– Многоопытная дама явно заметила юный возраст новой невесты Милоня.
– Завалимся туда, а? – ухмыльнулся Том.
К нему, похоже, возвращалось настроение.
– Зачем?
– Смеха ради.
– Глупо как-то…
Пока мы спорили, рояль умолк, и раздался звучащий резким диссонансом грохот. Стул, что ли, у них упал. За этим последовала звонкая пощечина.
– Вы бы заглянули туда, Честик, – озабоченно сказала пани Махачкова.
С веснушчатой близняшкой Марлен Жобер мы столкнулись в коридоре.
– Пожалуйста…
В дверях зала показался Пилат. Диалектика причин и следствий взяла свое. На сей раз багровым пятном на левой щеке был отмечен Милонь.
– Яна!
– Исчезни, – дружески посоветовал я Пилату; веснушчатое создание затаилось у меня за спиной.
– Ну ты…
– Исчезни, – повторил я.
И оскорбленный Милонь послушно исчез.
– Спасибо, – сказала девушка.
– Не за что. Вы, я вижу, и сами можете за себя постоять.
– Когда как, – возразила она.
– Верно, – кивнул я, – я и забыл о том парне в темных очках…
Комментировать мои слова она не стала, но и договорить мне не дала:
– Вы не могли бы вызвать мне такси?
– Это лишнее, – сказал я и взглянул на часы. – Перед «Ротондой» их сейчас целая куча. Да и дешевле обойдется, – добавил я отечески. Из сумки, висящей у нее через плечо, выглядывала «История античной философии». – Если хотите, я принесу ваше пальто.
Она заморгала в знак согласия. Томаш обнимал Пилата, а маэстро что-то тихо ворчал. Они даже не заметили, как я взял пальто несостоявшейся невесты – коричневую пелерину с капюшоном.
Девушка ждала меня у лестницы:
– Спасибо.
– Вдруг там уже заперто, – засомневался я, – подождите, я пойду с вами.
Заперто быть не могло, но я хотел ее проводить. Чтобы выглядеть в собственных глазах благородно. Мы поднялись по лестнице и вышли на улицу.
– Ну, и где же куча такси?
– Это Пилат нам портит музыку, – не слишком остроумно пошутил я.
– Что значит – нам?
Я растерялся:
– То есть…
– То есть вы хотели сказать, что, как джентльмен, поедете со мной? – язвительно закончила она.
– Вовсе нет.
– Но вы сказали…
– Постойте, – перебил я ее, кивая на учебник в сумке, – вы, наверное, не продвинулись дальше софистов?
– Вот как, джентльмен, я вижу, порядочно образован.
– Университет, как принято среди джентльменов.
– Тогда вы должны знать, что в этом учебнике, – она достала книгу из сумки, – софисты в самом конце.
– Как бы то ни было, – холодно сказал я, – уверяю вас, я не утверждал, что желал бы ехать с вами.
– Да вам бы все равно ничего не светило.
– Конечно, – усмехнулся я, – поэтому я и не высказывал подобного желания.
– Я знаю вас всего несколько часов, – продолжала девушка мягче, – а таких знакомых домой не вожу.
Если принять во внимание ее крайне юные годы, то слова эти прозвучали более чем смело. Как бишь она назвалась, эта бой-девица? Я вспомнил, как нас знакомили. Ах да, Яна. Интересно, она тоже запомнила мое имя?
– Едет! – Она ринулась на дорогу; я увидел зеленый огонек такси, идущего от Пороховой башни.
– Подождите!-
Она уже садилась, но подождала, пока я подбежал.
– Вот, возьмите! – Подложив свой учебник, она нацарапала на тетрадном листе свой телефон. – Позвоните мне завтра утром. Лекций нет, и я буду дома.
Хлопнула дверца, и такси тронулось с места. Я застыл посреди улицы, сжав в руке листок, на котором было написано имя «Яна» и семизначный телефонный номер.
15
Пани Махачкова свернула свою торговлю и перемывала рюмки. Она бережно ставила их на расстеленную салфетку; недоставало уже только трех. Моей, Пилата и Гертнера.
– Вот так, – втолковывал Милонь Томашу, – раз промахнешься – и конец… – Милонь провел ладонью по горлу, сопроводив этот жест коротким свистящим звуком.
– О чем это вы?
– Вот, Честик, пей, – придвинул ко мне Пилат свою рюмку взамен моей полупустой.
– О Зузанке, – грустно произнес Том.
– Да что ты об этом знаешь! – бросил я Пилату.
