спичка, горевшая между пальцами, походила на безобидную соломинку, чье пламя не могло причинить им вреда.
Работа сыщика состоит в том, чтобы наблюдать. И постоянное наблюдение научило Купидо, что, несмотря на скрытность и притворство, у человека всегда есть непокорная часть тела, проявляющая его сущность. У Клотарио такой частью тела были руки, которые в силу того, что всю жизнь держали сельскохозяйственные инструменты и не привыкли оставаться без дела, все время машинально стремились сжаться в кулак; пальцы у него были короткие и тупые, им наверняка трудно набрать номер на старомодном телефоне с вращающимся диском.
Руки старика воскресили в его памяти образы, которые он считал давно забытыми: двадцать лет назад несколько ребят стояли перед железной калиткой, не осмеливаясь открыть ее, потому что осы, привлеченные теплом нагретого на солнце железа, соорудили гнездо между прутьями. Крестьянин, проходивший мимо с ослом на поводу, на котором сидел мальчик, решил помочь мальчишкам и одной рукой, мозолистой и огрубевшей, раздавил гнездо, причем осы не причинили ему никакого вреда. Разжав кулак, он показал им маленький вязкий комок из воска, крови и яда.
Купидо проследил за рукой, вернувшей пачку и спички в карман. Ему пришлось сделать усилие, чтобы не думать о том, как она могла бы орудовать ножом, а сосредоточиться на словах старика:
– ...Они не отнимут его у нас, вы слышите? Не отнимут.
Прежде чем ответить, детектив дал ему время успокоиться. Он хорошо знал этих горячих и гордых крестьян, жестких в споре, но готовых уступить, если говорить с ними вежливым, непривычным для их уха тоном.
– Это не моя работа – лишать кого бы то ни было законного наследства.
Это дало немедленный результат. Движения Клотарио смягчились, и, не меняя выражения лица, он задумался, глубоко затянувшись.
– Послушайте, я не говорю, что Глория была плохой девушкой, – признал он, – но ее образ жизни был очень далек от нашего. Она портила Давида. С тех пор как он увидел ее, парень не желал работать в поле, перечил мне. Однажды мы поссорились, и он даже сказал, что убежит из дома и будет зарабатывать на жизнь живописью, будто это так просто. Ему самому такая мысль никогда бы не пришла в голову. Конечно, все шло от нее, от Глории.
Купидо вспомнил о прошлом старика, как два десятка лет назад его дочь сбежала с молодым тореро, появившимся в Бреде на летние праздники, и Клотарио кинулся за ними верхом на муле, с ружьем, он хотел во что бы то ни стало вернуть ее. Возвратился он через десять дней один, без оружия, без мула и без гордости. Но старик остался главой семейства, жестоким защитником своего рода, который сделает все возможное, чтобы подобная история не повторилась.
– Давид – мой единственный сын, и он должен работать на земле. Мои дочери уехали. Теперь Давид сумеет добиться того, чего не удалось мне. С деньгами он сможет расширить наше дело в три раза. Пройдитесь по деревне: все продается, земля не возделана. Он сможет купить большое прекрасное поместье и технику, которая будет выполнять тяжелую работу. Сейчас самый подходящий момент: люди убежали в большие города и пока что не вернулись. А ведь вернутся через некоторое время, непременно вернутся. Потому что все необходимое дает нам земля: еду, воду, одежду – все. Обычно, чтобы понять, что на самом деле ценно, требуется война.
Нелепые и сбивчивые рассуждения старика могли бы иметь смысл в далеком будущем, подумал Купидо, но не сейчас. Деревня будет терпеливо, и не меняясь, жить, как старый и заслуженный генерал, верящий, что, как только запоет труба, он окажется востребован. А пока он отдыхает, забытый и всеми покинутый; его навещают лишь такие же старики, тоскующие по прошлому, да дети старых боевых товарищей, которые приезжают поговорить, успокоить его тоску или вспомнить то, что их отцы уже начали забывать. Увлечение трэкингом растет с той же скоростью, с какой исчезает деревенская жизнь, подумал детектив.
