— говорю я больше для себя, чем для него.
Я пытаюсь представить себе Бальмена… В общем, он чем-то был похож на педика.
Мой собеседник не отвечает на этот полувопрос.
— Долго вы были вместе?
— Четыре года, — вздыхает он.
— Наследуете вы?
— Не знаю…
Но по легкому поблескиванию его глаз я понимаю, что он прекрасно информирован по этому вопросу. А он не дурак! Небось заставил старичка написать на себя завещание, пока иллюстрировал ему “Камасутру”…
— Он был сердечником?
— Да.
— Его дела шли хорошо?
— Кажется, да… Он давно здесь живет, имеет постоянную клиентуру…
— Согласен… Только не “имеет”, а “имел”. Хотим мы того или нет, а о нем приходится говорить в прошедшем времени, не так ли?
— Увы! — вздыхает он.
— Скорбите?
— Очень…
— Все утрясется, вы найдете порядочного мужчину, с которым начнете жизнь сначала, — усмехаюсь я. — Вдовца без детей… А может, и с детьми, они дела не портят… Я уверен, из вас вышла бы отличная мать семейства.
Он не реагирует.
— Вы работали с Бальменом?
— Как это?
— В его магазине?
— Редко… Только на праздники, когда бывало много народу.
— В общем, ты мальчик для особых случаев? Что вы хотите, не могу я называть эту мерзость на “вы”.
Глядя ему прямо в глаза, я спрашиваю:
— Ты знаешь Жана Парьо? Он качает головой.
— Кого?
— Жана Парьо. Посредника, с которым был твой старик, когда дал дуба.
— Нет, — отвечает мальчик.
— Такой высокий, в кожаном пальто.
— Нет…
Вид у него искренний, как у дюжины тигров. Я не настаиваю.
— Ладно… Ты в курсе, что вчера он приобрел старинные вещи?
— Совсем нет…
— Ну что ж, мой мальчик, мне остается только проститься с тобой…
У Бальмена были родственники? — Нет, у него никого нет.
— Значит, антиквариат достанется тебе, Джо, можешь утешиться…
Он довольно улыбается.
— До скорой встречи, паренек!
Он протягивает руку, но мне противно к ней притрагиваться.
Я выхожу из квартиры и спускаюсь по лестнице. Прохожу мимо комнатки консьержки, пересекаю бульвар, сажусь в мою машину и в этот момент замечаю, что забыл у Бальмена перчатки.
Прямо как в книжке.
Я разворачиваюсь, возвращаюсь в дом голубого антиквара, и что вы думали, кого я вижу на лестнице? Милейшего Жана Парьо, он же тип в кожаном пальто…
Я, как ни в чем не бывало, иду за ним.
Он останавливается на четвертом этаже и играет на звонке левой квартиры “Мои ботинки промокают”.
Педик открывает ему.
— Привет, Жанно, — кудахчет он. — Мне тут сейчас было жарко…
Представь себе…
Дверь закрылась. Я стою у перил на половину этажа ниже.
Так, значит, пидер наколол меня, сказав, что не знает человека в кожаном пальто! Я стискиваю кулаки.
Он дорого заплатит за эту шуточку. Я в четыре прыжка подскакиваю к двери, прилипаю ухом к замку, но они, должно быть, ушли в гостиную, потому что до меня долетает только неразборчивый шепот.
Тогда я тоже вызваниваю мелодию песенки про колеса. Полная тишина… Должно быть, они напряженно вслушиваются.
Я повторяю мое маленькое соло на звонке. Наконец слышится шорох и приглушенный, немного встревоженный голос Джо спрашивает:
— Кто там?
— Друг, который желает вам добра, — усмехаюсь я. Он узнает мой гордый голос и решается отпереть дверь. “Тетя” выглядит чуточку бледновато.
— Я забыл перчатки, — говорю я. Он пялится на мои руки.
— Ваши перчатки? — переспрашивает он с ошеломленным видом.
— Да, — подтверждаю я. — Знаешь, такие маленькие штуковины, которые похожи на пустые соски и которые надевают на руки, чтобы согреть их или придать себе пижонский вид?
— Вы уверены, что оставили их здесь? Я… Я все внимательно осмотрел…
— Как это ты все осмотрел? Ты что, боялся, что я их забуду?
— Нет, но.., я.., я уверен, что вы ничего не забыли!
