Сазан отыскал в
багажнике чистый пакет, вывалил туда весь мусор и поднялся наверх с
опорожненным ведром.
- Да, - сказала старушка на прощание, - может быть, он на даче в
Пелищеве, но ведь вы же туда не поедете.
3
Было уже одиннадцать вечера, когда Сергей, Дмитриев и Чизаев, в
зеленой, видавшей виды девятке, подъехали к большому дому на Садовом, где
был прописан Мефодий Кириллович Баркин.
- Смотри, - вдруг сказал Сергей.
У освещенного подъезда стоял ореховый "Вольво" с рыбкой, подвешенной
к зеркальцу заднего вида. В эту минуту дверь в подъезде открылась, и из
нее вышли два молодых человека в плащах. Тот, кто повыше, нес в руке
мусорное ведро. Сергей узнал Сазана и банкира.
Сазан открыл дверцу машины, и Александр сел на правое переднее
сиденье. Сазан открыл багажник, достал оттуда канистру в большом
пластиковом пакете, вытащил канистру из пакета и положил обратно в
багажник. Затем он высыпал в пакет мусорное ведро, и пакет тоже отправился
в багажник. Сазан взял пустое ведро и пошел наверх.
Все время, пока Сазана не было, Александр сидел в машине, откинувшись
на подголовник. Он был похож на ребенка, которого поставили в угол и
который боится оттуда без спросу выйти.
Сазан вышел из освещенного подъезда уже без ведра, сел в машину и
завел мотор. Сергей поглядел на четвертый этаж: за кисейными занавесками
генеральской гостиной светился голубой экран, и между окном и экраном
что-то мягко двигалось.
- За Сазаном, - сказал Сергей Олегу, - только не высовывайся.
- Чего это он делает? - спросил Дмитриев.
- Моральное алиби, - ответил Сергей. - Он понял, что милиции скоро
будет известно имя Гуни, и ему теперь надо позарез убедить Александра в
том, что он не выступал спонсором Гуниной посылки. Бьюсь об заклад, что
банкир наложил в штаны от одной мысли о том, что Сазан убъет Гуню при
нем... Сейчас он отвезет банкира домой, а сам поедет убивать Гуню.
Движение было еще довольно оживленное, и Сазан не заметил зеленой
"девятки". Сергей велел держаться подальше от "Вольво", полагая, что Сазан
повезет банкира к его квартире на Полянке.
На Полянке Сазан остановил машину, вышел и открыл дверцу Шакурову.
Тот вылез. Сазан стоял, облокотившись на дверцу. Александр вдруг схватил
его за локоть и стал что-то быстро-быстро говорить. Сазан кивнул. Дверь в
подъезде открылась, и из нее показались двое охранников Шакурова.
Сазан сделал ручкой, сел в машину и поехал.
Милицейская машина, притормозившая за углом, тихо тронулась следом.
- Интересно, о чем это толковал Шакуров? - полюбопытствовал Дмитриев.
- Умолял Сазана убить Гуню, - ответил Сергей. - И не за бесплатно.
Машина Сазана проехала по Якиманке, пересекла мост, протолкалась
налево у Манежа и свернула на Новый Арбат. Прошло пятнадцать минут. Машина
миновала мерию и здание бывшего парламента, похожее на красиво
подсвеченный пароход. Мимо пролетели арка и Поклонная Гора, мелькнула
внизу кольцевая дорога. Поток автомобилей редел, Сазан понемногу увелчивал
скорость. Милицейскую девятку, не имевшую шипов, то и дело слегка водило
по обледенелой дороге. Еще несколько минут - и Сазан наверняка обратит
внимание на увязавшуюся за ним машину.
Впереди показалась развилка на Можайское шоссе.
- Вправо, - вдруг сказал Сергей.
Ореховый "Вольво" стремительно убегал вдаль по Минке.
- Почему?
- Он едет на дачу в Гелищево. Это между Минским и Можайским.
Олег послушно свернул вправо, и вскоре девятка летела по ночному
Одинцову, не особенно утруждаясь тормозить на светофорах. "Только бы
успеть, - думал Сергей, - только бы успеть".
