Он уже знал, что здесь приветят любого странника, защитят любого изгоя, подружатся с любой тварью, лишь бы у нее было чистое сердце и добрые намерения.
Вступая в бой с войсками Тиронги, он по-прежнему ощущал себя пацифистом и испытывал некоторую неловкость, наблюдая, как мутузит несчастных рыцарей Галармона не на шутку разошедшийся Такангор. Узрев воочию всю противоестественность и мерзость алчного и хищного потустороннего королевства, Зелг внезапно испытал странное чувство, неведомое доселе.
Неистовый Мадарьяга был бы лучшим консультантом в этом вопросе, кабы герцог обратился к нему за истолкованием своих мыслей.
«Это ярость, священная ярость законного владыки, любимого своими подданными и пекущегося о благе своей земли. Это могущественнейшее оружие того, кто верен своему долгу, – ненависть к поработителям, ненависть, что рождается из любви» – вот что ответил бы ему князь Великого Жаниваша, не сумевший уберечь свой народ от коварного врага.
Но Зелг ни с кем не говорил о себе. Даже если бы хотел, то не смог бы. Слово снова взял милорд Топотан, и попробовали бы ему не дать этого слова.
– Я не понимаю, чья это вотчина, мессир? Ваша? Так какого лешего вы терпите это безобразие вот уже столько времени, что можно два бродибутера съесть? А? Да стукните вы кулаком как следует и призовите этот Бэхитехвальд к порядку!
– Во что же стукотить мессиру Зелгу? – уточнил Карлюза. – Не во что!
– Да какие вопросы. Мигом барабан доставлю.
Тут взгляд Такангора упал на топтавшегося рядом рыцаря из полка «Великая Тякюсения», с шикарным орнаментом, вившимся по всему надраенному до блеска черепу. Склонный к импровизациям генерал подманил к себе скелет и, ткнув в него указующим перстом, предложил:
– Вот по нему и стукните! Наши ребятки крепкие, не то выдерживали.
И скелет ощерился приветливой улыбкой.
– А что, – сказал Зелг, – и стукну! Я здесь владетельный герцог или тоскливая мандолина?
– Так точно, ваше высочество! – браво отрапортовал Альгерс.
И, отбиваясь от законной супруги, которая дергала его сзади за локоть, забормотал примирительно:
– Чего ты, ты чего? Я же в патриотическом смысле. Вдохновение, понимаешь, увлекло.
* * *
Из тумана, приближаясь с каждым мгновением, доносился голос, кричавший на все поле боя:
Куда идет король,
Нетрудно догадаться,
Обиженный, как тролль,
Король идет сдаваться.
Ать-два, ать-два,
Разболелась голова.
Не стреляйте в короля,
Нету рифмы – ля-ля-ля…
Голос на секунду замолк, а затем завопил с удвоенной силой:
Налью себе стакан,
Чтоб храбрым показаться.
Король бредет в туман
Сдаваться и брататься.
Тра-ля-ля, тра-ля-ля,
Не стреляйте в короля!
Если не можешь одолеть противника, объединись с ним.
– Что это было? Мороки? – недоуменно спросил Зелг.
– Удивительно немузыкальное исполнение, – поведала мадам Мумеза, выныривая из тумана. – Слушайте, вы заметили, что здесь творится полный бардак? Кто будет за него отвечать?
– Э-э, – промямлил Зелг, – вы только… э-ээ… вы… обстоятельства… э-ээ… потому что… но смею вас заверить, что в ближайшем буду… э-ээ…
– Мадам капрал, – пробасил Такангор, – все под контролем. Инспектируйте ваш участок фронта, провокации игнорируйте, но в случае явной агрессии отвечайте агрессией же, со всей силой народного гнева. И берегите себя.
– Вот это толковый разговор, – расцвела мадам. – Господин генерал, вы таки умница.
И она снова скрылась в тумане.
– А исполнение действительно немузыкальное, – вздохнул Альгерс.
– Но-но! Попрошу без издевательств. Исполняю в меру отпущенного мне дарования. Пою, чтобы поддержать себя в трудную минуту и оповестить о своем приближении. А то ваши умертвия небось сначала прибьют, а потом пароль спросят. Впрочем, я и пароля не знаю.
И из тумана вынырнуло обиженное лицо. Лицо принадлежало королю Юлейну, который шел под белым флагом, сооруженным, как вы помните, из платка дворецкого и небольшой палочки.