— Но проверить-то можно? Это ведь ничего не стоит…
Я отодвигаю его в сторону и захожу в гостиную. Как и следовало ожидать, Парьо сидит там.
При моем появлении он встает и спокойно смотрит на меня. Он еще выше, чем показался мне сначала. Густые брови подчеркивают выступающий лоб. Нос у него крючковатый, скулы широкие, подбородок резко очерчен.
Что преобладает в этом индивиде, так это ощущение моральной правоты. В нем есть что-то упрямое и непреклонное — Чувствуется, что он сохранит спокойствие, даже если вы подпалите ему трусы.
— Месье Парьо? — любезно осведомляюсь я.
— Он самый. С кем имею честь?
— Комиссар Сан-Антонио. Это я обнаружил вчера утром труп Бальмена в вашей машине…
— А, очень хорошо! — говорит он.
— А я думал, вы незнакомы, — замечаю я, показывая на Джо пальцем.
Парьо пожимает плечами.
— Разумеется, это он вам так сказал? Его вопрос, служащий ответом на мой, обезоруживает меня.
— Да, — раздраженно подтверждаю я. Он с презрением пожимает плечами.
— Меня это не удивляет! — заявляет он.
Джо изображает девушку из хорошей семьи, которую полковник застал за поправлением подвязки чулка. Он краснеет.
— Этот идиот пуглив, как девка, — продолжает Парьо. Он демонстративно усиливает презрительную интонацию, показывая мне, что сам он не голубой.
— Он никогда отсюда не выходит, — добавляет Парьо. — Настоящая домашняя собачонка… Ты почему сказал господину комиссару, что мы незнакомы?
Честное слово, друзья, в этот момент я присутствую при красивом номере “Спасение утопающего”. Парьо пытается выправить положение твердой рукой, и получается это у него блистательно.
— Я не решился, — блеет педик. Пожатие плечами, и для человека в кожаном пальто вопрос закрыт.
— Вы давно знакомы с Бальменом? — спрашиваю его я.
— Лет десять… Я тоже занимаюсь антиквариатом, специализируюсь на нумизматике… Бальмен был одним из моих лучших клиентов и лучших друзей И он добавляет, бросив многозначительный взгляд на педика:
— Но у нас была просто дружба.
— Почему вы вчера поехали в банк вместе с ним? Он изображает удивление.
— Но я уже объяснял это в полиции…
— Вам не трудно повторить для меня?
— Расследование поручено вам? Его тон остается куртуазным, но я прекрасно понимаю намек. Этот парень дает понять, что мне тут не хрена делать и отвечает он исключительно потому, что привык быть вежливым даже с легавыми!
— Никакого расследования нет, — уверяю я, — поскольку он умер естественной смертью. Скажем так: я интересуюсь Бальменом потому, что обнаружил его тело. Это вполне естественно, правда? — Я усмехаюсь. Обычно, месье Парьо, полицейские никогда не обнаруживают трупы.
Поэтому я не мог не увлечься игрой…
— Это естественно…
— Итак? — любезно настаиваю я. Он встряхивается.
— Ах да!.. Так вот, я принес ему достаточно большую коллекцию золотых монет на сумму более десяти миллионов. Чтобы не нарушать мой бюджет, я попросил Бальмена расплатиться сразу…
— Наличными?
— Вас это шокирует?
— Это крупная сумма…
— Посудите сами, господин комиссар. В моем бизнесе всегда нужна наличность. Да что я! Без нее просто никуда… Люди, продающие предметы старины, находятся в стесненном положении, не так ли?
— Совершенно верно…
— Я попросил Бальмена снять эту сумму… Поскольку я был на машине, то предложил подвезти его… Он согласился… Ожидание в банке утомило его… Когда назвали его номер, у него уже болело сердце, и я проводил его до окошка.
Он рассказывает свою историю, будто канатоходец идет по стальному проводу: тщательно взвешивая каждое слово, прежде чем произнести его.
— И дальше что? — безжалостно настаиваю я.
— Потом вернулись в мою машину, он отдал мне деньги… В этот момент я увидел, что уже почти полдень и что я пропустил важную встречу с одним клиентом из провинции… Я извинился и пошел на почту, расположенную в том же здании, что и банк, только с другой стороны.
Пришлось подождать, пока меня соединят, потому что я звонил в провинцию.., в пригород Руана, если говорить точнее. Я долго разговаривал, потом вернулся к моей машине… Вокруг нее стояла толпа… Дежурный ажан объяснил мне, что случилось.
