Из белесых глаз, казалось, вот-вот брызнут слезы.
— Не знаю, почему я не ухожу с этой жуткой работы. Столько таких вот ударов. Проще сразу пойти в гробовщики, и дело с концом. Нет, я серьезно.
И он в третий раз утонул в океане жалости к себе.
— А отчего он умер? — спросил я.
— Спросите кого-нибудь другого. Опыт у меня большой, но я же не медик. Об этом с докторами побеседуйте. — Его тон смутно намекал, что доктора способны ошибаться — и не так уж редко.
— Доктора, видимо, не вполне разобрались. Так не поделитесь ли вы со мной своим опытом?
Он настороженно покосился на меня:
— Что-то не понимаю, к чему вы клоните.
— Я хотел бы узнать, что, по вашему мнению, убило Бродмена.
— На мнения у меня права нет. Я тут мальчик на побегушках. Но думается, от повреждений на затылке.
— А какие-нибудь еще повреждения у Бродмена были?
— Вы про что?
— Например, на шее.
— Господи, нет, конечно! Что-что, но уж он не задохнулся, это точно. Если вы к этому клоните.
— Я буду с вами откровенен, Уайти. Есть предположение, что Бродмен получил смертельное повреждение после того, как его нашли в лавке. Между этой минутой и той, когда вы его увезли.
— Да от кого же?
— Пока не выяснено. Есть предположение, что с ним обошлись не слишком бережно.
— Нет! — Он был глубоко обижен, даже потрясен. — Я его укладывал, как новорожденного. С травмами головы я всегда очень осторожен.
— Но ведь укладывали его вы не один.
Глаза его вдруг стали совершенно белыми, кожа вокруг них сморщилась, как голубоватый креп. Рот то открывался, то закрывался, побулькивая на манер встряхиваемой грелки.
— Вы что, на моего напарника киваете? Да Ронни же мухи не обидит. Мы с ним столько лет вместе работаем! С тех самых пор, как он уволился с санитарной службы в армии. Он даже комара не обидит! Я сам видел, как он снимал комара с руки за крылышки и отпускал летать.
— Да успокойтесь, Уайти. Я ни на вас не киваю, ни на вашего приятеля. Я просто хочу знать, не заметили ли вы чего-нибудь необычного.
— Послушайте, мистер Гуннарсон, — сказал он жалобно, — я же должен слушать полицейские сигналы. Вот начальник увидит, что я тут развожу тары-бары...
— Если вы что-нибудь заметили, вам и минуты хватит рассказать мне.
— А заодно и на свою шею петлю накинуть.
— Все, что вы мне скажете, дальше никуда не пойдет. Но это может быть крайне важно. Речь идет не о смерти одного человека, хотя и она очень важна.
Он запустил пальцы в волосы и медленно сомкнул их в кулак. Пряди белесых волос поднялись и заколыхались, как бесцветные водоросли.
— Чего вы от меня добиваетесь, и куда это дальше пойдет?
— Дальше меня — никуда.
— Я вас не знаю, мистер Гуннарсон. Зато знаю, что будет со мной и моей работой, если кое-какие люди заимеют на меня зуб.
— Назовите их.
— Как я могу? Чем я защищен? Драться я не способен и особым умом не отличаюсь.
— Вот ведете вы себя не особенно умно. Видимо, вам что-то известно об убийстве и вы намерены скрывать это, пока не будет поздно!
Он заерзал на сиденье и отвернул лицо. Шея у него была тонкая и слабая, точно у ощипанного цыпленка.
— Бродмена убил какой-то Донато. Я по радио слышал. Может, кончим на этом?
— Нет, не кончим, если это не так.
— Донато убили, верно?
— Да. Его застрелил Пайк Гранада. Вы ведь Гранаду знаете?
— Само собой. По работе встречаюсь. — По его длинному узкоплечему туловищу пробежала дрожь. Оно испуганно скорчилось на сиденье, подобрав колени. — По-вашему, я хочу, чтобы и меня пристрелили? Отвяжитесь от меня. Я ж не герой.
— Это заметно.
На протяжении нашего разговора приемник то начинал бормотать, то стихал. Но теперь ритм диспетчерского голоса убыстрился. Уайти протянул руку и усилил звук. Голос объявил, что новый голубой «империал» был засечен на скорости шестьдесят миль — направляется по Оушен-бульвару к востоку от пристани.
Я крикнул, перекрывая голос диспетчера:
— Гранада что-то сделал с Бродменом?
