– Наверное, – пробурчал Маца, – я просто о том, что мы это с Пилатом никогда не репетировали.
– У нас есть время до часу, – торжествующе объявил Камил, – а мы-то с вами уже сыграны.
Милонь примчался в пол-одиннадцатого. Единственный, кого, кроме Камила, он почтил своим вниманием, был я.
– Ну что?
– Ничего, – сказал я. – Отыграем, а потом поговорим.
Маэстро кивнул.
В четверть первого два наших опуса были готовы. Милонь отвел меня в сторонку:
– Пошли пожрем вместе, я плачу, ладно?
– Ладно, – согласился я, – хочешь – плати.
Покачиваясь от усталости, мы выбрались из здания.
– Пойдем в «Палас»? – предложил Милонь.
Это было недалеко от радио. Около четверти часа ходьбы. И всю дорогу до Панской улицы мы молчали.
– Что ты будешь? Выбирай, – подал мне Милонь меню.
Я быстро его проглядел.
– Почки, – сказал я.
Долго ждать нам не пришлось… Мы подняли глаза от тарелок:
– Знаешь, что я хотел у тебя спросить?
Пилат как раз заглатывал почку:
– Надеюсь, то же самое, что и я у тебя.
– Не уверен, – сказал я. – Мне интересно, что ты делал вечером в прошлую субботу.
– Так вот что тебя занимает?! – рассмеялся Милонь. – Слушай, Честмир, брось эти глупости и поинтересуйся-ка лучше, кто у Добеша невеста. А больше не прибавлю ни слова, потому что я не сплетник какой-нибудь, – добропорядочно заявил Милонь Пилат.
35
– Точны, как всегда, – похвалил меня капитан, и прозвучало это как неприятное подтверждение того, что наши контакты успешно развиваются. Сегодня бистро было переполнено, и, кажется, только благодаря связям Грешного нам отыскали столик на двоих.
По дороге из «Паласа» в бистро ничего заслуживающего внимания и мудрого в голову мне не пришло, и я отнюдь не мог приписать это усталости или же интеллектуальному изнеможению.
Вырванный из относительного покоя печальным событием, я был втянут в головокружительный водоворот.
– Вы что-то не в своей тарелке, – сказал капитан, – что с вами опять случилось?
Он даже и не предполагал, насколько точен его вопрос, а вернее, насколько точно угадал он мое состояние.
– Я хотел встретиться с вами, чтобы поговорить об одном деле, которое вы должны знать. Это касается Бонди…
– Меня больше интересует Гертнер, – вежливо перебил капитан, – Гертнер с его мюзиклом.
– Он не имеет к Зузане никакого отношения, – махнул я рукой, – просто этот бедолага слишком занесся. Если вы слышали, что Зузана обещала ему протолкнуть его мюзикл в карлинский театр, так это…
– Почему же вы этому не верите? – спросил капитан.
– Мгм, – иронически отозвался я, – а если бы она не сдержала слова, Том бы, наверное, стер ее в порошок на страницах «Подружки», да?
– А разве нет?
– Конечно, нет! Потому что если они о чем-нибудь таком когда и говорили, так оба должны были понимать, что у Томаша нигде, кроме «Подружки», и строчки не возьмут – не то что мюзикл!
– Ага, – сказал капитан, – какое счастье, что вы, Друзья из Врбова, так хорошо знаете друг друга.
– Я хотел-о Бонди…
– Бонди меня не интересует, – покачал головой капитан, – продолжайте-ка ваш рассказ.
– О мюзикле?
– Ну, о вас, врбовских сиротках.
– Так нас всегда называл Бонди, – нахмурился я.
– Я в курсе, – сказал капитан, – разговаривал с Гуго. Причем недавно.
– Значит, вас абсолютно не интересует, что я хотел вам о нем рассказать?
– Абсолютно, – ответил капитан.
– Ладно, не стану навязываться. Но что бы вам ни наговорили, учтите – если бы даже Зузана вознамерилась помочь ему, то она не была настолько сумасшедшей, чтобы не понять, что претворить это свое намерение в жизнь она не сможет.
– Да что вы? – сказал капитан Грешный. – А может, ей это было очень важно? Чтобы «Подружка» писала о ней лучше.
– Не волнуйтесь, – усмехнулся я, – у Томаша тоже есть голова на плечах. Если бы «Подружка» всю свою критику сосредоточила только на Зузане, то он бы в момент вылетел. Я немного знаю эту редакцию.
