Он сперва не ответил, а затем пожал плечами:
— Да ничего.
— Я же вижу: что-то случилось. О чем ты думаешь?
Он снова пожал плечами, попытавшись сделать это так беззаботно, как только мог:
— Ничего.
Но Лена слишком хорошо его знала. Она прекрасно видела, что с ним происходит что-то очень серьезное.
— Ты давно не выглядел таким… испуганным.
Одна избита кнутом, другая с криком мечется по квартире, их обнаженные тела, такие юные и уже изувеченные… Эти картины преследовали его, мелькали перед глазами, так что становилось просто невыносимо. Лучше, конечно, все ей рассказать. В конце концов, Лена имеет право знать. Ведь он столкнулся с этим неожиданно, он просто не был готов к такому потрясению.
— Твой телефон звонит.
Он посмотрел на нее, на ее палец, которым она показывала на карман его пиджака. Он полез в карман, звук стал громче, настырнее, затем смолк.
— Нордвалль.
Бенгт Нордвалль сильно прижимал трубку к уху и слушал. Разговор занял всего несколько минут. Он взглянул на жену:
— Там у них что-то стряслось. Нужен переводчик. Придется ехать.
— Куда?
— В Южную больницу.
Он встал, поцеловал Лену в ту же щеку, что и в прошлый раз, наклонив голову, выбрался из-под тента под проливной дождь.
Южная больница. Прибалтийская проститутка. Морг.
Он узнавал это чувство — им овладел страх.
Охранник был одет в зеленую форму. Он сидел на единственной в этой палате койке с марлевой повязкой на голове. Кровотечение было сильным: на марле проступали красные пятна. Медсестра с польским именем на нагрудном кармашке стояла рядом и держала на ладони две коричневые таблетки. «Видимо, обезболивающее», — мелькнуло в голове у Гренса.
Охранник мало что смог рассказать.
Она сидела в гостиной и смотрела телевизор. Два паренька из четвертой палаты сидели тут же. Шли новости, утренний выпуск. По какому каналу, он не помнил. Потом она захотела в туалет, никакой причины отказать ей у него не было. Изможденная, слабая, рука в гипсе, хромающая из-за травмы бедра. Он решил, что опасности она не представляет. И потом, как бы то ни было, он же не должен был заходить с ней в туалет?
Эверт Гренс улыбнулся. Да конечно, должен был. Ты ж ее охранник? Вот и охранял бы: спит она, жрет или срет — ты должен быть рядом.
Охраннику было больно. Он постоянно хватался за голову. Здорово она его. Она спускала воду в туалете, он слышал. Два раза. Потом она вышла, показала ему, что хочет вернуться в палату и лечь. Она попросила его зайти. Ничего странного он в этом не увидел. Он зашел вслед за ней в палату номер два, то есть как раз туда, где они сейчас сидят, и, как обычно, прикрыл за собой дверь.
И тут она внезапно выхватила пистолет.
Он даже не понял, как это произошло. Единственное, что он понял, — она знала, как снимать пистолет с предохранителя. Она приставила дуло прямо к его голове, и после минутного колебания он понял, что она настроена серьезно.
Палата была пустой комнатой с голыми стенами.
Охранник, хватаясь за затылок и жалостно вздыхая, удалился восвояси. Гренс уселся на стул для посетителей и огляделся вокруг.
Железная койка. Рядом — столик на колесиках. У окна — небольшой стол и стул, на котором он и сидел. Вот и все. Огромная, как гостиная, рассчитанная на четырех пациентов, эта палата вовсе не подходила для сильно избитой женщины.
Он сидел молча. Мысли, казалось, отскакивали от холодных белых стен.
Он ждал, как будто взял паузу для разбега. Ему нужно было собраться с силами, накопить их побольше, чем тогда, когда они возвращались домой из Арланды и получили вызов, заставивший их развернуться и мчаться в Южную больницу. То, что началось со смерти наркомана, убитого человеком, за которым охотился Эверт, тем, кто искорежил жизнь ему и Анни, внезапно переросло в драму с захватом заложников и таким количеством семтекса, что его хватило бы, чтобы взорвать жилой дом со всеми его обитателями.