– Кто из вас мой кузен Зелг? – вопросил Юлейн довольно приветливо. Затем покачал головой, будто сам себя укоряя. – Риторический вопрос. Конечно, вы, сударь.
– Здравствуйте, ваше величество, – не стал отнекиваться Зелг.
– А вы тот самый минотавр, который выиграл последнюю паялпу?
– Не буду отрицать, – сказал Такангор.
– Вы меня разорили, сударь мой, – посетовал король. – Губерхер твердо обещал мне выигрыш виантийца.
– Люди вообще наивны и доверчивы, – поведал Такангор. – Губерхеры к тому же пребывают в плену заблуждений. Я знаю, мне Архаблог и Отентал рассказали под большим секретом.
– С ума сошли! – возопил доктор Дотт. – Бэхитехвальд наступает, а они про паялпу! Ненормальные! Я вам капли выпишу, ваше величество, – сказал он совершенно другим голосом, подлетая к Юлейну.
– Помогают? – уточнил король, соображая, что ему требуется экстренная помощь, чтобы не видеть вот так, с бухты-барахты, кожаные говорящие халаты угрожающе-черного цвета. Нужно будет уточнить у Сапулсы, к чему это.
– Не то чтобы помогают, но само сознание того, что вы делаете все возможное для восстановления своего душевного здоровья, дает иногда потрясающие результаты.
– Какое может быть душевное здоровье, когда я сдаваться пришел? – вопросил монарх, помахивая палочкой с белым платком.
– Разумное решение, ваше величество, – заметил Зелг.
– Зовите меня Юлейном. Как-никак родственники. Послушайте, у меня к вам несколько серьезных вопросов: во-первых, вы знаете, что делать со всей этой гадостью? – И король широко повел рукой по полю, которое все сильнее застилал грязный туман. – Развели тут пуцки-муцки, понимаешь, и никто ничего не хочет объяснять.
– Это долгая история, ваше… Юлейн. Но одно скажу сразу и твердо – я тут ни при чем.
– Я так и думал. Второй вопрос: ты можешь с этим сладить?
– Должен.
– Я рассчитывал на более жизнеутверждающий ответ. Но ничего. Тоже хлеб, если разобраться. Третий вопрос: мне нужно отрекаться, если ты возьмешься делать эту работу? Ты не подумай, я готов. Неприятно, конечно, но и свои выгоды тоже есть. Кукамуна со мной точно разведется, а мне большего и не надо. Определишь мне пенсию и домик с садиком. Лучше всего – в Чесучине. И пожизненный абонемент на Кровавую паялпу. Ну что, по рукам?
– Да ну тебя с твоим престолом вместе! – разозлился Зелг. – Тут с Кассарией не знаешь, что делать, а ты мне всю Тиронгу спихиваешь. Не по-королевски это, ваше величество.
– Да ладно, ладно. Это я так, наобум, импровизация. Я полностью разделяю твое мнение, но попробовать все-таки стоило, а вдруг ты хочешь быть королем? Ну что, давай по-быстрому. Значит, я капитулирую, признаю свое полное и окончательное поражение… Нет, ты видел этих троглодитов – моих сановников? Втравили меня в какую-то авантюру, а сами умыли руки, как этот… как его… я его по истории проходил…
– Герой?
– Ага, размечтался! Подлец! Ну, Тотис с ним. Короче, сидят, как мышь под метлой. Я вот, пока шел, подумал: а чего они вообще при дворе делают? Никакой практической пользы, только нотации читают.
Часть любой административной машины не служит решительно ничему. Это красота в чистом виде.
Жорж Элгози
Ладно, не до них. Я сдаюсь, и давай-ка, брат, брататься, потому что вот эти…
– Пуцки-муцки, – подсказал Зелг.
– …как-то нехорошо выглядят. Нужно принимать решительные меры.
– Ваше величество, – позвал короля черный кожаный халат.
И король чуть было снова не подпрыгнул от неожиданности. Но все же монарха Тиронги вышколили на «отлично», он расплылся в милостивой улыбке, а «чуть» вообще не считается.
– Да, сударь.
– Я хочу уточнить, отчего пришли сдаваться вы, а не генерал Галармон или граф да Унара. Или кто там еще?
