Сильно выпившие, они могли без напряжения пролонгировать эти игры,
что и делали, варьируя механику, ритм и методы.
Она была сверху, когда снизу грянул телефонный звонок. Аппарат стоял
на полу. Не прекращая работы, Алуся ловко дотянулась до трубки
(оказывается, и в быту биомеханика Адама Горского может приносить пользу),
поднесла ее к уху, и в микрофон страстно, с придыханием и по-ночному
хрипло произнесла:
- Да... - послушала недолго, по-прежнему не прерывая процесс, и в
ритме процесса, иногда, правда, синкопируя, выдыхала темпераментно и
односложно: - Конечно. Да. Никуда. Здесь. Роль в кино. Да. Да! Да!
Да-да-да-да!
Бросила трубку, и регтайм был заменен молодым, жестким, приближавшим
к финишу рок-н-роллом.
Потом отдыхали. Вспомнив, Виктор спросил:
- Это кто звонил-то?
- Ванечка Курдюмов. Соскучился, - свободно сообщила она.
- Ну, и как он? - приходя в себя, поинтересовался Кузьминский.
Ответить Алусе не пришлось: опять загремел звонок, на этот раз
беспрерывный - дверной.
- Кто это? - испуганно удивилась Алуся.
- Тебе лучше знать, - справедливо заметил Кузьминский и посмотрел на
единственное с себя не снятое - наручные часы. Было два часа ночи. Звонок
звенел.
- Я боюсь, - призналась Алуся и от страха влезла в халатик.
- Если я пойду, посмотрю, спрошу - это ничего? - спросил Виктор,
натягивая штаны.
- Ничего, ничего! - быстро и согласно закивала Алуся. Кузьминский
влез в рубашку, переложил семизарядный подарок Александра Петровича
Воробьева, с которым в последнее время не расставался, из кармана пиджака
в карман брюк и, стараясь не шлепать босыми ногами, подошел к входной
двери. Звонок уже молчал, но за дверью дышали.
- Что надо? - по возможности грозно спросил Виктор.
- Эдик, а, Эдик?! - не то позвал, не то - ошибся ли - поинтересовался
голос, перемешанный с жидкой кашей. Виктор глянул в глазок. Вполне
приличный алкоголик мягко покачивался из стороны в сторону.
- Нету здесь никакого Эдика! - уже бодро вскричал Виктор.
- А где же он?
Тут уже не выдержала окрепшая духом Алуся:
- Шатаются тут всякие! И моду еще взяли чуть ли не каждый день!
Понимаешь, Витюша, обложили меня эти сволочи! И откуда берутся? А ну,
мотай отсюда, пьянь подзаборная!
Грустный, со скорбно вскинутыми бровями, почти Пьерро, алкоголик
(Виктор следил за ним через глазок) дважды медленно поднял руки и дважды
медленно опустил их. Надо понимать, хотел летать. Полетав, вздохнул и
спросил музыкальным голосом певца Сергея Пенкина:
- А когда же будет Эдик?
- Через неделю! - рявкнул Виктор, а Алуся, посмеявшись, поправила:
- Через десять дней!
- Я зайду тогда - пообещал алкоголик и нажал на кнопку вызова лифта.
Лифт подошел, алкоголик уехал, Виктор оторвался от глазка, Алуся
прижалась к Виктору. После ненужной суеты обоим стало тепло и хорошо, и
они быстро возвратились в комнату. Во время снимания штанов тяжелый
"магнум" вывалился из кармана и упал на пол с трескучим стуком.
- А он не выстрелит? - с опаской спросила Алуся.
- Он - нет, - сказал Виктор, давая ясно понять, что выстрелит нечто
другое.
...Где-то часа через полтора, выпивая на кухне с устатку, Кузьминский
вспомнил о деле и, прикинувшись ревнивцем, спросил:
- Чего Ваньке Курдюмову от тебя надо?
- Тоже, что и тебе, - хихикнув, ответила Алуся, но увидев как сурово
насупил брови Кузьминский, поправилась, отвлекая и завлекая: - Да шучу я,
супермужичок ты мой! Прощался Курдюмов со мной, надолго прощался. Улетает
в эту ночь. Улетел, наверное.

