Элли была поражена, и ей льстила преданность Спенсера. Она чувствовала себя особенной, глупенькой, бесстрашной и почти влюбленной девчонкой.
Помимо своего желания, она была покорена.
Элли нахмурилась и продолжила изучать фотографию отца Спенсера – Стивена Акблома.
Она понимала, что преданность Спенсера и все, что он сделал, чтобы ее найти, может означать не любовь, а скорее наваждение. Если он был сыном жестокого маньяка, который совершил целую серию убийств, любой признак наваждения должен был насторожить ее, напоминая о сумасшествии его отца.
Элли снова убрала все четыре фотографии в конверт и положила его на сиденье.
Она решила, что в главном Спенсер не пошел по стопам отца. Он был для нее не более страшен, чем мистер Рокки-собака. За трое суток в пустыне, постоянно слыша его бред, когда он балансировал между сознанием и темной бездной забытья, Элли достаточно много узнала о нем.
Она была уверена, что на этот раз яблочко от яблоньки упало далеко.
Если даже Спенсер и представлял для нее какую-нибудь опасность, ему было не сравниться с Агентством, которое охотилось за ними.
Ей бы только спастись от убийц из Агентства, а потом суметь насладиться волнующей близостью с этим непростым и загадочным человеком. Как ей признался сам Спенсер, у него в душе таилось еще много секретов. Ради него, а не для себя, Элли нужно было раскрыть их прежде, чем они со Спенсером заговорят о будущем, которое у них может быть общим. Это было необходимо потому, что, не освободившись от груза прошлого, он не обретет покой в душе и не сможет уважать себя. Это было необходимо, чтобы расцвела их любовь.
Элли снова взглянула на небо.
Они пересекали Юту в черном сверкающем вертолете. Они стали изгоями в своей собственной стране. Солнце оказалось позади них. Они направлялись к востоку, к горизонту, откуда через несколько часов придет ночь.
* * *
Гарри Дескоте принял душ в серой с лиловым душевой для гостей в доме своего брата. Но все равно ему казалось, что он не смог смыть с себя запах тюрьмы. Когда их выселяли из дома в Бербанке, Джессика уложила в чемодан какую-то его одежду.
Выбор был скромным. Гарри надел серые вельветовые брюки, кроссовки «Найк» и темно-зеленую трикотажную рубашку с длинными рукавами.
Он сказал Джессике, что хочет пройтись, и она попросила, чтобы он подождал ее, пока она не закончит с пирогами. Дариус, занятый телефонными переговорами, тоже попросил, чтобы Гарри отложил прогулку на тридцать минут, когда Дариус освободится и сможет пройтись вместе с ними. Гарри понимал, что они волнуются за него и не хотят оставлять одного.
Он уверил их, что не собирается бросаться под грузовик, однако ему следует пройтись после пятидесяти восьми часов, проведенных за решеткой. Он еще сказал, что хочет побыть один и кое о чем поразмышлять. Он взял с вешалки кожаную куртку Дариуса и вышел в холодное февральское утро.
Улицы Вествуда были неровными и холмистыми. Пройдя несколько кварталов, Гарри понял, что, просидев без движения в камере, он действительно нуждался в разминке.
Он сказал своим родственникам неправду, заявив, что хочет поразмышлять один. На самом деле он не хотел ни о чем думать. Третий день его мысли ходили по кругу. Все размышления ни к чему не привели, и Гарри только стало еще хуже.
Он немного поспал, но этот короткий отдых ему не помог. Ему снились безликие люди в черной форме и сверкающих черных высоких ботинках.
В его кошмарах они надевали на Джессику, Ондину и Виллу ошейники с поводками, словно на собак, и уводили их прочь, оставляя Гарри одного.
Он и во время сна не мог избавиться от переживаний, и в компании Дариуса или Джессики тоже волновался. Его брат без устали разрабатывал методы защиты от свалившейся на них несправедливости, или обдумывал новую стратегию, или пытался предугадать, что предпримет обвинение.