– Стоит только раз промахнуться. – Милонь поднял палец. – Дорого же ей это обошлось!
– Что ты об этом знаешь? – теперь уже подозрительно повторил я.
Неужели Пилат знал о Колде? Ну конечно, ведь я же видел, что в «Ротонду» он пришел с Добешем и Бонди. Они ему наверняка сказали. Да только им и самим известно не слишком много. Или они от меня что-то скрыли. Я вспомнил, как они растерянно переглянулись, когда я спросил, признался ли Колда. Ответили, что не знают. Якобы. А может, Пилату они рассказали больше, чем мне.
Томаш встал и направился в туалет. Пани Махачкова, домыв рюмки, взялась за книгу. Ее нисколько не волновало, что мы до сих пор не ушли.
– Все это сплошной мрак, Честмир, – нервно бормотал у меня над ухом Пилат, – мрак, чтоб я сдох. Стоит только один раз промахнуться…
– Ты знаешь про Колду? – перешел я к делу.
Милонь, конечно, был пьян, но кое-что еще соображал. Я молил бога, чтобы Томаш подольше не возвращался.
– Хм, – ухмыльнулся Пилат, – и ты на это клюнул?
– На что?
– Что Колда… – Он прыснул со смеху.
– Не понимаю.
– Тогда плюнь, – попытался Милонь замять разговор. Он, наверное, пожалел, что вообще мне на что-то намекнул. Но я не сдавался. Чуял, что Пилату кое-что известно. Не худо бы это кое-что знать и мне.
– Еще одну, пан Пилат?
Пани Махачкова сегодня явно была готова обслуживать своих постоянных клиентов до утра. Видно, не могла оторваться от своего чтива.
– Конечно, – ответил я за Пилата, – еще три, и за мой счет.
Барменша кивнула.
– А что это вы читаете? – крикнул я ей вслед, когда она пошла за новыми рюмками: в наших с Томом вино еще оставалось. Очередной заказ был сделан ради Милоня. Я хотел, чтобы он напился. Чтобы у него развязался язык и он выболтал то, о чем сейчас молчит.
– «Последнюю песню соловья», – зачарованно вздохнула барменша. – Вы читали, Честик?
С чувством глубокого сожаления пришлось признаться, что это во всех смыслах достойное произведение мне неизвестно.
– Я вам потом расскажу, в чем там дело, – горячо пообещала пани Махачкова и, обернувшись, злорадно спросила Пилата: – А куда же делась ваша девушка?
– Какая девушка? – отозвался Пилат, и в его взгляде сквозила полная апатия. Пожалуй, еще одна порция спиртного была для него лишней. К своей новой рюмке он даже не прикоснулся, вообще было похоже, что вот-вот заснет.
Но пани Махачкова не собиралась отказываться от занимательной беседы.
– Да та малышка.
– Ах, эта, – махнул рукой Пилат.
Она явно оказалась не на высоте требований, предъявляемых Милонем к сексуальной партнерше. Я поймал себя на мысли, что меня это радует. Хотя… хотя эта нахальная девчонка – до меня, наконец, дошло, – по существу, назначила мне свидание. Завтра утром я должен ей звонить. Вот еще! У меня и других забот хватает.
– Такое милое, нежное создание, – сказала пани Махачкова.
– Как же, – буркнул Маэстро. Безусловно, в его подсознании все еще отдавалась пощечина.
– За верных подружек! – Я поднял рюмку и заставил Пилата поддержать мой тост.
Пани Махачкова, обиженная нашим невниманием, ушла к себе в уголок.
– Так что ты тут болтал? – подзадорил я Милоня. – Не веришь, что это Колда?
– А почему это должен быть он? – хохотнул Пилат.
– А почему бы и нет?
– Дурак ты.
– Это я уже слышал.
– Колда! Нет, надо же такое придумать!
Пилат явно что-то знал, и у меня было ощущение, что я вот-вот сумею его расколоть.
– Во всяком случае, не я, здесь ты можешь не сомневаться.
– А я ничего такого и не говорю… Между тобой и Богоушем в этом деле в общем-то разницы нет.
– Как это нет? – подстрекал я. – Тебе ведь ребята наверняка уже рассказали, чем все кончилось с Богоушем.
– Да ни черта они не знают.
– Не заливай!
– Я? – обиделся Пилат. – Слушай, Честик, хочешь знать, как они обстряпали это дело с Зузаной?
– Кто?
