Однако все же лицо, появляющееся на компьютере, частенько достаточно похоже на свой оригинал.
Теперь, когда компьютер приступил к принятию решения и работал с пикселями, слева направо по изображению на дисплее, казалось, пробегает дрожь. И хотя кое-какие изменения произошли, они не смогли сыграть значительной роли. Все же это было не то. Рой не мог различить черты лица человека.
В течение ближайших нескольких часов эта дрожь будет пробегать по изображению каждые шесть-десять секунд. Истинный эффект можно будет получить лишь через довольно большой промежуток времени.
Рой выехал из аллеи, оставив компьютер в рабочем состоянии так, что ему был виден экран.
Некоторое время он мотался вверх-вниз по холмам, время от времени останавливаясь на красный свет светофоров, пытаясь выбраться из сгустившейся темноты туда, где огни сгрудившихся особняков, не загороженных густыми деревьями, мерцали своим таинственным светом, намекая на загадочную и непонятную ему жизнь.
Время от времени он бросал взгляд на экран компьютера. Лицо, по которому все время пробегала дрожь. Повернутое вполоборота к нему. Незнакомое и затененное.
Когда он наконец снова выехал на бульвар Сансет, а затем на улицу у подножия холмов Вествуда, туда, где располагалась его гостиница, он был рад снова оказаться среди людей, более похожих на него самого, чем среди тех, кто жил в роскошных особняках наверху. Здесь, внизу, люди знали и нужды, и страдания, и неуверенность в завтрашнем дне, это были люди, чью жизнь он мог улучшить, люди, которым он мог дать хоть толику справедливости и милосердия – тем или иным способом.
Лицо на экране все еще было призрачным, расплывчатым, возможно, зловещим. Это было лицо хаоса.
Этот человек, как и та неуловимая женщина, стояли на пути порядка, стабильности и справедливости. Возможно, это злой человек или же просто встревоженный и сбитый с толку. В конце концов, это не имеет значения.
– Я подарю тебе покой и мир, – пообещал Рой, глядя на медленно изменяющееся лицо на экране дисплея. – Я найду тебя и дам тебе покой и мир.
Глава 5
Под стук непрекращающегося дождя по крыше, под завывание ветра в роще, пока пес мирно спал, свернувшись в клубок на соседнем стуле, Спенсер пытался с помощью компьютера составить досье на Валери Кин.
В соответствии с данными отдела автотранспорта водительское удостоверение получено ею впервые, это не перерегистрация, и для того, чтобы его получить, она представила в качестве своего удостоверения личности карточку отдела социального обеспечения. Отдел автотранспорта произвел проверку и удостоверился, что ее имя и номер соответствуют тому, что занесено в файлы отдела социального обеспечения.
Это дало Спенсеру четыре отправные точки для того, чтобы отыскать Валери в других банках данных: он знал ее имя, дату рождения, номер водительского удостоверения, номер карточки социального обеспечения. Теперь не представляло труда узнать о ней больше.
В прошлом году он, употребив все свое терпение и искусство, постарался проникнуть во все организации, предоставляющие кредиты. Они были наиболее защищенными из всех. Теперь он опять внедрился в самые крупные из них в поисках Валери Кин.
Их файлы включали сорок две женщины с таким именем. В пятидесяти девяти случаях имя писалось как «Кийн» или «Киин», а в шестидесяти четырех – как «Кинь». Спенсер набрал номер ее карточки системы социального обеспечения, ожидая, что придется отсеять шестьдесят три – шестьдесят четыре номера, однако ни у кого номер карточки не совпадал с тем, что был занесен в данные отдела автотранспорта.
Нахмурив брови, он набрал дату и год рождения Валери, надеясь получить что-нибудь здесь. Из шестидесяти четырех Валери лишь одна родилась в указанные день и месяц, однако – на двадцать лет раньше.
Сидя рядом с похрапывающей собакой, он набрал номер водительского удостоверения девушки и стал ждать, пока система проверит всех Валери. Из тех, у кого были водительские удостоверения, пятеро получили их в Калифорнии, но ни один номер не совпадал с ее номером. Еще один тупик.