Присутствие Джессики, так же как и Ондины, и Виллы, когда они вернутся, будет постоянно напоминать ему, что он подвел свою семью и не смог защитить от бед. Конечно, никто из них никогда не скажет ему этого, и Гарри прекрасно понимал, что даже подобные мысли никогда не придут им в голову. Он не сделал ничего, что могло бы вызвать катастрофу. Но хотя он был безгрешен, все равно винил во всем себя. Где-то, когда-то, во время неизвестной ему встречи он кого-то так обидел, что тот стал его врагом. И реакция этого человека была несравнима с той обидой, которую Гарри по недоразумению нанес этому психу. Если бы Гарри что-то сделал по-иному, смог бы удержаться от какого-то обидного заявления или действия, может, тогда с ними ничего и не случилось бы. Каждый раз, когда он думал о Джессике или о своих дочерях, его великая и неизвестная вина казалась ему еще большим грехом.
Люди в черных ботинках, хотя они существовали только в его кошмарах, мешали его общению с близкими, и для этого даже не потребовалось надевать на них ошейники и куда-то уводить.
Его злость и полная беспомощность, и непонятное чувство вины прочнее, чем кирпичи и бетон, отгородили Гарри от тех, кого он любил. И видимо, этот барьер со временем станет еще непреодолимее.
Он шел один по извивающимся, взбирающимся в гору и сбегающим вниз улицам Вествуда. Кругом росло много пальм, и фикусов, и сосен, и поэтому даже в феврале здесь все было в зелени. Но не меньше стояло обнаженных платанов, кленов и берез. Гарри заставил себя смотреть на интересную игру света и тени в листве деревьев, колыхавшейся от ветра. Он старался довести себя до состояния полугипноза, чтобы избавиться от всех мыслей. Ему хотелось просто шагать и ни о чем не думать.
Он даже достиг какого-то успеха в этой игре. В состоянии полутранса он почти не обратил внимания на ярко-голубую «Тойоту», которая проехала мимо него и, резко затормозив, остановилась у тротуара за целый квартал от Гарри. Из нее вышел человек и открыл капот, но Гарри думал только об игре солнечного света и листвы, света и тени, которые образовывали причудливый узор у него под ногами.
Когда Гарри проходил мимо «Тойоты», ее владелец повернулся к нему и сказал:
– Сэр, я могу подкинуть вам одну мысль, над которой стоит поразмышлять?
Гарри прошел еще пару шагов, прежде чем понял, что мужчина обращался к нему. Он остановился, повернулся, потом, очнувшись от своего гипноза, спросил:
– Простите?
Незнакомец был высоким темнокожим мужчиной лет тридцати. Тощий, как четырнадцатилетний подросток, но его сдержанные манеры напоминали старика, который слишком много пережил и слишком много страдал. На нем были черные легкие брюки, черная водолазка и черный пиджак. Казалось, что он хочет выглядеть зловещим. Но, если он к этому стремился, его подводили огромные очки с очень толстыми стеклами, неестественная худоба и сильный глубокий голос.
Голос был бархатным и приятным.
– Я могу вам подбросить кое-что, о чем стоит подумать, – снова повторил он. И потом добавил, не дождавшись ответа: – То, что случилось с вами, не может случиться с сенатором Соединенных Штатов.
Улица была странно тихой для такого района. Почудилось, что и солнечный свет стал не таким, каким был несколько секунд назад. Блестящие зайчики, которые играли на полированной поверхности «Тойоты», показались Гарри неестественными.
– Многие люди не подозревают, – продолжал незнакомец, – но в течение десятилетий политики освобождали настоящих и будущих членов Конгресса США от подчинения большинству законов, которые они принимают. Например, конфискация имущества. Если копы застукают сенатора, когда он в своем «Кадиллаке» будет торговать кокаином на школьном дворе, его машину нельзя будет у него забрать, как это сделали с вашим домом. – Гарри решил, что он настолько хорошо загипнотизировал себя, что этот человек в черном был просто видением. – Вы можете судить его за торговлю наркотиками и даже признать его виновным, однако коллеги просто отругают его и выведут из состава Конгресса, постаравшись в то же время вообще не допустить суда. Но в любом случае у него не заберут имущество за то, что он торговал наркотиками или совершил еще хоть двести преступлений.