Клотарио замолчал. На мгновение у него появилось желание говорить возвышенно и назидательно, за что в свое время он получил ироническое прозвище Дон Нотарио.
– Ваш сын так не думает.
– Но еще год назад думал, до того как сюда начала приезжать Глория, решившая отремонтировать старый родительский дом. Поначалу мне даже нравилось, что Давид ей помогает. До тех пор, пока я не понял: иногда они вместе ходят рисовать в заповедник. Это изменило его, у парня в голове появились безумные фантазии: он возмечтал стать художником и уехать в город. Мои дочери отправились в город, и не думайте, что они катаются как сыр в масле. Давид вырос здесь. Я его знаю, ведь он мой сын, я отлично знаю, что ему нужно, ведь, когда был в его возрасте, тоже совершил ошибку, решив убежать от всего этого. И уезжал я без отцовского разрешения. И несколько лет спустя был вынужден вернуться, раскаявшись в своем поступке. В Бреду всегда возвращаются.
Ошеломленный, Купидо слушал слова так не похожего на него самого человека, которые, как проклятие, сам произносил неоднократно.
– Кроме того, – продолжал старик, – неужели вы верите, что в городе Давид преуспеет как художник? Что там на него не будут смотреть как на чужака? К тому же уже слишком поздно. По нему видно, что он из деревни. Можно убежать от земли, но ее печать останется навсегда.
Он докурил сигарету двумя глубокими затяжками и шагнул к двери, чтобы выбросить окурок на улицу. Однако тот упал на порог, и старик расплющил его пыльным сапогом. Когда он убрал ногу, на полу осталось маленькое черное пятнышко, окруженное крошечными частичками табака.
– Я не позволю сыну совершить ту же ошибку, что и я. Сейчас у него на руках все козыри – он добьется всего, в чем нуждается. И я не допущу, чтобы у нас отняли то, что нам причитается, – еще раз жестко повторил он. – Моя племянница могла сделать наследниками других, но она умерла, не составив завещания. Будь она хоть проституткой, у проституток тоже есть наследники.
И, желая поставить точку в разговоре, он посторонился, указав детективу на дверь, будто уже являлся полноправным хозяином этого дома.
Он открывал дверь своей квартиры, когда услышал телефонный звонок.
– Рикардо Купидо?
– Да.
– Это Маркос Англада.
– Я вас узнал, – сказал детектив. В трубке слышался приглушенный звук телевизора.
– Возможно, я не должен говорить это по телефону, но в течение нескольких дней никак не смогу уехать из Мадрида. Я много думал об убийстве второй девушки – через десять дней после смерти Глории и при тех же обстоятельствах. И вроде бы тем же оружием.
– И возможно, совершенное тем же человеком.
– Все указывает на то, что это сумасшедший, маньяк, серийный убийца, причем никакого личного мотива у него нет. Он убил Глорию просто потому, что она оказалась не в том месте и не в то время.
– Может быть, так оно и есть, – согласился Купидо. Он догадывался, что собирался сказать Англада. Он и сам думал об этом последние сорок восемь часов, но все равно решил не облегчать тому задачу.
– Полагаю, продолжать расследование не имеет смысла. Я хочу, чтобы вы его прекратили. Я лично вами доволен – и вашими методами, и вашей тактичностью.
Детективу его слова показались несколько холодными и знакомыми, это была удобная официальная формулировка, подходящая для любого случая, что, однако, не помешало Купидо проявить вежливость в ответ.
– Спасибо, – сказал он.
– Остается только ожидать, что в полиции хорошо сделают свою работу и им повезет. Когда найдут виновного, я выступлю частным обвинителем. А вы пока приготовьте отчет о ваших расходах. Можете послать его мне вместе с указанием банка, куда перевести деньги. В тот же самый день они будут на вашем счете.
– Очень хорошо, – сухо отреагировал Купидо. И хотя он еще раньше пришел к такому же выводу и даже сам хотел предложить Англаде прекратить расследование, что-то его беспокоило.