– Сам диву даюсь, – честно признался Юлейн, мирясь с существованием халата. – Граф куда-то запропастился. Бурмасингер по-отечески удерживает ополчение и стражников от паники и суицида. Маркиз Гизонга впал в ступор: ваши люди захватили армейскую казну. Он из-за рупезы удавится, а тут такая прорва денег пропала. – И добавил ревниво: – Мне на паялпу и гроша не дал, а у самого, оказывается, вон сколько было. А генерал…
– Ваше величество! Ай, отцепись, тень! Ваше!.. Ай-ай! Спасайте! Караул! Ваше величество!
– А это мой верный дворецкий Гегава, – безмятежно пояснил король. – Чем-то, вероятно, взволнован.
– Будешь взволнованным, когда тебя пытаются поглотить, а твой монарх убрел во тьму и туманы тоскливых полей, – позволил себе недопустимую прежде фразу запыхавшийся дворецкий.
– Куда убрел? – заинтересовался Юлейн.
– Во тьму и туманы тоскливых полей, ваше величество. Поэма Сюказима Сладкоголосого «Дым и слава». Станца шестнадцатая.
– То-то я думаю, знакомые слова.
– Ваше величество, нужно куда-то бежать, спасаться или категорически и в корне менять сложившееся положение. Генерала Галармона пытается сожрать какая-то призрачная тварь. – И, обернувшись к Зелгу, укоризненно добавил: – Стыдно, господин Череп, так поступать. Выиграли битву, и давайте как-то дипломатически все решать. А вы тут всякой монструозности напустили.
– Это не мое, – слабо оправдывался Зелг, пытаясь сообразить, за что его обозвали черепом. – Уверяю вас, что я не имею к этому никакого…
Наконец его осенило, и он поднял забрало на своем двурогом шлеме.
– Какая прелесть, – восхитился король. – А я думал, это твоя природная морда. То есть лицо, конечно, лицо, я хотел употребить именно слово «лицо»… Стильная штучка. Я бы тоже такой носил.
– Вашему величеству, – строго заметил дворецкий, готовый отдать жизнь за свои принципы и дворцовый этикет, – этот кошмар носить недопустимо.
– Вот! – воскликнул Юлейн. – И так всегда! Развестись недопустимо, череп носить недопустимо. Угнетают на каждом шагу и при этом называют это безобразие абсолютной королевской властью. Хорошо устроились! Бежим уже, а то я еще и без генерала останусь. А он хороший.
– Не допущу! – взревел Такангор. – Действительно, хороший генерал, я бы с ним еще повоевал! Вперед, все за мной.
– Я бы посоветовал вашему величеству оповещать войска о своем приближении, а то они возомнят, что это новая атака, – вкрадчиво сказал халат.
– Брысль! – завопил Карлюза, понукая ослика двигаться, и в движение пришло всё и все: армия Кассарии, Зелг, Думгар, остальная свита, король Юлейн и даже авантажный дворецкий.
Что дало Карлюзе возможность впоследствии написать, что заклятие «брысль» действует также на королей и их строгих попечителей, запрещающих королям носить стильные штучки, по каковой причине его стоит предлагать потомкам за крупное прижизненное вознаграждение.
* * *
– Какая вы прелесть, граф, просто невозможно на вас сердиться, – сказал Генсен, с любопытством разглядывая прореху в плаще.
В его груди по самую рукоять, украшенную каббалистическими письменами, торчал кинжал, который вонзил да Унара несколько мгновений тому.
Когда вельможа пронзил клинком короля Бэхитехвальда, он явственно услышал треск рвущейся ткани, ощутил сопротивление странного вещества, но отнюдь не живой плоти и не заметил никакой очевидной реакции врага человеческого. Кроме последующего любопытства.
– А я все жду, когда вы наброситесь на меня, как героические братья-маньяки Пазизолисы на тирана Виндовласа. Неужели, думаю, он обманет мои ожидания? Нет, не обманули. Точно все рассчитали, браво, аплодисменты. Только вот жечь меня не стоило. Испортили хороший плащ. Ему не более девяти веков, его еще носить и носить.
Генсен махнул рукой, и его одежда приняла прежний вид. Заодно и кинжал растаял, как сосулька под лучами майского солнца.
Граф упорно молчал.