Зная, что при введении данных бывают ошибки, Спенсер проверил данные на всех калифорнийских Валери, пытаясь отыскать ту, у которой дата рождения отличалась от имеющейся у него на одну цифру. Он был уверен, что сможет обнаружить, где служащий просто ошибся, введя шесть вместо девяти или перепутав еще какие-нибудь цифры.
Ничего. Никаких ошибок. И судя по полученной по файлам информации, ни одна из этих женщин не могла быть той Валери, которая ему нужна.
Невероятно, но Валери Энн Кин, недавно работавшая в «Красной двери», отсутствовала в списках клиентов организаций, предоставляющих кредиты, очевидно, она никогда ничего не брала в кредит. Это было возможно лишь в том случае, если она никогда ничего не покупала в кредит, никогда не имела никаких кредитных карточек, никогда не открывала счет в банке и не брала там ссуд, ее никогда не проверяли на предмет ее кредитоспособности ни работодатели, ни хозяин квартиры.
Чтобы дожить в Америке в наше время до двадцати девяти лет, не имея дела ни с какими кредитующими организациями, надо быть цыганкой или безработным бродяжкой, по крайней мере, с подросткового возраста. Судя по всему, она никак не могла быть ни тем ни другим.
Хорошо. Надо подумать. Налет на дом означал, что за Валери охотится полиция – какой-то из ее отделов. Значит, надо искать среди данных на преступников.
Спенсер вернулся в компьютерную систему полицейского департамента Лос-Анджелеса и оттуда начал проверять все списки города, округа и штата на предмет присутствия в них Валери Энн Кин, выясняя, была ли она когда-либо под судом и следствием, обвинялась ли в каких-либо преступлениях.
Городская система ответила: «Отсутствует».
«Нет данных» – был ответ из округа.
«Не обнаружено» – ответ из штата.
Ничего, пусто, ноль.
Используя совместный банк данных лос-анджелесского полицейского департамента и департамента юстиции в Вашингтоне о лицах, обвиненных в совершении преступлений против государства, он также ничего не получил. Данных о ней не было и там.
В дополнение к десяти разыскиваемым преступникам ФБР, кроме того, разыскивало сотни людей, тем или иным образом причастных к расследованию преступлений – в качестве подозреваемых или возможных свидетелей. Спенсер проверил, имеется ли имя Валери в каком-нибудь из тех списков, но его и там не оказалось.
Это была женщина без прошлого.
Все же она совершила что-то, за что ее разыскивали. Причем с большим усердием.
* * *
Спенсер лег только где-то в начале второго ночи.
И хотя он здорово устал, а монотонный стук дождя звучал убаюкивающе, он не мог уснуть. Он лежал на спине, глядя то на темный потолок, то на кроны деревьев за окном, прислушиваясь к бессмысленному бормотанию порывистого ветра.
Вначале он не мог думать ни о чем, кроме этой женщины. Ее лицо. Ее глаза. Голос. Улыбка. Тайна, ее окружающая.
Затем его мысли перенеслись, как это часто происходило, в прошлое. Для него воспоминания были дорогой, ведущей лишь в одном направлении – к той летней ночи, когда ему было четырнадцать; когда темный мир стал еще темнее; когда все, что он знал, обернулось фальшью; когда умерла надежда, а его постоянным спутником стал страх перед судьбой; когда он проснулся от неумолкающего крика филина, чей невысказанный вопрос так и остался главным вопросом его жизни.
Рокки, обычно хорошо чувствовавший настроение хозяина, все продолжал беспокойно бродить по дому. Казалось, он не понимал, что Спенсер погружается в тихий ад не отпускающих его воспоминаний и нуждается в его обществе. Пес не отзывался, когда Спенсер позвал его.
В полумраке Рокки беспокойно ходил между открытой дверью спальни (там он останавливался, прислушиваясь к завыванию ветра в трубе) и окном (где, положив передние лапы на подоконник, он смотрел, как ветер клонит верхушки эвкалиптов в роще). Хотя он не выл и не ворчал, в нем чувствовалось какое-то беспокойство, как будто эта неуютная погода вызывала и в его памяти нежелательные воспоминания, от которых он также не мог заснуть и вернуть себе тот покой, что излучал, когда мирно спал на стуле в гостиной рядом со Спенсером.
