Самая обычная дверь. Если судить по внешнему виду, она довольно тяжелая. Толстые доски, бронзовые ручки, покрашена в белый цвет. В некоторых местах краска пожелтела от времени. Хотя вся дверь белая, кое-где с желтизной, на ней заметны еще какие-то пятна. Многочисленные кровавые отпечатки ладони покрывают дверь от бронзовой ручки до верха. Эти яркие отпечатки делают остальные цвета совершенно неважными. Там, пожалуй, восемь, десять, двадцать, а то и больше, отпечатков женской руки. Ладони и растопыренных пальцев. Каждый отпечаток накладывается на предыдущий. Некоторые из них размазаны, другие очень четкие, как для занесения в файлы полиции.
Все отпечатки свежие – они влажные и блестят. Они действительно абсолютно свежие. Эти алые пятна приводят к воспоминанию о расправленных крыльях птицы, которая приготовилась к полету. Она взлетает в небо, стараясь поскорее улететь от опасности.
Я, как околдованный, смотрел на эти отпечатки. У меня перехватило дыхание, сердце мое выпрыгивает из груди.
Эти отпечатки передают ужас, который владел этой женщиной. Она была в отчаянии и сильно сопротивлялась, чтобы не выходить из серого бетонного тамбура, предварявшего тайный мир.
Я не могу идти вперед. Не могу. Я не пойду туда. Я еще мальчик и стою босиком, безо всякого оружия. Я боюсь. Я не готов к тому, чтобы узнать тайну.
Я не помню, чтобы я поднимал правую руку, но она уже лежит на бронзовой ручке. Я открываю красную дверь.
Часть вторая
К истокам
Я шел по избранной дороге,
Но вдруг как будто грянул гром:
Куда бредут устало ноги?
Кто я? Где я? И где мой дом?
Не этот путь я выбрал
И не сюда стремился,
Мечта другая в даль звала,
И сон другой мне снился.
Мне в надо в сторону свернуть.
Где ж поворот? Не знаю.
Но сам я выбираю путь,
Иду – куда желаю.
Я шел по избранной дороге,
Но вдруг как будто грянул гром:
Кто я? Где я? И где мой дом?
Куда бредут устало ноги?
«Книга памятных печалей»
Глава 11
В полдень в пятницу, после беседы с доктором Монделло, Рой Миро вылетел из международного аэропорта Лос-Анджелеса на самолете компании «Лиерджет», рассчитывая через час быть в Лас-Вегасе. Единственный пассажир на борту, он сидел с тарелочкой очищенных фисташек на коленях и со стаканом хорошо охлажденного «Шардоне» в руке.
Однако за несколько минут до посадки самолет вдруг сменил курс на Флэгстафф в Аризоне. Ливневые потоки, вызванные самым ужасным за последние десять лет ураганом в Неваде, затопили нижние районы Лас-Вегаса. К тому же молния вывела из строя всю жизнеобеспечивающую систему аэропорта «Маккаррен интернэшнл», и он прекратил обслуживание пассажиров.
К тому времени, когда самолет приземлился во Флэгстаффе, было официально объявлено, что «Маккаррен» возобновит работу через два часа, а возможно, и раньше. Рой остался на борту, чтобы не тратить драгоценное время на прохождение контроля при возвращении к самолету, когда станет известно, что полет можно продолжать.
Он прежде всего связался с «Мамой» в Вирджинии, решив использовать ее богатую информацию и связи для того, чтобы преподать урок капитану Гарри Дескоте, полицейскому офицеру в Лос-Анджелесе, которого допрашивал в тот день. Дескоте и так пользуется очень небольшим уважением высшего начальства. А скоро, в добавление к карибской мелодичности, его голос приобретет и нотку покорности.
Позднее Рой посмотрел документальный фильм на одном из трех телевизионных экранов, которые размещались в пассажирских салонах самолетов этой компании. Фильм рассказывал о докторе Джеке Кеворкяне, названном средствами массовой информации «доктор Смерть». Он избрал миссию помогать неизлечимым больным, выразившим желание расстаться с жизнью, хотя за это его преследовали по закону.