Дачный поселок Гелищево располагался на дороге между Минским и
Можайским шоссе. Поворот с Минки был на сорок третьем километре. Несмотря
на имевшуюся тут же станцию Белорусской железной дороги, поселок зимой был
совершенно пуст: слабые лампочки горели днем и ночью над узкими,
погребенными под снегом дорогами, и сидели, по самые ставни в снегу,
одноэтажные домики с острыми крышами. Сейчас, в самом конце марта, снег в
основном растаял, и грунтовые дороги превращались днем - в жуткое крошево
грязи и песка, а ночью - в ухабистый каток.
Сазан свернул с шоссе, доехал до станции с табачным ларьком и
сожженным пять лет назад, за неделю до ревизии, магазином "Продукты", и
громко выругался.
Переезд возле станции был закрыт: на дороге топорщилась громадная
куча гравия, и настил на железнодорожных путях был сорван, обнажая рельсы
и бетонные шпалы, мокро блестевшие при свете сиротливо мигающего красного
глазка.
Сазан припарковал машину у будочки при переезде и пошел дальше
пешком. Идти было километра два.
Генеральская дача, летом укрытая живой изгородью из боярышника и
берез, стояла нагая и неприкаянная, и на втором этаже ее сиротливо горел
огонек. Сазан отворил калитку и осторожно пошел вокруг дачи. В руке у него
был все тот же старый ТТ.
У задней стены был устроен навес, и под ним тянулись две шатких, кое
как уложенных поленницы. Березовые кругляши, величиной с головку
пошехонского сыра, чередовались с нарубленным погнившим штакетником.
Несколько штакетин валялось на снегу, видимо выпав из рук того, кто таскал
дрова в кухню, и там же лежала дохлая мышь, выкинутая из мышеловки. Узкий
проход меж поленниц вел к черной двери с выбитым окошком. Сазан тронул
дверь, - она была незаперта. Сазан осторожно отворил дверь и ступил на
порог. В следующую секунду в глубине кухни, за печкой, что-то
зашевелилось, крякнул выстрел, и козырек навеса за плечом Сазана
разлетелся вдребезги.
Сазан упал на землю и ударился локтем о штакетину, из которой торчал
ржавый гвоздь. Гвоздь весело чавкнул, и, как цепная собака, вцепился в
локоть злоумышленника. Пальцы Сазана разжались. Пистолет заскользил по
ледяной дорожке к порогу, подставив луне мокрый ребристый бок. Сазан
подтянул ноги к животу и перекатился за дверь. Тут же второй выстрел
щелкнул по тому месту, где Сазан лежал только что, и подшиб у основания
гнилую стойку поленницы. Сазан обхватил руками голову. Березовые кругляши
и гнилые доски весело посыпались вниз, на лежащего под ними человека, как
картошка из раструба уборочного комбайна.
Через минуту Сазан выдрался из-под дров, нашарил пистолет и бросился
в кухню. Далеко впереди хлопнула парадная дверь и кто-то, тяжело дыша,
рванул по щебенчатой дорожке прочь от дома. Сазан повернулся обратно,
перепрыгнул через разоренную поленницу и дунул по раскисшим грядкам к
забору. Он перемахнул через забор, забор тотчас сломался под ним, и Сазану
опять пришлось падать.
Человек бежал меж грустных, просевших от снега дач, скользя ногами по
застывшим в каток лужам. Сазан выпрыгнул на середину дороги, схватил
пистолет в обе руки и тщательно прицелился. Человек, ошалев от страха,
летел вперед. Сазан не стрелял. Верхушки дальних деревьев вдруг озарились
разноцветными бликами. Сазан словно застыл с пистолетом в руке. В
следующую секунду послышался визг шин, и на дорогу вылетела из-за поворота
зеленая девятка. Девятка плясала, соскальзывая с ледяной колеи, и вместе с
ней плясала дорога, звезды, сосульки на придорожных соснах и прошлогодняя
бочка, выставившая из канавы заледеневшее рыло. Человек вскрикнул и
поскользнулся. Девятка летела вперед. Человек упал на спину и поехал
навстречу девятке. Шины девятки нехорошо запели по льду, машина
развернулась, перепорхнула через сугроб и влетела в старый забор. Забор
жалобно затрещал и рухнул мгновенно и бесповоротно, как советская власть.
Дверца девятки распахнулась, и из нее выскочили люди.