– Они, – сказал Маэстро, – я их, гадов, хорошо изучил. Ты что, не веришь?
Да нет. Я верил. У Милоня была своеобразно проявляющаяся мания преследования. Он окружен анонимной армией жаждущих его крови врагов. Это они виноваты в том, что он выпустил никуда не годный диск, не выиграл «Золотую лиру», ну и так далее. Вот и тут – кто, как не они! Это я понял. И еще я понял, что Маэстро вдрызг пьян.
16
– А ты не перебрал?
После того как Пилат обнаружил свою несостоятельность, я решил ехать домой. Но тут наконец вернулся Томаш.
– Ну, пока, – распрощался Милонь и напутствовал меня: – Не будь дураком.
– Не буду, – пообещал я. Пилат ушел, и я спросил Тома:
– А не пора ли и нам?
– Может, допьем? – неуверенно предложил Том.
– Да ведь тебе плохо!
– Глупости.
Он геройски сделал глоток, но остался бледным, лишь на щеках выступили красные пятна.
Много же он пил, редактор из «Подружки»…
Мы решили не допивать и расплатились. Пани Махачкова заперла за нами дверь. Очевидно, собиралась читать до утра.
– Ну, бывай… – Я старался усилием мысли заставить Тома забыть наш уговор.
– То есть как это? Ты едешь со мной. Телепатия подвела.
– А не поздновато? – осторожно спросил я. – Мне надо выспаться, да и тебе тоже.
– Да ты, оказывается, сибарит, – стал подзуживать меня Томаш.
– Я серьезно…
– Знаешь, мне и впрямь плохо, – сменил он тактику, – да и надо с тобой поговорить.
Он остановил такси, потрепанную «шкоду», и я сдался. Мы поехали к нему. К счастью, он жил на Смихове, и добраться оттуда ко мне на Петршины было не слишком сложно. Я собирался сократить свой визит до минимума.
– Приехали.
Этот таксист тоже пытался завязать разговор (Том занял место рядом с ним, а я одиноко восседал сзади), для начала хотя бы о погоде, и тоже не преуспел.
Я хотел расплатиться, но Том меня остановил:
– Ты что, я же тебя пригласил.
Тем лучше. И впрямь, где мне взять на ежедневное катание по Праге в такси.
– Да, ты же еще ни разу у меня не был, – сообразил Томаш, когда открыл дверь своего полуподвального жилища.
– Кофе хочешь?
В квартиру вел длинный, тесный коридор, в самом начале которого посетителей встречали доспехи. Причем любопытные вроде меня, подняв забрало, обнаруживали внутри череп с искусственными глазами.
– Пожалуй, – согласился я.
Этот полуподвал, очевидно, был когда-то частью большой котельной. Из-под штукатурки на потолке и обоев на стенах коридора проступал причудливый узор отопительных труб.
– Ну, как тебе? – Томаш, почти отрезвевший, дал мне насладиться открывающимся из скромно обставленной кухни видом комнаты.
– Потрясающе, – сказал я.
Его жилье напоминало резиденцию восточного вельможи. По стенам огромной, неправильной формы комнаты висели ковры, на антресолях под потолком была замаскирована стереосистема, и весь этот интерьер разнообразили беспорядочно разбросанные подушечки и пуфы. Томаш Гертнер явно предполагал принимать здесь множество гостей.
– Ты тут устраивайся, а я сделаю кофе.
Пока Том возился на кухне, я разглядывал комнату, удобно расположившись в единственном кресле – старинном, вольтеровском, которое стояло возле импровизированного письменного стола. Упомянутый стол составляла лишь полированная доска на грубых козлах.
– Тебе покрепче?
На столе лежала кипа нот, а сверху – черная папка с тесемками.
– Что? – рассеянно спросил я.
– Кофе!
Я, собственно, вовсе не хотел кофе. А задумался я о том, водил меня Пилат за нос или нет. Неужели что-то знает?
– Я вообще не буду кофе.
– Тогда я сделаю только для себя, – отозвался Томаш из кухни. – А в ящике справа от тебя рюмки и выпивка.
В ящике, который, вероятно, поддерживал козлы, и впрямь были спереди рюмки, а сзади – бутылки с пестрыми этикетками. Я вытащил початый грузинский коньяк и налил две рюмки. По правде говоря, мне не хотелось ни кофе, ни коньяка. Интересно, который час? Я посмотрел. Уже начинался вторник. Из любопытства я раскрыл ту черную папку с тесемками. «Звезда летит в небо. Мюзикл в пяти действиях. Автор текста Том Гертнер».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
– Завалимся туда, а? – ухмыльнулся Том.