Адвокат, должно быть, уловил нечто особенное в его тоне и тотчас добавил:
– Я понимаю: после всего, что вы сделали, бросать дело не очень-то хочется. Но, думаю, это самое лучшее решение.
– Я понимаю.
– Было очень приятно работать с вами. Вы хороший детектив, – сказал он, прощаясь. – Жаль, что все сложилось именно так.
Купидо хотелось обсудить с ним некоторые детали, оставшиеся невыясненными: значок в руке Глории, наверняка сорванный с одежды убийцы и связывавший ее смерть с кем-то ей близким. И выстрел, прозвучавший тем самым утром. Но было очевидно, что Англада не относится к той категории людей, кого такие расплывчатые доводы могут заставить поменять мнение. Поэтому сыщик ничего не сказал. А перечень расходов он составит на следующий день.
Утром, вопреки привычке, он встал рано и плотно позавтракал, потому что накануне вечером визит Давида и звонок Англады не дали ему нормально поужинать. Он надел шорты и достал из гаража велосипед. Это была прекрасная двухколесная машина, с очень легкой рамой из алюминия. Купидо совсем забросил его месяц назад и теперь заметил пыль на черном седле. Он сел на велосипед и начал плавно крутить педали, приноравливаясь и растягивая мышцы. Детектив не ездил на велосипеде уже месяц, и ему стоило труда поймать ритм. Вскоре Рикардо оставил позади город, последние шале и промышленные ангары предместья. Он переключился на следующую передачу, так как выехал на равнину, и убедился, что не сильно устал. Купидо дышал ровно, лучше, чем предполагал, и был способен крутить педали еще долго. «Это потому, что я не курю», – сказал он себе и, воодушевленный, устремился на шоссе, идущее по границе заповедника. На протяжении четырех или пяти километров лес тянулся по левую от него руку.
Детектив уже поднялся на первые пологие косогоры, когда услышал эхо двух не слишком далеких выстрелов. Было воскресенье, поэтому он подумал об охотниках.
Ему всегда нравилась велосипедная езда, и он никогда не переставал тренироваться, хотя нерегулярно, и ездил на довольно короткие расстояния, от сорока до пятидесяти километров. Теперь, бросив курить, Купидо намеревался почаще совершать такие прогулки. Это был поистине захватывающий вид спорта. С одной стороны, он не был скучным, как пешие прогулки, требовал меньшей выносливости и предоставлял возможность выбирать длинные маршруты и любоваться большим разнообразием пейзажей. И ногами двигать надо не всегда. В каждой дороге есть спуск, то есть отдых. С другой стороны, этот спорт не требовал долгого и нудного обучения технике, которая нужна, например, в теннисе. Сесть на велосипед – так же просто, как и пойти пешком. Кроме того, здесь тебе никто не нужен: велосипедными прогулками можно наслаждаться как в компании, так и в одиночестве. И наконец, подумал он, переключаясь на нижнюю передачу, если ты не участвуешь в соревнованиях, тебе не противостоит соперник, поэтому нет необходимости показывать всю свою мощь и отвагу, как в футболе, баскетболе и теннисе. Каждый предоставлен сам себе, может выбирать свой ритм и расстояние, может ехать до финиша как хочет и повернуть назад, почувствовав усталость.
Когда два с половиной часа спустя Купидо вернулся домой, у него затекли запястья и бедра, ноги ныли от напряжения. Но чувствовал он себя замечательно. На несколько минут Рикардо повалился на кровать, чтобы восстановить силы, потом выпил воды. Он проехал почти шестьдесят километров и ощущал усталость не только телом, но и душой. Купидо заметил, что за последние три часа ни разу не подумал о своей работе и это благотворно сказалось на его настроении. Надо поговорить с лейтенантом и сообщить ему, что Англада перестал платить и расследование остановлено. Следующие новости об этом деле он вычитает из газет, пообещал себе Купидо. Рикардо зашел в душ и пятнадцать минут простоял под теплой водой, оставив без внимания советы средств массовой информации о том, что ее надо экономить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Работа сыщика состоит в том, чтобы наблюдать. И постоянное наблюдение научило Купидо, что, несмотря на скрытность и притворство, у человека всегда есть непокорная часть тела, проявляющая его сущность. У Клотарио такой частью тела были руки, которые в силу того, что всю жизнь держали сельскохозяйственные инструменты и не привыкли оставаться без дела, все время машинально стремились сжаться в кулак; пальцы у него были короткие и тупые, им наверняка трудно набрать номер на старомодном телефоне с вращающимся диском.