Рой был захвачен этой документальной программой и не раз утирал слезы. В середине повествования он даже стал нагибаться и возлагать свою руку на экран каждый раз, когда доктора Джека Кеворкяна показывали крупным планом. Положив свою ладонь на изображение блаженного лица доктора, Рой чувствовал чистоту этого человека, его священную ауру, испытывал духовное потрясение.
В справедливом мире, в обществе, основанном на подлинном правосудии, Кеворкяна оставили бы спокойно заниматься своей работой. Рой был подавлен, когда слышал о страданиях этого человека, причиненных ему силами регресса.
Однако он ощущал облегчение, веруя, что скоро наступит день, когда такой человек, как Кеворкян, не будет третироваться, словно пария. Его обнимет благодарная нация, его обеспечат кабинетом, возможностями и жалованьем, соразмерным его вкладу в улучшение мира.
Мир настолько заполнен страданиями и несправедливостью, что каждый, кто хочет, чтобы ему помогли покончить жизнь самоубийством, независимо от того, болен он или нет, должен получить такую помощь. Рой страстно верил в необходимость того, чтобы даже те, кто был хронически, но не смертельно болен, включая многих стариков, могли гарантированно получить вечное успокоение, пожелай они этого.
Те, кто не видел мудрости в самоуходе, однако не должны быть оставлены. Им следует дать возможность участвовать в свободном побуждении, пока они не сумеют постигнуть неизмеримую красоту того дара, который им предоставлен.
Ладонь на экране. Кеворкян крупным планом. Ощущение силы.
Настанет день, когда бессильные не будут больше страдать от боли и унижения. Исчезнут инвалидные коляски и костыли. Не нужны будут собаки-поводыри для слепых. Не потребуются слуховые аппараты, искусственные конечности, изнурительные занятия с логопедами. Будет только покой вечного сна.
Лицо доктора Джека Кеворкяна заполнило весь экран. Улыбающееся. Ох уж эта улыбка!
Рой положил обе ладони на теплое стекло. Он распахнул свое сердце и позволил этой чудесной улыбке проникнуть в него. Он раскрыл свою душу и воспарил с духовной силой Кеворкяна.
Возможно, наука генной инженерии сумеет обеспечить, чтобы рождались только здоровые дети, возможно, все они будут красивыми, сильными, крепкими. Они будут совершенными. Однако, пока этот день наступит, Рой видел необходимость в программе помощи самоубийцам, которые появились на свет, обладая не всеми пятью чувствами или четырьмя конечностями. В этом вопросе Рой даже опережал Кеворкяна.
В самом деле, когда его тяжелая работа с Агентством будет завершена, когда страна получит сострадающее людям правительство, которое она заслуживает, и окажется на пороге Утопии, он охотно посвятит остаток жизни помощи самоубийцам-младенцам. Он не мог представить более благодарной миссии, чем держать на руках дефективного ребенка, которому делается смертельная инъекция, баюкая это дитя, пока оно покидает несовершенную плоть и переходит в трансцендентный духовный план.
Его сердце исполнилось любовью к тем, кто был менее удачлив, чем он. Хромым и слепым. Калекам и больным, старым и подавленным, слабоумным.
К тому времени, когда открылся аэропорт «Маккаррена» и «Лиерджет» взлетел, предпринимая вторую попытку достичь Лас-Вегаса, документальная программа закончилась. Улыбка Кеворкяна исчезла с экрана. Тем не менее Рой пребывал в состоянии восторга, которое, он был уверен, продлится по крайней мере несколько дней.
Он был полон сил. Ему больше не грозили ни поражения, ни осечки.
В воздухе его настиг телефонный звонок от агента, разыскивающего Этель и Джорджа Порт, бабушку и деда Спенсера Гранта, которые растили его после смерти матери. В соответствии с записями о владении недвижимостью в графстве, Порты когда-то владели домом в Сан-Франциско, адрес которого был указан в военных документах Гранта, но они его продали еще десять лет назад. Покупатели, в свою очередь, перепродали его через семь лет, а новые владельцы, живущие в доме последние три года, никогда не слышали о Портах и не имели представления, где их можно было бы найти. Агент продолжал свои поиски.