– А вы, оказывается, порядочный и честный человек, друг мой. Нет, я знал, что именно такой, но до какой степени. Что за буря чувств, что за благородные порывы. Нет-нет, я вовсе не копаюсь в ваших мыслях и чувствах без разрешения, просто они настолько яркие и сильные, что заполонили все вокруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Вступая в бой с войсками Тиронги, он по-прежнему ощущал себя пацифистом и испытывал некоторую неловкость, наблюдая, как мутузит несчастных рыцарей Галармона не на шутку разошедшийся Такангор. Узрев воочию всю противоестественность и мерзость алчного и хищного потустороннего королевства, Зелг внезапно испытал странное чувство, неведомое доселе.
Неистовый Мадарьяга был бы лучшим консультантом в этом вопросе, кабы герцог обратился к нему за истолкованием своих мыслей.
«Это ярость, священная ярость законного владыки, любимого своими подданными и пекущегося о благе своей земли. Это могущественнейшее оружие того, кто верен своему долгу, – ненависть к поработителям, ненависть, что рождается из любви» – вот что ответил бы ему князь Великого Жаниваша, не сумевший уберечь свой народ от коварного врага.
Но Зелг ни с кем не говорил о себе. Даже если бы хотел, то не смог бы. Слово снова взял милорд Топотан, и попробовали бы ему не дать этого слова.
– Я не понимаю, чья это вотчина, мессир? Ваша? Так какого лешего вы терпите это безобразие вот уже столько времени, что можно два бродибутера съесть? А? Да стукните вы кулаком как следует и призовите этот Бэхитехвальд к порядку!
– Во что же стукотить мессиру Зелгу? – уточнил Карлюза. – Не во что!
– Да какие вопросы. Мигом барабан доставлю.
Тут взгляд Такангора упал на топтавшегося рядом рыцаря из полка «Великая Тякюсения», с шикарным орнаментом, вившимся по всему надраенному до блеска черепу. Склонный к импровизациям генерал подманил к себе скелет и, ткнув в него указующим перстом, предложил:
– Вот по нему и стукните! Наши ребятки крепкие, не то выдерживали.
И скелет ощерился приветливой улыбкой.
– А что, – сказал Зелг, – и стукну! Я здесь владетельный герцог или тоскливая мандолина?
– Так точно, ваше высочество! – браво отрапортовал Альгерс.
И, отбиваясь от законной супруги, которая дергала его сзади за локоть, забормотал примирительно:
– Чего ты, ты чего? Я же в патриотическом смысле. Вдохновение, понимаешь, увлекло.
* * *
Из тумана, приближаясь с каждым мгновением, доносился голос, кричавший на все поле боя:
Куда идет король,
Нетрудно догадаться,
Обиженный, как тролль,
Король идет сдаваться.
Ать-два, ать-два,
Разболелась голова.
Не стреляйте в короля,
Нету рифмы – ля-ля-ля…
Голос на секунду замолк, а затем завопил с удвоенной силой:
Налью себе стакан,
Чтоб храбрым показаться.
Король бредет в туман
Сдаваться и брататься.
Тра-ля-ля, тра-ля-ля,
Не стреляйте в короля!
Если не можешь одолеть противника, объединись с ним.
– Что это было? Мороки? – недоуменно спросил Зелг.
– Удивительно немузыкальное исполнение, – поведала мадам Мумеза, выныривая из тумана. – Слушайте, вы заметили, что здесь творится полный бардак? Кто будет за него отвечать?
– Э-э, – промямлил Зелг, – вы только… э-ээ… вы… обстоятельства… э-ээ… потому что… но смею вас заверить, что в ближайшем буду… э-ээ…
– Мадам капрал, – пробасил Такангор, – все под контролем. Инспектируйте ваш участок фронта, провокации игнорируйте, но в случае явной агрессии отвечайте агрессией же, со всей силой народного гнева. И берегите себя.
– Вот это толковый разговор, – расцвела мадам. – Господин генерал, вы таки умница.
И она снова скрылась в тумане.
– А исполнение действительно немузыкальное, – вздохнул Альгерс.
– Но-но! Попрошу без издевательств. Исполняю в меру отпущенного мне дарования. Пою, чтобы поддержать себя в трудную минуту и оповестить о своем приближении. А то ваши умертвия небось сначала прибьют, а потом пароль спросят. Впрочем, я и пароля не знаю.
И из тумана вынырнуло обиженное лицо. Лицо принадлежало королю Юлейну, который шел под белым флагом, сооруженным, как вы помните, из платка дворецкого и небольшой палочки.