- Не стрелять! Милиция!
Сазан бросил пистолет на дорогу и молча поднял руки. Правый рукав
намок от крови, и держать руку было тяжело.
Тихомиров, тяжело дыша, подбежал к нему и с немалым торжеством
заломил руки назад. Бандит без сопротивления упал на колени, нырнул
глазами вниз и угодил в продолговатую лужу, обрамленную вмерзшей в снег
галькой и полусгнившими листьями. Из-за поворота выехала еще одна машина,
на этот раз с мигалкой и синей полосой на боку. Из машины выскочили люди с
автоматами. Они молча накинулись на человека в луже и принялись
обрабатывать его сапогами.
- Отставить! - заорал Сергей.
Сазана отпустили, и он перевернулся на спину и сел. Дорогой его плащ,
предварительно пострадавший от поленницы и забора, окончательно
изгваздался, и наконец-то шикарный бандит выглядел не очень
презентабельно.
- Я не стрелял, - сказал Сазан.
- Да? А вон это что?
И Тихомиров ткнул в лежащего на дороге человека.
- Сам поскользнулся, - сказал Сазан.
Двое милиционеров поднимали лежащего. Тот ошалело мотал головой.
Тихомиров осторожно, чтобы не залапать пальчиков, поднял пистолет,
брошенный Сазаном, понюхал его и удивился. Из пистолета не стреляли ни
сегодня, ни вчера.
- Тем лучше, - сказал Тихомиров. - Если ты не сядешь за убийство
Баркина, то Баркин посадит тебя за взрыв у "Межинвеста".
Сазан молча усмехнулся и встал на ноги. Двое парней в камуфляже
предостерегающе передернули затворы автоматов. Тихомиров побежал вперед к
девятке. Человек, убегавший от Сазана, уже сидел, привалившись к колесу, и
блестел испуганными глазами. Тихомиров сорвал с него шапку и отступил. У
беглеца были черные, всклокоченные волосы, пьяное лицо с лишаем-волчанкой
во всю щеку, и было беглецу лет пятьдесят.
- Это что за фрукт? - удивился из-за спины Дмитриев.
- Бомж, - сказал Сазан. - Жил тут, понимаешь, на пустой даче. А когда
я приехал к моему другу, со страху вздумал палить в меня из обреза.
Парень с автоматом поднял бомжа за шкирку и принялся запихивать его в
машину. Сазан пожал плечами и пошел прочь.
- А ты куда? - окликнул его Тихомиров.
- А что, у милиции ко мне есть претензии?
- Статья 218-ая. Незаконное хранение огнестрельного оружия.
Сазан молча подставил запястья, и Сергей защелкнул на них наручники.
Было уже одиннадцать утра, когда Тихомиров и Дмитриев поднялись на
четвертый этаж генеральского дома на Садовой. Двери на лестничных клетках
ощетинились выразительными глазками и черной кожей, за которой угадывались
ребра сейфовых замков. На площадке второго этажа висела на тонком
стебельке телекамера, проводившая милиционеров любопытным оком. Дверь
генеральской квартиры была деревянная и двустворчатая, и красили ее лет
десять назад.
Дверь открыла чистенькая старушка. В ногах ее путалась белая
беременная кошка.
- Добрый день, - сказал Сергей, - я ищу Мефодия Баркина.
- А его нет, - сказала старушка, - да вы заходите.
Что внука дома нет, Сергей понял еще вчера. Не было внука и на даче в
Гелищево, - бедолага-бомж жил там вторую неделю, не было его у отчима на
Кропоткинской, не было на Киевском рынке, где он имел обыкновение покупать
соломку, не было его и на Рижском, где арестовали очень похожего на Гуню
человека, который, на свою беду, тащил в продуктовой сумке гранатомет. И
хуже всего обстояло дело с трезвым, но сильно избитым парнем, которого
парочка нетрезвых, и совсем небитых милиционеров доставили в 135-ое
отделение. Милиционеры утверждали, что они приняли парня за объявленного в
розыск Баркина, но Сергей полагал, что они просто избили парня, а потом не
знали, как это разъяснить начальству.
Старушка пригласила посетителей в гостиную, расставила на столе
симпатичные чашки, и достала из хельги красовавшуюся там коробку конфет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
багажнике чистый пакет, вывалил туда весь мусор и поднялся наверх с
опорожненным ведром.