Рой был абсолютно уверен, что Портов найдут. Тогда дело повернется в его пользу. Он чувствовал силу.
К тому времени, когда самолет приземлился в Лас-Вегасе, наступил вечер. Хотя небо было затянуто тучами, дождь прекратился.
У выхода Роя встретил шофер, который сказал, что его зовут Прок и что машина ждет перед зданием аэропорта. С хмурым лицом он повернулся, ожидая, что Рой последует за ним, не изъявляя никакого желания разговаривать, такой же невоспитанный, как большинство высокомерных метрдотелей в Нью-Йорке.
Рой решил, что его это должно скорее забавлять, нежели задевать.
Неописуемого вида «Шевроле» был незаконно припаркован поблизости. Хотя Прок казался больше, чем его автомобиль, каким-то образом он поместился внутри.
Воздух был прохладным, но Рой нашел его бодрящим.
Из-за того, что Прок поставил выключатель отопления в самое верхнее положение, внутри «Шевроле» было душно, но Рою показалось, что здесь уютно.
Он был в блистательном настроении.
Они ехали в деловую часть города с недозволенной скоростью.
Хотя Прок держался в стороне от центральных улиц, подальше от суеты отелей и казино, блеск залитых неоном авеню отражался в низких облаках. Это красно-оранжево-зелено-желтое небо могло бы показаться видением ада игроку, только что проигравшему свой многодневный бюджет, но Рой нашел его праздничным.
Доставив Роя в штаб-квартиру Агентства в деловой части города, Прок отбыл, чтобы отвезти в отель его багаж.
На пятом этаже высотки Роя поджидал Бобби Дюбуа. Дежуривший вечером Дюбуа был высокий, худощавый техасец с тусклыми карими глазами и волосами цвета зыбучего песка. Одежда на нем висела, словно на огородном чучеле. Несмотря на свою костлявость и угловатость, веснушки, торчащие уши – кривые, словно надгробные камни на заброшенном кладбище; несмотря на то, что ни один самый доброжелательный критик не нашел бы в нем ни одной правильной черты, Дюбуа обладал обаянием свойского парня и приятными манерами, которые отвлекали внимание от того факта, что он являл собой биологическую трагедию.
Иногда Рой изумлялся себе, как мог он, так долго имея дело с Дюбуа, удерживаться от желания прикончить его милосердным образом.
– Этот парень ловкий сукин сын, как он лихо развернулся возле уличного заграждения и покатил в парк развлечений, – говорил Дюбуа, проводя Роя из своего кабинета через холл в помещение спутникового наблюдения. – И эта его собачка, которая кивает головой вверх-вниз, вверх-вниз, как эти новинки – игрушки с пружинкой в шее, которые обычно кладут перед задним стеклом автомобилей. У этой собачки – паралич или еще что?
– Я не знаю, – сказал Рой.
– У моего дедушки однажды была собачка парализованная. По имени Скутер, но мы говорили «Бумер» из-за привычки ужасно громко пукать. Я говорю о собаке, вы понимаете, а не о моем дедушке.
– Разумеется, – сказал Рой, когда они достигли двери в конце холла.
– Бумер был парализован последний год, – говорил Дюбуа, нерешительно взявшись за дверную ручку, – разумеется, он был уже очень старый, так что в этом нет ничего удивительного. Нельзя было смотреть без содрогания на бедного пса. Паралич – это что-то ужасное. Позвольте сказать вам, Рой, что, когда бедняга Бумер поднимал заднюю лапу и выпускал свою струю, весь при этом парализованный, вам хотелось отвернуться или очутиться в каком-нибудь другом штате.
– Наверное, кто-нибудь должен был усыпить его, – сказал Рой, когда Дюбуа открыл дверь.
Техасец последовал за Роем в Центр спутникового наблюдения.