К нему, похоже, возвращалось настроение.
– Зачем?
– Смеха ради.
– Глупо как-то…
Пока мы спорили, рояль умолк, и раздался звучащий резким диссонансом грохот. Стул, что ли, у них упал. За этим последовала звонкая пощечина.
– Вы бы заглянули туда, Честик, – озабоченно сказала пани Махачкова.
С веснушчатой близняшкой Марлен Жобер мы столкнулись в коридоре.
– Пожалуйста…
В дверях зала показался Пилат. Диалектика причин и следствий взяла свое. На сей раз багровым пятном на левой щеке был отмечен Милонь.
– Яна!
– Исчезни, – дружески посоветовал я Пилату; веснушчатое создание затаилось у меня за спиной.
– Ну ты…
– Исчезни, – повторил я.
И оскорбленный Милонь послушно исчез.
– Спасибо, – сказала девушка.
– Не за что. Вы, я вижу, и сами можете за себя постоять.
– Когда как, – возразила она.
– Верно, – кивнул я, – я и забыл о том парне в темных очках…
Комментировать мои слова она не стала, но и договорить мне не дала:
– Вы не могли бы вызвать мне такси?
– Это лишнее, – сказал я и взглянул на часы. – Перед «Ротондой» их сейчас целая куча. Да и дешевле обойдется, – добавил я отечески. Из сумки, висящей у нее через плечо, выглядывала «История античной философии». – Если хотите, я принесу ваше пальто.
Она заморгала в знак согласия. Томаш обнимал Пилата, а маэстро что-то тихо ворчал. Они даже не заметили, как я взял пальто несостоявшейся невесты – коричневую пелерину с капюшоном.
Девушка ждала меня у лестницы:
– Спасибо.
– Вдруг там уже заперто, – засомневался я, – подождите, я пойду с вами.
Заперто быть не могло, но я хотел ее проводить. Чтобы выглядеть в собственных глазах благородно. Мы поднялись по лестнице и вышли на улицу.
– Ну, и где же куча такси?
– Это Пилат нам портит музыку, – не слишком остроумно пошутил я.
– Что значит – нам?
Я растерялся:
– То есть…
– То есть вы хотели сказать, что, как джентльмен, поедете со мной? – язвительно закончила она.
– Вовсе нет.
– Но вы сказали…
– Постойте, – перебил я ее, кивая на учебник в сумке, – вы, наверное, не продвинулись дальше софистов?
– Вот как, джентльмен, я вижу, порядочно образован.
– Университет, как принято среди джентльменов.
– Тогда вы должны знать, что в этом учебнике, – она достала книгу из сумки, – софисты в самом конце.
– Как бы то ни было, – холодно сказал я, – уверяю вас, я не утверждал, что желал бы ехать с вами.
– Да вам бы все равно ничего не светило.
– Конечно, – усмехнулся я, – поэтому я и не высказывал подобного желания.
– Я знаю вас всего несколько часов, – продолжала девушка мягче, – а таких знакомых домой не вожу.
Если принять во внимание ее крайне юные годы, то слова эти прозвучали более чем смело. Как бишь она назвалась, эта бой-девица? Я вспомнил, как нас знакомили. Ах да, Яна. Интересно, она тоже запомнила мое имя?
– Едет! – Она ринулась на дорогу; я увидел зеленый огонек такси, идущего от Пороховой башни.
– Подождите!-
Она уже садилась, но подождала, пока я подбежал.
– Вот, возьмите! – Подложив свой учебник, она нацарапала на тетрадном листе свой телефон. – Позвоните мне завтра утром. Лекций нет, и я буду дома.
Хлопнула дверца, и такси тронулось с места. Я застыл посреди улицы, сжав в руке листок, на котором было написано имя «Яна» и семизначный телефонный номер.
15
Пани Махачкова свернула свою торговлю и перемывала рюмки. Она бережно ставила их на расстеленную салфетку; недоставало уже только трех. Моей, Пилата и Гертнера.
– Вот так, – втолковывал Милонь Томашу, – раз промахнешься – и конец… – Милонь провел ладонью по горлу, сопроводив этот жест коротким свистящим звуком.
– О чем это вы?
– Вот, Честик, пей, – придвинул ко мне Пилат свою рюмку взамен моей полупустой.
– О Зузанке, – грустно произнес Том.
– Да что ты об этом знаешь! – бросил я Пилату.
