Я нашла еще одно письмо, где упоминается пресловутое свидетельство. Там есть и нить, за которую можно потянуть, чтобы распутать весь клубок.
— Желаю удачи, — напутствовал ее Эдвард. — Радости тебе.
Он поцеловал ее и вернулся в лабораторию, даже не поинтересовавшись, что именно удалось Ким найти в последнем письме.
Ким шла к коттеджу, испытывая странную пустоту от слишком сердечных излияний сотрудников лаборатории.
Может, с ней самой что-то не в порядке? Когда они вели себя отчужденно и высокомерно, ей это не нравилось. Теперь они общаются с ней по-дружески и на равных, а она опять недовольна. Может быть, ей вообще невозможно угодить?
Чем больше Ким размышляла о своей реакции на эту перемену, тем яснее осознавала, что ее недовольство вызвано их новоприобретенной одинаковостью. Когда она увидела их впервые, они поражали каждый своей неповторимой индивидуальностью, эксцентричностью и даже причудами. Теперь же все они слились в одну дружелюбную, но совершенно аморфную массу, начисто лишенную всякой индивидуальности.
Переодеваясь для поездки в Бостон, она не могла отделаться от мыслей о том, что происходит в имении. Она осознала, что чувство неудобства, то самое внутреннее беспокойство, которое погнало ее к Элис, продолжало усиливаться.
Зайдя в гостиную, Ким остановилась под портретом Элизабет и вгляделась в женственное, но исполненное силы лицо своей прапрабабушки. Оно отличалось какой-то безмятежностью и отсутствием признаков тревоги и неуверенности. Ким подумала о том, испытывала ли когда-нибудь Элизабет чувство такой беспомощности, как она.
Ким села в машину и поехала на станцию. Всю дорогу Элизабет не выходила у нее из головы. Внезапно она подумала, что между внутренним миром Элизабет и ее собственным существует удивительное сходство, несмотря на трехсотлетнюю пропасть, разделявшую их. Элизабет жила в постоянной опасности индейского набега, а она, Ким, живет с ощущением совершающегося рядом преступления, жертвой которого она может стать в любую минуту. В те далекие времена люди находились под дамокловым мечом таинственной и страшной оспы. Теперь ее место занял не менее ужасный СПИД. Во времена Элизабет общество задыхалось в тисках воинствующего пуританского материализма. Теперь же стабильность времен «холодной войны» сменилась наступлением дробящего общество национализма и угрожающего цивилизации религиозного фундаментализма. В те далекие времена роль женщины была приниженной, а положение ее неустойчивым. В этом отношении ничего не изменилось за последние триста лет.
— Чем больше меняются вещи в этом мире, тем больше они остаются теми же, — вслух произнесла Ким.
Интересно, подумала Ким, имеют ли все эти подобия и параллели какое-нибудь отношение к тому посланию, которое, по мнению Ким, Элизабет силится передать ей через столетия? Она с содроганием подумала о том, не ожидает ли и ее судьба Элизабет. Может быть, именно об этом та изо всех сил старается предупредить Ким? Может быть, это действительно предупреждение?
Настроение Ким стремительно портилось. Она попыталась сознательным усилием прекратить эту навязчивую умственную жвачку. Ей это удавалось до тех пор, пока она не села в поезд. Все мысли и переживания вновь вернулись.
— О Господи, — простонала Ким, чем вызвала немалое замешательство у сидящей рядом женщины, которая с подозрением взглянула на нее.
Ким стала смотреть в окно. Она ругала себя за то, что так неосмотрительно выпустила на волю свое буйное воображение. В конце концов, разница между жизнью Элизабет и Ким была существенно большей, чем любое сходство между ними. Особенно это касалось возможности распорядиться своей судьбой. У Элизабет такой возможности практически не было вообще. В юности ее принудили выйти замуж за незнакомого человека. Она не могла решать, сколько детей ей рожать. Ким была абсолютно свободна в выборе мужа и могла сама решать, сколько и когда иметь детей.