Он замолкает и смотрит на меня с таким видом, будто спрашивает:
«Это все, что вы хотели узнать?»
— Вы можете дать мне ваш адрес? Он хлопает себя по карманам и вытаскивает бумажник.
— Простите, господин комиссар, у меня нет при себе визиток.
Он отрывает угол конверта и пишет на нем несколько строчек.
Я читаю: “Парьо, улица Шапталь, 20”.
— Спасибо…
Я кладу уголок конверта в мой бумажник.
— Ну вот! — говорю я в своем самом добродушном стиле. — Теперь, дорогой месье, мне остается задать вам еще один вопросик, и все… На сегодня…
Его брови резко ползут вверх.
Поскольку я не тороплюсь спрашивать, он шепчет:
— Слушаю вас. И можете ему поверить: он меня действительно слушает, да еще как.
— Послушайте, месье Парьо, чего ради Бальмен запер свой магазин и поехал с вами, хотя мог выписать вам чек на предъявителя?
Мой вопрос бьет его, как удар кулаком промеж глаз. Он наполовину открывает рот. Мозги в его котелке кипят в полном режиме… Мне кажется, что из ушей и ноздрей у него идет пар… Положи руку ему на лоб и обожжешься, честное слово!
— Ну… — начинает он.
Я, тем же тоном, что он пару минут назад, шепчу:
— Слушаю вас.
— Ну, Бальмен не знал, можно ли выдать чек на предъявителя на такую крупную сумму. Поэтому он предпочел поехать сам, потому что мне была совершенно необходима эта сумма.
Я ему улыбаюсь: хорошо выкрутился! Вы сочтете меня ненормальным, но я обожаю такие маленькие дуэли. Особенно когда противник обладает таким хладнокровием.
Я нанес удар, он его парировал… Наступает пауза, но, по правде говоря, после его ответа сказать особо нечего.
— Бальмен имеет телефон?
— Да, имел, — поправляет меня Парьо.
Не упустил-таки возможности поддеть меня!
— Почему же в таком случае он не позвонил в банк, чтобы спросить, можно ли выдать чек на нужную сумму?
— Признаюсь, — говорит Парьо с гримасой, — что ни он, ни я об этом не подумали…
— Однако это очень просто…
— Просто, если рассуждать задним числом, но в тот момент все шло быстро. Кроме того, Бальмен хотел воспользоваться тем, что будет на Монпарнасе, чтобы на обратном пути повидаться с одним коллегой из Ренна.
"Матч закончился вничью”, — говорю я про себя. Джо стоит прислонившись к стене и заложив руки за спину, как будто защищая свою добродетель. Я смотрю на него, и он взмахивает ресницами, как благовоспитанная девушка, которой соседский парень предложил потанцевать в приходской Церкви.
— Какая симпатичная вдовушка, а? — усмехаюсь я. Парьо сдержанно улыбается.
Я замечаю мои перчатки на батарее центрального отопления.
— А вот и то, за чем я вернулся! — говорю.
Я медленно надеваю их, поочередно глядя на двух моих собеседников.
Нет, тут явно что-то не так. От кого исходит витающее в этой квартире тревожное чувство? От педика? От человека в кожаном пальто?
Оттого, что мы находимся в квартире человека, лежащего в настоящий момент в холодильнике морга? Или из-за этого расследования, которое таковым не является? От незаконно проводимых допросов, из-за которых Старик устраивает свои знаменитые жуткие нахлобучки?
Я вдыхаю сладкий воздух этой гостиной… Здесь стоит тяжелая и неприятная атмосфера.
Бальмен вел в ней внешне спокойную жизнь между старыми вещами и молодой “подругой” и, должно быть, был счастлив… Во всяком случае, настолько, насколько может быть счастлив человек… Особенно человек его возраста…
Вчера утром что-то произошло. Что?
Именно это я и хотел бы узнать… Просто так, из спортивного интереса. Из-за того, что я унюхал тайну, а я терпеть не могу нераскрытые тайны.
— Счастливо оставаться, месье и мадам, — говорю я ни враждебным, ни дружеским тоном. И поднимаю паруса.
Глава 4
На полчаса я забыл про воскресенье и его давящую меланхолию…
(Согласитесь, что я изъясняюсь, как академик.., да еще талантливый!) Но, открыв дверь дома, я встречаюсь с этим серым, типично парижским воскресеньем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Я пытаюсь представить себе Бальмена… В общем, он чем-то был похож на педика.