Руки старика воскресили в его памяти образы, которые он считал давно забытыми: двадцать лет назад несколько ребят стояли перед железной калиткой, не осмеливаясь открыть ее, потому что осы, привлеченные теплом нагретого на солнце железа, соорудили гнездо между прутьями. Крестьянин, проходивший мимо с ослом на поводу, на котором сидел мальчик, решил помочь мальчишкам и одной рукой, мозолистой и огрубевшей, раздавил гнездо, причем осы не причинили ему никакого вреда. Разжав кулак, он показал им маленький вязкий комок из воска, крови и яда.
Купидо проследил за рукой, вернувшей пачку и спички в карман. Ему пришлось сделать усилие, чтобы не думать о том, как она могла бы орудовать ножом, а сосредоточиться на словах старика:
– ...Они не отнимут его у нас, вы слышите? Не отнимут.
Прежде чем ответить, детектив дал ему время успокоиться. Он хорошо знал этих горячих и гордых крестьян, жестких в споре, но готовых уступить, если говорить с ними вежливым, непривычным для их уха тоном.
– Это не моя работа – лишать кого бы то ни было законного наследства.
Это дало немедленный результат. Движения Клотарио смягчились, и, не меняя выражения лица, он задумался, глубоко затянувшись.
– Послушайте, я не говорю, что Глория была плохой девушкой, – признал он, – но ее образ жизни был очень далек от нашего. Она портила Давида. С тех пор как он увидел ее, парень не желал работать в поле, перечил мне. Однажды мы поссорились, и он даже сказал, что убежит из дома и будет зарабатывать на жизнь живописью, будто это так просто. Ему самому такая мысль никогда бы не пришла в голову. Конечно, все шло от нее, от Глории.
Купидо вспомнил о прошлом старика, как два десятка лет назад его дочь сбежала с молодым тореро, появившимся в Бреде на летние праздники, и Клотарио кинулся за ними верхом на муле, с ружьем, он хотел во что бы то ни стало вернуть ее. Возвратился он через десять дней один, без оружия, без мула и без гордости. Но старик остался главой семейства, жестоким защитником своего рода, который сделает все возможное, чтобы подобная история не повторилась.
– Давид – мой единственный сын, и он должен работать на земле. Мои дочери уехали. Теперь Давид сумеет добиться того, чего не удалось мне. С деньгами он сможет расширить наше дело в три раза. Пройдитесь по деревне: все продается, земля не возделана. Он сможет купить большое прекрасное поместье и технику, которая будет выполнять тяжелую работу. Сейчас самый подходящий момент: люди убежали в большие города и пока что не вернулись. А ведь вернутся через некоторое время, непременно вернутся. Потому что все необходимое дает нам земля: еду, воду, одежду – все. Обычно, чтобы понять, что на самом деле ценно, требуется война.
Нелепые и сбивчивые рассуждения старика могли бы иметь смысл в далеком будущем, подумал Купидо, но не сейчас. Деревня будет терпеливо, и не меняясь, жить, как старый и заслуженный генерал, верящий, что, как только запоет труба, он окажется востребован. А пока он отдыхает, забытый и всеми покинутый; его навещают лишь такие же старики, тоскующие по прошлому, да дети старых боевых товарищей, которые приезжают поговорить, успокоить его тоску или вспомнить то, что их отцы уже начали забывать. Увлечение трэкингом растет с той же скоростью, с какой исчезает деревенская жизнь, подумал детектив.