– Стоит только раз промахнуться. – Милонь поднял палец. – Дорого же ей это обошлось!
– Что ты об этом знаешь? – теперь уже подозрительно повторил я.
Неужели Пилат знал о Колде? Ну конечно, ведь я же видел, что в «Ротонду» он пришел с Добешем и Бонди. Они ему наверняка сказали. Да только им и самим известно не слишком много. Или они от меня что-то скрыли. Я вспомнил, как они растерянно переглянулись, когда я спросил, признался ли Колда. Ответили, что не знают. Якобы. А может, Пилату они рассказали больше, чем мне.
Томаш встал и направился в туалет. Пани Махачкова, домыв рюмки, взялась за книгу. Ее нисколько не волновало, что мы до сих пор не ушли.
– Все это сплошной мрак, Честмир, – нервно бормотал у меня над ухом Пилат, – мрак, чтоб я сдох. Стоит только один раз промахнуться…
– Ты знаешь про Колду? – перешел я к делу.
Милонь, конечно, был пьян, но кое-что еще соображал. Я молил бога, чтобы Томаш подольше не возвращался.
– Хм, – ухмыльнулся Пилат, – и ты на это клюнул?
– На что?
– Что Колда… – Он прыснул со смеху.
– Не понимаю.
– Тогда плюнь, – попытался Милонь замять разговор. Он, наверное, пожалел, что вообще мне на что-то намекнул. Но я не сдавался. Чуял, что Пилату кое-что известно. Не худо бы это кое-что знать и мне.
– Еще одну, пан Пилат?
Пани Махачкова сегодня явно была готова обслуживать своих постоянных клиентов до утра. Видно, не могла оторваться от своего чтива.
– Конечно, – ответил я за Пилата, – еще три, и за мой счет.
Барменша кивнула.
– А что это вы читаете? – крикнул я ей вслед, когда она пошла за новыми рюмками: в наших с Томом вино еще оставалось. Очередной заказ был сделан ради Милоня. Я хотел, чтобы он напился. Чтобы у него развязался язык и он выболтал то, о чем сейчас молчит.
– «Последнюю песню соловья», – зачарованно вздохнула барменша. – Вы читали, Честик?
С чувством глубокого сожаления пришлось признаться, что это во всех смыслах достойное произведение мне неизвестно.
– Я вам потом расскажу, в чем там дело, – горячо пообещала пани Махачкова и, обернувшись, злорадно спросила Пилата: – А куда же делась ваша девушка?
– Какая девушка? – отозвался Пилат, и в его взгляде сквозила полная апатия. Пожалуй, еще одна порция спиртного была для него лишней. К своей новой рюмке он даже не прикоснулся, вообще было похоже, что вот-вот заснет.
Но пани Махачкова не собиралась отказываться от занимательной беседы.
– Да та малышка.
– Ах, эта, – махнул рукой Пилат.
Она явно оказалась не на высоте требований, предъявляемых Милонем к сексуальной партнерше. Я поймал себя на мысли, что меня это радует. Хотя… хотя эта нахальная девчонка – до меня, наконец, дошло, – по существу, назначила мне свидание. Завтра утром я должен ей звонить. Вот еще! У меня и других забот хватает.
– Такое милое, нежное создание, – сказала пани Махачкова.
– Как же, – буркнул Маэстро. Безусловно, в его подсознании все еще отдавалась пощечина.
– За верных подружек! – Я поднял рюмку и заставил Пилата поддержать мой тост.
Пани Махачкова, обиженная нашим невниманием, ушла к себе в уголок.
– Так что ты тут болтал? – подзадорил я Милоня. – Не веришь, что это Колда?
– А почему это должен быть он? – хохотнул Пилат.
– А почему бы и нет?
– Дурак ты.
– Это я уже слышал.
– Колда! Нет, надо же такое придумать!
Пилат явно что-то знал, и у меня было ощущение, что я вот-вот сумею его расколоть.
– Во всяком случае, не я, здесь ты можешь не сомневаться.
– А я ничего такого и не говорю… Между тобой и Богоушем в этом деле в общем-то разницы нет.
– Как это нет? – подстрекал я. – Тебе ведь ребята наверняка уже рассказали, чем все кончилось с Богоушем.
– Да ни черта они не знают.
– Не заливай!
– Я? – обиделся Пилат. – Слушай, Честик, хочешь знать, как они обстряпали это дело с Зузаной?
– Кто?
– Они, – сказал Маэстро, – я их, гадов, хорошо изучил. Ты что, не веришь?