– Кто из вас мой кузен Зелг? – вопросил Юлейн довольно приветливо. Затем покачал головой, будто сам себя укоряя. – Риторический вопрос. Конечно, вы, сударь.
– Здравствуйте, ваше величество, – не стал отнекиваться Зелг.
– А вы тот самый минотавр, который выиграл последнюю паялпу?
– Не буду отрицать, – сказал Такангор.
– Вы меня разорили, сударь мой, – посетовал король. – Губерхер твердо обещал мне выигрыш виантийца.
– Люди вообще наивны и доверчивы, – поведал Такангор. – Губерхеры к тому же пребывают в плену заблуждений. Я знаю, мне Архаблог и Отентал рассказали под большим секретом.
– С ума сошли! – возопил доктор Дотт. – Бэхитехвальд наступает, а они про паялпу! Ненормальные! Я вам капли выпишу, ваше величество, – сказал он совершенно другим голосом, подлетая к Юлейну.
– Помогают? – уточнил король, соображая, что ему требуется экстренная помощь, чтобы не видеть вот так, с бухты-барахты, кожаные говорящие халаты угрожающе-черного цвета. Нужно будет уточнить у Сапулсы, к чему это.
– Не то чтобы помогают, но само сознание того, что вы делаете все возможное для восстановления своего душевного здоровья, дает иногда потрясающие результаты.
– Какое может быть душевное здоровье, когда я сдаваться пришел? – вопросил монарх, помахивая палочкой с белым платком.
– Разумное решение, ваше величество, – заметил Зелг.
– Зовите меня Юлейном. Как-никак родственники. Послушайте, у меня к вам несколько серьезных вопросов: во-первых, вы знаете, что делать со всей этой гадостью? – И король широко повел рукой по полю, которое все сильнее застилал грязный туман. – Развели тут пуцки-муцки, понимаешь, и никто ничего не хочет объяснять.
– Это долгая история, ваше… Юлейн. Но одно скажу сразу и твердо – я тут ни при чем.
– Я так и думал. Второй вопрос: ты можешь с этим сладить?
– Должен.
– Я рассчитывал на более жизнеутверждающий ответ. Но ничего. Тоже хлеб, если разобраться. Третий вопрос: мне нужно отрекаться, если ты возьмешься делать эту работу? Ты не подумай, я готов. Неприятно, конечно, но и свои выгоды тоже есть. Кукамуна со мной точно разведется, а мне большего и не надо. Определишь мне пенсию и домик с садиком. Лучше всего – в Чесучине. И пожизненный абонемент на Кровавую паялпу. Ну что, по рукам?
– Да ну тебя с твоим престолом вместе! – разозлился Зелг. – Тут с Кассарией не знаешь, что делать, а ты мне всю Тиронгу спихиваешь. Не по-королевски это, ваше величество.
– Да ладно, ладно. Это я так, наобум, импровизация. Я полностью разделяю твое мнение, но попробовать все-таки стоило, а вдруг ты хочешь быть королем? Ну что, давай по-быстрому. Значит, я капитулирую, признаю свое полное и окончательное поражение… Нет, ты видел этих троглодитов – моих сановников? Втравили меня в какую-то авантюру, а сами умыли руки, как этот… как его… я его по истории проходил…
– Герой?
– Ага, размечтался! Подлец! Ну, Тотис с ним. Короче, сидят, как мышь под метлой. Я вот, пока шел, подумал: а чего они вообще при дворе делают? Никакой практической пользы, только нотации читают.
Часть любой административной машины не служит решительно ничему. Это красота в чистом виде.
Жорж Элгози
Ладно, не до них. Я сдаюсь, и давай-ка, брат, брататься, потому что вот эти…
– Пуцки-муцки, – подсказал Зелг.
– …как-то нехорошо выглядят. Нужно принимать решительные меры.
– Ваше величество, – позвал короля черный кожаный халат.
И король чуть было снова не подпрыгнул от неожиданности. Но все же монарха Тиронги вышколили на «отлично», он расплылся в милостивой улыбке, а «чуть» вообще не считается.
– Да, сударь.
– Я хочу уточнить, отчего пришли сдаваться вы, а не генерал Галармон или граф да Унара. Или кто там еще?