Клотарио замолчал. На мгновение у него появилось желание говорить возвышенно и назидательно, за что в свое время он получил ироническое прозвище Дон Нотарио.
– Ваш сын так не думает.
– Но еще год назад думал, до того как сюда начала приезжать Глория, решившая отремонтировать старый родительский дом. Поначалу мне даже нравилось, что Давид ей помогает. До тех пор, пока я не понял: иногда они вместе ходят рисовать в заповедник. Это изменило его, у парня в голове появились безумные фантазии: он возмечтал стать художником и уехать в город. Мои дочери отправились в город, и не думайте, что они катаются как сыр в масле. Давид вырос здесь. Я его знаю, ведь он мой сын, я отлично знаю, что ему нужно, ведь, когда был в его возрасте, тоже совершил ошибку, решив убежать от всего этого. И уезжал я без отцовского разрешения. И несколько лет спустя был вынужден вернуться, раскаявшись в своем поступке. В Бреду всегда возвращаются.
Ошеломленный, Купидо слушал слова так не похожего на него самого человека, которые, как проклятие, сам произносил неоднократно.
– Кроме того, – продолжал старик, – неужели вы верите, что в городе Давид преуспеет как художник? Что там на него не будут смотреть как на чужака? К тому же уже слишком поздно. По нему видно, что он из деревни. Можно убежать от земли, но ее печать останется навсегда.
Он докурил сигарету двумя глубокими затяжками и шагнул к двери, чтобы выбросить окурок на улицу. Однако тот упал на порог, и старик расплющил его пыльным сапогом. Когда он убрал ногу, на полу осталось маленькое черное пятнышко, окруженное крошечными частичками табака.
– Я не позволю сыну совершить ту же ошибку, что и я. Сейчас у него на руках все козыри – он добьется всего, в чем нуждается. И я не допущу, чтобы у нас отняли то, что нам причитается, – еще раз жестко повторил он. – Моя племянница могла сделать наследниками других, но она умерла, не составив завещания. Будь она хоть проституткой, у проституток тоже есть наследники.
И, желая поставить точку в разговоре, он посторонился, указав детективу на дверь, будто уже являлся полноправным хозяином этого дома.
Он открывал дверь своей квартиры, когда услышал телефонный звонок.
– Рикардо Купидо?
– Да.
– Это Маркос Англада.
– Я вас узнал, – сказал детектив. В трубке слышался приглушенный звук телевизора.
– Возможно, я не должен говорить это по телефону, но в течение нескольких дней никак не смогу уехать из Мадрида. Я много думал об убийстве второй девушки – через десять дней после смерти Глории и при тех же обстоятельствах. И вроде бы тем же оружием.
– И возможно, совершенное тем же человеком.
– Все указывает на то, что это сумасшедший, маньяк, серийный убийца, причем никакого личного мотива у него нет. Он убил Глорию просто потому, что она оказалась не в том месте и не в то время.
– Может быть, так оно и есть, – согласился Купидо. Он догадывался, что собирался сказать Англада. Он и сам думал об этом последние сорок восемь часов, но все равно решил не облегчать тому задачу.
– Полагаю, продолжать расследование не имеет смысла. Я хочу, чтобы вы его прекратили. Я лично вами доволен – и вашими методами, и вашей тактичностью.
Детективу его слова показались несколько холодными и знакомыми, это была удобная официальная формулировка, подходящая для любого случая, что, однако, не помешало Купидо проявить вежливость в ответ.
– Спасибо, – сказал он.
– Остается только ожидать, что в полиции хорошо сделают свою работу и им повезет. Когда найдут виновного, я выступлю частным обвинителем. А вы пока приготовьте отчет о ваших расходах. Можете послать его мне вместе с указанием банка, куда перевести деньги. В тот же самый день они будут на вашем счете.
– Очень хорошо, – сухо отреагировал Купидо. И хотя он еще раньше пришел к такому же выводу и даже сам хотел предложить Англаде прекратить расследование, что-то его беспокоило.