Эверт Гренс был комиссаром полиции. Он расследовал убийства с тех самых пор, как только начал службу, и делал это лучше многих. Но крупными операциями он не занимался давно, так что вмешаться сейчас граничило бы с безумием. Поэтому он и сидел здесь со свежими свидетельскими показаниями против Ланга. Он сидел там, где проститутка вырубила детину-охранника и сбежала, а теперь была семью этажами ниже, в морге, где взяла в заложники пятерых и прилепила к ним светло-бежевую смерть.
Поэтому он отправил патрульную машину на улицу Кроноберг, чтобы ему привезли оттуда его мундир, который висел в шкафу в его кабинете.
В нем он должен будет поехать к начальнику оперативного отдела.
Теперь он участник двух этих драм.
Слободан обернулся и бросил взгляд на автомобиль и Йохума Ланга, а потом мгновенно исчез за автоматическими дверями главного входа в Южную больницу. Бритый череп с широким затылком, покрытым золотистым загаром, скрывался за мокрыми стеклами машины. Честно говоря, Лангу безумно нравилась его лысина — с ней он выглядел как настоящий пахан, на человека с такой лысиной смотрят со страхом и уважением. Но теперь эта чертова лысина могла порушить всю его репутацию, а ведь ему уже тридцать пять, о репутации в таком возрасте надо заботиться во что бы то ни стало. Да, здорово он облажался, оставив свидетельницу. По лысине она как раз и опознает его в два счета. Подумать только — за ним, Йохумом Лангом, приходится подчищать.
Лиса Орстрём. Северный выговор. Тридцать- тридцать пять лет. Метр семьдесят пять. Темные волосы. Очки в нагрудном кармане халата — черная оправа, маленькие стекла.
Слободан поднялся на лифте на шестой этаж. Он подошел к дверям, открыл их и неспешно прошелся по терапевтическому отделению. По всем его коридорам. На полпути он остановился. Перед ним был застекленный закуток — пост дежурной медсестры. Там была женщина.
Она стояла к нему спиной. Он легонько постучал по стеклу, она обернулась. Черт, не та. Эта лет на двадцать старше.
— Я ищу доктора Лису Орстрём.
— Ее тут нет.
Он улыбнулся.
— Я вижу.
Она не ответила на его улыбку.
— Она занята. А в чем, собственно, дело?
Он скользнул внимательным взглядом по дежурной медсестре. Какая-то напряженная, даже взволнованная.
— Сюда только что приехала полиция. Они допрашивали ее. Доктора Орстрём. Вы по этому вопросу?
— Можно сказать и так. Где, вы говорите, она сейчас?
— Я ничего не говорила.
— Так где?
— У нее пациенты. И много. И все ждут, когда она ими займется. Как видите, у нас тут сегодня оживленно. Мы едва справляемся.
Он отошел на шаг назад, взял стул, стоявший у стены, и уселся на него. Он всем видом показывал, что так просто не уйдет.
— Я попрошу вас привести ее.
Он сидел у окна в той самой палате, что еще недавно служила пристанищем для несчастной избитой женщины, потом стала местом преступления, а теперь на время — его офисом. Он терзал мобильный телефон, отдавая приказы, пока у того не села батарейка. Тогда он заменил ее на новую и продолжил.
Эверт затребовал (и получил) все до единого патрульные автомобили, не успевшие разъехаться на вызовы. Теперь они должны собраться у входа в отделение неотложной помощи Южной больницы, впрочем, на безопасном расстоянии на случай взрыва. Он распорядился, чтобы перекрыли дорогу, ведущую сюда с Кольцевой. Переговорил с руководством клиники, и сейчас шла эвакуация пациентов и персонала из крыла, примыкающего к моргу: «Быстрее, всех оттуда выводите, там баба с пистолетом и целой кучей взрывчатки».
Он встал и жестом попросил Свена Сундквиста, который входил в палату, прикрыть дверь. Нельзя было терять время.
— Так, мне нужен еще специалист по взрывчатке.
— Хорошо.
— Займись этим, ладно?
— Займусь.
Они пошли к лифтам. Свен шагнул к кабине, которая как раз остановилась перед ними, и обернулся к Эверту:
— Поедем? Или пешком?
Гренс поднял руку:
— Погоди.
В руке у него был конверт. Он передал его коллеге.
— Я нашел это у нее под кроватью. Это единственная ее личная вещь. Единственная не больничная.