Да нет. Я верил. У Милоня была своеобразно проявляющаяся мания преследования. Он окружен анонимной армией жаждущих его крови врагов. Это они виноваты в том, что он выпустил никуда не годный диск, не выиграл «Золотую лиру», ну и так далее. Вот и тут – кто, как не они! Это я понял. И еще я понял, что Маэстро вдрызг пьян.
16
– А ты не перебрал?
После того как Пилат обнаружил свою несостоятельность, я решил ехать домой. Но тут наконец вернулся Томаш.
– Ну, пока, – распрощался Милонь и напутствовал меня: – Не будь дураком.
– Не буду, – пообещал я. Пилат ушел, и я спросил Тома:
– А не пора ли и нам?
– Может, допьем? – неуверенно предложил Том.
– Да ведь тебе плохо!
– Глупости.
Он геройски сделал глоток, но остался бледным, лишь на щеках выступили красные пятна.
Много же он пил, редактор из «Подружки»…
Мы решили не допивать и расплатились. Пани Махачкова заперла за нами дверь. Очевидно, собиралась читать до утра.
– Ну, бывай… – Я старался усилием мысли заставить Тома забыть наш уговор.
– То есть как это? Ты едешь со мной. Телепатия подвела.
– А не поздновато? – осторожно спросил я. – Мне надо выспаться, да и тебе тоже.
– Да ты, оказывается, сибарит, – стал подзуживать меня Томаш.
– Я серьезно…
– Знаешь, мне и впрямь плохо, – сменил он тактику, – да и надо с тобой поговорить.
Он остановил такси, потрепанную «шкоду», и я сдался. Мы поехали к нему. К счастью, он жил на Смихове, и добраться оттуда ко мне на Петршины было не слишком сложно. Я собирался сократить свой визит до минимума.
– Приехали.
Этот таксист тоже пытался завязать разговор (Том занял место рядом с ним, а я одиноко восседал сзади), для начала хотя бы о погоде, и тоже не преуспел.
Я хотел расплатиться, но Том меня остановил:
– Ты что, я же тебя пригласил.
Тем лучше. И впрямь, где мне взять на ежедневное катание по Праге в такси.
– Да, ты же еще ни разу у меня не был, – сообразил Томаш, когда открыл дверь своего полуподвального жилища.
– Кофе хочешь?
В квартиру вел длинный, тесный коридор, в самом начале которого посетителей встречали доспехи. Причем любопытные вроде меня, подняв забрало, обнаруживали внутри череп с искусственными глазами.
– Пожалуй, – согласился я.
Этот полуподвал, очевидно, был когда-то частью большой котельной. Из-под штукатурки на потолке и обоев на стенах коридора проступал причудливый узор отопительных труб.
– Ну, как тебе? – Томаш, почти отрезвевший, дал мне насладиться открывающимся из скромно обставленной кухни видом комнаты.
– Потрясающе, – сказал я.
Его жилье напоминало резиденцию восточного вельможи. По стенам огромной, неправильной формы комнаты висели ковры, на антресолях под потолком была замаскирована стереосистема, и весь этот интерьер разнообразили беспорядочно разбросанные подушечки и пуфы. Томаш Гертнер явно предполагал принимать здесь множество гостей.
– Ты тут устраивайся, а я сделаю кофе.
Пока Том возился на кухне, я разглядывал комнату, удобно расположившись в единственном кресле – старинном, вольтеровском, которое стояло возле импровизированного письменного стола. Упомянутый стол составляла лишь полированная доска на грубых козлах.
– Тебе покрепче?
На столе лежала кипа нот, а сверху – черная папка с тесемками.
– Что? – рассеянно спросил я.
– Кофе!
Я, собственно, вовсе не хотел кофе. А задумался я о том, водил меня Пилат за нос или нет. Неужели что-то знает?
– Я вообще не буду кофе.
– Тогда я сделаю только для себя, – отозвался Томаш из кухни. – А в ящике справа от тебя рюмки и выпивка.
В ящике, который, вероятно, поддерживал козлы, и впрямь были спереди рюмки, а сзади – бутылки с пестрыми этикетками. Я вытащил початый грузинский коньяк и налил две рюмки. По правде говоря, мне не хотелось ни кофе, ни коньяка. Интересно, который час? Я посмотрел. Уже начинался вторник. Из любопытства я раскрыл ту черную папку с тесемками. «Звезда летит в небо. Мюзикл в пяти действиях. Автор текста Том Гертнер».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24