– Кто вы? – спросил Гарри.
Не обращая внимания на вопрос, незнакомец продолжил своим мягким тихим голосом:
– Политики не платят налоги по социальному страхованию. У них имеется свой собственный пенсионный фонд. Им не нужно брать из этого фонда деньги, чтобы финансировать другие программы, как это случается с вашим фондом социального страхования. Их пенсии никогда не пострадают.
Гарри боязливо осмотрелся, нет ли здесь других машин или людей, которые сопровождали этого человека и теперь наблюдают за ними. Хотя незнакомец не казался ему угрожающим, сама ситуация представлялась неприятной и зловещей. Он почувствовал, что рискует попасть в ловушку, цель которой толкнуть его на какое-нибудь неразумное и ненужное заявление, после чего его можно будет арестовать, судить и посадить в тюрьму.
Это был ничем не обоснованный страх. Еще никто не отменял свободу слова. Нигде больше в мире люди не могли так открыто и честно высказывать свое мнение, как в его стране. То, что с ним случилось, видимо, спровоцировало у него приступ паранойи, с которой ему еще предстояло бороться.
Но, думая так, он все равно боялся что-либо сказать.
Незнакомец говорил:
– Они освободили себя от налогов на развитие здравоохранения, но они собираются навязать их вам. И когда-нибудь вам придется ждать долгие месяцы, чтобы удалить желчный пузырь. Но зато их обслужат по первому требованию. Иногда мы разрешаем самым жадным и завистливым людям управлять нами.
Гарри собрался с силами, чтобы заговорить. Но он лишь смог повторить свой вопрос, чуть многословнее:
– Кто вы и что от меня хотите?
– Я только хочу вам сказать то, о чем вам следует подумать до нашей следующей встречи, – ответил ему человек в черном. Потом он отвернулся и захлопнул капот «Тойоты».
Гарри, глядя в его спину, расхрабрился, сошел с тротуара и схватил его за руку:
– Послушайте...
– Мне нужно ехать, – сказал человек. – Мне кажется, что за нами никто не следит. Но всегда есть один шанс на тысячу. При новейшей технологии вы не можете быть уверены на все сто процентов в отсутствии слежки. Пока вы выглядели человеком, который, увидев, что у водителя какие-то сложности с машиной, подошел и предложил свою помощь. Но, если мы останемся здесь и будем продолжать разговор, тот, кто, возможно, за нами наблюдает, может приблизиться к нам и включить направленные микрофоны. – Он подошел к дверце «Тойоты». – Будьте терпеливы, мистер Дескоте. Просто плывите по течению, плывите по волнам и вы все узнаете.
– Какие волны?
Открыв дверцу, загадочный незнакомец улыбнулся в первый раз.
– Ну-у-у, мне кажется... микроволны, волны света, волны будущего.
Он сел в машину, включил мотор и уехал, оставив Гарри в угнетенном состоянии.
Микроволны. Световые волны. Волны будущего.
Какого черта, что случилось?
Гарри Дескоте повернулся вокруг своей оси и внимательно огляделся. Все было на месте. Небо и земля. Дома и деревья. Газоны и тротуары. Солнечный свет и тени. Но в ткань дня вплелись нити тайны, которых раньше не было. Они темнели и переливались.
Гарри пошел дальше. Но теперь он время от времени оглядывался через плечо.
* * *
Рой Миро пребывал в империи мормонов. После того как он пообщался с полицией Седар-Сити и заместителями шерифа, на что ушло почти два часа, Рой получил столько «приятных» впечатлений, что ему их хватит до первого июля! Он теперь понимал цену улыбки, вежливости и постоянного дружелюбия. Он пользовался подобными обезоруживающими методами в своей работе. Но полицейские-мормоны явно перестарались. Рою уже не хватало холодного равнодушия полицейских Лос-Анджелеса, жестокого эгоизма полицейских из Лас-Вегаса, даже враждебности и неистовости полиции Нью-Йорка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101