Свен Сундквист взял конверт, рассмотрел его со всех сторон, потом вернул Эверту, вышел в соседнее отделение, что-то поискал и вернулся с парой медицинских перчаток. Он натянул их и протянул руку за конвертом:
— Ну-ка…
Свен открыл его. Там был блокнот. Обычный блокнот в синенькой обложке, и больше ничего. Он взглянул на Эверта, затем перелистал блокнот. Пара страниц вырвана. На четырех остальных что-то написано. Насколько он понял, на славянском языке.
— Ее?
— Надеюсь.
— Ни слова не понятно.
— Да. Надо срочно перевести. Распорядишься?
Эверт Гренс выждал, пока Сундквист положит блокнот обратно в конверт, и взял его себе. Потом махнул рукой куда-то за лифты:
— По лестнице.
— Сейчас?
— Ну не сидеть же без дела!
Они поспешно спускались по бетонным ступеням, мимо пятен крови, все еще видневшихся в том месте, где недавно лежал Хильдинг Ольдеус. Санитары в зеленых халатах унесли тело, а кровь замыть не успели. Вот и все, что осталось от торчка. Эверт пожал плечами:
— Так, нам дальше.
Через пару ступеней Свен остановился. Постоял секунду, а потом вернулся на несколько шагов назад, к пятнам крови.
— Погоди-ка, Эверт.
Он уставился на кровь, разглядывал очертания пятен, которые начинались на полу и заканчивались на стене.
— Что движет нами, людьми? Ты видишь, Эверт? Вот что осталось от человека, который совсем недавно был жив.
— У нас времени нет.
— Я не понимаю. Я примерно себе представляю, как все это происходит и что нами движет, но я все же этого не понимаю.
Свен Сундквист присел на корточки, потом встал, чуть не потеряв равновесие.
— Мы знаем, кем он был. Про него составлено много протоколов. Одаренный парнишка. Мы это знали. Но что же это за проклятая доля: ходил-бродил, терпел стыд и унижение, как и остальные безумцы, и к чему?
— Черт, мы опаздываем.
— Ты меня не слушаешь, Эверт. Стыд пожирает их, он управляет ими. Нам не за преступниками надо охотиться — за стыдом, который ими движет.
— Все, Свен, времени больше нет. Пошли уже.
Свен Сундквист не двинулся с места. Он чувствовал, что Эверт раздражается все больше, но не обращал на это никакого внимания.
— Хильдинг Ольдеус думал, что знает, кем он был в глубине души. Он думал, что ни за что с этим человеком не хочет иметь дела. Он не желал узнать его поближе, это свое внутреннее «я». Потому что там, внутри, прятался стыд. Почему он этого так и не сделал?
Эверт Гренс вздохнул:
— Я не знаю.
— А может, дело и не в нем. Героин помогал, заглушал этот стыд. Все, что он знал, все, что ему нужно было, — впрыснуть его в вену, чтобы не чувствовать стыда.
Свен Сундквист взглянул на Эверта Гренса. Тот его не слушал.
Он уже шел вниз по лестнице.
— Слушай, Свен, ты меня, конечно, извини, но у нас там долбанутая с пистолетом вот-вот кого-нибудь пристрелит. Так что давай-ка…
Еще пролет.
Свен отставал на полшага. Эверт повернулся к нему, продолжая спускаться:
— Слушай!
— Да?
— Еще нужен переговорщик. Специалист по заложникам.
— Уже едет.
— Едет?
— Она сама потребовала.
Эверт остановился:
— Чего?!
— Я сам только что узнал. Когда звонил насчет подкрепления. Она велела одному из заложников позвонить в полицию. Он-то и рассказал, что там у них происходит. Она ведь по-шведски ни бум-бум. Да и по-английски не очень.
— Та-а-ак. И?
— Когда он все сказал, она дала ему листок бумаги с именем. Он прочитал. Бенгт Нордвалль.
— Бенгт?
— Да.
— С чего бы это?
— Понятия не имею. В дежурке подумали, что таким образом она дает понять, чтобы прислали Нордвалля. Я тоже так решил.
Эверт давненько не встречался с Бенгтом по службе. Кроме вчерашнего дня, там, на лестнице, перед разбитой в щепки дверью. И вот дня не прошло, а они увидятся снова. Он бы предпочел, конечно, чтобы это произошло в другой обстановке: завтрак в мокром от дождя саду вполне бы его устроил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Да ничего.