– Сам диву даюсь, – честно признался Юлейн, мирясь с существованием халата. – Граф куда-то запропастился. Бурмасингер по-отечески удерживает ополчение и стражников от паники и суицида. Маркиз Гизонга впал в ступор: ваши люди захватили армейскую казну. Он из-за рупезы удавится, а тут такая прорва денег пропала. – И добавил ревниво: – Мне на паялпу и гроша не дал, а у самого, оказывается, вон сколько было. А генерал…
– Ваше величество! Ай, отцепись, тень! Ваше!.. Ай-ай! Спасайте! Караул! Ваше величество!
– А это мой верный дворецкий Гегава, – безмятежно пояснил король. – Чем-то, вероятно, взволнован.
– Будешь взволнованным, когда тебя пытаются поглотить, а твой монарх убрел во тьму и туманы тоскливых полей, – позволил себе недопустимую прежде фразу запыхавшийся дворецкий.
– Куда убрел? – заинтересовался Юлейн.
– Во тьму и туманы тоскливых полей, ваше величество. Поэма Сюказима Сладкоголосого «Дым и слава». Станца шестнадцатая.
– То-то я думаю, знакомые слова.
– Ваше величество, нужно куда-то бежать, спасаться или категорически и в корне менять сложившееся положение. Генерала Галармона пытается сожрать какая-то призрачная тварь. – И, обернувшись к Зелгу, укоризненно добавил: – Стыдно, господин Череп, так поступать. Выиграли битву, и давайте как-то дипломатически все решать. А вы тут всякой монструозности напустили.
– Это не мое, – слабо оправдывался Зелг, пытаясь сообразить, за что его обозвали черепом. – Уверяю вас, что я не имею к этому никакого…
Наконец его осенило, и он поднял забрало на своем двурогом шлеме.
– Какая прелесть, – восхитился король. – А я думал, это твоя природная морда. То есть лицо, конечно, лицо, я хотел употребить именно слово «лицо»… Стильная штучка. Я бы тоже такой носил.
– Вашему величеству, – строго заметил дворецкий, готовый отдать жизнь за свои принципы и дворцовый этикет, – этот кошмар носить недопустимо.
– Вот! – воскликнул Юлейн. – И так всегда! Развестись недопустимо, череп носить недопустимо. Угнетают на каждом шагу и при этом называют это безобразие абсолютной королевской властью. Хорошо устроились! Бежим уже, а то я еще и без генерала останусь. А он хороший.
– Не допущу! – взревел Такангор. – Действительно, хороший генерал, я бы с ним еще повоевал! Вперед, все за мной.
– Я бы посоветовал вашему величеству оповещать войска о своем приближении, а то они возомнят, что это новая атака, – вкрадчиво сказал халат.
– Брысль! – завопил Карлюза, понукая ослика двигаться, и в движение пришло всё и все: армия Кассарии, Зелг, Думгар, остальная свита, король Юлейн и даже авантажный дворецкий.
Что дало Карлюзе возможность впоследствии написать, что заклятие «брысль» действует также на королей и их строгих попечителей, запрещающих королям носить стильные штучки, по каковой причине его стоит предлагать потомкам за крупное прижизненное вознаграждение.
* * *
– Какая вы прелесть, граф, просто невозможно на вас сердиться, – сказал Генсен, с любопытством разглядывая прореху в плаще.
В его груди по самую рукоять, украшенную каббалистическими письменами, торчал кинжал, который вонзил да Унара несколько мгновений тому.
Когда вельможа пронзил клинком короля Бэхитехвальда, он явственно услышал треск рвущейся ткани, ощутил сопротивление странного вещества, но отнюдь не живой плоти и не заметил никакой очевидной реакции врага человеческого. Кроме последующего любопытства.
– А я все жду, когда вы наброситесь на меня, как героические братья-маньяки Пазизолисы на тирана Виндовласа. Неужели, думаю, он обманет мои ожидания? Нет, не обманули. Точно все рассчитали, браво, аплодисменты. Только вот жечь меня не стоило. Испортили хороший плащ. Ему не более девяти веков, его еще носить и носить.
Генсен махнул рукой, и его одежда приняла прежний вид. Заодно и кинжал растаял, как сосулька под лучами майского солнца.
Граф упорно молчал.
– А вы, оказывается, порядочный и честный человек, друг мой. Нет, я знал, что именно такой, но до какой степени. Что за буря чувств, что за благородные порывы. Нет-нет, я вовсе не копаюсь в ваших мыслях и чувствах без разрешения, просто они настолько яркие и сильные, что заполонили все вокруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59