- Да, - сказала старушка на прощание, - может быть, он на даче в
Пелищеве, но ведь вы же туда не поедете.
3
Было уже одиннадцать вечера, когда Сергей, Дмитриев и Чизаев, в
зеленой, видавшей виды девятке, подъехали к большому дому на Садовом, где
был прописан Мефодий Кириллович Баркин.
- Смотри, - вдруг сказал Сергей.
У освещенного подъезда стоял ореховый "Вольво" с рыбкой, подвешенной
к зеркальцу заднего вида. В эту минуту дверь в подъезде открылась, и из
нее вышли два молодых человека в плащах. Тот, кто повыше, нес в руке
мусорное ведро. Сергей узнал Сазана и банкира.
Сазан открыл дверцу машины, и Александр сел на правое переднее
сиденье. Сазан открыл багажник, достал оттуда канистру в большом
пластиковом пакете, вытащил канистру из пакета и положил обратно в
багажник. Затем он высыпал в пакет мусорное ведро, и пакет тоже отправился
в багажник. Сазан взял пустое ведро и пошел наверх.
Все время, пока Сазана не было, Александр сидел в машине, откинувшись
на подголовник. Он был похож на ребенка, которого поставили в угол и
который боится оттуда без спросу выйти.
Сазан вышел из освещенного подъезда уже без ведра, сел в машину и
завел мотор. Сергей поглядел на четвертый этаж: за кисейными занавесками
генеральской гостиной светился голубой экран, и между окном и экраном
что-то мягко двигалось.
- За Сазаном, - сказал Сергей Олегу, - только не высовывайся.
- Чего это он делает? - спросил Дмитриев.
- Моральное алиби, - ответил Сергей. - Он понял, что милиции скоро
будет известно имя Гуни, и ему теперь надо позарез убедить Александра в
том, что он не выступал спонсором Гуниной посылки. Бьюсь об заклад, что
банкир наложил в штаны от одной мысли о том, что Сазан убъет Гуню при
нем... Сейчас он отвезет банкира домой, а сам поедет убивать Гуню.
Движение было еще довольно оживленное, и Сазан не заметил зеленой
"девятки". Сергей велел держаться подальше от "Вольво", полагая, что Сазан
повезет банкира к его квартире на Полянке.
На Полянке Сазан остановил машину, вышел и открыл дверцу Шакурову.
Тот вылез. Сазан стоял, облокотившись на дверцу. Александр вдруг схватил
его за локоть и стал что-то быстро-быстро говорить. Сазан кивнул. Дверь в
подъезде открылась, и из нее показались двое охранников Шакурова.
Сазан сделал ручкой, сел в машину и поехал.
Милицейская машина, притормозившая за углом, тихо тронулась следом.
- Интересно, о чем это толковал Шакуров? - полюбопытствовал Дмитриев.
- Умолял Сазана убить Гуню, - ответил Сергей. - И не за бесплатно.
Машина Сазана проехала по Якиманке, пересекла мост, протолкалась
налево у Манежа и свернула на Новый Арбат. Прошло пятнадцать минут. Машина
миновала мерию и здание бывшего парламента, похожее на красиво
подсвеченный пароход. Мимо пролетели арка и Поклонная Гора, мелькнула
внизу кольцевая дорога. Поток автомобилей редел, Сазан понемногу увелчивал
скорость. Милицейскую девятку, не имевшую шипов, то и дело слегка водило
по обледенелой дороге. Еще несколько минут - и Сазан наверняка обратит
внимание на увязавшуюся за ним машину.
Впереди показалась развилка на Можайское шоссе.
- Вправо, - вдруг сказал Сергей.
Ореховый "Вольво" стремительно убегал вдаль по Минке.
- Почему?
- Он едет на дачу в Гелищево. Это между Минским и Можайским.
Олег послушно свернул вправо, и вскоре девятка летела по ночному
Одинцову, не особенно утруждаясь тормозить на светофорах. "Только бы
успеть, - думал Сергей, - только бы успеть".