Мой собеседник не отвечает на этот полувопрос.
— Долго вы были вместе?
— Четыре года, — вздыхает он.
— Наследуете вы?
— Не знаю…
Но по легкому поблескиванию его глаз я понимаю, что он прекрасно информирован по этому вопросу. А он не дурак! Небось заставил старичка написать на себя завещание, пока иллюстрировал ему “Камасутру”…
— Он был сердечником?
— Да.
— Его дела шли хорошо?
— Кажется, да… Он давно здесь живет, имеет постоянную клиентуру…
— Согласен… Только не “имеет”, а “имел”. Хотим мы того или нет, а о нем приходится говорить в прошедшем времени, не так ли?
— Увы! — вздыхает он.
— Скорбите?
— Очень…
— Все утрясется, вы найдете порядочного мужчину, с которым начнете жизнь сначала, — усмехаюсь я. — Вдовца без детей… А может, и с детьми, они дела не портят… Я уверен, из вас вышла бы отличная мать семейства.
Он не реагирует.
— Вы работали с Бальменом?
— Как это?
— В его магазине?
— Редко… Только на праздники, когда бывало много народу.
— В общем, ты мальчик для особых случаев? Что вы хотите, не могу я называть эту мерзость на “вы”.
Глядя ему прямо в глаза, я спрашиваю:
— Ты знаешь Жана Парьо? Он качает головой.
— Кого?
— Жана Парьо. Посредника, с которым был твой старик, когда дал дуба.
— Нет, — отвечает мальчик.
— Такой высокий, в кожаном пальто.
— Нет…
Вид у него искренний, как у дюжины тигров. Я не настаиваю.
— Ладно… Ты в курсе, что вчера он приобрел старинные вещи?
— Совсем нет…
— Ну что ж, мой мальчик, мне остается только проститься с тобой…
У Бальмена были родственники? — Нет, у него никого нет.
— Значит, антиквариат достанется тебе, Джо, можешь утешиться…
Он довольно улыбается.
— До скорой встречи, паренек!
Он протягивает руку, но мне противно к ней притрагиваться.
Я выхожу из квартиры и спускаюсь по лестнице. Прохожу мимо комнатки консьержки, пересекаю бульвар, сажусь в мою машину и в этот момент замечаю, что забыл у Бальмена перчатки.
Прямо как в книжке.
Я разворачиваюсь, возвращаюсь в дом голубого антиквара, и что вы думали, кого я вижу на лестнице? Милейшего Жана Парьо, он же тип в кожаном пальто…
Я, как ни в чем не бывало, иду за ним.
Он останавливается на четвертом этаже и играет на звонке левой квартиры “Мои ботинки промокают”.
Педик открывает ему.
— Привет, Жанно, — кудахчет он. — Мне тут сейчас было жарко…
Представь себе…
Дверь закрылась. Я стою у перил на половину этажа ниже.
Так, значит, пидер наколол меня, сказав, что не знает человека в кожаном пальто! Я стискиваю кулаки.
Он дорого заплатит за эту шуточку. Я в четыре прыжка подскакиваю к двери, прилипаю ухом к замку, но они, должно быть, ушли в гостиную, потому что до меня долетает только неразборчивый шепот.
Тогда я тоже вызваниваю мелодию песенки про колеса. Полная тишина… Должно быть, они напряженно вслушиваются.
Я повторяю мое маленькое соло на звонке. Наконец слышится шорох и приглушенный, немного встревоженный голос Джо спрашивает:
— Кто там?
— Друг, который желает вам добра, — усмехаюсь я. Он узнает мой гордый голос и решается отпереть дверь. “Тетя” выглядит чуточку бледновато.
— Я забыл перчатки, — говорю я. Он пялится на мои руки.
— Ваши перчатки? — переспрашивает он с ошеломленным видом.
— Да, — подтверждаю я. — Знаешь, такие маленькие штуковины, которые похожи на пустые соски и которые надевают на руки, чтобы согреть их или придать себе пижонский вид?
— Вы уверены, что оставили их здесь? Я… Я все внимательно осмотрел…
— Как это ты все осмотрел? Ты что, боялся, что я их забуду?
— Нет, но.., я.., я уверен, что вы ничего не забыли!
