рукой командора еще раз попытался дотянуться до генерала. Возможно, и сделал бы из Тимофея Георгиевича труп, хотя бы политический, если б не Муза Пегасовна. Ввергнутый в круговорот всех этих следствий, очных ставок и показаний свидетелей, генерал отошел от предвыборной борьбы за губернаторское кресло. Казалось, окончательно.
В один из последних дней предвыборной кампании "Пионер столицы" напечатал статью журналиста Виталия Бонивура "Генерал в дамках". Обвинительный лейтмотив звучал довольно-таки примитивно: генерал-де человек плохо образованный, обучен только одному языку - как он будет искать инвесторов для нищей области? Чтобы доводы выглядели еще убедительнее, к статье был приложен аттестат зрелости о среднем образовании будущего генерала, где в каждой строчке - только тройка.
В дело разрушения политического имиджа генерала запустили и судебный процесс над наркодельцом, бывшим контр-адмиралом Мотылевским. Мол, рука руку моет, все генералы одним миром мазаны, просто этого еще не поймали.
Вопреки ожиданиям Бибигона, заказавшего статью еще в хорошие для него времена, все изложенное лихой рукой столичного журналиста не привело генерала в уныние. Напротив, вдохновленный пламенными речами Музы Пегасовны о чести и достоинстве, генерал, рейтинг которого после длительного отсутствия на политической арене был близок к нулю, встретился в последний день предвыборной кампании с избирателями.
По совету Музы Пегасовны, для этой встречи генерал зафрахтовал самый большой зал города. Не ограничившись советами, ради такого мероприятия Муза Пегасовна заложила в ломбард переходящую, как красное знамя, соболью шубу. Взамен потребовала единственное: рояль должен стоять на сцене, а не в кустах. Счастливые соперники, с коими трудно было не согласиться, - через день выборы, - находили потуги генерала абсурдными и вне всякого сомнения запоздалыми. Но только не Муза.
Мало того, отринув все разумные доводы, день перед встречей с избирателями Муза посвятила музыкальному образованию Тимофея Георгиевича. С утра до вечера, пока партитура не покорилась целиком и полностью генералу, они в четыре руки и соло штудировали единственную мелодию - "Прощай, любимый город". Генерала уже тошнило от "любимого города" и "седого боевого капитана", но Муза вновь и вновь, игнорируя стуки соседей по батарее, требовала безупречного исполнения. И она добилась своего: генерал клевал клавиши носом, но бацал грамотно, без фальши.
Оснащенная огромным букетом желтых георгинов, Муза Пегасовна первой вошла в пустой концертный зал и заняла место в первом ряду. Всегда безупречно одетая, в этот день она превзошла самое себя. И если раньше я повторяла "Кармен на пенсии", то сегодня решилась исключительно на "Кармен". Настолько несовместны были эта красавица, с горящими глазами, прямой спиной, белозубой улыбкой, в шикарном брючном костюме красного цвета, и пенсия, да еще такая жалкая, как у наших стариков.
- Что он говорит! - громко шептала мне Муза Пегасовна, слушая речи генерала, обещавшего наладить жизнь области в пределах истинных возможностей. - Ну кому интересны дороги, отопление и наличие рыбы в магазинах? Надо обещать глобально, врать по-крупному.
Видимо, в ее словах была сермяжная правда, а может, электорату окончательно наскучило однообразие предвыборных обещаний, но зал сидел как заторможенный, словно пустой, ни вздоха, ни выкрика.
- Кого могут возбудить эти занудливые речи?
Муза Пегасовна поднялась с места и, тряхнув головой, встала на сцену.
- Отправилась возбуждать, - шепнула я сидевшему рядом он.
- От этого бывают дети, - заметил Лелик.
- От этого бывают губернаторы, - поправила я его.
Я знаю Музу Пегасону, как знает бессменную руководительницу всевозможных хоров треть жителей нашего региона, певшая под взмахи ее властных рук. Попробуйте пройти с Музой Пегасовной по широкому проспекту города и не встретить того, кто открывал рот под ее руководством. Желаю вам успеха!