Адвокат, должно быть, уловил нечто особенное в его тоне и тотчас добавил:
– Я понимаю: после всего, что вы сделали, бросать дело не очень-то хочется. Но, думаю, это самое лучшее решение.
– Я понимаю.
– Было очень приятно работать с вами. Вы хороший детектив, – сказал он, прощаясь. – Жаль, что все сложилось именно так.
Купидо хотелось обсудить с ним некоторые детали, оставшиеся невыясненными: значок в руке Глории, наверняка сорванный с одежды убийцы и связывавший ее смерть с кем-то ей близким. И выстрел, прозвучавший тем самым утром. Но было очевидно, что Англада не относится к той категории людей, кого такие расплывчатые доводы могут заставить поменять мнение. Поэтому сыщик ничего не сказал. А перечень расходов он составит на следующий день.
Утром, вопреки привычке, он встал рано и плотно позавтракал, потому что накануне вечером визит Давида и звонок Англады не дали ему нормально поужинать. Он надел шорты и достал из гаража велосипед. Это была прекрасная двухколесная машина, с очень легкой рамой из алюминия. Купидо совсем забросил его месяц назад и теперь заметил пыль на черном седле. Он сел на велосипед и начал плавно крутить педали, приноравливаясь и растягивая мышцы. Детектив не ездил на велосипеде уже месяц, и ему стоило труда поймать ритм. Вскоре Рикардо оставил позади город, последние шале и промышленные ангары предместья. Он переключился на следующую передачу, так как выехал на равнину, и убедился, что не сильно устал. Купидо дышал ровно, лучше, чем предполагал, и был способен крутить педали еще долго. «Это потому, что я не курю», – сказал он себе и, воодушевленный, устремился на шоссе, идущее по границе заповедника. На протяжении четырех или пяти километров лес тянулся по левую от него руку.
Детектив уже поднялся на первые пологие косогоры, когда услышал эхо двух не слишком далеких выстрелов. Было воскресенье, поэтому он подумал об охотниках.
Ему всегда нравилась велосипедная езда, и он никогда не переставал тренироваться, хотя нерегулярно, и ездил на довольно короткие расстояния, от сорока до пятидесяти километров. Теперь, бросив курить, Купидо намеревался почаще совершать такие прогулки. Это был поистине захватывающий вид спорта. С одной стороны, он не был скучным, как пешие прогулки, требовал меньшей выносливости и предоставлял возможность выбирать длинные маршруты и любоваться большим разнообразием пейзажей. И ногами двигать надо не всегда. В каждой дороге есть спуск, то есть отдых. С другой стороны, этот спорт не требовал долгого и нудного обучения технике, которая нужна, например, в теннисе. Сесть на велосипед – так же просто, как и пойти пешком. Кроме того, здесь тебе никто не нужен: велосипедными прогулками можно наслаждаться как в компании, так и в одиночестве. И наконец, подумал он, переключаясь на нижнюю передачу, если ты не участвуешь в соревнованиях, тебе не противостоит соперник, поэтому нет необходимости показывать всю свою мощь и отвагу, как в футболе, баскетболе и теннисе. Каждый предоставлен сам себе, может выбирать свой ритм и расстояние, может ехать до финиша как хочет и повернуть назад, почувствовав усталость.
Когда два с половиной часа спустя Купидо вернулся домой, у него затекли запястья и бедра, ноги ныли от напряжения. Но чувствовал он себя замечательно. На несколько минут Рикардо повалился на кровать, чтобы восстановить силы, потом выпил воды. Он проехал почти шестьдесят километров и ощущал усталость не только телом, но и душой. Купидо заметил, что за последние три часа ни разу не подумал о своей работе и это благотворно сказалось на его настроении. Надо поговорить с лейтенантом и сообщить ему, что Англада перестал платить и расследование остановлено. Следующие новости об этом деле он вычитает из газет, пообещал себе Купидо. Рикардо зашел в душ и пятнадцать минут простоял под теплой водой, оставив без внимания советы средств массовой информации о том, что ее надо экономить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46