Когда поезд подошел к Северному вокзалу Бостона, такой ход мыслей почти успокоил Ким. Но тут она стала размышлять, а действительно ли она так свободна, как ей кажется. Проанализировав те важнейшие решения, которые ей приходилось принимать в жизни, она пришла к неутешительным выводам. Вместо того чтобы стать художником или дизайнером, она сделалась медицинской сестрой. Потом она вспомнила, что вступила в близкие отношения с человеком, которые становились до боли похожими на ее отношения с отцом. Кроме того, на ее шею в имении свалилась эта совершенно ненужная ей лаборатория, а в замке поселились пятеро незнакомцев. И все это абсолютно не согласовано с ее пожеланиями и вовсе ей чуждо.
Поезд остановился. Не замечая ничего вокруг, Ким машинально зашагала на станцию метро. Она поняла, в чем заключается проблема. Она почти физически услышала в своем сознании голос Элис, который говорил, что таковы особенности ее личности. У нее явно неадекватная, заниженная самооценка; она слишком уступчива и податлива; она слишком много думает о нуждах других людей, забывая при этом о своих собственных. Все это сильно ограничивает ее свободу.
«Какая ирония судьбы», — подумала Ким. Личность Элизабет имела черты, которые прекрасно гармонировали бы с современными жизненными требованиями, — напористость и решительность. В те же времена именно эти черты послужили причиной ее безвременной смерти. А вот ее собственные мягкость и склонность к подчинению чужой воле сделали бы ее идеальной женщиной в те давние времена, но сейчас были совершенно бесполезны.
В ней снова поднялась волна решимости раскрыть загадку Элизабет. Размышляя об этом, Ким незаметно доехала до Гарвард-сквер.
Через пятнадцать минут она сидела в кабинете Мэри Кастленд и ждала, когда та дочитает письмо Джонатана.
— Этот ваш дом — настоящая сокровищница замечательных памятников истории, — проговорила Мэри, прервав чтение. — Этому письму цены нет. — Она немедленно позвонила Кэтрин Стерберг и предложила ей прочесть письмо.
— Какая прелесть! — воскликнула, прочитав, Кэтрин. Обе женщины пояснили Ким, что письмо относится к тому периоду существования Гарварда, о котором сохранились очень скудные материалы. Они попросили разрешения снять с письма копию и тотчас получили его от Ким.
— Итак, нам надо искать упоминание о Рейчел Бингхем. — Мэри уселась за свой компьютер.
— Я очень надеюсь, что мы ее найдем, — произнесла Ким. Мэри ввела в компьютер нужное имя, а Ким и Кэтрин напряженно смотрели на монитор компьютера, охваченные напряженным волнением. Не сознавая, что делает, Ким скрестила пальцы на счастье.
На экране появились имена двух Рейчел Бингхем. Но обе жили в девятнадцатом веке и не имели никакого отношения к Элизабет Стюарт. Мэри попробовала несколько других вариантов, но все безуспешно. Нужной Рейчел Бингхем она не нашла.
— Мне очень жаль, — проговорила Мэри. — Вы, конечно, понимаете, что даже если бы мы нашли упоминание о Рейчел, нам вряд ли удалось бы преодолеть проблемы, вызванные пожаром 1764 года.
— Я все понимаю, — заверила Ким. — На самом деле я не очень надеялась, что мы что-нибудь найдем, но я уже говорила вам в прошлый раз, что считаю своим долгом хвататься за любую ниточку, которая может привести к успеху.
— Я попробую еще поискать в моих источниках, — пообещала Кэтрин.
Ким поблагодарила обеих женщин и отправилась домой. На метро она приехала на Северный вокзал и стала ждать поезда до Салема. Стоя на платформе, она решила удвоить свои усилия и посвятить поискам все свободное время в течение ближайших двух дней, так как после выхода на работу у нее будет гораздо меньше возможностей для того, чтобы перелопатить эту неимоверно огромную гору документов.
Приехав в имение, Ким решила направиться прямо в замок, но, как только она выехала из-за деревьев, увидела, что у коттеджа стоит машина салемской полиции. Любопытствуя, что бы это могло значить, Ким поехала к дому.