Стремительной походкой проследовав на сцену и вызвав восторг уже от одного узнавания, она вложила генералу в руку желтые хризантемы и ненавязчиво отодвинула его от микрофона на полуслове.
- Я старуха! - с вызовом бросила она в ряды.
От ее низкого, завораживающего тембра проснулись все.
- Я старуха! - громко повторила Муза Пегасовна.
- Сколько старухе лет? - крикнул чей-то молодой голос.
- Мне еще нет девяноста, - гордо ответила Муза.
Заскучавший было народ развеселился.
- А дети есть? - неслось с галерки.
- Дети есть, и внуки тоже, - сообщила Муза Пегасовна. - Я предводитель стада в девять голов.
- В десять голов, - наклонясь к микрофону, поправил ее генерал.
По его выразительному взгляду, брошенному на Музу Пегасовну, все поняли - генерал посчитал себя.
- Десятая голова пока под вопросом, - не растерялась Муза Пегасовна. Беру только губернаторами.
Зал восторженно взвыл от такой санта-барбары, развернувшейся на их глазах. Словно фокусница, она раскрыла газету, непонятно каким образом оказавшуюся у нее в руках.
- Здесь пишут, - сказала она просто, без всякого надрыва, с мягкой душевной интонацией, - что Тимофей Георгиевич не знает иностранных языков, владеет только родным - русским.
Газета плавно полетела в зал.
- Я хочу поклониться генералу. Поклониться до земли за то, что он знает наш могучий, богатый русский язык. Спасибо вам, Тимофей Георгиевич, за любовь к родной земле, ее народу!
Муза Пегасовна отвесила благородный поклон в сторону генерала, тот растроганно поцеловал ей руку.
- Надо ли нам, гражданам России, живущим на одной восьмой части суши, знать иностранные языки? - торжественно спросила она у зала, ловившего каждое ее слово. И сама ответила: - Надо! Но, прежде чем штудировать английский или японский, следует научиться полноценно изъясняться на своем родном языке. Может ли губернатор, не умеющий ясно выражать свои мысли на русском языке, быть губернатором? Представляете, в какие коллизии он может ввергнуть область! Так что, если губернатору, - Муза Пегасовна сделала жест рукой в сторону генерала, - положен по протоколу переводчик, у него будет переводчик!
На последних словах своей пламенной речи Муза Пегасовна махнула залу рукой, и он, послушный ее воле, бурно и страстно зааплодировал. На волне публичного признания она села к роялю. Затихшая аудитория вздохом расположения откликнулась на первые аккорды, летящие в зал из-под прекрасных Музиных рук.
- Споемте, друзья, - обратилась Муза Пегасовна к собравшимся.
- Ведь завтра в поход, - облокотясь на крышку рояля, с улыбкой продолжал генерал.
- Уйдем в предрассветный туман, - пели генерал и его Муза. - Споем веселей, пусть нам подпоет...
- Седой боевой капитан, - хором Пятницкого слаженно грянул зал.
- Прощай, любимый город, уходим завтра в море. И ранней порой, мелькнет за кормой знакомый платок голубой.
На этих словах Муза кивком приглашает генерала присоединиться. Следуя приглашению, генерал элегантно делит с ней стул и клавиатуру. От их игры в четыре руки, когда он - на басах, она - в скрипичном диапазоне, когда их руки летают над клавишами, перекликаясь нотами, народ восторженно стонет.
"Да, с роялем Муза в яблочко, - думаю я. - Ну кто теперь, после того как Тимофей Георгиевич продемонстрировал свое умение музицировать, посмеет назвать его необразованным солдафоном?" Не знаю, как другие, но человеку, играющему на фортепиано, я ставлю зачет автоматом по всем другим предметам. Даже знание сора, из которого выросла нынешняя музыка, не лишает меня удовольствия делить коллективное ликование.
Не прекращая петь, Муза оставляет рояль на попечение генерала и направляется к центру сцены, вдохновенно дирижируя поющим электоратом. Вверху над ней, как символ венценосности, горит сотней лампочек огромная восьмиярусная люстра. Словно понимая это, Муза Пегасовна нет-нет, да и бросает взгляд под самый потолок.