– Эй, парень, – тихо проговорил Спенсер. – Подойди ко мне.
Но собака не обращала внимания на него и продолжала бродить по комнате тенью в ночной мгле.
Во вторник вечером Спенсер отправился в «Красную дверь», чтобы поговорить о том, что произошло июльской ночью шестнадцать лет назад. Вместо этого он встретил Валери Кин и, к своему собственному удивлению, заговорил совсем о другом. Однако тот далекий июль по-прежнему не давал ему покоя.
– Рокки, подойди сюда, – сказал Спенсер, похлопывая по матрацу.
Потребовалось немногим более минуты повторить подобное приглашение, прежде чем пес наконец забрался на кровать. Рокки положил кудлатую голову на грудь Спенсеру и сначала мелко дрожал, затем, под рукой хозяина, дрожь утихла. Одно ухо вверх, другое – вниз, он был готов внимательно выслушать историю, которую уже выслушивал бесчисленное количество раз вот в такие ночи, когда являлся единственным слушателем, а также вечерами, когда сопровождал Спенсера в пивные, где тот покупал выпивку незнакомым людям и те, благодаря алкоголю, слушали его.
– Мне было четырнадцать, – начал Спенсер. – Была середина июля, и ночь была жаркой и влажной. Я спал в своей кровати под одной простыней, а окно спальни было открыто. Я помню... мне снилась мама, которой не было в живых вот уже шесть лет, но я не могу вспомнить, что именно происходило в моем сне, помню только, что мне было хорошо, мне было тепло рядом с ней, я слышал ее ласковый мелодичный смех... У нее был потрясающий смех. Но меня разбудил совсем другой звук – он казался бесконечным, – такой глухой и зловещий. Я сел в кровати, ничего не понимая, еще не вполне проснувшись, но в общем, я не испугался. Я слышал, как кто-то спрашивал: «Кто?» снова и снова. Потом наступала пауза, молчание, потом вопрос повторялся опять: «Кто, кто, кто?» Ну конечно, когда я окончательно проснулся, то понял, что это всего лишь филин, усевшийся на крышу прямо над моим открытым окном...
Спенсер опять унесся мыслями к этой далекой июльской ночи, как астероид, попавший в мощное поле земного притяжения и обреченный на постепенное сближение с Землей, пока не столкнется с ней.
* * *
...Это был филин, усевшийся на крыше прямо над моим открытым окном и кричавший в ночи только по ему одному известным причинам. Во влажной тишине я встал и прошел в туалет в надежде на то, что, когда я вернусь, голодный филин учует запах мыши и снова приступит к охоте. Но и после того, как я вернулся в кровать, он, казалось, вполне довольный своим местом на крыше, продолжал пение, состоящее из единственного слова.
Наконец я подошел к открытому окну и осторожно отдернул занавески, стараясь не спугнуть птицу. Я высунулся наружу, повернув голову вверх, ожидая увидеть его когти, вцепившиеся в кровлю дома, но тут, прежде чем я успел крикнуть «Кыш», а филин свое «Ух», я услышал совсем другой крик. Этот новый звук пришел издалека – это был тонкий, печальный вскрик, в котором слышался невыразимый страх, и раздался он в летней ночной тишине. Я повернул голову в сторону сарая, находившегося метрах в двухстах от дома, посмотрел на залитые лунным светом поля, простиравшиеся за сараем, на поросшие лесами холмы на горизонте. Крик раздался снова, на сей раз он был короче, но более жалобный и поэтому более пронзительный.