– Вы все время пытаетесь играть в детектива. Я вас просто спрашиваю, а вы тут же начинаете додумывать или заниматься дедукцией, – улыбаясь, сказал капитан, – решите еще, что я подозреваю Гертнера.
– А разве нет?
– Вы будете удивлены, – продолжал капитан, – но, представьте себе, он уточнил нам время убийства. Правда, только сегодня, и по нему было заметно, что особой охоты говорить у него нет либо же он очень напуган.
– Как это?
– Он оказался последним, кто разговаривал с Черной. В половине девятого. Он ждал в «Ротонде» такси, когда та позвонила. Она разыскивала Колду и попросила Гертнера, чтобы к ней приехал хотя бы он. Она, мол, боится.
– А Томаш все это не выдумал?
– Нет, – сказал капитан, – этот разговор слышал и Бубеничек. И все подтвердил.
– Так почему же Гертнер не поехал к Зузане?
– Потому что спешил на репетицию мюзикла. Не успел он положить трубку, как подъехало такси. И чтобы вы не сомневались в нашей тщательности, могу добавить; что мы нашли и таксиста. Гертнер не солгал. Так что мы теперь точно знаем, что убийство произошло между половиной девятого и девятью. Застал я вас врасплох с этой новостью, правда?
Нет, врасплох он меня не застал, и уж если бы мы устроили с ним аукцион сюрпризов, то кое-что было бы для него припасено и у меня: «А вы знаете, где ночевала вчера ваша дочь?»
36
– Ты больше не сердишься?
– Нет, – сказал я, – не сержусь.
Яна заказала вино, а я сок.
– Папа и вправду добрый.
– Конечно, – сказал я, – но пойми, для меня это был шок. Что ты… что он…
– Плевать, – перебила меня Яна, – я все равно ему этого пока рассказывать не буду.
– Пока? – усмехнулся я. – Уж пожалуйста, будь добра, никогда ему об этом не рассказывай.
– Посмотрим, – улыбнулась она, – мы еще посмотрим, как у нас с тобой все сложится.
– Как будто у нас с тобой уже что-то сложилось, – с иронией заметил я, – прошлой ночью…
– Погоди, Честмир, а взаимная симпатия? – не сдавалась веснушчатая девица.
– Ну, это да, это конечно.
– Вот видишь, – торжествующе заявила Яна, – так оно и должно быть. Постепенное развитие отношений, нарастание интимности и так далее. Ты не читаешь тетушку Бету в «Подружке»?
– Это для меня слишком сложно.
– Отговорки. Ты отлично знаешь, что, если что-нибудь будет тебе непонятно, всегда сможешь спросить меня.
– Правда? – обрадовался я.
– Ну конечно, – сказала Яна. – Кстати, погляди незаметно вот на тот столик в углу. Это создание все время подает мне какие-то странные знаки. А я его не знаю, хотя лицо вроде бы немного знакомое…
Я обернулся. Подмигивающим созданием оказался не кто иной, как чертов мыслитель и диск-жокей Анди Арношт. Он в одиночестве сидел возле столика и что-то писал, а перед ним были разложены какие-то папки и бумаги. Поймав мой взгляд, он многозначительно подмигнул.
– Здорово, Честмир! – На это деликатное восклицание обернулся весь зал.
– Это Арношт, – объяснил я Яне, – в понедельник ты должна была видеть его в «Ротонде». Он диск-жокей. Подмигивал, наверное, мне, а не тебе, потому что…
Я не договорил. Анди стоял над нами во весь свой неприметный рост и глубоко кланялся.
– Я сначала не хотел вам мешать, но… если не помешаю, можно мне присесть? – Выпалив это, Анди тут же уселся, так что подыскать подходящий ответ я не успел.
– Это Яна, – представил я свою спутницу, – а это Анди Арношт, в настоящее время еще и талантливый сочинитель мюзиклов.
Опухшие глазки Анди заблестели.
– Ну да, – скромно согласился он.
– Очень приятно, – нейтрально произнесла Яна.
– Представь себе, – обратился ко мне Анди, – для меня было страшно полезно тогда с тобой поговорить.
– Мы говорили о мюзикле, который пишет Анди, – объяснил я Яне.
– Слушай, – продолжал Арношт, одарив нас лучезарной улыбкой, – ты помнишь, как там было?
– Еще бы, – сосредоточенно кивнул я, ошеломленный перспективой, что Анди еще раз повторит свой творческий замысел. – Это про то, как один идиот… то есть козел…
– Вот-вот, – перебил Арношт, – но постой! Кончалось все тем, что он возвращается к этой своей Итке, так?