Приблизившись, она увидела, что посреди покрытой травой лужайки, примерно в пятидесяти ярдах от коттеджа, Эдвард и Элеонор беседуют с двумя полицейскими. Руки Элеонор лежали на плечах Эдварда.
Ким остановилась у патрульного автомобиля и вышла из машины. Маленькая группа, поглощенная своим делом, не обратила никакого внимания на ее появление.
Подойдя ближе, Ким увидела, что внимание всех четверых приковано к какому-то предмету, лежавшему в траве.
Когда Ким увидела этот предмет, у нее перехватило дыхание. Это лежал Буфер. Бедный пес был мертв. Особенно отталкивающим это зрелище становилось от того, что из задних ног собаки были выдраны огромные куски мяса. В глубине ран виднелись окровавленные кости.
Ким стало жалко Эдварда. Она бросила ему сочувственный взгляд. Он поприветствовал ее с похвальным самообладанием, откуда Ким заключила, что от первого шока он оправился. На его щеках виднелись следы высохших слез. Каким бы противным ни был пес, Эдвард был к нему искренне привязан.
— Наверное, стоит показать труп судебно-медицинскому эксперту, — сказал Эдвард. — Возможно, удастся обнаружить следы зубов и определить, что за животное загрызло бедного пса.
— Я не знаю, как отнесутся судмедэксперты к вызову осмотреть труп собаки, — ответил один из полицейских, Билли Селви.
— Но вы же сами говорили, что это уже третий случай за последние несколько ночей, — настаивал Эдвард. — Мне кажется, ваш долг — выяснить, что за животное занимается этим. Лично я думаю, это либо собака, либо енот.
На Ким произвела впечатление способность Эдварда здраво мыслить, несмотря на постигшее его несчастье. Он оправился от потрясения настолько, что мог обсуждать технические детали опознания неизвестного животного по оттискам зубов.
— Когда вы последний раз видели собаку живой? — спросил Билли.
— Вчера ночью, — ответил Эдвард. — Обычно он спит со мной, но, может быть, на этот раз я его выпустил, не помню точно. Иногда собака гуляла по улице всю ночь. Мне никогда это не казалось проблемой — имение очень велико, и пес никому не мог доставить никакого беспокойства.
— Я кормила собачку вчера ночью, около половины двенадцатого, — вмешалась Ким. — Буфер начал есть, и я оставила его одного на кухне.
— Во всяком случае, я не видел его, когда проснулся, — припомнил Эдвард. — Но мне и в голову не пришло забеспокоиться. Я подумал, он убежал в лабораторию.
— Скажите, этот пес не насолил никому из вас? — спросил Билли.
Ким и Эдвард в один голос ответили «нет».
— Никто из вас не слышал сегодня ночью чего-нибудь необычного? — продолжал Билли.
— Я ничего не слышал, — заверил Эдвард. — Я очень крепко сплю, особенно если поздно ложусь.
— Я тоже ничего не слышала, — добавила Ким.
— На станции болтают, что это проделки какого-то бешеного зверя, — сообщил другой полицейский, которого звали Гарри Коннерс. — У вас есть в доме еще какие-нибудь животные?
— У меня есть кошка, — ответила Ким.
— Мы очень вам советуем не отпускать ее далеко от себя в ближайшие несколько дней, — сказал Билли.
Полицейские спрятали в карманы блокноты и ручки, попрощались и пошли к машине.
— А что делать с трупом? — крикнул им вдогонку Эдвард. — Вы не хотите отвезти его к эксперту?
Полицейские взглянули друг на друга. Каждый надеялся, что ответит его товарищ. Наконец Билли крикнул, что они, пожалуй, лучше оставят труп на месте.
Эдвард вполне дружелюбно помахал им на прощание рукой.
— Я дал им такой великолепный совет, и что же они сделали? — недоумевал он. — Развернулись и уехали.
— Ну ладно, я пошла на работу, — первый раз за все время подала голос Элеонор. Она посмотрела на Ким. — Не забудьте, вы обещали прийти к нам в лабораторию.
— Я обязательно приду, — согласилась Ким. Она была удивлена приветливостью Элеонор, хотя ассистентка Эдварда и казалась вполне искренней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70