Прожив всю свою жизнь в деревне, я знал, что в природе идет непрекращающаяся война и ведется она по самому жестокому на свете закону – закону естественного отбора, победителями в ней являются самые безжалостные. Довольно часто по ночам я слышал зловещие, вибрирующие крики койотов, преследующих добычу, а затем празднующих кровавую победу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Теперь, когда компьютер приступил к принятию решения и работал с пикселями, слева направо по изображению на дисплее, казалось, пробегает дрожь. И хотя кое-какие изменения произошли, они не смогли сыграть значительной роли. Все же это было не то. Рой не мог различить черты лица человека.
В течение ближайших нескольких часов эта дрожь будет пробегать по изображению каждые шесть-десять секунд. Истинный эффект можно будет получить лишь через довольно большой промежуток времени.
Рой выехал из аллеи, оставив компьютер в рабочем состоянии так, что ему был виден экран.
Некоторое время он мотался вверх-вниз по холмам, время от времени останавливаясь на красный свет светофоров, пытаясь выбраться из сгустившейся темноты туда, где огни сгрудившихся особняков, не загороженных густыми деревьями, мерцали своим таинственным светом, намекая на загадочную и непонятную ему жизнь.
Время от времени он бросал взгляд на экран компьютера. Лицо, по которому все время пробегала дрожь. Повернутое вполоборота к нему. Незнакомое и затененное.
Когда он наконец снова выехал на бульвар Сансет, а затем на улицу у подножия холмов Вествуда, туда, где располагалась его гостиница, он был рад снова оказаться среди людей, более похожих на него самого, чем среди тех, кто жил в роскошных особняках наверху. Здесь, внизу, люди знали и нужды, и страдания, и неуверенность в завтрашнем дне, это были люди, чью жизнь он мог улучшить, люди, которым он мог дать хоть толику справедливости и милосердия – тем или иным способом.
Лицо на экране все еще было призрачным, расплывчатым, возможно, зловещим. Это было лицо хаоса.
Этот человек, как и та неуловимая женщина, стояли на пути порядка, стабильности и справедливости. Возможно, это злой человек или же просто встревоженный и сбитый с толку. В конце концов, это не имеет значения.
– Я подарю тебе покой и мир, – пообещал Рой, глядя на медленно изменяющееся лицо на экране дисплея. – Я найду тебя и дам тебе покой и мир.
Глава 5
Под стук непрекращающегося дождя по крыше, под завывание ветра в роще, пока пес мирно спал, свернувшись в клубок на соседнем стуле, Спенсер пытался с помощью компьютера составить досье на Валери Кин.
В соответствии с данными отдела автотранспорта водительское удостоверение получено ею впервые, это не перерегистрация, и для того, чтобы его получить, она представила в качестве своего удостоверения личности карточку отдела социального обеспечения. Отдел автотранспорта произвел проверку и удостоверился, что ее имя и номер соответствуют тому, что занесено в файлы отдела социального обеспечения.
Это дало Спенсеру четыре отправные точки для того, чтобы отыскать Валери в других банках данных: он знал ее имя, дату рождения, номер водительского удостоверения, номер карточки социального обеспечения. Теперь не представляло труда узнать о ней больше.
В прошлом году он, употребив все свое терпение и искусство, постарался проникнуть во все организации, предоставляющие кредиты. Они были наиболее защищенными из всех. Теперь он опять внедрился в самые крупные из них в поисках Валери Кин.
Их файлы включали сорок две женщины с таким именем. В пятидесяти девяти случаях имя писалось как «Кийн» или «Киин», а в шестидесяти четырех – как «Кинь». Спенсер набрал номер ее карточки системы социального обеспечения, ожидая, что придется отсеять шестьдесят три – шестьдесят четыре номера, однако ни у кого номер карточки не совпадал с тем, что был занесен в данные отдела автотранспорта.
Нахмурив брови, он набрал дату и год рождения Валери, надеясь получить что-нибудь здесь. Из шестидесяти четырех Валери лишь одна родилась в указанные день и месяц, однако – на двадцать лет раньше.
Сидя рядом с похрапывающей собакой, он набрал номер водительского удостоверения девушки и стал ждать, пока система проверит всех Валери. Из тех, у кого были водительские удостоверения, пятеро получили их в Калифорнии, но ни один номер не совпадал с ее номером. Еще один тупик.