– Так, – сказал я.
– Понимаешь, – Анди принял задумчивый вид, – мне пришло в голову… А тебе это не показалось чуток схематичным?
– Ты думаешь? – осторожно поинтересовался я.
– Ну да, – горестно заявил Анди, – такой конец кажется мне избитым, таким, знаешь ли, стереотипным.
– А Томаш придумал другой?
– Да, – ответил Анди, – вот интересно, что ты скажешь… Вам это еще не надоело? – накинулся он внезапно на Яну.
Она покачала головой:
– Продолжайте, я люблю слушать умные разговоры.
– Это большая редкость у женщин… – бесхитростно похвалил Анди веснушчатую девицу. – Мы подумали, а что, если Итка отправится за козлом в Прагу, ну, когда она получит письмо от той знаменитой певицы, что, мол. забудь о козле, что мы с ним поженимся.
Я с удовлетворением наблюдал, как у Яны перехватывает дыхание даже после столь краткого погружения в сюжет. Она совсем было собралась задать вопрос, но я ее опередил:
– Ага, она, значит, объявляется в Праге, и на тебе! – становится знаменитой?
– Да, – просиял Анди, – точно! Видно, что это все было как-то заложено в структуре сюжета, ну, этот мотив, – раз ты все понял так, как надо!
– Наверное, – согласился я, – наверное, оно там и впрямь было заложено.
– Отлично, – с облегчением произнес Анди, – и конец, значит, меняется. Мужик опять в деревне и работает механизатором, но при этом знает, что Итка его простила и что, скорее всего, вернется к нему.
– Как это – скорее всего?
– Ну, кончается все тем, что Итка уезжает на смотр молодых талантов, а что потом будет – неизвестно. Такой, понимаешь ли, открытый финал, чтобы это не была схема.
– Нет, теперь уж точно не будет, – горячо согласился я; – какая там схема! Это будет сама жизнь. Такая хорошая, реалистичная, ну, серьезно, – быстро добавил я, потому что по лицу Анди пробежала тень подозрения.
– Мы все еще над этим работаем, – озабоченно сказал Анди, – а завтра уже премьера. Да, чтобы не забыть. – Анди порылся в бумажнике и положил перед нами два красиво отпечатанных приглашения. – Обязательно приходите.
– Придем, – пообещала за нас обоих Яна, – начало в семь?
– В семь, – сказал Анди, – но это еще тот, старый вариант. Постепенно станем переделывать. Будем прислушиваться к мнению публики, как говорит Томаш… Да! – ударил себя по лбу Анди, – черт побери, чуть не забыл еще одну вещь. Он сказал, если я вдруг тебя увижу, чтобы ты к нему обязательно зашел. Что-то страшно важное.
– Спасибо, Анди, – кивнул я, – обязательно заскочу к Томашу.
Чего он от меня хочет? Наверняка это как-то связано с сегодняшним допросом. И касается Бонди.
– Ну ладно, – поднялся Анди, – я полетел. Завтра увидимся, – многообещающе подмигнул он. – Рад был познакомиться, Яночка. Будь здоров, Честмир!
– Я тоже, – сказала Яна, и мы с Анди обменялись рукопожатием.
– Расплатимся, ладно? – предложила юная Грешная. Уже на улице ее передернуло:
– Тяжелый случай, правда?
– С ним бывает так весело, – возразил я. – Во всяком случае, я всегда веселюсь.
Яна пожала плечами.
– Ты меня проводишь?
– Если хочешь.
Она, оказалось, жила совсем недалеко от меня. Мы в нерешительности остановились перед подъездом.
– В это время обычно возвращается папа.
– А-а, – сказал я, – тогда пока!
Я протянул Яне руку и внимательно огляделся по сторонам. Она засмеялась:
– Поцелуй меня, Честмир.
Я сдержанно поцеловал ее в лоб и медленно направился обратно на остановку. Поеду к Гертнеру.
37
– Выпьешь?
Томаш протянул мне рюмку. Под глазами у него были круги, и рука дрожала.
– Честмир, я должен с тобой посоветоваться.
– Ну так говори.
– Сегодня с утра меня допрашивал Грешный.
– Знаю. – Я сел в кресло.
– Значит, ты знаешь, что я ему сказал. И не сердишься на меня?
– За что?
– Ну, что не сказал тебе.
– Не я же расследую убийство.
– Конечно, – гнул свое Том, – но я мог сказать тебе об этом еще в понедельник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24