На этой убогой улице они привлекали внимание, но в обратном смысле. Прохожие отворачивали от них головы, точно пытаясь избежать их черных чар. Я догадался, что слух о смерти Бродмена распространился по городу, как зловещее пророчество о бедах, поджидающих Пелли-стрит.
Перед подъездом гостиницы, опираясь на палку, стоял Джерри Уинклер — шаткий треножник, поддерживающий тяжелую седую голову. Тщательно уравновесившись, он взмахнул палкой. Я подошел к нему.
— Говорят, сынок, Бродмен умер?
— Да, умер.
Старик захихикал — в просвете между усами и бородой завибрировал красный язык.
— Так, значит, дело убийством обернулось?
— По-видимому.
— А вы адвокат, верно? — Узловатая рука в синей сетке вздутых вен прикоснулась к моему локтю. — Я Джерри Уинклер, меня все знают. Мне на суде быть свидетелем не доводилось. А вот мой приятель был. Так он говорил, что свидетелям платят.
— Несколько долларов. Суд просто оплачивает вам потраченное время.
— Времени-то, чтобы тратить, у меня хоть отбавляй. — Он потер волосатый подбородок и заглянул мне в лицо, как старый голодный пес в надежде на косточку. — А вот долларов маловато.
— У вас есть какие-то сведения, касающиеся смерти Бродмена?
— Может, и есть, только бы оно того стоило. Подниметесь ко мне в номер, поболтаем немножко?
— Кое-какое время потратить я могу, мистер Уинклер. Моя фамилия — Гуннарсон.
Он провел меня через затхлый вестибюль вверх по узким истертым ступенькам и по тесному коридору в свою конурку в дальнем конце. Железная кровать, умывальник, комод с мутным зеркалом, старомодная качалка и атмосфера одиночества и бесцельного ожидания.
Он усадил меня в качалку у единственного окна, выходившего в проулок, а сам, покряхтывая, медленно опустился на край кровати и наклонился вперед, по-прежнему опираясь на трость.
— Я хочу поступить по совести. Да только не хочу, чтобы мне от этого стало хуже, чем было.
— Но почему?
— А всякие косвенные следствия. У всего есть косвенные следствия. Попробуйте прожить на пенсию шестьдесят долларов, коли думаете, что это так просто. Одежду я получаю от Армии спасения, и все-таки остаюсь без цента к концу месяца. Иногда Мануэль меня бесплатно кормит. То есть в конце месяца.
— Так Бродмена убил Мануэль?
— Я этого не говорил. Я еще ничего не сказал. Само собой, я хочу исполнить свой долг, но какой будет вред, если я еще и немножко заработаю, а?
— Вы обязаны сообщать властям все, что вам известно, мистер Уинклер. Вам уже грозят неприятности за сокрытие сведений.
— Я не скрываю, а просто припомнил только сейчас. Память-то у меня уже не та.
— Что вы припомнили?
— То, что видел. — Он замялся. — Я думал, что мне за это что-нибудь причитается.
Комнатушка, хитрый несчастный старик угнетали меня, и я сделал жест, который был мне не по карману, — достал пять долларов из своего довольно тощего бумажника и протянул ему.
— Ну, во всяком случае за несколько обедов вы заплатить сможете.
Он взял их со светлой улыбкой.
— А как же! Хороший вы мальчик. И Джерри Уинклер будет поминать вас в молитвах. — Не меняя тона, он продолжал: — Голову Бродмену разбил Гэс Донато. Младший брат Мануэля.
— Вы видели, как это случилось, мистер Уинклер?
— Нет. Но я видел, как он туда вошел и как вышел. Я сидел тут у окошка, вспоминал былые деньки, и, смотрю, Гэс на пикапе въехал в проулок. Берет из кузова монтировку, засовывает под брючину и тихонько открывает заднюю дверь Бродмена. А через несколько минут выходит с мешком на спине, бросает его в машину и идет за новым.
— Вы не знаете, что было в мешке?
— Нет. Только он был набит битком. И другие тоже. Он еще четыре-пять принес. Сложил в пикап и укатил.
Я поглядел в его выцветшие глаза:
— Вы уверены, что это был именно он?
— А как же! — Он постучал тростью по голым половицам. — Я Гэса Донато чуть не каждый день вижу. А тут особое внимание обратил, потому что ему не положено водить машину.
— Слишком молод?
