По моим понятиям, в восемь утра надо быть бодрее. - До встречи, - бросила Алин и встряхнула копной волос как в рекламном ролике про шампунь, после чего вновь сосредоточилась на умащении плоти. Я спустился с мостков и кое-как устроился в раскаленной лодке.
Первым делом я проплыл мимо усадьбы Вудворда. Машина все так же стояла перед домом. Что ж, по крайней мере, они не удрали под покровом ночи. Я взял червяка, насадил его на крючок и бросил в воду. Червяк казался почти белым.
Посидев с полчаса, я так и не заметил никакого движения. Солнце припекало, и голове стало жарко. Надо было нахлобучить шляпу. Это было бы замечательное зрелище, подумал я, закрывая глаза и видя просачивавшийся сквозь веки красный свет. Моя шляпа в канадских лесах смотрелась бы как бикини в оперном театре. Черт, я никак не мог выкинуть из головы это бикини. Интересно, почему? Из-за розового цвета или черной окантовки? Я снял рубаху, потом майку и окунул последнюю в воду, затем отжал и обмотал вокруг подгорающей головы. Минуту-другую по моим плечам бежали освежающие струйки озерной воды, которые исчезали в складках жира на нависшем над ремнем животе. Надо использовать время с толком и попробовать избавиться от жирка, нагулянного за зиму в городе. Самый верный способ сделать это пойти к поленице, посмотреть, как Джоан колет дрова, а потом отправиться обедать.
С моего места мне была видна изрядная часть озера. Усадьба пряталась на берегу залива, за островом на севере можно было разглядеть конец озера. Оно лежало среди лесистых холмов, их пологие склоны начинались у самой воды. Только на западе берег был относительно крутым, но и тут он лишь отдаленно напоминал утес. С точки зрения гребца озеро было весьма обширным, но Риммер с его моторным катером наверняка назвал бы Биг-Краммок чуть ли не лужей.
Где-то на западе, вероятно, в одном из затонов, послышался стрекот мотора, который завелся после того, как кто-то трижды дернул шнур. Мотор был мощный, и его рев в такой ранний час показался мне неуместным. Пока я гадал, из-за какого мыса появится лодка, она проворно выскочила из ближайшего ко мне заливчика и поперла прямиком на меня. Она была похожа на немного уменьшенный полицейский катер, какие показывают в кино. Я не отводил глаз от громадной фары, установленной на носу, и от раскачивающейся легкой скорлупки, подталкиваемой мотором, который так и норовил обогнать лодку. Разумеется, в катере сидел Джордж. Он едва умещался в своей посудине. Мощная грудь нависала над тугим пузом. Ветровое стекло было забрызгано водой. Сбавив обороты, Джордж мягко подплыл ко мне.
- Доброе утро, - гаркнул я, перекрикивая плеск рассекаемой винтом воды. - Прекрасная погода.
- Да, когда нет снегопада. Вы снова здесь. Чем вас так привлекает эта часть озера?
Он достал из нагрудного кармана табак и бумагу, свернул самокрутку, выполнив львиную долю этой работы одной рукой, и прикурил. Я почувствовал злорадство, когда папироса вспыхнула и тотчас сделалась вдвое короче.
- Эней посоветовал попытать счастья здесь Он сказал: лови в тени. А сейчас тень - к западу от Первого острова, - ответил я. И добавил: - К вашему сведению.
Но это его не проняло.
- С утра лучше удить у дальнего берега. Если, конечно, вам нужен не жерех.
Я по-прежнему знать не знал, что такое жерех, но видел, что, по мнению Джорджа, ловить эту рыбу - не мужское дело. Джордж выплюнул в воду ошметки табака и дал газу, да так громко, что вся озерная форель наверняка в страхе бросилась вон из Биг-Краммок. В мгновение ока Джордж достиг причала Вудворда, привязал катер и зашагал к дому, неся низку рыбы, которую, судя по её виду, следовало бы закоптить или провялить. Что там ещё делают с рыбой, которую есть противно, а выбрасывать жалко? Минут на пять Джордж скрылся из виду, потом снова появился, шагнул на причал и подошел к своему катеру. Проплывая мимо, он сделал все, что мог, чтобы хорошенько покачать меня на волне. Моя крошечная дюралевая лодчонка едва не опрокинулась. Джордж оглянулся и заржал. Парень он был простецкий и любил нехитрые развлечения. Он погнал свою лодку прочь и скрылся с глаз менее чем за две минуты. Катер делался все меньше и наконец превратился в крошечную точку у северного берега озера.