— Я же вижу: что-то случилось. О чем ты думаешь?
Он снова пожал плечами, попытавшись сделать это так беззаботно, как только мог:
— Ничего.
Но Лена слишком хорошо его знала. Она прекрасно видела, что с ним происходит что-то очень серьезное.
— Ты давно не выглядел таким… испуганным.
Одна избита кнутом, другая с криком мечется по квартире, их обнаженные тела, такие юные и уже изувеченные… Эти картины преследовали его, мелькали перед глазами, так что становилось просто невыносимо. Лучше, конечно, все ей рассказать. В конце концов, Лена имеет право знать. Ведь он столкнулся с этим неожиданно, он просто не был готов к такому потрясению.
— Твой телефон звонит.
Он посмотрел на нее, на ее палец, которым она показывала на карман его пиджака. Он полез в карман, звук стал громче, настырнее, затем смолк.
— Нордвалль.
Бенгт Нордвалль сильно прижимал трубку к уху и слушал. Разговор занял всего несколько минут. Он взглянул на жену:
— Там у них что-то стряслось. Нужен переводчик. Придется ехать.
— Куда?
— В Южную больницу.
Он встал, поцеловал Лену в ту же щеку, что и в прошлый раз, наклонив голову, выбрался из-под тента под проливной дождь.
Южная больница. Прибалтийская проститутка. Морг.
Он узнавал это чувство — им овладел страх.
Охранник был одет в зеленую форму. Он сидел на единственной в этой палате койке с марлевой повязкой на голове. Кровотечение было сильным: на марле проступали красные пятна. Медсестра с польским именем на нагрудном кармашке стояла рядом и держала на ладони две коричневые таблетки. «Видимо, обезболивающее», — мелькнуло в голове у Гренса.
Охранник мало что смог рассказать.
Она сидела в гостиной и смотрела телевизор. Два паренька из четвертой палаты сидели тут же. Шли новости, утренний выпуск. По какому каналу, он не помнил. Потом она захотела в туалет, никакой причины отказать ей у него не было. Изможденная, слабая, рука в гипсе, хромающая из-за травмы бедра. Он решил, что опасности она не представляет. И потом, как бы то ни было, он же не должен был заходить с ней в туалет?
Эверт Гренс улыбнулся. Да конечно, должен был. Ты ж ее охранник? Вот и охранял бы: спит она, жрет или срет — ты должен быть рядом.
Охраннику было больно. Он постоянно хватался за голову. Здорово она его. Она спускала воду в туалете, он слышал. Два раза. Потом она вышла, показала ему, что хочет вернуться в палату и лечь. Она попросила его зайти. Ничего странного он в этом не увидел. Он зашел вслед за ней в палату номер два, то есть как раз туда, где они сейчас сидят, и, как обычно, прикрыл за собой дверь.
И тут она внезапно выхватила пистолет.
Он даже не понял, как это произошло. Единственное, что он понял, — она знала, как снимать пистолет с предохранителя. Она приставила дуло прямо к его голове, и после минутного колебания он понял, что она настроена серьезно.
Палата была пустой комнатой с голыми стенами.
Охранник, хватаясь за затылок и жалостно вздыхая, удалился восвояси. Гренс уселся на стул для посетителей и огляделся вокруг.
Железная койка. Рядом — столик на колесиках. У окна — небольшой стол и стул, на котором он и сидел. Вот и все. Огромная, как гостиная, рассчитанная на четырех пациентов, эта палата вовсе не подходила для сильно избитой женщины.
Он сидел молча. Мысли, казалось, отскакивали от холодных белых стен.
Он ждал, как будто взял паузу для разбега. Ему нужно было собраться с силами, накопить их побольше, чем тогда, когда они возвращались домой из Арланды и получили вызов, заставивший их развернуться и мчаться в Южную больницу. То, что началось со смерти наркомана, убитого человеком, за которым охотился Эверт, тем, кто искорежил жизнь ему и Анни, внезапно переросло в драму с захватом заложников и таким количеством семтекса, что его хватило бы, чтобы взорвать жилой дом со всеми его обитателями.