– Ха, Бумер был хорошей старой собакой. Если бы все могло перевернуться, этот старый пес никогда бы не схватил ружье, чтобы «усыпить» моего дедушку.
Рой действительно пребывал в хорошем настроении. Он мог слушать Бобби Дюбуа часами.
Центр спутникового наблюдения располагался в комнате размером шестьдесят на сорок футов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Все отпечатки свежие – они влажные и блестят. Они действительно абсолютно свежие. Эти алые пятна приводят к воспоминанию о расправленных крыльях птицы, которая приготовилась к полету. Она взлетает в небо, стараясь поскорее улететь от опасности.
Я, как околдованный, смотрел на эти отпечатки. У меня перехватило дыхание, сердце мое выпрыгивает из груди.
Эти отпечатки передают ужас, который владел этой женщиной. Она была в отчаянии и сильно сопротивлялась, чтобы не выходить из серого бетонного тамбура, предварявшего тайный мир.
Я не могу идти вперед. Не могу. Я не пойду туда. Я еще мальчик и стою босиком, безо всякого оружия. Я боюсь. Я не готов к тому, чтобы узнать тайну.
Я не помню, чтобы я поднимал правую руку, но она уже лежит на бронзовой ручке. Я открываю красную дверь.
Часть вторая
К истокам
Я шел по избранной дороге,
Но вдруг как будто грянул гром:
Куда бредут устало ноги?
Кто я? Где я? И где мой дом?
Не этот путь я выбрал
И не сюда стремился,
Мечта другая в даль звала,
И сон другой мне снился.
Мне в надо в сторону свернуть.
Где ж поворот? Не знаю.
Но сам я выбираю путь,
Иду – куда желаю.
Я шел по избранной дороге,
Но вдруг как будто грянул гром:
Кто я? Где я? И где мой дом?
Куда бредут устало ноги?
«Книга памятных печалей»
Глава 11
В полдень в пятницу, после беседы с доктором Монделло, Рой Миро вылетел из международного аэропорта Лос-Анджелеса на самолете компании «Лиерджет», рассчитывая через час быть в Лас-Вегасе. Единственный пассажир на борту, он сидел с тарелочкой очищенных фисташек на коленях и со стаканом хорошо охлажденного «Шардоне» в руке.
Однако за несколько минут до посадки самолет вдруг сменил курс на Флэгстафф в Аризоне. Ливневые потоки, вызванные самым ужасным за последние десять лет ураганом в Неваде, затопили нижние районы Лас-Вегаса. К тому же молния вывела из строя всю жизнеобеспечивающую систему аэропорта «Маккаррен интернэшнл», и он прекратил обслуживание пассажиров.
К тому времени, когда самолет приземлился во Флэгстаффе, было официально объявлено, что «Маккаррен» возобновит работу через два часа, а возможно, и раньше. Рой остался на борту, чтобы не тратить драгоценное время на прохождение контроля при возвращении к самолету, когда станет известно, что полет можно продолжать.
Он прежде всего связался с «Мамой» в Вирджинии, решив использовать ее богатую информацию и связи для того, чтобы преподать урок капитану Гарри Дескоте, полицейскому офицеру в Лос-Анджелесе, которого допрашивал в тот день. Дескоте и так пользуется очень небольшим уважением высшего начальства. А скоро, в добавление к карибской мелодичности, его голос приобретет и нотку покорности.
Позднее Рой посмотрел документальный фильм на одном из трех телевизионных экранов, которые размещались в пассажирских салонах самолетов этой компании. Фильм рассказывал о докторе Джеке Кеворкяне, названном средствами массовой информации «доктор Смерть». Он избрал миссию помогать неизлечимым больным, выразившим желание расстаться с жизнью, хотя за это его преследовали по закону.
Рой был захвачен этой документальной программой и не раз утирал слезы. В середине повествования он даже стал нагибаться и возлагать свою руку на экран каждый раз, когда доктора Джека Кеворкяна показывали крупным планом. Положив свою ладонь на изображение блаженного лица доктора, Рой чувствовал чистоту этого человека, его священную ауру, испытывал духовное потрясение.