19
Кривую, трехствольную коренастую сосну эту, аккуратно с трех сторон
прикрытую многолистными березами, он выбрал еще вчера утром. Ближе к ночи,
легко взобравшись на нее, проверил сектор наблюдения - вполне достаточный,
подготовил для себя, а, значит, с любовью, гнездышко для недолгого сидения
и, спустившись, осмотрел его снизу. Не видать.
Сегодня от отдыхал у сосны с 16 часов. Лежал на пожелтевшей осенней
травке от сегодняшнего беспрерывного солнца. Но земля уже была холодна:
спасали только брезентовая, утепленная для подобного дела, куртка и штаны.
Низкое теплое солнце разморило слегка, и он, прикрыв лицо каскеткой,
позволил себе вздремнуть часок. Проснувшись, энергично и жестко размялся,
легко перекусил: несколько бутербродов и крепчайший сладкий чай из термоса
- в последний раз пе ред делом. В 19.30 - уже смеркалось - он забрался в
свое гнездышко. Делал он все это таясь и в стремительной скрытности. Хотя
работодатели гарантировали непоявление здесь охраны, но береженого бог
бережет.
Эта дача, как, впрочем, и многие в этом заповеднике, пустовала уже
месяц. Ничего себе дачка. Не для самых главных, конечно, но участок в
полтора гектара, лесок, ухоженный сад, теннисный корт, флигель и сам дом в
два этажа, весело и без халтуры построенный. Им бы жить да жить здесь
припеваючи, а вон как судьба повернулась.
Стемнело прилично. Он неспешно раскрыл свой кейс и стал собирать
винтовку. Прикрепил оптический прицел ночного видения к стволу, выдвинул и
расправил складной приклад и, наконец, с отвращением навинтил глушитель.
Он любил ювелирную работу, с точностью до миллиметра, а тут допуск в
разбросе, нет стабильности в пристреленности. Но, в общем, на таком
расстоянии не имеет значения.
Полный гражданин в сером костюме появился на участке в 21.20. Он
вышел из основного дома, в трех окнах которого уже минут пятнадцать горел
свет. Гражданин, спустившись с крыльца, постоял недолго, отвыкая от
электрического света, и, согнувшись, на цыпочках, как в плохих детективных
фильмах, двинулся к флигелю. У флигеля покопался в ящике для садового
инвентаря, выбрал штыковую лопату и, продолжая таиться, направился к саду.
Зря, дурачок, прятался, кто его мог увидеть в такой темноте, кроме того,
кто смотрел в оптический прицел ночного видения.
Гражданин уверенно выбрал дерево, которое, видимо, нуждалось в
заботливом хозяйском уходе, и, опять, воровато оглядевшись, вонзил лопату
в любовно обработанную садовником у самых корней яблони землю. Копал он
неумело, но лихорадочно торопясь. Стрелок на дереве досадливо поморщился:
глаза бы не глядели на эдакое. Не любил он плохой, непрофессиональной
работы.
Сильно раскорячившись, гражданин глубоко нагнулся, не жалея рукавов
серого дорого костюма, вытащил из ямы ящик и поставил его на незатронутую
его собственной деятельностью, как землекопа, часть лужайки перед садом.
Ящик самый обыкновенный, фанерный. В таких с юга добрые дальние
родственники в Москву яблоки и груши присылают. Гражданин варварски
жестоко - лопатой - вскрыл ящик и извлек из него большой портфель с
упитанными боками. Открывать портфель не стал, замок проверил и все.
Оставил портфель в покое на лужайке, а ящик бросил в яму. Поплевал
зачем-то на ладони, взялся за лопату и кое-как забросал яму и ящик землей.
Стрелок опять поморщился: и эта работа была исполнена отвратительно.
Гражданин в сером костюме легко выпрямился, освобожденно вздохнул и,
взяв портфель за ручку, поднял его.
Все. Теперь его работа. Не трусливая истерическая халтура, не бабья
жажда мести и крови, не садистическое удовольствие убивать - работа.
Точная, просчитанная до каждой мелочи, настоящая профессиональная его
работа, которой он гордился.