Эверт Гренс был комиссаром полиции. Он расследовал убийства с тех самых пор, как только начал службу, и делал это лучше многих. Но крупными операциями он не занимался давно, так что вмешаться сейчас граничило бы с безумием. Поэтому он и сидел здесь со свежими свидетельскими показаниями против Ланга. Он сидел там, где проститутка вырубила детину-охранника и сбежала, а теперь была семью этажами ниже, в морге, где взяла в заложники пятерых и прилепила к ним светло-бежевую смерть.
Поэтому он отправил патрульную машину на улицу Кроноберг, чтобы ему привезли оттуда его мундир, который висел в шкафу в его кабинете.
В нем он должен будет поехать к начальнику оперативного отдела.
Теперь он участник двух этих драм.
Слободан обернулся и бросил взгляд на автомобиль и Йохума Ланга, а потом мгновенно исчез за автоматическими дверями главного входа в Южную больницу. Бритый череп с широким затылком, покрытым золотистым загаром, скрывался за мокрыми стеклами машины. Честно говоря, Лангу безумно нравилась его лысина — с ней он выглядел как настоящий пахан, на человека с такой лысиной смотрят со страхом и уважением. Но теперь эта чертова лысина могла порушить всю его репутацию, а ведь ему уже тридцать пять, о репутации в таком возрасте надо заботиться во что бы то ни стало. Да, здорово он облажался, оставив свидетельницу. По лысине она как раз и опознает его в два счета. Подумать только — за ним, Йохумом Лангом, приходится подчищать.
Лиса Орстрём. Северный выговор. Тридцать- тридцать пять лет. Метр семьдесят пять. Темные волосы. Очки в нагрудном кармане халата — черная оправа, маленькие стекла.
Слободан поднялся на лифте на шестой этаж. Он подошел к дверям, открыл их и неспешно прошелся по терапевтическому отделению. По всем его коридорам. На полпути он остановился. Перед ним был застекленный закуток — пост дежурной медсестры. Там была женщина.
Она стояла к нему спиной. Он легонько постучал по стеклу, она обернулась. Черт, не та. Эта лет на двадцать старше.
— Я ищу доктора Лису Орстрём.
— Ее тут нет.
Он улыбнулся.
— Я вижу.
Она не ответила на его улыбку.
— Она занята. А в чем, собственно, дело?
Он скользнул внимательным взглядом по дежурной медсестре. Какая-то напряженная, даже взволнованная.
— Сюда только что приехала полиция. Они допрашивали ее. Доктора Орстрём. Вы по этому вопросу?
— Можно сказать и так. Где, вы говорите, она сейчас?
— Я ничего не говорила.
— Так где?
— У нее пациенты. И много. И все ждут, когда она ими займется. Как видите, у нас тут сегодня оживленно. Мы едва справляемся.
Он отошел на шаг назад, взял стул, стоявший у стены, и уселся на него. Он всем видом показывал, что так просто не уйдет.
— Я попрошу вас привести ее.
Он сидел у окна в той самой палате, что еще недавно служила пристанищем для несчастной избитой женщины, потом стала местом преступления, а теперь на время — его офисом. Он терзал мобильный телефон, отдавая приказы, пока у того не села батарейка. Тогда он заменил ее на новую и продолжил.
Эверт затребовал (и получил) все до единого патрульные автомобили, не успевшие разъехаться на вызовы. Теперь они должны собраться у входа в отделение неотложной помощи Южной больницы, впрочем, на безопасном расстоянии на случай взрыва. Он распорядился, чтобы перекрыли дорогу, ведущую сюда с Кольцевой. Переговорил с руководством клиники, и сейчас шла эвакуация пациентов и персонала из крыла, примыкающего к моргу: «Быстрее, всех оттуда выводите, там баба с пистолетом и целой кучей взрывчатки».
Он встал и жестом попросил Свена Сундквиста, который входил в палату, прикрыть дверь. Нельзя было терять время.
— Так, мне нужен еще специалист по взрывчатке.
— Хорошо.
— Займись этим, ладно?
— Займусь.
Они пошли к лифтам. Свен шагнул к кабине, которая как раз остановилась перед ними, и обернулся к Эверту:
— Поедем? Или пешком?
Гренс поднял руку:
— Погоди.
В руке у него был конверт. Он передал его коллеге.
— Я нашел это у нее под кроватью. Это единственная ее личная вещь. Единственная не больничная.