В справедливом мире, в обществе, основанном на подлинном правосудии, Кеворкяна оставили бы спокойно заниматься своей работой. Рой был подавлен, когда слышал о страданиях этого человека, причиненных ему силами регресса.
Однако он ощущал облегчение, веруя, что скоро наступит день, когда такой человек, как Кеворкян, не будет третироваться, словно пария. Его обнимет благодарная нация, его обеспечат кабинетом, возможностями и жалованьем, соразмерным его вкладу в улучшение мира.
Мир настолько заполнен страданиями и несправедливостью, что каждый, кто хочет, чтобы ему помогли покончить жизнь самоубийством, независимо от того, болен он или нет, должен получить такую помощь. Рой страстно верил в необходимость того, чтобы даже те, кто был хронически, но не смертельно болен, включая многих стариков, могли гарантированно получить вечное успокоение, пожелай они этого.
Те, кто не видел мудрости в самоуходе, однако не должны быть оставлены. Им следует дать возможность участвовать в свободном побуждении, пока они не сумеют постигнуть неизмеримую красоту того дара, который им предоставлен.
Ладонь на экране. Кеворкян крупным планом. Ощущение силы.
Настанет день, когда бессильные не будут больше страдать от боли и унижения. Исчезнут инвалидные коляски и костыли. Не нужны будут собаки-поводыри для слепых. Не потребуются слуховые аппараты, искусственные конечности, изнурительные занятия с логопедами. Будет только покой вечного сна.
Лицо доктора Джека Кеворкяна заполнило весь экран. Улыбающееся. Ох уж эта улыбка!
Рой положил обе ладони на теплое стекло. Он распахнул свое сердце и позволил этой чудесной улыбке проникнуть в него. Он раскрыл свою душу и воспарил с духовной силой Кеворкяна.
Возможно, наука генной инженерии сумеет обеспечить, чтобы рождались только здоровые дети, возможно, все они будут красивыми, сильными, крепкими. Они будут совершенными. Однако, пока этот день наступит, Рой видел необходимость в программе помощи самоубийцам, которые появились на свет, обладая не всеми пятью чувствами или четырьмя конечностями. В этом вопросе Рой даже опережал Кеворкяна.
В самом деле, когда его тяжелая работа с Агентством будет завершена, когда страна получит сострадающее людям правительство, которое она заслуживает, и окажется на пороге Утопии, он охотно посвятит остаток жизни помощи самоубийцам-младенцам. Он не мог представить более благодарной миссии, чем держать на руках дефективного ребенка, которому делается смертельная инъекция, баюкая это дитя, пока оно покидает несовершенную плоть и переходит в трансцендентный духовный план.
Его сердце исполнилось любовью к тем, кто был менее удачлив, чем он. Хромым и слепым. Калекам и больным, старым и подавленным, слабоумным.
К тому времени, когда открылся аэропорт «Маккаррена» и «Лиерджет» взлетел, предпринимая вторую попытку достичь Лас-Вегаса, документальная программа закончилась. Улыбка Кеворкяна исчезла с экрана. Тем не менее Рой пребывал в состоянии восторга, которое, он был уверен, продлится по крайней мере несколько дней.
Он был полон сил. Ему больше не грозили ни поражения, ни осечки.
В воздухе его настиг телефонный звонок от агента, разыскивающего Этель и Джорджа Порт, бабушку и деда Спенсера Гранта, которые растили его после смерти матери. В соответствии с записями о владении недвижимостью в графстве, Порты когда-то владели домом в Сан-Франциско, адрес которого был указан в военных документах Гранта, но они его продали еще десять лет назад. Покупатели, в свою очередь, перепродали его через семь лет, а новые владельцы, живущие в доме последние три года, никогда не слышали о Портах и не имели представления, где их можно было бы найти. Агент продолжал свои поиски.
Рой был абсолютно уверен, что Портов найдут. Тогда дело повернется в его пользу. Он чувствовал силу.