Я смотал удочки, опустил в воду весла и погреб к острову. Когда лодка ткнулась носом в песок, я выпрыгнул на берег (замочив одну ногу) и продрался сквозь кусты на другую сторону острова, откуда была видна усадьба Вудворда, правда, несколько в другом ракурсе. Теперь усадьба была дальше, но зато я мог смотреть на неё без помех, и никто не спрашивал, чего я таращу глаза.
Около машины шла какая-то возня. Я захватил из лодки бинокль и сфокусировал его, глядя на кольцо с тремя лучами на капоте "мерседеса". Справа от машины Лорка вела беседу с Уилфом и Спенсом. Мужчины были в шортах и теннисках, а Лорка в темно-синей мужской рубахе, завязанной узлом на животе. Белая теннисная юбка оттеняла длинные загорелые ноги. На миг мне показалось, что мужчины собираются оставить в доме Лорку и укатить в Хэтчвей, но нет: они все забрались в машину, та развернулась и поехала вверх по проселку к бревенчатой дороге. Через пять минут они пересекут подворье Петавава-Лодж. Пэттен остался в доме один. Пожалуй, пора сыграть в шахматы.
Первым делом я сменил ленту в магнитофоне, лежавшем в мешке для мусора, и выгнал оттуда уховерток. Потом съел бутерброд, который показался мне картонным, поскольку запить его было нечем. И, наконец, решил разложить по полочкам все, что знал о Пэттене, чтобы на этой основе предугадать его следующий ход.
Он приехал сюда не загорать и не опробовать новое рыболовное снаряжение. Теперь, когда дальнейшая судьба "Последнего храма" в руках Верховного суда, он просто забился в укромный уголок и ждет, что решат в Вашингтоне. Если восемь стариков и одна старуха проголосуют в его пользу и признают, что Пэттен правдиво изложил суть задач своей секты, он просто вернется на телевидение и опять будет вести "Часы судьбы" и ораторствовать на многотысячных сборищах до тех пор, пока налоговая служба не отыщет какую-нибудь другую прореху в его священной броне. Но если решение окажется неблагоприятным для Пэттена, его песенка спета, во всяком случае, в Штатах. Какой тогда смысл возвращаться и расхлебывать кашу? Четыреста миллионов ему не собрать. К тому же, в Штатах ему предстоят многолетние скитания по судам. В конце концов поверенные Пэттена возненавидят его не меньше, чем федеральные фискалы. Это - единственное, чего он сможет добиться. Пэттену достало ума слинять до оглашения вердикта. Родился он в здешних краях, но это вовсе не значит, что именно тут собрался доживать свой век. Уж слишком любит Пэттен злачные местечки, которых полно в Европе. У него было две причины приехать в парк Алгонкин. Во-первых, чтобы дождаться решения, а возможно, и выправить себе новые бумаги. В наши дни ещё можно достать поддельный канадский паспорт, и, вероятно, как раз этим Пэттен и занимается. Чтобы получить паспорт, как и любое другое почтовое отправление, нужно время. Итак, он просидит в усадьбе Вудворда до решения суда и, если оно окажется неблагоприятным, останется здесь ровно столько, сколько потребуется, чтобы получить паспорт на другое имя, а потом сразу же уедет. Разумеется, вся эта возня не будет стоить и выеденного яйца, если кому-то из нынешних обитателей берегов озера Биг-Краммок все-таки удастся прикончить Пэттена. Взрыв моторной лодки был подготовлен и осуществлен на высшем уровне, просто убийце чуть-чуть не повезло, и он не смог отправить Пэттена на тот свет. Но ведь совершенство достигается практикой.
Пока я предавался грезам наяву, главное действующее лицо моих ночных сновидений село в красное каноэ и отплыло от коротких мостков на противоположном берегу. Пэттен орудовал веслом, сидя у борта и немного сместившись к корме. Он направлялся прямиком к моему островку.