Дачный поселок Гелищево располагался на дороге между Минским и
Можайским шоссе. Поворот с Минки был на сорок третьем километре. Несмотря
на имевшуюся тут же станцию Белорусской железной дороги, поселок зимой был
совершенно пуст: слабые лампочки горели днем и ночью над узкими,
погребенными под снегом дорогами, и сидели, по самые ставни в снегу,
одноэтажные домики с острыми крышами. Сейчас, в самом конце марта, снег в
основном растаял, и грунтовые дороги превращались днем - в жуткое крошево
грязи и песка, а ночью - в ухабистый каток.
Сазан свернул с шоссе, доехал до станции с табачным ларьком и
сожженным пять лет назад, за неделю до ревизии, магазином "Продукты", и
громко выругался.
Переезд возле станции был закрыт: на дороге топорщилась громадная
куча гравия, и настил на железнодорожных путях был сорван, обнажая рельсы
и бетонные шпалы, мокро блестевшие при свете сиротливо мигающего красного
глазка.
Сазан припарковал машину у будочки при переезде и пошел дальше
пешком. Идти было километра два.
Генеральская дача, летом укрытая живой изгородью из боярышника и
берез, стояла нагая и неприкаянная, и на втором этаже ее сиротливо горел
огонек. Сазан отворил калитку и осторожно пошел вокруг дачи. В руке у него
был все тот же старый ТТ.
У задней стены был устроен навес, и под ним тянулись две шатких, кое
как уложенных поленницы. Березовые кругляши, величиной с головку
пошехонского сыра, чередовались с нарубленным погнившим штакетником.
Несколько штакетин валялось на снегу, видимо выпав из рук того, кто таскал
дрова в кухню, и там же лежала дохлая мышь, выкинутая из мышеловки. Узкий
проход меж поленниц вел к черной двери с выбитым окошком. Сазан тронул
дверь, - она была незаперта. Сазан осторожно отворил дверь и ступил на
порог. В следующую секунду в глубине кухни, за печкой, что-то
зашевелилось, крякнул выстрел, и козырек навеса за плечом Сазана
разлетелся вдребезги.
Сазан упал на землю и ударился локтем о штакетину, из которой торчал
ржавый гвоздь. Гвоздь весело чавкнул, и, как цепная собака, вцепился в
локоть злоумышленника. Пальцы Сазана разжались. Пистолет заскользил по
ледяной дорожке к порогу, подставив луне мокрый ребристый бок. Сазан
подтянул ноги к животу и перекатился за дверь. Тут же второй выстрел
щелкнул по тому месту, где Сазан лежал только что, и подшиб у основания
гнилую стойку поленницы. Сазан обхватил руками голову. Березовые кругляши
и гнилые доски весело посыпались вниз, на лежащего под ними человека, как
картошка из раструба уборочного комбайна.
Через минуту Сазан выдрался из-под дров, нашарил пистолет и бросился
в кухню. Далеко впереди хлопнула парадная дверь и кто-то, тяжело дыша,
рванул по щебенчатой дорожке прочь от дома. Сазан повернулся обратно,
перепрыгнул через разоренную поленницу и дунул по раскисшим грядкам к
забору. Он перемахнул через забор, забор тотчас сломался под ним, и Сазану
опять пришлось падать.
Человек бежал меж грустных, просевших от снега дач, скользя ногами по
застывшим в каток лужам. Сазан выпрыгнул на середину дороги, схватил
пистолет в обе руки и тщательно прицелился. Человек, ошалев от страха,
летел вперед. Сазан не стрелял. Верхушки дальних деревьев вдруг озарились
разноцветными бликами. Сазан словно застыл с пистолетом в руке. В
следующую секунду послышался визг шин, и на дорогу вылетела из-за поворота
зеленая девятка. Девятка плясала, соскальзывая с ледяной колеи, и вместе с
ней плясала дорога, звезды, сосульки на придорожных соснах и прошлогодняя
бочка, выставившая из канавы заледеневшее рыло. Человек вскрикнул и
поскользнулся. Девятка летела вперед. Человек упал на спину и поехал
навстречу девятке. Шины девятки нехорошо запели по льду, машина
развернулась, перепорхнула через сугроб и влетела в старый забор. Забор
жалобно затрещал и рухнул мгновенно и бесповоротно, как советская власть.
Дверца девятки распахнулась, и из нее выскочили люди.