— Чего нет, того нет. Но условно освобожденным водить машину запрещается. А у него из-за машин неприятностей и так хватало — из-за них-то его и арестовали.
— А Гэс ваш друг?
— Не сказал бы. Вот Мануэль — тот друг.
— Но, по вашим словам, вы с Гэсом постоянно видитесь.
— Верно. В закусочной у Мануэля. С тех пор как Бродмен его турнул на той неделе, он у Мануэля посуду мыл.
— А почему Бродмен его уволил?
— Я так толком и не понял. Что-то из-за часов. Золотых настольных часов. Гэс отправил их куда-то, куда не следовало. Я слышал, как Мануэль спорил с Бродменом в проулке.
Я открыл окно. У задней двери бродменовской лавки о чем-то совещались двое в штатском. Они подозрительно уставились на меня. Я попятился и закрыл окно.
— А вы ничего не упускаете, мистер Уинклер?
— Стараюсь.
3
Я оставил его в бродменовской клетке с Уиллсом, а сам взял такси — мне не терпелось продолжить разговор с Эллой Баркер. Вот только она совсем не хотела его возобновлять.
Когда надзирательница ввела меня в камеру свиданий, Элла даже не подняла головы. Она сидела, положив худые руки на стол, поникшая, съежившаяся, точно птица, утратившая надежду вырваться на волю. Позади нее в зарешеченное окно било предвечернее солнце, расчерчивая ей спину полосками теней.
— Возьмите себя в руки, Баркер. Первый день всегда самый тяжелый. — Надзирательница потрогала ее за плечо. Возможно, намерения у нее были самые лучшие, но голос звучал наставительно, почти угрожающе. — К вам опять пришел мистер Гуннарсон. Вы же не хотите, чтобы он смотрел, как вы киснете.
Элла отдернула плечо от ее руки.
— Если ему не нравится смотреть, так пусть не приходит. Ни опять, ни потом!
— Чепуха! — сказала надзирательница. — В вашем положении адвокат вам очень нужен, хотите вы того или нет.
— Миссис Клемент, вы не оставите нас вдвоем?
— Как скажете.
И надзирательница удалилась, потряхивая связкой ключей, точно тоскливыми кастаньетами. Я сел к столу напротив Эллы.
— Гектор Бродмен умер. Его убили.
Темные ресницы прикрывали ее глаза. Она упорно их не поднимала. Мне почудилось, что я ощущаю запах ее страха — какую-то едкость в воздухе. Но, может быть, это был запах тюрьмы.
— Вы ведь были знакомы с Бродменом?
— Как с пациентом. Таких знакомых у меня не сосчитать.
— А что с ним было такое?
— У него удалили опухоль. Доброкачественную. Прошлым летом.
— Но вы виделись с ним и после?
— Один раз он меня пригласил, — ответила она все тем же монотонным голосом. — Я ему как будто нравилась, а приглашениями меня не слишком заваливают.
— О чем вы разговаривали с Бродменом?
— Да почти только о нем. Он ведь был пожилым человеком. Вдовцом. Все время рассказывал про великую экономическую депрессию. У него где-то в восточных штатах было свое дело. А в депрессию он и его первая жена потеряли все, что успели скопить. Ну все-все.
— Так у него была и вторая жена?
— Я этого не говорила. — Наконец она подняла на меня глаза. Полные испуга. — Вы что, думаете, я бы вышла за жирного лысого старика? Хотя, при желании, и могла бы.
— Значит, он сделал вам предложение? В первый же вечер?
Она замялась.
— Я с ним виделась еще раза два. Ну, пожалела его.
— И где он вам его сделал?
— В машине. Выпил лишнего у... — Ее губы на мгновение остались открытыми, потом крепко сжались.
— Так где же?
— Где пришлось. Он меня катал. По городу. Свозил в горы.
— К своим друзьям?
— У него не было друзей, — ответила она чересчур быстро.
— Так где же он пил в тот вечер, когда сделал вам предложение? У себя дома?
— У него своего дома не было. Ел в ресторанах, а спал в лавке. Я ему сказала, что никакая женщина не согласится вести такую жизнь. Тогда он предложил переехать ко мне и обставить мою квартиру.
— Как щедро!
— Да уж куда щедрее. — Ее губы тронула улыбка. — Он все уже рассчитал. Ну, и в этот последний вечер я, пожалуй, крепко наступила ему на ногу. Он совсем скис. — В ее улыбке промелькнула жестокость.