Уайти притворился глухим. Голос диспетчера гремел, как голос Рока. «Империал» столкнулся с грузовиком на пересечении Оушен-бульвара с Раундтейбл-стрит. Патрульной машине службы движения номер семь следовать к месту происшествия. Несколько секунд спустя диспетчер передал сообщение, что шофер ранен.
— Вот видите! — расстроенно воскликнул Уайти. — Из-за вас я чуть было не проморгал дорожную катастрофу!
Он включил сигнал и негромко гуднул. Его толстенький напарник, освободитель комаров, выбежал из гаража. Машина выкатила на улицу и, заведя свою песнь сирены, помчалась к Оушен-бульвару.
Я поехал следом. У полковника Фергюсона был голубой «империал».
16
Длинный голубой автомобиль расквасил нос об алюминиевый бок автоприцепа. Регулировщик дирижировал движением вокруг поврежденных машин. У тротуара другой полицейский разговаривал с дюжим детиной в замасленном комбинезоне. С сердитым сочувствием они поглядывали вниз на третьего человека, который сидел на краю тротуара, пряча лицо в ладонях. Это был Фергюсон.
Уайти и его напарник выскочили из машины и зарысили к нему. Я не отставал от них. Уайти озабоченно спросил у полицейского:
— Бедняга сильно пострадал, Мейен?
— Не очень. Но лучше все-таки свезти его в больницу.
Фергюсон поднял голову.
— Чушь. Никуда меня везти не надо. У меня все нормально.
Он явно выдавал желаемое за действительное: из его ноздрей в рот ползли червячки крови.
— Поезжайте-ка в больницу, — сказал Мейен. — Похоже, у вас нос сломан.
— Пустяки. Не в первый раз. — Фергюсон был немного пьян от шока. — Мне надо глотнуть чего-нибудь покрепче, и все как рукой снимет.
Мейен и санитары переглянулись, тревожно улыбаясь. Детина в комбинезоне буркнул, ни к кому не обращаясь:
— Видно, уже перебрал. То-то попер на красный свет. Фергюсон услышал его и рывком встал на ноги.
— Уверяю вас, я не пил. Но всю ответственность за случившееся беру на себя и приношу извинения за причиненные вам неудобства.
— Еще бы! А кто будет платить за ремонт прицепа?
— Я, разумеется.
Фергюсон делал все, чтобы ему вчинили внушительный иск, и я не мог не вмешаться:
— Ничего больше не говорите, полковник. Возможно, вина и не ваша.
Мейен набросился на меня:
— Он держал на бульваре скорость в шестьдесят миль. Лепил нарушение на нарушение. Да вы поглядите на его тормозной след!
Я поглядел. Широкие черные полосы, которые фергюсоновские покрышки оставили на бетоне, тянулись почти на двести футов.
— Я же принес извинения.
— Это не так просто, мистер. Мне надо знать, как это произошло. Как, вы сказали, ваша фамилия?
— Фергюсон, — ответил я. — И полковник Фергюсон не обязан отвечать на ваши вопросы.
— Как бы не так! Почитайте Правила дорожного движения.
— Я их читал. Я адвокат. Он представит вам объяснения позже. А сейчас он, совершенно очевидно, не в полном сознании.
— Правильно, — сказал Уайти. — Мы отвезем его в больницу, и все будет в порядке.
Он положил бледную худую руку на плечо Фергюсона, как мясник, щупающий тушу. Фергюсон нетерпеливо дернулся, оступился и чуть не упал. Он смотрел вокруг на разрастающееся кольцо зевак, и в глазах у него рождался страх.
— Выпустите меня отсюда. Моя жена... — Он прижал ладонь к лицу и отнял всю в крови.
— Ваша жена? — переспросил Мейен. — Она была в машине?
— Нет.
— Как произошло столкновение? Что вам вообразилось? Я встал между ними:
— Полковник Фергюсон ответит на необходимые вопросы позднее, когда придет в себя.
И, сжав костистый локоть Фергюсона, провел его через толпу к моей машине.
Мейен шел за нами, размахивая бланками протоколов.
— Куда это вы собрались?
— К врачу. На вашем месте я бы не торопился раскручивать это дело.
Я открыл дверцу перед Фергюсоном. Он забрался внутрь сам, не пожелав воспользоваться моей помощью. Мейен моргая смотрел нам вслед, а пальцы его теребили книжку бланков.