К тому времени, когда самолет приземлился в Лас-Вегасе, наступил вечер. Хотя небо было затянуто тучами, дождь прекратился.
У выхода Роя встретил шофер, который сказал, что его зовут Прок и что машина ждет перед зданием аэропорта. С хмурым лицом он повернулся, ожидая, что Рой последует за ним, не изъявляя никакого желания разговаривать, такой же невоспитанный, как большинство высокомерных метрдотелей в Нью-Йорке.
Рой решил, что его это должно скорее забавлять, нежели задевать.
Неописуемого вида «Шевроле» был незаконно припаркован поблизости. Хотя Прок казался больше, чем его автомобиль, каким-то образом он поместился внутри.
Воздух был прохладным, но Рой нашел его бодрящим.
Из-за того, что Прок поставил выключатель отопления в самое верхнее положение, внутри «Шевроле» было душно, но Рою показалось, что здесь уютно.
Он был в блистательном настроении.
Они ехали в деловую часть города с недозволенной скоростью.
Хотя Прок держался в стороне от центральных улиц, подальше от суеты отелей и казино, блеск залитых неоном авеню отражался в низких облаках. Это красно-оранжево-зелено-желтое небо могло бы показаться видением ада игроку, только что проигравшему свой многодневный бюджет, но Рой нашел его праздничным.
Доставив Роя в штаб-квартиру Агентства в деловой части города, Прок отбыл, чтобы отвезти в отель его багаж.
На пятом этаже высотки Роя поджидал Бобби Дюбуа. Дежуривший вечером Дюбуа был высокий, худощавый техасец с тусклыми карими глазами и волосами цвета зыбучего песка. Одежда на нем висела, словно на огородном чучеле. Несмотря на свою костлявость и угловатость, веснушки, торчащие уши – кривые, словно надгробные камни на заброшенном кладбище; несмотря на то, что ни один самый доброжелательный критик не нашел бы в нем ни одной правильной черты, Дюбуа обладал обаянием свойского парня и приятными манерами, которые отвлекали внимание от того факта, что он являл собой биологическую трагедию.
Иногда Рой изумлялся себе, как мог он, так долго имея дело с Дюбуа, удерживаться от желания прикончить его милосердным образом.
– Этот парень ловкий сукин сын, как он лихо развернулся возле уличного заграждения и покатил в парк развлечений, – говорил Дюбуа, проводя Роя из своего кабинета через холл в помещение спутникового наблюдения. – И эта его собачка, которая кивает головой вверх-вниз, вверх-вниз, как эти новинки – игрушки с пружинкой в шее, которые обычно кладут перед задним стеклом автомобилей. У этой собачки – паралич или еще что?
– Я не знаю, – сказал Рой.
– У моего дедушки однажды была собачка парализованная. По имени Скутер, но мы говорили «Бумер» из-за привычки ужасно громко пукать. Я говорю о собаке, вы понимаете, а не о моем дедушке.
– Разумеется, – сказал Рой, когда они достигли двери в конце холла.
– Бумер был парализован последний год, – говорил Дюбуа, нерешительно взявшись за дверную ручку, – разумеется, он был уже очень старый, так что в этом нет ничего удивительного. Нельзя было смотреть без содрогания на бедного пса. Паралич – это что-то ужасное. Позвольте сказать вам, Рой, что, когда бедняга Бумер поднимал заднюю лапу и выпускал свою струю, весь при этом парализованный, вам хотелось отвернуться или очутиться в каком-нибудь другом штате.
– Наверное, кто-нибудь должен был усыпить его, – сказал Рой, когда Дюбуа открыл дверь.
Техасец последовал за Роем в Центр спутникового наблюдения.
– Ха, Бумер был хорошей старой собакой. Если бы все могло перевернуться, этот старый пес никогда бы не схватил ружье, чтобы «усыпить» моего дедушку.
Рой действительно пребывал в хорошем настроении. Он мог слушать Бобби Дюбуа часами.
Центр спутникового наблюдения располагался в комнате размером шестьдесят на сорок футов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101