— Так где, вы сказали, он пил?
— Я ничего не говорила. Но вообще-то пил он у меня. Сама я не пью, но держу бутылку для друзей.
— Каких, кроме Бродмена?
— Ну, для девочек из больницы. А про него я не говорила, что он был моим другом.
— Как же так? Он ведь подарил вам платиновые часы.
Она выпрямилась, напряженно вытянув шею, словно я накинул ей на шею петлю и открыл люк у нее под ногами.
— Никаких часов он мне не дарил!
— Если не он, то кто?
— Никто. Если вы воображаете, будто я принимаю от мужчин дорогие подарки...
— Часы нашли сегодня у вас дома.
Она закусила нижнюю губу. В окне над ее головой я видел башенку с курантами на здании суда. Солнце уже скрылось за ней. Тень башенки легла на окно, как осязаемый сгусток тьмы. Где-то в железном чреве здания гремели кастрюли и сковородки. Стрелки на циферблате показывали половину шестого.
— Часы мне подарил не Гектор Бродмен, — сказала она. — Я не знала, что они краденые. Когда молодой человек дарит девушке часы или кольцо, как-то не думаешь, что они могут быть крадеными.
— С вами поступили подло и грязно, — сказал я. — На вашем месте я бы постарался расквитаться с тем, кто это сделал.
Она кивнула, прикрыв рот ладонью, внимательно глядя на меня.
— Вы не расскажете мне все, Элла? Скоро ужин, и меня попросят отсюда. А если вы отложите на завтра или послезавтра, может быть уже поздно.
— Поздно? — переспросила она из-за ладони.
— Для вас — поздно. Сейчас у вас есть шанс помочь полиции найти убийцу Бродмена. И я настоятельно рекомендую вам воспользоваться им. Если вы этого не сделаете, а его поймают, ваше положение очень затруднится.
— А как он... Бродмена?
— Размозжил ему голову. И вы будете сидеть здесь и молчать, а он тем временем ускользнет?
Элла провела рукой по собственной голове. Образ, возникший в ее сознании, был настолько ярким, что она взъерошила свои темные волосы и не пригладила их.
— Я понимаю, вы не хотите, чтобы это случилось и с вами. Но как насчет других людей? В конце-то концов вы — медицинская сестра, и, держу пари, чертовски хорошая.
— Льстить мне незачем, мистер Гуннарсон. Я и так скажу вам, кто мне дал кольцо и часы.
— Гэс Донато?
На это имя она никак не отреагировала.
— Нет. Его зовут Ларри Гейнс.
— Человек из Сан-Франциско?
— Он служит спасателем в клубе «Предгорья». Никакого человека из Сан-Франциско не было.
Это признание обошлось ей дороже всех остальных. Она поникла и надолго замолчала. А я с готовностью воспользовался паузой, чтобы закурить сигарету и собраться с мыслями. Защитнику вести допрос — тяжелая работа даже при самых благоприятных обстоятельствах. И хуже всего не в суде, а с глазу на глаз, когда приходится вбивать клиентам в глотку их собственную ложь, пока они ею не подавятся.
Элла устала лгать. И рассказала мне короткую, но отнюдь не простую историю своих отношений с Ларри Гейнсом.
Познакомилась она с ним через Бродмена. Во второй раз, когда они встретились вечером, он повез ее к Ларри Гейнсу. Видимо, он чувствовал, что не слишком способен составить ей компанию в одиночку. Ларри оказался совсем другим — настолько, что она недоумевала, как между ним и Бродменом могли завязаться дружеские отношения. Он был красив, воспитан и старше ее лишь на три-четыре года. Жил он в каньоне за городской чертой. Это было замечательно — сидеть между двумя мужчинами в маленьком домике Ларри, пить кофе по-турецки, который сварил Ларри, слушать пластинки на его проигрывателе. И, сравнивая их, она про себя решила, что Гектор Бродмен ей не подходит.
Во второй вечер, который они провели втроем, в ней пробудилась сладкая надежда, что, может быть, Ларри... Он всячески показывал, что она ему нравится! Например, они серьезно заговорили о жизни, и он очень интересовался ее мнением. А Бродмен сидел в углу с бутылкой.
В тот же вечер она порвала знакомство с Бродменом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36