Свен Сундквист взял конверт, рассмотрел его со всех сторон, потом вернул Эверту, вышел в соседнее отделение, что-то поискал и вернулся с парой медицинских перчаток. Он натянул их и протянул руку за конвертом:
— Ну-ка…
Свен открыл его. Там был блокнот. Обычный блокнот в синенькой обложке, и больше ничего. Он взглянул на Эверта, затем перелистал блокнот. Пара страниц вырвана. На четырех остальных что-то написано. Насколько он понял, на славянском языке.
— Ее?
— Надеюсь.
— Ни слова не понятно.
— Да. Надо срочно перевести. Распорядишься?
Эверт Гренс выждал, пока Сундквист положит блокнот обратно в конверт, и взял его себе. Потом махнул рукой куда-то за лифты:
— По лестнице.
— Сейчас?
— Ну не сидеть же без дела!
Они поспешно спускались по бетонным ступеням, мимо пятен крови, все еще видневшихся в том месте, где недавно лежал Хильдинг Ольдеус. Санитары в зеленых халатах унесли тело, а кровь замыть не успели. Вот и все, что осталось от торчка. Эверт пожал плечами:
— Так, нам дальше.
Через пару ступеней Свен остановился. Постоял секунду, а потом вернулся на несколько шагов назад, к пятнам крови.
— Погоди-ка, Эверт.
Он уставился на кровь, разглядывал очертания пятен, которые начинались на полу и заканчивались на стене.
— Что движет нами, людьми? Ты видишь, Эверт? Вот что осталось от человека, который совсем недавно был жив.
— У нас времени нет.
— Я не понимаю. Я примерно себе представляю, как все это происходит и что нами движет, но я все же этого не понимаю.
Свен Сундквист присел на корточки, потом встал, чуть не потеряв равновесие.
— Мы знаем, кем он был. Про него составлено много протоколов. Одаренный парнишка. Мы это знали. Но что же это за проклятая доля: ходил-бродил, терпел стыд и унижение, как и остальные безумцы, и к чему?
— Черт, мы опаздываем.
— Ты меня не слушаешь, Эверт. Стыд пожирает их, он управляет ими. Нам не за преступниками надо охотиться — за стыдом, который ими движет.
— Все, Свен, времени больше нет. Пошли уже.
Свен Сундквист не двинулся с места. Он чувствовал, что Эверт раздражается все больше, но не обращал на это никакого внимания.
— Хильдинг Ольдеус думал, что знает, кем он был в глубине души. Он думал, что ни за что с этим человеком не хочет иметь дела. Он не желал узнать его поближе, это свое внутреннее «я». Потому что там, внутри, прятался стыд. Почему он этого так и не сделал?
Эверт Гренс вздохнул:
— Я не знаю.
— А может, дело и не в нем. Героин помогал, заглушал этот стыд. Все, что он знал, все, что ему нужно было, — впрыснуть его в вену, чтобы не чувствовать стыда.
Свен Сундквист взглянул на Эверта Гренса. Тот его не слушал.
Он уже шел вниз по лестнице.
— Слушай, Свен, ты меня, конечно, извини, но у нас там долбанутая с пистолетом вот-вот кого-нибудь пристрелит. Так что давай-ка…
Еще пролет.
Свен отставал на полшага. Эверт повернулся к нему, продолжая спускаться:
— Слушай!
— Да?
— Еще нужен переговорщик. Специалист по заложникам.
— Уже едет.
— Едет?
— Она сама потребовала.
Эверт остановился:
— Чего?!
— Я сам только что узнал. Когда звонил насчет подкрепления. Она велела одному из заложников позвонить в полицию. Он-то и рассказал, что там у них происходит. Она ведь по-шведски ни бум-бум. Да и по-английски не очень.
— Та-а-ак. И?
— Когда он все сказал, она дала ему листок бумаги с именем. Он прочитал. Бенгт Нордвалль.
— Бенгт?
— Да.
— С чего бы это?
— Понятия не имею. В дежурке подумали, что таким образом она дает понять, чтобы прислали Нордвалля. Я тоже так решил.
Эверт давненько не встречался с Бенгтом по службе. Кроме вчерашнего дня, там, на лестнице, перед разбитой в щепки дверью. И вот дня не прошло, а они увидятся снова. Он бы предпочел, конечно, чтобы это произошло в другой обстановке: завтрак в мокром от дождя саду вполне бы его устроил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45