- Не стрелять! Милиция!
Сазан бросил пистолет на дорогу и молча поднял руки. Правый рукав
намок от крови, и держать руку было тяжело.
Тихомиров, тяжело дыша, подбежал к нему и с немалым торжеством
заломил руки назад. Бандит без сопротивления упал на колени, нырнул
глазами вниз и угодил в продолговатую лужу, обрамленную вмерзшей в снег
галькой и полусгнившими листьями. Из-за поворота выехала еще одна машина,
на этот раз с мигалкой и синей полосой на боку. Из машины выскочили люди с
автоматами. Они молча накинулись на человека в луже и принялись
обрабатывать его сапогами.
- Отставить! - заорал Сергей.
Сазана отпустили, и он перевернулся на спину и сел. Дорогой его плащ,
предварительно пострадавший от поленницы и забора, окончательно
изгваздался, и наконец-то шикарный бандит выглядел не очень
презентабельно.
- Я не стрелял, - сказал Сазан.
- Да? А вон это что?
И Тихомиров ткнул в лежащего на дороге человека.
- Сам поскользнулся, - сказал Сазан.
Двое милиционеров поднимали лежащего. Тот ошалело мотал головой.
Тихомиров осторожно, чтобы не залапать пальчиков, поднял пистолет,
брошенный Сазаном, понюхал его и удивился. Из пистолета не стреляли ни
сегодня, ни вчера.
- Тем лучше, - сказал Тихомиров. - Если ты не сядешь за убийство
Баркина, то Баркин посадит тебя за взрыв у "Межинвеста".
Сазан молча усмехнулся и встал на ноги. Двое парней в камуфляже
предостерегающе передернули затворы автоматов. Тихомиров побежал вперед к
девятке. Человек, убегавший от Сазана, уже сидел, привалившись к колесу, и
блестел испуганными глазами. Тихомиров сорвал с него шапку и отступил. У
беглеца были черные, всклокоченные волосы, пьяное лицо с лишаем-волчанкой
во всю щеку, и было беглецу лет пятьдесят.
- Это что за фрукт? - удивился из-за спины Дмитриев.
- Бомж, - сказал Сазан. - Жил тут, понимаешь, на пустой даче. А когда
я приехал к моему другу, со страху вздумал палить в меня из обреза.
Парень с автоматом поднял бомжа за шкирку и принялся запихивать его в
машину. Сазан пожал плечами и пошел прочь.
- А ты куда? - окликнул его Тихомиров.
- А что, у милиции ко мне есть претензии?
- Статья 218-ая. Незаконное хранение огнестрельного оружия.
Сазан молча подставил запястья, и Сергей защелкнул на них наручники.
Было уже одиннадцать утра, когда Тихомиров и Дмитриев поднялись на
четвертый этаж генеральского дома на Садовой. Двери на лестничных клетках
ощетинились выразительными глазками и черной кожей, за которой угадывались
ребра сейфовых замков. На площадке второго этажа висела на тонком
стебельке телекамера, проводившая милиционеров любопытным оком. Дверь
генеральской квартиры была деревянная и двустворчатая, и красили ее лет
десять назад.
Дверь открыла чистенькая старушка. В ногах ее путалась белая
беременная кошка.
- Добрый день, - сказал Сергей, - я ищу Мефодия Баркина.
- А его нет, - сказала старушка, - да вы заходите.
Что внука дома нет, Сергей понял еще вчера. Не было внука и на даче в
Гелищево, - бедолага-бомж жил там вторую неделю, не было его у отчима на
Кропоткинской, не было на Киевском рынке, где он имел обыкновение покупать
соломку, не было его и на Рижском, где арестовали очень похожего на Гуню
человека, который, на свою беду, тащил в продуктовой сумке гранатомет. И
хуже всего обстояло дело с трезвым, но сильно избитым парнем, которого
парочка нетрезвых, и совсем небитых милиционеров доставили в 135-ое
отделение. Милиционеры утверждали, что они приняли парня за объявленного в
розыск Баркина, но Сергей полагал, что они просто избили парня, а потом не
знали, как это разъяснить начальству.
Старушка пригласила посетителей в гостиную, расставила на столе
симпатичные чашки, и достала из хельги красовавшуюся там коробку конфет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33