Я только успеваю подумать, что Муза, прочувствовав ситуацию, складывающуюся в пользу генерала, уже позирует для фото- и кинокамер, фиксирующих победу, потому и голову задирает: ведь именно такой ракурс наиболее выгодно отражает шею и другие коварные места женской наружности как светящаяся громадина поползла вниз.
Нет, люстра не рухнула, не вломилась в сцену и размахивающую руками Музу, не взорвалась на глазах онемевшего зала гирляндой осколков. Она медленно, с точностью снайпера сжимала пространство между собой и Музой, стоящей на ее пути.
И так же медленно, словно угроза нависла не только над Музой, истлела песня, лишь генерал продолжал бить по клавишам. И от этого все происходящее за его спиной наполнялось ужасом. Кто-то сдавленно ойкнул. Генерал обернулся. В безмолвии, словно это не лучший дворец города, а пустыня, лишь раздавался скрип троса, скрип отчетливый, до зябких мурашек; трос скрипел, быстрее и быстрее раскачивая люстру и повергая ее вниз.
И когда сноп света, направленный падающей восьмиярусной кометой, сжался до маленького круга, за пределами которого - тьма, а внутри уже едва помещалась Муза, когда круг вот-вот разрешится точкой, генерал бросился, опрокинув стул, - как-то неловко, спиной, но отчаянно - к Музе в красном полыхающем костюме, чарующей и трагической от близости опасного светила, и вытолкнул ее из опаленного круга.
От последовавшего за его резким броском режущего стеклянного грохота я в ужасе закрываю лицо ладонями, Лелик прижимает меня к своему плечу. Я не хочу открывать глаза, я не хочу видеть, что стало с Музой Пегасовной и генералом после того, как на них упала люстра.
- Вака, ты что? Вот дурочка! - трясет меня Лелик, отнимая мои руки от лица. - Вака, открой личико, все живы.
По тому, как он нервно смеется и совершенно необоснованно целует меня то в макушку, то в лоб, я понимаю: Лелик напуган не меньше меня.
Люстра теперь мирно качается на тросе у самой сцены, на излете, но все же она пометила лоб того, кто метит в губернаторы. С перевязанной бинтом, на котором проступает кровь, головой генерал - герой всех героических эпосов, да и только.
Сцена уже заполнена людьми, Муза Пегасовна принимает комплименты по поводу ее самообладания под падающей люстрой, генералу оказана первая медицинская помощь. И вместе - восторги всех и каждого. Нет в зале ни одного равнодушного, неспособного оценить поступок настоящего мужчины Тимофея Чуранова, спасшего на глазах у всего честного народа любимую женщину Музу Пегасовну.
Безоглядно и доверчиво, словно под Новый год, люди верят в любовь и благородство. Невесть откуда на сцене появляются ящики с водкой, и все как одна семья, все как родные, плача и смеясь одновременно, поднимают тосты, главный из которых "Горько!", и уж потом - "За губернатора".
Сквозь праздничность толпы, будто сегодня новогодний карнавал, мы с Леликом протискиваемся к Музе и генералу. Кармен с энтузиазмом целует нас, генерал наполняет стаканы водкой.
- За люстру! - произношу я тост. - Если б ее не было, то следовало бы придумать.
- Тогда за газировку, которой ты меня окатила. - Генерал трогательно обнимает Музу за плечи.
- Что газировка! - снисходительно говорю я. - Это не случайность, там было все выверено до мелочей и проведено в жизнь лично мною.
Генерал отстраняется от Музы и довольно подозрительно пялится на нее.
- Что-то не так? - спрашивает Муза, заботливо поправляя бинт на его голове. - Болит, Тима?
- Муза, если б ты не стояла там, куда летела эта дура, я бы подумал, что ты подпилила трос, - несколько обескураженно, однако с хитрым прищуром заявляет генерал.
Как институтка, пойманная со шпаргалкой, Муза выдыхает горячо и обиженно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37