Стрелок дождался, когда гражданин в сером костюме повернулся к нему
затылком и нежно, со сладострастной осторожностью притянул поближе к себе
спускной крючок.
Два звука во тьме: один - вроде коврик вытряхнули, другой - бревнышко
упало на траву. Два очень тихих звука во тьме.
Гражданин в сером лежал на траве, не выпуская из правой руки ручку
портфеля. Что редкость. Обычно пальцы расслабляются и вещь, которую они
сжимали, отлетает чуть в сторону. Стрелок продолжал смотреть в прицел
ночного видения.
К лежащему гражданину подошли двое в черных кожаных куртках, в черных
широких модных брюках, в черных штиблетах. Один стоял и, лениво
поворачивая голову, через непонятные очки осматривал окрестности, а другой
склонился - нет, не над гражданином - над портфелем. Повозился немного,
открыл, заглянул, вытащил какую-то бумагу, пробежал глазами,
удовлетворенно покивал, вернул ее на место, закрыл портфель, поднялся и
коротко, приблатненно свистнул.
В доме погасли единственно светившиеся три окна, и вскорости к двум
подошел третий, точно такой же, неся нечто на плече.
Шакалы, шакалы сбежались на мертвечину! А если шакалов негромко, всех
троих, и с портфелем подальше? Но что в портфеле? А если шакалов не трое,
а больше? И все-таки, хотя он формально не числился в их конторе, но
регулярно работает на них. Да и аванс получен, неплохой аванс, а завтра
полный расчет и, судя по договоренности, царский расчет. Нет, никогда не
следует на ходу менять профессию. Трое в черном положили гражданина в
сером на комуфлированное полотенце, ловко закатали его, превратив в
сардельку, и подхватив два конца, поволокли по траве к воротам, на выход.
Там, метрах в двухстах от его сосны уже заработал автомобильный
мотор. Мортусы эти действовали четко, как на правительственных похоронах.
Больше уже ничего не будет. Стрелок отделил оптический прицел от
ствола, сложил приклад, отвинтил глушитель, проверил патронник и все по
порядку уложил в специальный кейс.
До места, где он оставил свой "жигуленок" было километра полтора. Он
прошел их минут за пятнадцать - торопился. Уселся за руль, включил
зажигание. До головокружения хотелось пива, много пива, хорошего пива,
заграничного пива "Туборг", чтобы как можно скорее заполнить пустоту,
образовавшуюся в нем.
И он помчался в Москву.

20
- В общем, я думаю, они вскорости меня убьют, - завершил
оптимистической концовкой свой рассказ постоянно теперь задумчивый Сырцов.
Смирнов на погребальную эту оду не отреагировал никак. Выплюнул
горьковатый по осени черенок липового листика, который во время
Сырцовского рассказа жевал, спросил без особого интереса:
- Все?
- Вроде все, - также вяло подтвердил Сырцов.
Сюда, на скамейку посреди аллеи Девичьего поля, они попали стараниями
Сырцова, который, припарковав еще пользуемую им "семерку" у клуба
"Каучук", уверенно вывел Смирнова в этот во все стороны отлично
просматривающийся прострел среди редких деревьев. Очень хотелось Сырцову
поговорить в принципе, а в частности - попугать старшего товарища,
попугать себя, попугаться вместе. Все уже проделал, а бессердечный товарищ
не пугался за него, не пугался за себя, вообще не пугался. Не хотел.
- Профессионально рассказал, как под протокол, - одобрил
повествование Смирнов. - И финал, как вариант, вполне возможен. Только,
что ты хочешь от меня, Жора?
- Ничего. Просто выговориться хотелось. - Сырцов высоким каблуком
вертел в твердой земле темный кружок. - И вдруг так оказалось, что кроме
как вам, рассказать-то все про это и некому.
- Одна из твоих возможностей спастись: круговая оборона. - Смирнов к
темному кружку камышовой своей тростью пририсовал сопло, из которого
винтом (тоже изобразил) как бы шел пороховой дым. Создал, значит, готовую
взорваться старинную гранату. - Но для круговой обороны необходимы
эффективные средства защиты. Кое-что у тебя есть. Давай считать. Первое и
самое важное:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47