— Куда ни повернись, всюду вы, а? — сказал Фергюсон.
— Я случайно слушал полицейское радио, и тут сообщили про вашу машину. У вас есть в городе свой врач?
— Я по врачам не хожу! — Он гнусаво фыркнул через поврежденный нос. — Послушайте, мне надо выпить. Мы никуда не могли бы заехать?
Я отвез его в гриль-бар ближе к окраине. Полуденные посетители рассосались, и лишь за двумя-тремя столиками несколько человек еще допивали свой обед. Я провел Фергюсона в глубь помещения и порекомендовал ему умыться.
Из уборной он вышел в несколько более пристойном виде и заказал виски со льдом. Я заказал бутерброд с мясом. Как только официант ушел, Фергюсон наклонил ко мне через столик свое истерзанное лицо. Глаза у него были беспросветно унылыми.
— Что вы за человек? Могу я вам довериться?
— По-моему, можете.
— А вы не просто увиваетесь вокруг в надежде, что вам отвалится кругленькая сумма?
Вопрос был оскорбительный, но я не стал оскорбляться. Ради откровенного разговора стоило кое-что вытерпеть.
— Вполне естественная надежда, верно? Но деньги для меня еще не все, как, возможно, вы уже заметили.
— Да. Вы со мной говорили без экивоков. Хотелось бы мне поверить, что и я могу говорить с вами прямо. — Его голос дрогнул. — Видит Бог, мне надо с кем-то поговорить.
— Валяйте. Моя профессия подразумевает умение слушать и забывать услышанное.
Официант принес виски. Фергюсон жадно припал к бокалу, а потом поставил его со стуком.
— Я хочу прибегнуть к вашим профессиональным услугам, мистер Гуннарсон, что гарантирует вашу забывчивость, верно? Без права разглашения и все такое прочее.
— Для меня это вполне серьезно.
— Я не хотел вас задеть. Нет, я отдаю себе отчет, что держался с вами непростительно грубо, когда все это началось. Приношу свои извинения. — Он старался быть сдержанным и обаятельным. Мне он больше нравился несдержанным и естественным.
— Извинения не нужны. Вы были в шоке. Но мы не сдвигаемся с места.
— Сдвинемся, если договоримся. Согласны вы быть моим юридическим советником в этом деле?
— С удовольствием. До тех пор, пока не будут затронуты интересы моей клиентки. Моих других клиентов.
— Каким образом?
— Подробности можно опустить. Моя клиентка находится сейчас в окружной тюрьме. Она оказалась втянутой в дела Ларри Гейнса. Сама о том не подозревая, как и ваша жена.
Его глаза дрогнули.
— И, как вашей жене, — добавил я, — ей приходится терпеть последствия.
Фергюсон с зевком вздохнул.
— Я сегодня видел Гейнса. Вот почему я потерял голову. Послал всякую осторожность к чертям и попытался его нагнать. Только Богу известно, что произойдет теперь.
— Деньги вы отвезли?
— Да. И увидел его. Мне было велено взять картонную коробку, положить в нее деньги и оставить картонку на переднем сиденье, а дверцу не запирать. По их указанию я припарковал машину на Оушен-бульваре неподалеку от пристани и ушел, оставив ее стоять там с деньгами внутри. Мне было приказано дойти до конца пристани. Это шагов двести.
— Я знаю. Мы с женой часто там гуляем.
— Ну так вы, наверное, помните, что там установлен платный телескоп. Я не удержался, бросил пятицентовик в щель и навел трубу на мою машину. Вот так я их и увидел.
— Их?
— Его. Гейнса. Он затормозил рядом с моей машиной, забрал картонку и укатил. Будь со мной хорошее охотничье ружье, я бы мог его подстрелить. Надо было взять ружье.
— А его машина?
— Совсем новая, зеленого цвета. Марку точно не назову. Дешевые машины я знаю плохо.
— Так она была дешевой?
— Да. Возможно, «шевроле».
— Или «плимут»?
— Может быть, и «плимут». В любом случае, вылез из нее и взял деньги Гейнс. И тут я взбесился. Просто пролетел по пристани и решил догнать их... его любой ценой. Чем это кончилось, вы знаете.
Кончиками пальцев он легонько потрогал свой распухший нос.
— Вы лжете очень неумело, полковник. Кто был в машине с Гейнсом?
— Никого не было.
Но он отвел глаза. Взгляд его пошарил по комнате и остановился на голове лося на противоположной стене высоко над стойкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36