Я убрал свое оборудование, сунув в мешок заодно и бинокль, и прикрыл тюк дерном, листвой, сучьями и ветками. Убедившись, что и сам с трудом могу отыскать свой тайник, я вернулся к лодке. Ноги мои ныли от боли. Таким образом природа напоминала мне, что шпионский промысел - грязное дело. Сев в лодку и оттолкнувшись от берега, я отдался на волю волн и принялся растирать затекшие ноги.
- Эге-ге, приятель!
Он погружал весло в воду без всплесков. Поэтому я не услышал его, хотя знал, что он вот-вот подплывет.
- Вам надо бы поставить сирену на свою посудину. Слава богу, что у меня здоровое сердце.
- Я научился этому фокусу у индейцев, когда был мальчишкой, похвастался Пэттен. - А ты, я смотрю, не рыбачишь.
- Да вот, решил передохнуть. Я уже столько наловил, что хватит на целую армию.
- А я ездил взглянуть на обломки.
- Понятно.
- Ну так вот, я обнаружил кабель, который тянется от мотора к бензопроводу.
- Знаю. Я тоже его видел. Поэтому и торчу здесь. Кто-то на этом озере крепко вас недолюбливает, мистер Эдгар. Если вы внимательно осмотрите топливные шланги, то увидите, что на них ослаблены зажимы. Когда вы включили подсос, бензин разлился.
- И как только я дернул пусковой шнур...
- Случайная искра. Бензин вспыхнул. Просто чудо, что бак не взорвался.
- Там было не так уж много топлива, это меня и спасло. Ну, и ты, разумеется.
- Кто-то покушался на вас, мистер Эдгар, и вполне вероятно, что они попытаются снова. Надеюсь, вы не собираетесь надолго задерживаться здесь.
- Я сижу тут, потому что жду вестей, приятель. Вот получу их и отправлюсь догуливать отпуск куда-нибудь еще. Ты бывал в Испании?
- Нет. Ни разу не выбирался дальше Майами. Хотя однажды съездил в Лас-Вегас. Потерял там последнюю рубаху. С тех пор стараюсь держаться поближе к дому. Оно и немудрено.
- Порой мне хочется плавать на яхте по Средиземному морю и заходить во все порты. Чтобы узнать город, надо приблизиться к нему по воде и начать с порта. Там средоточие жизни. Прилетая на самолете, никогда не знаешь, куда тебя занесло: эти взлетно-посадочные полосы все одинаковые.
У Пэттена было широкое плоское лицо, отороченное понизу бородой. Он имел привычку улыбаться после каждой фразы, дабы выказать дружеское расположение. Эта улыбка как бы вопрошала о чем-то. Она была широкой, белозубой, и Пэттен без колебаний пускал её в ход, общаясь со мной, особенно когда я обыгрывал его в шахматы. Не замечал, чтобы он проявлял расточительность, одаривая такими же улыбками Лорку, Спенса и остальных.
- Чем вы занимаетесь, мистер Эдгар? - спросил я в надежде проверить, надежная ли у него легенда. Вреда от этого быть не могло: я уже сообщил Пэттену, что торгую женской одеждой. Он лучезарно улыбнулся мне, а потом сказал, что пишет на религиозные темы.
- Это что-то вроде журналиста, верно?
- И да, и нет. Я написал несколько богословских трудов.
- Должно быть, они отлично расходятся. Есть места, где только их и продают, да ещё поздравительные открытки. Но религия - не моя епархия, словно оправдываясь, проговорил я.
- Религия - наша общая епархия. "Как прохладная вода страждущему дорога нам добрая весть из дальних краев".
Да, он и впрямь был проповедником. Странное дело: я как-то забыл об этом, точнее, не придавал значения. Телевизионный образ для меня - не более чем телевизионный образ. Я не думал, что Пэттен таков и в частной жизни. В конце концов, не станет же цирковой клоун и после работы сыпать шуточками. Я постарался глубокомысленно кивнуть, дабы Пэттен убедился, что его благочестивые труды не канули втуне.
- Наверное, я просто один из тех ничтожных грешников, о которых вы пишете.
- Помни, греховодник теряет всякую надежду попасть на небеса. Грех отвратителен.
- Оно, конечно, так, да только Господь бог наш остался бы без работы, будь все мы одинаковы. Возьмите, к примеру, меня, грешного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38