— Но проверить-то можно? Это ведь ничего не стоит…
Я отодвигаю его в сторону и захожу в гостиную. Как и следовало ожидать, Парьо сидит там.
При моем появлении он встает и спокойно смотрит на меня. Он еще выше, чем показался мне сначала. Густые брови подчеркивают выступающий лоб. Нос у него крючковатый, скулы широкие, подбородок резко очерчен.
Что преобладает в этом индивиде, так это ощущение моральной правоты. В нем есть что-то упрямое и непреклонное — Чувствуется, что он сохранит спокойствие, даже если вы подпалите ему трусы.
— Месье Парьо? — любезно осведомляюсь я.
— Он самый. С кем имею честь?
— Комиссар Сан-Антонио. Это я обнаружил вчера утром труп Бальмена в вашей машине…
— А, очень хорошо! — говорит он.
— А я думал, вы незнакомы, — замечаю я, показывая на Джо пальцем.
Парьо пожимает плечами.
— Разумеется, это он вам так сказал? Его вопрос, служащий ответом на мой, обезоруживает меня.
— Да, — раздраженно подтверждаю я. Он с презрением пожимает плечами.
— Меня это не удивляет! — заявляет он.
Джо изображает девушку из хорошей семьи, которую полковник застал за поправлением подвязки чулка. Он краснеет.
— Этот идиот пуглив, как девка, — продолжает Парьо. Он демонстративно усиливает презрительную интонацию, показывая мне, что сам он не голубой.
— Он никогда отсюда не выходит, — добавляет Парьо. — Настоящая домашняя собачонка… Ты почему сказал господину комиссару, что мы незнакомы?
Честное слово, друзья, в этот момент я присутствую при красивом номере “Спасение утопающего”. Парьо пытается выправить положение твердой рукой, и получается это у него блистательно.
— Я не решился, — блеет педик. Пожатие плечами, и для человека в кожаном пальто вопрос закрыт.
— Вы давно знакомы с Бальменом? — спрашиваю его я.
— Лет десять… Я тоже занимаюсь антиквариатом, специализируюсь на нумизматике… Бальмен был одним из моих лучших клиентов и лучших друзей И он добавляет, бросив многозначительный взгляд на педика:
— Но у нас была просто дружба.
— Почему вы вчера поехали в банк вместе с ним? Он изображает удивление.
— Но я уже объяснял это в полиции…
— Вам не трудно повторить для меня?
— Расследование поручено вам? Его тон остается куртуазным, но я прекрасно понимаю намек. Этот парень дает понять, что мне тут не хрена делать и отвечает он исключительно потому, что привык быть вежливым даже с легавыми!
— Никакого расследования нет, — уверяю я, — поскольку он умер естественной смертью. Скажем так: я интересуюсь Бальменом потому, что обнаружил его тело. Это вполне естественно, правда? — Я усмехаюсь. Обычно, месье Парьо, полицейские никогда не обнаруживают трупы.
Поэтому я не мог не увлечься игрой…
— Это естественно…
— Итак? — любезно настаиваю я. Он встряхивается.
— Ах да!.. Так вот, я принес ему достаточно большую коллекцию золотых монет на сумму более десяти миллионов. Чтобы не нарушать мой бюджет, я попросил Бальмена расплатиться сразу…
— Наличными?
— Вас это шокирует?
— Это крупная сумма…
— Посудите сами, господин комиссар. В моем бизнесе всегда нужна наличность. Да что я! Без нее просто никуда… Люди, продающие предметы старины, находятся в стесненном положении, не так ли?
— Совершенно верно…
— Я попросил Бальмена снять эту сумму… Поскольку я был на машине, то предложил подвезти его… Он согласился… Ожидание в банке утомило его… Когда назвали его номер, у него уже болело сердце, и я проводил его до окошка.
Он рассказывает свою историю, будто канатоходец идет по стальному проводу: тщательно взвешивая каждое слово, прежде чем произнести его.
— И дальше что? — безжалостно настаиваю я.
— Потом вернулись в мою машину, он отдал мне деньги… В этот момент я увидел, что уже почти полдень и что я пропустил важную встречу с одним клиентом из провинции… Я извинился и пошел на почту, расположенную в том же здании, что и банк, только с другой стороны.
Пришлось подождать, пока меня соединят, потому что я звонил в провинцию.., в пригород Руана, если говорить точнее. Я долго разговаривал, потом вернулся к моей машине… Вокруг нее стояла толпа… Дежурный ажан объяснил мне, что случилось.