Зная, что при введении данных бывают ошибки, Спенсер проверил данные на всех калифорнийских Валери, пытаясь отыскать ту, у которой дата рождения отличалась от имеющейся у него на одну цифру. Он был уверен, что сможет обнаружить, где служащий просто ошибся, введя шесть вместо девяти или перепутав еще какие-нибудь цифры.
Ничего. Никаких ошибок. И судя по полученной по файлам информации, ни одна из этих женщин не могла быть той Валери, которая ему нужна.
Невероятно, но Валери Энн Кин, недавно работавшая в «Красной двери», отсутствовала в списках клиентов организаций, предоставляющих кредиты, очевидно, она никогда ничего не брала в кредит. Это было возможно лишь в том случае, если она никогда ничего не покупала в кредит, никогда не имела никаких кредитных карточек, никогда не открывала счет в банке и не брала там ссуд, ее никогда не проверяли на предмет ее кредитоспособности ни работодатели, ни хозяин квартиры.
Чтобы дожить в Америке в наше время до двадцати девяти лет, не имея дела ни с какими кредитующими организациями, надо быть цыганкой или безработным бродяжкой, по крайней мере, с подросткового возраста. Судя по всему, она никак не могла быть ни тем ни другим.
Хорошо. Надо подумать. Налет на дом означал, что за Валери охотится полиция – какой-то из ее отделов. Значит, надо искать среди данных на преступников.
Спенсер вернулся в компьютерную систему полицейского департамента Лос-Анджелеса и оттуда начал проверять все списки города, округа и штата на предмет присутствия в них Валери Энн Кин, выясняя, была ли она когда-либо под судом и следствием, обвинялась ли в каких-либо преступлениях.
Городская система ответила: «Отсутствует».
«Нет данных» – был ответ из округа.
«Не обнаружено» – ответ из штата.
Ничего, пусто, ноль.
Используя совместный банк данных лос-анджелесского полицейского департамента и департамента юстиции в Вашингтоне о лицах, обвиненных в совершении преступлений против государства, он также ничего не получил. Данных о ней не было и там.
В дополнение к десяти разыскиваемым преступникам ФБР, кроме того, разыскивало сотни людей, тем или иным образом причастных к расследованию преступлений – в качестве подозреваемых или возможных свидетелей. Спенсер проверил, имеется ли имя Валери в каком-нибудь из тех списков, но его и там не оказалось.
Это была женщина без прошлого.
Все же она совершила что-то, за что ее разыскивали. Причем с большим усердием.
* * *
Спенсер лег только где-то в начале второго ночи.
И хотя он здорово устал, а монотонный стук дождя звучал убаюкивающе, он не мог уснуть. Он лежал на спине, глядя то на темный потолок, то на кроны деревьев за окном, прислушиваясь к бессмысленному бормотанию порывистого ветра.
Вначале он не мог думать ни о чем, кроме этой женщины. Ее лицо. Ее глаза. Голос. Улыбка. Тайна, ее окружающая.
Затем его мысли перенеслись, как это часто происходило, в прошлое. Для него воспоминания были дорогой, ведущей лишь в одном направлении – к той летней ночи, когда ему было четырнадцать; когда темный мир стал еще темнее; когда все, что он знал, обернулось фальшью; когда умерла надежда, а его постоянным спутником стал страх перед судьбой; когда он проснулся от неумолкающего крика филина, чей невысказанный вопрос так и остался главным вопросом его жизни.
Рокки, обычно хорошо чувствовавший настроение хозяина, все продолжал беспокойно бродить по дому. Казалось, он не понимал, что Спенсер погружается в тихий ад не отпускающих его воспоминаний и нуждается в его обществе. Пес не отзывался, когда Спенсер позвал его.
В полумраке Рокки беспокойно ходил между открытой дверью спальни (там он останавливался, прислушиваясь к завыванию ветра в трубе) и окном (где, положив передние лапы на подоконник, он смотрел, как ветер клонит верхушки эвкалиптов в роще). Хотя он не выл и не ворчал, в нем чувствовалось какое-то беспокойство, как будто эта неуютная погода вызывала и в его памяти нежелательные воспоминания, от которых он также не мог заснуть и вернуть себе тот покой, что излучал, когда мирно спал на стуле в гостиной рядом со Спенсером.