Он замолкает и смотрит на меня с таким видом, будто спрашивает:
«Это все, что вы хотели узнать?»
— Вы можете дать мне ваш адрес? Он хлопает себя по карманам и вытаскивает бумажник.
— Простите, господин комиссар, у меня нет при себе визиток.
Он отрывает угол конверта и пишет на нем несколько строчек.
Я читаю: “Парьо, улица Шапталь, 20”.
— Спасибо…
Я кладу уголок конверта в мой бумажник.
— Ну вот! — говорю я в своем самом добродушном стиле. — Теперь, дорогой месье, мне остается задать вам еще один вопросик, и все… На сегодня…
Его брови резко ползут вверх.
Поскольку я не тороплюсь спрашивать, он шепчет:
— Слушаю вас. И можете ему поверить: он меня действительно слушает, да еще как.
— Послушайте, месье Парьо, чего ради Бальмен запер свой магазин и поехал с вами, хотя мог выписать вам чек на предъявителя?
Мой вопрос бьет его, как удар кулаком промеж глаз. Он наполовину открывает рот. Мозги в его котелке кипят в полном режиме… Мне кажется, что из ушей и ноздрей у него идет пар… Положи руку ему на лоб и обожжешься, честное слово!
— Ну… — начинает он.
Я, тем же тоном, что он пару минут назад, шепчу:
— Слушаю вас.
— Ну, Бальмен не знал, можно ли выдать чек на предъявителя на такую крупную сумму. Поэтому он предпочел поехать сам, потому что мне была совершенно необходима эта сумма.
Я ему улыбаюсь: хорошо выкрутился! Вы сочтете меня ненормальным, но я обожаю такие маленькие дуэли. Особенно когда противник обладает таким хладнокровием.
Я нанес удар, он его парировал… Наступает пауза, но, по правде говоря, после его ответа сказать особо нечего.
— Бальмен имеет телефон?
— Да, имел, — поправляет меня Парьо.
Не упустил-таки возможности поддеть меня!
— Почему же в таком случае он не позвонил в банк, чтобы спросить, можно ли выдать чек на нужную сумму?
— Признаюсь, — говорит Парьо с гримасой, — что ни он, ни я об этом не подумали…
— Однако это очень просто…
— Просто, если рассуждать задним числом, но в тот момент все шло быстро. Кроме того, Бальмен хотел воспользоваться тем, что будет на Монпарнасе, чтобы на обратном пути повидаться с одним коллегой из Ренна.
"Матч закончился вничью”, — говорю я про себя. Джо стоит прислонившись к стене и заложив руки за спину, как будто защищая свою добродетель. Я смотрю на него, и он взмахивает ресницами, как благовоспитанная девушка, которой соседский парень предложил потанцевать в приходской Церкви.
— Какая симпатичная вдовушка, а? — усмехаюсь я. Парьо сдержанно улыбается.
Я замечаю мои перчатки на батарее центрального отопления.
— А вот и то, за чем я вернулся! — говорю.
Я медленно надеваю их, поочередно глядя на двух моих собеседников.
Нет, тут явно что-то не так. От кого исходит витающее в этой квартире тревожное чувство? От педика? От человека в кожаном пальто?
Оттого, что мы находимся в квартире человека, лежащего в настоящий момент в холодильнике морга? Или из-за этого расследования, которое таковым не является? От незаконно проводимых допросов, из-за которых Старик устраивает свои знаменитые жуткие нахлобучки?
Я вдыхаю сладкий воздух этой гостиной… Здесь стоит тяжелая и неприятная атмосфера.
Бальмен вел в ней внешне спокойную жизнь между старыми вещами и молодой “подругой” и, должно быть, был счастлив… Во всяком случае, настолько, насколько может быть счастлив человек… Особенно человек его возраста…
Вчера утром что-то произошло. Что?
Именно это я и хотел бы узнать… Просто так, из спортивного интереса. Из-за того, что я унюхал тайну, а я терпеть не могу нераскрытые тайны.
— Счастливо оставаться, месье и мадам, — говорю я ни враждебным, ни дружеским тоном. И поднимаю паруса.
Глава 4
На полчаса я забыл про воскресенье и его давящую меланхолию…
(Согласитесь, что я изъясняюсь, как академик.., да еще талантливый!) Но, открыв дверь дома, я встречаюсь с этим серым, типично парижским воскресеньем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16