– Эй, парень, – тихо проговорил Спенсер. – Подойди ко мне.
Но собака не обращала внимания на него и продолжала бродить по комнате тенью в ночной мгле.
Во вторник вечером Спенсер отправился в «Красную дверь», чтобы поговорить о том, что произошло июльской ночью шестнадцать лет назад. Вместо этого он встретил Валери Кин и, к своему собственному удивлению, заговорил совсем о другом. Однако тот далекий июль по-прежнему не давал ему покоя.
– Рокки, подойди сюда, – сказал Спенсер, похлопывая по матрацу.
Потребовалось немногим более минуты повторить подобное приглашение, прежде чем пес наконец забрался на кровать. Рокки положил кудлатую голову на грудь Спенсеру и сначала мелко дрожал, затем, под рукой хозяина, дрожь утихла. Одно ухо вверх, другое – вниз, он был готов внимательно выслушать историю, которую уже выслушивал бесчисленное количество раз вот в такие ночи, когда являлся единственным слушателем, а также вечерами, когда сопровождал Спенсера в пивные, где тот покупал выпивку незнакомым людям и те, благодаря алкоголю, слушали его.
– Мне было четырнадцать, – начал Спенсер. – Была середина июля, и ночь была жаркой и влажной. Я спал в своей кровати под одной простыней, а окно спальни было открыто. Я помню... мне снилась мама, которой не было в живых вот уже шесть лет, но я не могу вспомнить, что именно происходило в моем сне, помню только, что мне было хорошо, мне было тепло рядом с ней, я слышал ее ласковый мелодичный смех... У нее был потрясающий смех. Но меня разбудил совсем другой звук – он казался бесконечным, – такой глухой и зловещий. Я сел в кровати, ничего не понимая, еще не вполне проснувшись, но в общем, я не испугался. Я слышал, как кто-то спрашивал: «Кто?» снова и снова. Потом наступала пауза, молчание, потом вопрос повторялся опять: «Кто, кто, кто?» Ну конечно, когда я окончательно проснулся, то понял, что это всего лишь филин, усевшийся на крышу прямо над моим открытым окном...
Спенсер опять унесся мыслями к этой далекой июльской ночи, как астероид, попавший в мощное поле земного притяжения и обреченный на постепенное сближение с Землей, пока не столкнется с ней.
* * *
...Это был филин, усевшийся на крыше прямо над моим открытым окном и кричавший в ночи только по ему одному известным причинам. Во влажной тишине я встал и прошел в туалет в надежде на то, что, когда я вернусь, голодный филин учует запах мыши и снова приступит к охоте. Но и после того, как я вернулся в кровать, он, казалось, вполне довольный своим местом на крыше, продолжал пение, состоящее из единственного слова.
Наконец я подошел к открытому окну и осторожно отдернул занавески, стараясь не спугнуть птицу. Я высунулся наружу, повернув голову вверх, ожидая увидеть его когти, вцепившиеся в кровлю дома, но тут, прежде чем я успел крикнуть «Кыш», а филин свое «Ух», я услышал совсем другой крик. Этот новый звук пришел издалека – это был тонкий, печальный вскрик, в котором слышался невыразимый страх, и раздался он в летней ночной тишине. Я повернул голову в сторону сарая, находившегося метрах в двухстах от дома, посмотрел на залитые лунным светом поля, простиравшиеся за сараем, на поросшие лесами холмы на горизонте. Крик раздался снова, на сей раз он был короче, но более жалобный и поэтому более пронзительный.
Прожив всю свою жизнь в деревне, я знал, что в природе идет непрекращающаяся война и ведется она по самому жестокому на свете закону – закону естественного отбора, победителями в ней являются самые безжалостные. Довольно часто по ночам я слышал зловещие, вибрирующие крики койотов, преследующих добычу, а затем празднующих кровавую победу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101